Трумпельдор

Глава 35 Еврейские ружья. Польская сабля

Евреи, высланные из Земли Израильской, оказались в Александрии. И направились кто куда. Некоторые — в Америку, другие (примерно 6 тысяч человек) поселились в лагерях беженцев, получая кое-какую помощь от египетских евреев. Русский консул требовал от английских властей (а в Египте тогда всем заправляли англичане), чтобы молодых, здоровых парней выслали в Россию для службы в русской армии (Англия и Россия были союзниками). Евреи этого не хотели. Они протестовали с помощью местных александрийских евреев. Вообще-то это была буря в стакане воды — Россия стала труднодоступной страной. Но это не до всех тогда дошло. Трумпельдор жил на съемной квартире — он получал свою пенсию в русском консульстве. Помогал, чем мог, товарищам. В это время в Александрии начался наверное самый серьезный роман в жизни Трумпельдора (а он, вообще-то, не был обделен женским вниманием). Ему было 35 лет, Фире Эстер Розофф — 22. Сохранились письма, которые он писал ей с турецкого фронта (см. дальше). В дальнейшем они обручились, но до свадьбы дело не дошло. Ни бурное время, ни взгляды Трумпельдора на этот вопрос, к семейной жизни не располагали. Но вернемся к делам военным. В Египте появился Жаботинский, корреспондент «Русских ведомостей». Очень-очень рекомендую прочесть его книгу «Слово о полку». Она легко доступна и легко читается.

Жаботинский разумно решил, что раз уж гнилая Турецкая империя влезла в войну, живой она из этого мирового пожара не выберется, чем и нужно воспользоваться. Но во время войны «есть голос только у ружей». И после войны, на мирной конференции будут вспоминать о них же, о ружьях. Так что надо обзавестись еврейскими ружьями. Эта мысль возникла, независимо от Жаботинского, и у Рутенберга.

Но подобные идеи рождались не только в еврейских головах. Помните Пилсудского? В предвоенные годы он обосновался на востоке Австро-Венгрии. Время от времени нелегально наведывался в Русскую Польшу. Он предвидел грядущую войну и твердо решил, что «на весы должна быть брошена польская сабля». Польские части, с разрешения австрийцев, формировались под видом стрелковых клубов. И в дальнейшем их называли «стрелки» или «стрельцы». (Несмотря на всю сложность польско-еврейских отношений, «польские патриоты Моисеева вероисповедания» там имелись. Как же без них!)

Именно эти отряды стрелков Пилсудского первыми ударили по русским в первый же день войны. (Роль их поначалу, однако, была скромной.) Вскоре судьбы евреев пересекутся с ними. А потом появятся и другие подобные национальные формирования разных народов в разных армиях. Это тоже была «маска времени».

Глава 36 Рассуждая по-солдатски

Жаботинский прибыл в Египет в конце 1914 года. Там вскоре познакомился с Трумпельдором и получил его поддержку. А с его помощью — и поддержку комитета помощи беженцам. Затем созвали собрание в одном из лагерей беженцев (3 марта 1915 года). Там и было внесено предложение о создании еврейского полка в рядах британской армии. Трумпельдор на следующий же день начал обучение добровольцев. Но скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Пока что еврейская делегация отправилась к британскому генералу. Трумпельдор был при параде, то есть при орденах. Генерал сразу догадался, что это награды за Порт-Артур. Но в сторону Земли Израиля наступать никто не думал — ее стратегического положения еще не оценили (позже оценят). И генерал предложил евреям создать транспортный отряд и отправить его на другой фронт, против турок. По тем временам транспортный отряд — это погонщики мулов. Всю ночь потом спорили члены делегации, думая: соглашаться или нет. Жаботинский был против — мечтал о настоящем боевом отряде, который будет отвоевывать израильскую землю. А Трумпельдор заявил, что пойдет в отряд. Вот что он сказал Жаботинскому:

— Рассуждая по-солдатски, я думаю, что вы преувеличиваете разницу. Окопы или транспорт — большого различия тут нет. И те, и другие — солдаты, и без тех, и без других нельзя обойтись, да и опасность часто одна и та же. А я думаю, что вы просто стыдитесь слова «мул». Это уже совсем ребячество.

— Но ведь это еще и не Палестинский фронт?

— И это не так существенно, если рассуждать по-солдатски. Чтобы освободить Палестину, надо разбить турок. А где их бить, с юга или с севера — это уже технический вопрос. Каждый фронт ведет к Сиону.

После чего Жаботинский уехал в Лондон. А формирование отряда началось.

Глава 37 О путях в Россию

Чтобы были понятны дальнейшие события, надо кое-что пояснить. До начала Первой мировой войны 60 % морского грузооборота России приходилось на черноморские порты (львиная доля на Одессу), 35 % на балтийские порты, оставшиеся 5 % — на Архангельск и Владивосток. Но вот началась война. Балтика сразу оказалась в зоне военных действий. А вскоре и Черное море было закрыто — вступила в войну Турция. И Россия оказалась отрезанной от своих союзников. Центр Европы — это Германия и Австро-Венгрия, то есть сухопутные пути были перерезаны, как и морские. А меж тем уже к началу 1915 года в России обозначился недостаток военного снаряжения (но кормили армию еще хорошо — еды в России пока хватало). Собственно говоря, можно было бы спросить: а почему в России возникла нехватка пушек, снарядов и даже винтовок? Мощность промышленности петроградского района превышала промышленную мощь парижского района. Но факт — не хватало оружия. С другой стороны, участие Англии в сухопутной войне пока еще было очень скромным. Вполне логично было бы послать в Россию, что нужно. Враг-то был общий, и Россия отвлекала на себя много германских войск. Но в наличии были только Архангельск и Владивосток. Владивосток был далеко. Случалось, с горя что-то слали и через Владивосток. Этот порт был труден климатически — замерзал, часто был окутан туманами, очень мешавшими судоходству. А то, что шло туда из Европы в объезд половины мира, потом еще надо было везти через всю Сибирь по железной дороге. При том, что путь с Дальнего Востока к центру страны оставлял желать лучшего — Транссибирскую магистраль закончили полностью только в конце 1916 года. (Она стала, наконец, двухколейной, и в Хабаровске был построен мост через Амур). Да и сейчас железнодорожная трасса Москва-Владивосток самая длинная в мире — 9300 км.

Архангельск находился ближе. Но это был маленький плохо оборудованный второразрядный порт, куда вела лишь маломощная колея железной дороги. Главное же, он был с точки зрения климата еще хуже Владивостока. В разгар зимы все останавливали льды Белого моря. Тогдашние ледоколы лишь немного могли продлить навигацию. Но выбора не было. Архангельск стал снова, как в допетровские времена, главным портом России.

Архангельск до Первой Мировой войны был сонным городком с населением в 40 тыс. человек. Это раза в два меньше, чем в тогдашнем Бердичеве. Хилый порт держался вывозом лесоматериалов. Маломощная железная дорога, ведшая туда, почти не использовалась и считалась убыточной (лес сплавляли по рекам). Ветка Архангельск-Вологда была и одноколейной, и узкоколейной. Тяжелые грузы, например большие пушки, по ней до начала 1916 года, когда дорогу улучшили, вообще нельзя было перевозить. И вот эта убогая транспортная система стала для России «дорогой жизни»! Конечно, ее принялись модернизировать, но это требовало времени. Так что в 1914-15 годах, даже летом, когда Белое море было судоходно, она действовала со скрипом. Часто случались заторы, и бывало, что грузы годами(!) ждали в наскоро сооруженных складах очереди на дальнейшую перевозку. А немцы увеличивали трудности тамошнего судоходства, минируя узкое горло Белого моря. Минирование началось летом 1915 года. Оно проводилось в основном с подводных лодок и было довольно результативным. Заложили срочно новый порт на незамерзающем Баренцевом море. Назвали его «Романов-на-Мурмане» и стали строить железную дорогу к нему. (Теперь это Мурманск.) Но дело это было долгое. Вступил новый путь в строй только на рубеже 1916–1917 годов. До этого надо было еще дожить. А пока что трудно было. Так что напрасно русский консул в Александрии требовал высылки молодых евреев в Россию. Туда и при желании было нелегко попасть. Но вопрос о снабжении России надо было как-то решать. И быстро.

Глава 38 Дарданеллы

Черчилль считал, что единственный реальный путь в Россию — пробиться через Дарданеллы и Босфор. Не приходилось рассчитывать на серьезную помощь от русских со стороны Черноморского флота. Правда, русские сковывали немало турецких сухопутных сил на Кавказском фронте — Первая мировая война стала одиннадцатой русско-турецкой. Но Черноморский флот России не успел закончить до войны свою модернизацию. Новейшие могучие корабли, заложенные на черноморских судостроительных заводах, далеко еще не были достроены. Это, впрочем, русских до войны не особенно пугало. Невелик противник — турецкий флот. Давно прошли его золотые дни. В описываемую эпоху он был мал и плох. Состоял из устаревших судов, купленных в разных странах. На кораблях этих вечно всё не ладилось. Отчасти из-за изношенности механизмов, но главным образом, из-за плохой выучки экипажей. Даже итальянцы, болгары(!) и греки били турок на море (в 1911–1912 годах в ходе конфликтов, разразившихся незадолго до Первой мировой войны). Словом, русские на заре XX века были уверены в своем превосходстве на Черном море, но два новейших и сильных немецких корабля сумели в начале войны войти в Дарданеллы. Это и подтолкнуло турок к вступлению в войну. Это же лишило русских перевеса на Черном море. Теперь силы временно уравнялись, и русский десант на Босфоре стал делом очень трудным. Эта ситуация вскоре обещала закончиться. К концу 1915 года должны были вступить в строй новые могучие русские корабли. Да и хорошей ремонтной базы не было в Стамбуле (и нигде в Турции). А у русских таковая, естественно, была. Словом, все козыри оставались у русских, кроме одного — времени.

Черчилль чувствовал, что главное — сроки. И как он оказался прав! Он был тогда первым лордом Адмиралтейства (морским министром). Морских сил на Средиземном море хватало. Англо-французские эскадры были велики, и перевес их не поколебало наличие в Стамбуле двух германских кораблей. А вот сухопутных войск оказалось маловато. Так что первую попытку прорваться предприняли силами одного флота (и морской пехоты). Программа была такова: прорваться через Дарданеллы, пройти в Мраморное море, взять Стамбул (где была вся та небольшая военная промышленность, что имелась в Турции). И, пройдя Босфор, встретиться с русскими в Черном море. Оптимистически настроенное британское командование надеялось разгромить Османскую империю за 2 недели! Выполнением этих амбициозных планов союзники занимались в те дни, когда сионисты были заняты созданием еврейского полка. Но гладко было на бумаге… Ничего не вышло. Турки, руководимые немцами, устояли. Англо-французский флот не смог прорваться через Дарданеллы и отступил с тяжелыми потерями.[26]

Не теряя времени, решили действовать путем высадки морских десантов. Весной 1915 года началась собственно операция «Галлиполи» — так называется небольшой полуостров, составляющий европейский берег Дарданелл (по-турецки «Гелиболу»). Стратегическое значение этого места было известно давно. Там со Средних веков вспыхивали бои христиан с турками. Туда-то и направили в составе огромных десантных сил еврейский отряд погонщиков мулов.

Глава 39 Еврейская военная часть

Теперь необходимо поговорить об этом отряде. 19 марта 1915 года созвали 650 молодых евреев, записавшихся в отряд. Британский генерал произнес торжественную речь, где заявил, что еврейский народ заключил союз с британским. Затем представил евреям их нового командира — подполковника Джона Генри Паттерсона. Тут нам повезло. Человек это был замечательный и в Британии известный. И не только там. В 1898 году он, будучи инженером, строил железнодорожный мост в Восточной Африке на реке Тцаво. Он был единственным европейцем, а под его началом находились сотни негров и индийцев. И все бы ничего, но местным львам понравились его рабочие. Львы регулярно нападали на людей. Тамошний народ был уверен, что это не просто хищники — это местные колдуны вызвали злых духов, чтобы сорвать затеи белых. Но Паттерсон оказался не робкого десятка и львов перестрелял. А потом обо всем об этом написал книгу, имевшую большой успех. (Ныне экранизирована. Фильм называется «Призрак и Тьма». А подлинные чучела людоедов выставлены в музее Маршалла Филда в Чикаго).

Позже Паттерсон подтвердил свою храбрость на полях сражений в Англо-бурской войне. Был он англо-ирландцем (отец — ирландец-протестант, а мать — католичка), и был он человеком очень верующим, Библию знал основательно. И мог лучше, чем многие евреи, рассказать о подвигах Гедеона, Маккавеев и прочих героев еврейской истории. Он пришел в восторг от того, что будет командовать их потомками. Он тоже выступил перед еврейским полком, указав, что любая работа важна для победы. И тут же начал обучение — время поджимало. Трумпельдор, получивший чин капитана, стал его заместителем. В отряде было 650 человек и 750 мулов. Он имел собственное знамя с магендавидом (шестиконечной звездой). Официальное название было: «Сионский корпус погонщиков мулов». Видимо, Паттерсон и Трумпельдор были единственными людьми в отряде, имевшими боевой опыт. Вообще-то Паттерсону потребовалось немало терпения с Трумпельдором. Тот был весьма своеволен и не любил подчиняться, считая себя опытнее в военном деле. Но, в конце концов, они подружились. Учиться довелось евреям всего две недели, что было совершенно недостаточно. А затем погрузили их на корабли и повезли на север. Учения продолжались и на кораблях. И вот прибыли они на греческий остров Лемнос (согласия греков на использование острова англичане не спрашивали: считалось, что остров взят в аренду). Там базировались десантные силы — более 80 тысяч человек (это только на первых порах). 24 апреля началась грандиозная десантная операция, безусловно, самая большая в ходе Первой мировой войны. Началась кровавая эпопея, которой долго не было видно конца. Турки дрались храбро — за спиной был Стамбул. Через нейтральные (пока что) Румынию и Болгарию немцы тайно (то есть за огромные взятки) пересылали им оружие и боеприпасы. Справедливости ради отмечу, что взятки там брали от всех — люди там были без предрассудков. Игнатьев — русский военный атташе в Париже — сообщает в мемуарах «Пятьдесят лет в строю», что из Франции, морем через Салоники, и далее через Болгарию и Румынию, он тайно слал оружие в Россию. Конечно, до вступления Болгарии в войну на стороне Германии.

Глава 40 Евреи в Галлиполи

Войскам Британской империи: англичанам, австралийцам, новозеландцам, индусам и гуркхам (непальским наемникам) удалось зацепиться на берегу Галлиполи. Французских войск было меньше, чем британских. В их числе было много чернокожих солдат из французских колоний в Африке — «сенегальских стрелков». Продвинулись все эти разноплеменные войска недалеко. Есть там гора (или небольшая горная гряда — трудно понять) Аги-Баба. Тогда это название обошло все газеты мира. От береговой линии до той возвышенности 8 км. Их и не смогли пройти англо-французы. Гору эту не взяли, хотя и очень хотели: оттуда можно было бы подавить турецкие батареи на берегу Дарданелл. С нее там все видно. Было видно и наших евреев, которые на берегу грузили на своих мулов что требовалось, а потом, под артиллерийским огнем, вели их несколько километров (по траншеям), до передовых позиций. Дрались на Галлиполи очень серьезно. Там, где был Трумпельдор, евреи держались хорошо. Когда его поблизости не оказывалось, поначалу случалось, что трусили. Тут удивляться нечему — он-то бывал во всяких переделках под Порт-Артуром, а они были не обстреляны и почти не обучены. Учиться пришлось на полях сражений. Видимо, со временем они стали приличными солдатами. О них хорошо отзывался не только Паттерсон, но и более высокое английское начальство. Иногда Еврейский легион участвовал и в боях с турками (во время турецких контратак). Паттерсон считал своих людей обычной британской пехотной частью, при том хорошей.

Приходилось выносить не только турецкий огонь, но и летнюю жару, смрад от трупов (британцы не успевали хоронить своих павших), мириады мух, дизентерию. А зимой (в конце 1915 г.) и неожиданный холод. Многие австралийцы, негры и индусы тогда в первый раз в жизни увидели снег. Конечно, русским евреям он был не в диковинку, и от холодов они страдали меньше коренных южан.

Трумпельдора Паттерсон в письме к Жаботинскому (они переписывались) называл самым отважным солдатом из когда-либо встреченных им. Когда Паттерсон расхворался, Трумпельдор временно командовал отрядом. И были новые раны (легкие) и новые награды — теперь уже британские. Их получили тогда многие еврейские солдаты. Конечно, маленький еврейский отряд ничего не решал в ходе большой операции. Однако пресса его заметила, уж очень необычно это было — еврейская воинская часть.

Глава 41 Гроза 15-го года

Но общий ход событий был неблагоприятным. Турки стояли насмерть, и выяснилось, что, когда ими руководят толковые немецкие специалисты, и от турок бывает толк. Ничего турок не могло смутить. Даже английская новинка — авианосцы. Они, впрочем, были еще небольшими и использовали гидросамолеты. Не дрогнули турки и под огнем орудий самого могучего в мире корабля «сверхдредноута» — так называли «Куин Элизабет». Немцы, однако, тоже демонстрировали технические чудеса. В Первую мировую войну мир впервые узнал о мощи подводных лодок. Британские подводные лодки прорывались в Мраморное море, где и «всыпали» туркам. Но немецкие были страшнее — они огибали Европу, базировались затем в австро-венгерских портах Западной Адриатики (то есть близко от театра Галлиполийской операции) и наносили оттуда тяжелые удары англичанам. Потери Британии и на суше, и на море были велики, а задача оставалась невыполненной. Проход в Черное море был по-прежнему закрыт. Это привело к правительственному кризису в конце мая. Черчиллю пришлось уйти в отставку. (И он пошел на фронт во Франции строевым офицером. Сам он всегда считал, что главной причиной галлиполийской неудачи было отсутствие у него, Уинстона Черчилля, достаточных властных полномочий для руководства этой грандиозной операцией. Как бы то ни было, тень галлиполийского поражения долго висела над ним.)

Но смена правительства ничего не изменила в Галлиполи. И новые большие подкрепления тоже ничего не изменили. Турки стояли несокрушимо. В это время с их стороны стало известно имя храброго и искусного воина — подполковника (поздней, полковника) Мустафы Кемаля. Именно там отдал он свой знаменитый приказ: «Всем умереть!» Турки под его командованием просто искрошили австралийцев и новозеландцев. В дальнейшем Мустафа Кемаль станет известен под именем «Ататюрк». Некоторые историки именно ему приписывают решающую роль в срыве планов Черчилля. Там (то есть в Галлиполи) он сражался против «АНЗаКа» — австралийско-новозеландского корпуса. Мы еще встретимся и с ним, и с «АНЗаКом».

Турки, конечно, тоже несли огромные потери. Но кто в Турции с потерями считался?

И на другом фронте, на русском, плохо шли дела Антанты. Не зря так спешил Черчилль прорваться на помощь России. Уже в начале мая 1915 года немцы начали грандиозное наступление, используя свой перевес в тяжелой артиллерии. Русский фронт рухнул. (Об этом подробнее скажу дальше.) Если и до этого русский десант в районе Босфора был трудноосуществим, то теперь уже и мечтать об этом не приходилось.

В августе были сделаны последние отчаянные попытки прорыва в Галлиполи. Они не удались. Еще и другие беды случились в это время. Отбросив летом русских далеко на восток, австро-германцы осенью 1915 года принялись за Сербию. Давно уже мечтали они с ней разделаться — с нее ведь и началась Первая мировая война. С фланга по Сербии ударила Болгария (даже без объявления войны). Понятно, что сербскую армию раздавили. Англичане и французы попытались помочь сербам. Они вывели часть войск из боев за Дарданеллы и перебросили их в Салоники — порт на севере Греции. (Разрешения у греческого правительства не спрашивали). Оттуда эти войска двинулись в Сербию. Но это оказалось «слишком мало и слишком поздно». Болгары разбили и отбросили англо-французов к Салоникам. Так возник Салоникский фронт, о котором речь еще пойдет.

Русские тоже пытались помочь. Ещё не оправившись от недавних поражений, они в конце 1915 — самом начале 1916 года снова ударили по австро-венграм, пытаясь отвлечь их от сербов. Но безуспешно.

А разбитая сербская армия стала отходить к портам Северной Греции, откуда ее могли эвакуировать (с нейтралитетом Греции союзники не считались). Но туда надо было еще дойти, и при том через Албанию. Это и само по себе было трудно: зима, бездорожье, армия отходила, отягощенная ранеными, больными, гражданскими беженцами. Вьючных животных не хватало, многое несли на себе. А в придачу ко всему были еще албанцы[27]. Они убивали сербов, где и как могли. Обычно выбирали небольшой отряд и сперва подходили мирно, предлагали продукты. Но в обмен требовали ружья. Сербы были голодны, и сделки начинались. А когда у сербов оставалось уже мало оружия, а албанцев собиралось много, они нападали. Но сербы, хоть и с огромными потерями, все-таки дошли до цели. И были эвакуированы английской, французской и итальянской эскадрами. (Италия в 1915 году вступила в войну на стороне Антанты.) Эвакуация сербов шла одновременно с эвакуацией тех, кто сражался в Галлиполи. Увезли сербов на греческий остров Корфу. (C протестами из Афин в очередной раз не посчитались.)

Вступление в войну Болгарии и разгром Сербии имело решающее значение и для исхода боев в Галлиполи. Несмотря на всю стойкость турок, их положение там в конце 1915 года стало критическим. Не хватало боеприпасов. Все запасы были израсходованы, нелегальный подвоз через нейтральную Румынию и собственное военное производство были совершенно недостаточны. А боеприпасы требовались и на Кавказе, против русских. Уже летом 1915 года турецкие артиллеристы часто стреляли холостыми — скрывали недостаток боевых снарядов. Каждый день могла произойти катастрофа. Но успехи Центральных держав спасли турок, буквально в последнюю минуту. Едва, в конце октября, север Сербии был занят австро-германцами, Дунай, ещё не замерзший, срочно очистили от мин, поставленных в начале войны русскими моряками-черноморцами, присланными по просьбе Белграда. Это дало возможность направить из Австро-Венгрии в Болгарию (благо Румыния все еще оставалась нейтральной, а русские водные силы на Дунае тогда были слабы — большие корабли Черноморского флота не могли подняться по реке из-за глубокой осадки) охраняемые караваны судов — конвои с оружием и боеприпасами. А от Болгарии до Турции уже рукой подать. Так что доставить боеприпасы успели, что и решило окончательно исход борьбы за Дарданеллы. Англо-французское командование начало готовить эвакуацию войск. Она была проведена в декабре-январе.

Вскоре восстановили и железнодорожное сообщение по линии Будапешт-Стамбул. (Через оккупированную сербскую территорию и Болгарию.) Теперь уже не было проблемы защищать проливы. Немцы и турки торжествовали.

Защитники Галлиполи в дальнейшем сражались на других фронтах и всюду считались элитой турецкой армии.

Глава 42 Портные

Мы оставили Жаботинского, когда он выехал из Египта в Европу. В Италии, еще нейтральной, он встретился с Рутенбергом, ставшим к тому времени сионистом и, независимо от Жаботинского, пришедшим к идее формирования еврейских военных сил. Они поделили поле деятельности. Рутенберг поехал в Америку, еще нейтральную. А Жаботинский через Париж, где он ничего не добился, в Лондон. В Лондоне оказался и Хаим Вейцман, ставший к тому времени известным химиком. (До войны он работал в Манчестере.) Эти два человека, Вейцман и Жаботинский, очень много сделали для торжества сионистской идеи. Тогда они дружили и сотрудничали. В 20–30-е годы станут почти врагами. Но пока мы в Лондоне времен Первой мировой войны. В этой сказке — они друзья и единомышленники. Итак, Жаботинский стал бороться за создание боевой еврейской воинской части, которая бы участвовала в составе британских войск в отвоевании у турок Земли Израильской. В начале все предвещало крах. Неудача следовала за неудачей. Идею поддержали буквально единицы. Сионисты были против этого плана, ибо он ставил под угрозу поселения, созданные с таким трудом. В первые месяцы после вступления в войну турки вели себя враждебно по отношению к евреям в Земле Израильской, но затем эта враждебность утихла. Отчасти из-за вмешательства американского посла, еврея Моргентау. Америка была еще нейтральна, дразнить ее было неразумно. И этой относительной тишиной сионисты были довольны, старались турок не провоцировать. И еще вспоминали, что вообще особого вреда евреи от турок никогда не видели. Сионистская организация объявила о своем нейтралитете. Резиденцией на время войны избрали Копенгаген — столицу нейтральной Дании. И оттуда рассылались указания противодействовать Жаботинскому. И в самом Лондоне сионистские (в том числе и оказавшиеся там «русские») деятели боролись с его идеей. Но Жаботинский хорошо знал старую Турцию (до эпохи Ататюрка) — несколько лет проработал там журналистом. Он был уверен, что, во-первых, она не допустит дальнейшей сионистской деятельности (и, следовательно, борьба с Турцией морально оправдана) и что, во-вторых, ее дни сочтены — «когда бушует мировой пожар, здание из железобетона еще может устоять, но трухлявый деревянный дом сгорит». А чтобы иметь моральное право делить турецкое наследство, надо участвовать в его завоевании. Что до простых английских евреев, то есть до Уайтчепела, то там с ним поначалу даже и не боролись. Просто не обращали внимания. Английская армия была еще добровольческой (всеобщую воинскую повинность ввели в 1916 году). Идти добровольно на войну никто в Уайтчепеле не собирался. А если введут эту повинность, то тоже не такая уж беда — они не британские подданные, а русские. Разговоры о высылке в Россию их не пугали — они уже усвоили, что она труднодоступна. Для отправки в Архангельск найдутся грузы и поважней евреев. Один «умный тамошний анархист» сказал Жаботинскому: «Долго вы еще собираетесь горох об стенку метать? Ничего вы в наших людях не понимаете. Вы им толкуете, что вот это они должны сделать как евреи, а вот это как англичане, а вот это как люди. Болтовня. Мы не евреи. Мы не англичане. Мы не люди. А кто мы? Портные».

Жаботинский был, однако, уверен, что время работает на него: война с Германией — дело трудное. Придется англичанам ввести воинскую повинность. Тогда и евреи не отсидятся. Однако не все тут было просто. Ничто так не мешало Жаботинскому, как вести, идущие из России, но о них ниже. А пока скажу о реакции английского военного министра Китченера: «Никаких экзотических полков, никаких экзотических фронтов, надо разбить Германию, а остальное само рухнет». (Исключение он делал только для Галлиполи, в связи со стратегической важностью проливов). Но Жаботинский понимал: ох, непростое это дело — разбить Германию, не завтра это будет. Английскому общественному мнению быстрее потребуются успехи. Да и интересуется оно по традиции больше делами колониальными. Так что…

Жаботинский был уверен в своей позиции и твердо сносил всеобщее осуждение и насмешки и в Англии, и в Копенгагене, и в России, когда он туда приезжал. Наконец, среди противников Жаботинского (и Вейцмана) надо отметить влиятельных «коренных» английских евреев (то есть тех, чьи предки поселились в Англии несколько поколений назад). Эта группа во главе с лордом Монтегю (министр по делам Индии) считала вредным подчеркивать, что евреи — отдельная нация с интересом к Земле Израильской. Вредно это было, по их мнению, и для английских, и для всех прочих евреев. И они боролись, как могли, а могли они много — были влиятельны.

Глава 43 В Галиции

А из России шли плохие вести. И чем дальше, тем хуже. В первые дни войны страну охватил патриотический подъем, отчасти захлестнувший и евреев. Более того, он захлестнул парижских «русских» евреев (в отличие от лондонских). Парижские «русские» евреи пошли в Иностранный легион. Вообще подъем ощущался во всех главных континентальных столицах; война поначалу укрепила повсюду государственный аппарат, чтобы потом расшатать его.

И так, Русь-матушка была охвачена волной патриотизма. В Питере разгромили немецкое посольство. Все оппозиционные настроения исчезли, все противоречия растаяли, и черносотенец бросился обнимать раввина, только что произнесшего речь с призывом к молодым евреям идти в армию. А в черносотенных газетах писали, что Россия, конечно, не забудет тех, кто был с ней в тяжелый час. Но все-таки официально евреям ничего не обещали. А полякам — другой проблемный народ — обещали восстановить после победы широкую автономию, которая была у них до восстания 1831 года. Да еще и значительно расширить территорию Польши, вернув ей земли, вошедшие при разделе страны в состав Австрии и Пруссии.

Поначалу русские войска имели успех на южном фланге, выступая против Австро-Венгрии. Русские заняли Галицию (западную Украину, входившую в состав Австро-Венгрии). А евреи России с ужасом передавали друг другу страшный рассказ: служил в русской армии унтер-офицер, еврей. Ужасно хотел получить Георгиевский крест. Эта награда сильно облегчала жизнь еврею и семье его на гражданке. (Этим, а не патриотизмом или удалью, антисемиты и объясняли тот факт, что в ходе Первой мировой войны многие евреи заслужили «Георгия». Видимо, отчасти, справедливо. Но могла быть и другая специфическая мотивация — борьба с чувством неполноценности маргинала: «Я им покажу, на что способен еврей!». Этот фактор проявлялся не только в российской армии.)

Наш унтер драл три шкуры и с себя, и со своих солдат. И вот, в одном бою, он лихо вогнал штык в австрийского солдата. Тот только и успел сказать: «Шма Исраэль». (Эту молитву еврей говорит в решающую минуту). В ближайшую ночь унтер повесился. Я верю в эту историю. Случаи, когда евреи сходились в бою, известны были и в других местах. Но именно в армиях России и Австро-Венгрии евреев было больше всего.

С самого начала продвижение русских войск сопровождалось насилием и грабежами евреев в галицийских местечках. Особенно отличались казаки. Был случай, когда русские солдаты-евреи, получив отпуск в субботу, пошли в синагогу и обнаружили там казачью конюшню. В тот раз казаков побили и выгнали, но это был исключительный случай. Как правило, казакам все сходило с рук. Вскоре положение ухудшилось — в расположении русских войск начались теракты. По тем временам легче всего было перерезать телефонные провода (радио еще было ненадежно). Случались изредка дела и посерьезнее. И вот в этом всем стали обвинять евреев. Местных галицийских хасидов. И вообще, «они часто в бородах телефоны и гранаты прячут». И теперь уж за евреев взялись круто — брали заложников, казнили. Скажем прямо, у евреев не было оснований радоваться приходу русских. В Австро-Венгрии они имели права, «как все». Они даже любили своего старого патриархального кайзера Франца-Иосифа. А он любил своих хасидов. От них ни тебе сепаратизма, ни социализма. Он их даже в Вену пускал, и выходцев из нищих галицийских местечек осело там перед войной немало (что не понравилось многим, в том числе молодому Гитлеру).

Вполне возможно, какой-то еврей и перерезал когда-нибудь телефонный провод. Но это могло быть только исключением. Ибо мы имеем дело с галицийскими хасидами, людьми чрезвычайно отсталыми и косными, все еще изгонявшими злых духов из заболевших, живших «торговлей воздухом» и менее всего способных к партизанской борьбе. Те из них, что были поумнее и чуть побогаче, бежали при наступлении русских на Запад. Большинство беженцев устремилось в Вену, хотя случалось, что судьба забрасывала их и в другие места, даже в Берлин[29].

А ведь были в Галиции люди развитые и Россию люто ненавидевшие — поляки.

Вспомним «стрельцов» Пилсудского. Участвовали в этом и «мазепинцы» (названные в память гетмана Мазепы, боровшегося с Петром I) — украинские националисты, ориентированные на Вену и враждебные России.

Глава 44 Комитет

Как же получилось, что поляки и, видимо, украинцы действовали, а евреи платили по счетам? Справедливости ради надо сказать, что евреи дали к тому повод. Все германские и австро-венгерские евреи вообще и сионисты в частности, проявили в ходе войны полную лояльность к своим странам. Один поэт, сионист, написал стихотворение, в котором говорилось, что он готов пойти в бой и погибнуть за то, чтобы над Белградом развевалось австро-венгерское (габсбургское) знамя. Он пошел на войну и погиб. И габсбургское знамя было-таки поднято над Белградом. Но, как потом выяснилось, ненадолго. Главное тут было то, что врагом Германии был русский царь, а любить его у евреев оснований не было. (Эти же настроения чувствовались и в нейтральных США.) В Берлине в начале войны при широком участии сионистов был организован «Комитет по освобождению русских евреев». В дальнейшем его переименовали в «Восточный комитет» (интересно, что один из его организаторов, сподвижник Герцля Макс Баденхаймер, станет в дальнейшем, в 20-е годы, сподвижником Жаботинского). Если эта организация и принесла какую-нибудь пользу, то только для поддержки евреев в Земле Израильской, где хозяйничали союзники немцев — турки. Им старались без лишнего шума дать понять, что евреи в Берлине влиятельны и помнят о своих соотечественниках. (А Турция полностью зависела от немецких поставок.) Особыми достижениями в Восточной Европе, которые произвели бы впечатление на мировое еврейство, комитет похвастаться не мог. Не только не было речи о еврейских воинских частях, но даже, когда немцы заняли русскую Польшу, там не были формально отменены русские антисемитские законы. И вообще не было сделано польским евреям особых поблажек. Причина была проста — немцы ставили на «польскую лошадь», как уже говорилось. Отношения же евреев с поляками были плохими.

А вот само существование комитета, тем более его первоначальное вызывающее название, не могло не произвести впечатления в русских верхах. Но ничего не надо преувеличивать — это был только повод. Русским главнокомандующим был в это время великий князь (то есть близкий родственник царя) Николай Николаевич (младший). Отзывы о нем как о военном деятеле — разные. Можно все-таки думать, что военное дело он знал. Но что антисемитом был — это уж несомненно. И был у него начальник штаба, генерал Янушкевич. О нем как о военном специалисте все вспоминают плохо. Но уж антисемитом он был первого сорта. И был он польского происхождения, так что это как бы само собой разумелось. А кроме того, в той специфической обстановке, которая тогда сложилась (деятельность Пилсудского!), ему надо было думать, как своих прикрыть. И уж чего проще было объявить: «Евреи виноваты». Это всегда купят. И купили. И поляки эти слухи поддерживали повсюду, отводя грозу от себя. Но это были еще цветочки — ягодки были впереди.

Глава 45 Евреи виноваты

Как я уже писал, к началу 1915 года в России стало не хватать оружия, особенно тяжелой артиллерии. И доставить вооружение с Запада было сложно (это помимо того, что и западные союзные армии не страдали тогда от избытка тяжелого оружия). Меж тем немцы, не сумев быстро вывести из войны Францию, решили сделать это с Россией. Есть в Галиции, между Краковом и Львовом, такое местечко — Горлицы. О нем теперь, конечно, никто не знает. Но в мае 1915 года о нем знал весь мир. Германцы, проявив большое искусство, сумели скрытно подтянуть туда огромные силы. (На участке «Горлицкого прорыва» немцы превосходили русских по артиллерии — в 6 раз, а по тяжелой артиллерии — в 40 (!) раз). И двинули в наступление свои войска, причем сразу же сказались не только нехватка у русских тяжелой артиллерии, но и катастрофический недостаток всех видов боеприпасов, даже патронов. Не зря так рвался Черчилль в Черное море. Но так как прорыв не удался, то помочь как следует России было нельзя. Немного облегчило положение вступление в войну Италии — часть австро-венгерских сил отвлекалась туда. Но все-таки дела русских летом 1915 года шли очень плохо. Они отступили на восток, отбиваясь как попало и чем попало. И кстати, уничтожая абсолютно все, что не могли вывезти, и что могло пригодиться неприятелю. В августе 1915 года немцы вступили в Варшаву.

Отступление русских продолжалось до осени. Для моего рассказа важно, что откатывавшиеся русские войска, деморализованные военными неудачами и собственной разрушительной деятельностью, производили массовые грабежи и насилия над местным населением. Больше всех, конечно, доставалось евреям. (Евреев в западных районах Российской империи много было). Плохой пример подавали казаки. Привозить с войны добычу — многовековая казачья традиция. А всех евреев они еще с 1905 г. считали врагами. Да и управу на казаков трудно было найти. Они были любимцами верхов и знали об этом. Слушались, как следует, только своих казачьих офицеров. А это были те же казаки, окончившие казачьи офицерские училища. Они (в огромном большинстве) разделяли убеждения казачьей массы и грабить евреев обычно не мешали.

Осенью 1915 г. «Великое отступление» закончилось. Немцев и австро-венгров остановили не русские. Во-первых, активизировались союзники на западном фронте, и германские резервы пришлось перебрасывать туда. Это осеннее наступление французов и британцев кончилось провалом, но русским помогло. Во-вторых, войска германского блока срочно требовались на Балканах, против Сербии (см. выше главу 41). Россия из войны не вышла, но потрепана была крепко. А вслед за тем рухнула и традиционно опекаемая Россией Сербия. Тяжело было в то время у русских на сердце. Правительству надо было как-то объяснить народу эти неудачи. Во все времена, во всех странах, когда проигрывали, начинали говорить о предательстве. И поползли слухи о предательстве царицы-немки и ближайшего ее окружения. Надо было их срочно опровергнуть. Но что сказать? Что страна плохо подготовлена к войне? И кто же виноват в этом? Нет уж, проще было найти другого «предателя». Рецепт был уже известен. И вот начался новый виток антисемитской кампании. Но теперь масштаб возрос неизмеримо. Кампания стала всероссийской. Пик ее пришелся на 1915 год, но в общем продолжалась она до Февральской революции. Иногда это носило комический характер: искали радиопередатчик в куполе питерской синагоги. А ведь еще недавно, в начале войны, из этой синагоги, помолившись о победе русского оружия, евреи шли с патриотическими русскими лозунгами на Дворцовую площадь, вызывая умиление черносотенцев. Но куда чаще ситуация была трагичной. Запретили издание газет и журналов на иврите и идише — «способствуют шпионству». А затем и частную переписку на еврейском языке («из-за трудностей цензурирования»). А ведь идиш был языком еврейских масс, зачастую почти не знавших русского. Главное — шло массовое выселение евреев из прифронтовых районов (по приказу Николая Николаевича), так как они поголовно считались вражеской агентурой. Выслали сотни тысяч. Обычно высылку производили быстро (в 24 часа) и грубо. Но тут кое-что зависело от местного начальства. Не щадили и семьи фронтовиков. Особенно худо было в глухих местечках, далеко от железной дороги — гнали людей, в том числе беременных женщин, сотни километров, в основном пешком. По дороге еще часто доставалось от конвойных. Потом были товарные вагоны. И ничего для высланных не было готово на новом месте. Между тем в тылу уже начинались трудности для населения. А тут еще выселенные. «Черта оседлости», отмены которой так ждали евреи, фактически исчезла. Старались только завозить поменьше евреев в Московскую и Петроградскую губернии и область войска Донского. Но и туда попадали выселенцы. Совсем плохо пришлось евреям в тех местах, где местного еврейского населения не было, а русское — власти настраивали против выселенных. Перемерли бы они. Но оказалось, что «еврейское сердце» — не пустые слова.

Это не Ленин выдумал, что буржуазия наживается на войне. Это действительно так. Золотой дождь в виде военных заказов хлынул на буржуазию. «Кому война, а кому мать родна!» И еврейской русской буржуазии немало перепало в то время. Но она и раскошелилась. Был создан «ЕКП» — «Еврейский комитет помощи». И миллионы рублей (тогдашних!) были быстро собраны. Кое-какую помощь оказала либеральная русская общественность. Не денежную, конечно, а административную, что было не менее важно. Не вымерли евреи. Но озлобились крепко. Все, сверху донизу, а не только высланные.

Справедливости ради надо сказать, что в ряде случаев из прифронтовой полосы высылали и немцев — российских подданных. Выселили их 200 тысяч, т. е. меньше, чем евреев. После вступления в войну Болгарии высылали и болгар. Не берусь судить, насколько обоснованы были опасения против них. А в Москве в 1915 году были погромы магазинов, владельцы которых носили немецкие фамилии. А поскольку евреи иногда носят немецкие фамилии, то и им доставалось (как немцам). Между прочим, обе эти кампании, антинемецкая и антиеврейская, часто велись в прессе и в Думе одними и теми же людьми. И в антинемецкой агитации тоже большую роль играл верховный главнокомандующий, великий князь Николай Николаевич. И привела эта кампания, среди прочего, к тому, что в центре России оказалось много озлобленных, антимонархически настроенных людей. Немцев-то, российских подданных, ведь, было 2 миллиона. И жили они повсюду. И озлобились не только те, кого выселения задели непосредственно, а все. Но выселения выселениями, а пушек и боеприпасов все одно — не хватало. К концу 1915 года Николай Николаевич был снят и направлен командовать Кавказским фронтом, куда он взял с собой Янушкевича. Евреев, во всяком случае ашкеназов, в тех местах не густо было, но эти господа и там ухитрились нам навредить. Командовал армией теперь сам царь Николай II. Вроде стало чуть легче — массовые выселения прекратились. Но не прекратилась антисемитская агитация. Продолжали обвинять евреев в шпионаже и всяком прочем содействии немцам. Между прочим, защитой евреев прославился адвокат А. Ф. Керенский.

Так как в 1916 году трудности стали уже очень заметны и в тылу, то и тут объявили, что «евреи виноваты» в недостатке продуктов и в исчезновении золотых и серебряных монет. Поползли слухи, что евреи переправляют золото и серебро в Германию с помощью аэропланов и даже с помощью птиц.

Продуктов стало не хватать, так как в деревне к тому времени начала остро ощущаться нехватка рабочих рук. А золото и серебро умные люди, независимо от национальности, припрятывают в трудные времена, а таковые явно наступали. Курс рубля в 1916 году резко понизился. И вот, из Министерства финансов и из Министерства внутренних дел губернаторам и жандармерии начали поступать соответствующие инструкции. Но оказалось, что их трудно провести в жизнь. В 1915 году страна наполовину поверила в измену евреев, объяснив этим неудачи на фронте. Но в 1916-м — уже не верила. Оказывается, и «евреи виноваты» может надоесть. И это был очень плохой признак для русской монархии.

Ну, а с точки зрения военных усилий России, что дал антисемитизм? Положительная сторона дела — объяснение стране военных неудач 1915 года — была отчасти достигнута. Но затем выяснилось, что у медали есть две стороны. В армию было мобилизовано 500 тысяч евреев. У большинства из них пропало желание геройствовать. Но не это было главной бедой, тем более что еще находились храбро сражавшиеся русские евреи[30], а то, что возникли международные осложнения.

Западноевропейская печать, даже в условиях военного времени, не могла смолчать. Впрочем, дальше слов дело тут не шло. Россия была все-таки могучей страной. На Восточном и Кавказском фронтах она сковывала добрую половину военных сил центральных держав, то есть столько же, сколько Британская империя, Франция (с колониями) и Италия, вместе взятые. (По существу, видимо, все-таки меньше половины — германские дивизии были боеспособнее австро-венгерских и турецких, а на Западном (французском) фронте их было больше, чем на Восточном).

Но нейтральные США наложили на Россию экономические санкции, и было это чувствительно для военных усилий страны. Особенно трудно стало для Российской империи получать кредит на ведение войны, как это было и во время войны с Японией. Так что выигрыш от антисемитизма был очень сомнительный. Но главное, эта антисемитская политика тормозила вступление Америки в войну против Германии. Тут президент Вильсон был полностью согласен с американскими евреями — нельзя вступать в союз с черносотенцами.

Глава 46 Трудно

Ясно, что при таких известиях из России у Жаботинского в Лондоне дела шли трудно. По его собственному выражению, в первый период дело росло «именно провалами». Тут я отсылаю всех к его книге «Слово о полку». Надо удивляться, что находились у него хоть какие-то сподвижники. Во-первых, Вейцман. Другие союзники были довольно неожиданными. Например, русская (царская!) дипломатия оказывала ему поддержку — факт менее парадоксальный, чем кажется на первый взгляд. Об отряде «погонщиков мулов» печать говорила довольно много. Услышали о нем и в России. Планируемый Еврейский легион был удобной возможностью мобилизовать русских евреев в Англии. Но поддержка эта дала немного. На еврейской улице его поддержали «территориалисты» Зангвиль (Цангвил) и Идер (Эдер). Это были люди влиятельные среди евреев. Их организация (ЕТО) еще существовала. Они распустили ее только после опубликования «Декларации Бальфура». Они считали, что военная еврейская часть всюду пригодится. Но Зангвиль быстро понял, что мировая война может и ситуацию в Стране Израиля улучшить для сионистов. А для этого сионисты должны участвовать в войне против турок. Да и после войны сионистские воинские формирования могут пригодиться в отношениях с арабами.

Он остался сподвижником Жаботинского и в дальнейшем. Поддержал Жаботинского и старый друг Герцля, Джозеф Коуэн. Это все была, однако, капля во враждебном море. Атмосфера неприязни сгущалась вокруг Жаботинского («он хочет сделать нас союзниками русского царя-антисемита»). В это время с Вейцманом начал сотрудничать Герберт Самуэль (он был «большой еврей» — человек из английских верхов). Но он не решился в то время встретиться с такой одиозной фигурой, как Жаботинский. Для пропаганды своих идей Жаботинский начал вместе с русско-еврейским журналистом Меиром Гроссманом издавать газету на идише, но в Англии ее распространение запретила военная цензура за какой-то выпад против царя. Словом, в 1915 году преследовали Жаботинского неудачи. И среди тех, кто травил его, были и недавние друзья-сионисты. Казалось, нет просвета. Но блеснул «луч света в темном царстве» — его женщины. Летом 1915 года он последний раз посетил Россию. Там сионисты тоже встретили его плохо. Но его мать, жена и сестра оказались на высоте. Мать сказала: «Если веришь в свою правоту — не отступай». Сестра так отозвалась о сионистах: «Они еще придут целовать тебе руки». Жена напутствовала его перед отъездом: «Иди и не беспокойся. Все будет хорошо». Очень гордился Жаботинский своими женщинами.

Глава 47 Свет в конце тоннеля

Итак, 1915 год был для Жаботинского очень трудным, но уже с начала 1916 года наметился перелом. Во-первых, в начале 1916 года произошло то, что предсказывал Жаботинский: в Англии ввели воинскую повинность (в других странах она была введена давным-давно). Пока еще это не касалось прямо уайтчепельских евреев. У них было российское подданство. Но евреи скоро почувствовали, что над Уайтчепелем собираются тучи. Англичане явно были настроены против них — во время тяжелой войны люди осуждают уклоняющихся от фронта. Во-вторых, в начале 1916 года в Лондон приехал на лечение Паттерсон — командир Еврейского транспортного отряда. Галлиполийскую операцию к тому времени свернули. Еврейский отряд покинул эту злосчастную землю одним из последних. Евреев (и, соответственно, Трумпельдора) перевезли в Александрию, а Паттерсон отправился в Лондон долечиваться от ран и болезней. Для Жаботинского он оказался находкой, ибо был сторонником его идеи — создания боевой еврейской части, которая будет участвовать в отвоевании у турок Земли Израильской. (Пример «христианина-сиониста». Бывают и такие.) Паттерсон из госпиталя связался с Жаботинским, с которым еще раньше переписывался. У Паттерсона были обширные связи. И он свел Жаботинского с кем надо. А еще он написал книгу «С сионистами в Галлиполи» и издал ее в 1916 году в Лондоне[31]. И она привлекла внимание. В-третьих, погиб Китченер, военный министр, противник планов Жаботинского. Хоть и говорил Паттерсон, что «реальность сильнее Китченера», и другие начали его критиковать, но тем не менее Китченер — это была фигура. Летом 1916 года он отправился на переговоры в Россию. Корабль подорвался на минах, поставленных, видимо, немецкой подводной лодкой. Китчнер утонул. К власти пришли новые люди с иными взглядами на ведение войны. Да и в Англии к тому времени убедились в стратегической важности Земли Израильской. В-четвертых, Жаботинский научился «превращать беду в оружие». Англия, конечно, была очень заинтересована втянуть в войну Америку. Но там антисемитизм русских властей производил тяжелое впечатление, вызывая прогерманские настроения, особенно в среде евреев. Этому британская агитация должна была что-то противопоставить. Что-то, что расположило бы евреев в пользу Антанты (антигерманской коалиции) и не оскорбило бы русского царя — важного союзника. Шаг в пользу еврейской армии, еврейского национального дома в Земле Израильской тут мог быть к месту, на что Жаботинский и указал англичанам. Словом, ситуация стала меняться.

Глава 48 Умная еврейская голова

А теперь пора ввести новое, активно действующее лицо — Хаима Вейцмана. В самом конце XX века, в 1999 году, в Белоруссии вполне пристойно отметили 125 лет со дня рождения Хаима Вейцмана, тамошнего уроженца. В Израиле об этом говорили куда меньше. Отчасти потому, что его племянник, Эзер Вейцман, наш президент в 1999 году, как раз тогда оскандалился. Он, в прошлом, видный военный летчик, оказался замешан в некрасивые денежные дела. (Напоминаю, что президент у нас — фигура в основном декоративная. Власть сосредоточена в руках премьер-министра.) Эзер Вейцман оказался недостоин своего великого дяди — Хаима Вейцмана, о котором сейчас пора поговорить. Хаим Вейцман еще до Первой мировой войны стал весьма известен в сионистских кругах. Я уже не раз его упоминал. Особенно выделялся он борьбой с религиозными сионистами и с планом «Уганда». В какой-то мере эти вопросы были связаны. Тут любопытно отметить, что в большой еврейской семье, где вырос Вейцман, оказались люди разных взглядов. Отец его и один из братьев были «угандистами», а еще один брат стал большевиком и погиб в 1938 году, в ходе Большого террора. В Англию Вейцман, по специальности химик, перебрался лет за десять до начала Первой мировой войны, в возрасте 30 лет. Осел он в Манчестере, преподавал в университете, параллельно работал в химической промышленности. В университете подружился с Резерфордом. Вейцман имел около 100 патентов, и два из них оказали влияние на ход двух мировых войн. О первом речь пойдет в этой сказке. О втором — в следующей. Но в 1906 году Вейцман был еще совсем не известен за пределами сионистских кругов. А в том году по делам избирательной кампании приехал в Манчестер Бальфур — уже тогда очень крупный британский политический деятель, бывший премьер-министр, консерватор. Предвыборная кампания — время горячее, но Бальфур сам пригласил Вейцмана на встречу. Он хотел разобраться с сионизмом и с тем, почему сионисты не хотят брать Уганду[32]. И, отложив все предвыборные дела, он долго говорил с Вейцманом. Я привожу дальше часть их разговора (взято из мемуаров Вейцмана, советую их прочесть): «…Я спросил: „Мистер Бальфур, если бы вам предложили Париж взамен Лондона, вы бы согласились?“ Он выпрямился в кресле и сказал: „Мистер Вейцман, но Лондон — это же наш город!“ — „Вот именно, — воскликнул я. — А Иерусалим был нашим, когда на месте Лондона еще расстилались болота“. — „И много есть евреев, которые думают, как вы?“ Вейцман заверил, что достаточно. Тогда Бальфур сказал: „Если это так, то в один прекрасный день вы станете большой силой… Как странно… Евреи, с которыми я встречался — совершенно другие“. Вейцман ответил: „Вы встречались не с теми евреями“».

В предвоенные годы Вейцман был занят хлопотами по созданию высших учебных заведений в Земле Израильской (это удалось осуществить только после Первой мировой войны) и «синтетическим сионизмом». Этот термин не имеет отношения к химии. Суть в том, что со времен Герцля сионизм, даже не считая «территориализма», делился на несколько течений. Основными были: 1) политический сионизм; 2) практический сионизм. Сторонники первого считали, что нужно получить некую гарантию, некий международно-правовой статус для евреев в Земле Израильской, а уж потом приступать к освоению и заселению. Вторые считали, что надо без лишнего шума (а политики «шумят») поставить мир перед свершившимся фактом еврейского «преобладания» в Земле Израильской. Вот Вейцман и стремился объединить оба течения. Кажется, просто, но даже сегодня при освоении «территорий» иногда возникают споры по этим вопросам. При всем при том, к 1914 году 40-летний Вейцман не был еще звездой первой величины среди сионистов. Такой звездой его сделали Первая мировая война и Декларация Бальфура, о чем и пойдет речь.

Глава 49 Химия, сионизм, Британия

Вейцман не очень любил работать с простым людом, хоть иногда и приходилось. Он старался иметь дело с английскими верхами (а, случалось, и с неанглийскими). Он и в то время старался завязать нужные связи в верхах. И вот что любопытно. От влиятельных английских евреев он ждал только противодействия. И когда его хотели свести с членом правительства, либералом Гербертом Самуэлем, евреем, он сперва испугался, но в конце концов встретился. Израильский военный и политический деятель Рехавам Зеэви (Ганди), убитый арабскими террористами, придумал термин «йегудон», это значит «жидочек, еврейчик» — так у нас называют галутных (то есть неизраильских) евреев, которые всячески хотят показать, какие они хорошие «немцы», «русские» и т. д. При этом обычно не обходится без антисионистских действий или хотя бы заявлений. Термина тогда не было, а вот «еврейчики» очень даже были. Они часто встречаются. Но Герберт Самуэль казался другим. Он был первым иудеем, который вошел в британское правительство. (Знаменитый Дизраэли был крещен в детстве, хотя от еврейского происхождения никогда не отрекался). У Самуэля, несомненно, было горячее еврейское сердце, и он был очень полезен Вейцману в то время в борьбе за декларацию Бальфура. Но затем… Сбылись опасения. А пока что интерес Герберта Самуэля к сионистским делам вызывал недоумение некоторых его коллег. Какое ему дело до этой Богом и людьми забытой страны? Но другие его понимали. Бальфур возобновил знакомство с Вейцманом. Познакомился Вейцман и с Ллойд-Джорджем, и с Черчиллем.

О Ллойд-Джордже надо немного сказать. Он был валлийцем — есть в Англии такой народ. И видимо, даже в либеральной Англии не так сладко быть малым народом. Во всяком случае, Ллойд-Джордж всегда сочувствовал «маленьким». Он в Англо-бурскую войну мужественно защищал буров. Когда в начале Первой мировой войны Германия грубо нарушила бельгийский нейтралитет, он стал сторонником немедленного вмешательства Англии в войну. С евреями Ллойд-Джордж давно имел дело — был причастен еще к угандийскому плану. И теперь он был к Вейцману настроен благожелательно. Тем более что Вейцман оказал Англии услугу. В 1916–1917 годах он сильно увеличил производство в Англии взрывчатых веществ. Он ведь был химик. «Вы оказали огромную услугу Англии, что вы за это хотите?» — спросил его Ллойд-Джордж. «Родину — моему народу», — ответил Вейцман. Тогда был сделан важный шаг к Декларации Бальфура. На этой же «химической почве» (производства боеприпасов) сошелся Вейцман и с Черчиллем. Тот уже вернулся с французского фронта и снова был в правительстве.

Ллойд-Джордж был членом либеральной партии, тогда сильной. В начале войны он занял важнейший пост министра военной промышленности. И сумел намного увеличить выпуск всех видов оружия и боеприпасов. После гибели Китченера в 1916 году (Ллойд-Джордж должен был плыть вместе с ним, на том же подорванном немецкой миной корабле, но задержался из-за волнений в Ирландии) Ллойд-Джордж становится военным министром. А к концу того же года — премьер-министром (вместо Асквита). Новый премьер создал «узкий военный кабинет» для более оперативного управления. Военный кабинет собирался почти каждый день. В него входили четыре человека, включая самого Ллойд-Джорджа, позднее шесть. Тогда в его состав и вошел горячий друг сионистов Ян Сметс (см. Приложение 4). В конце войны, к моменту принятия Декларации Бальфура, кабинет состоял из десяти человек.

Глава 50 Как же надо воевать с турками?

А теперь придется ввести еще одного персонажа. На этот раз — не еврея, Лоуренса Аравийского. Фигура весьма видная. По отцу он был из аристократов, но отец оставил первую жену с детьми и ушел к бывшей их служанке. Будущий Лоуренс Аравийский, а пока просто Томас Эдуард Лоуренс, родился от этого, второго брака. Отец, уходя от первой жены, оставил ей (и детям от нее) свое состояние. Так что во втором браке был уже небогат. И наш герой рос в стесненных материальных обстоятельствах, тем более что второй брак (как и первый) был многодетен. Но нет худа без добра. Когда молодой археолог незадолго до Первой мировой войны работал на Ближнем Востоке,[33] он должен был экономить на всем — ездил туземным транспортом, ночевал в караван-сараях вместе с местным людом. В итоге он узнал за эти годы Ближний Восток лучше, чем те, кто путешествовал с деньгами. Говорят, что по складкам бедуинского плаща мог он определить, откуда его владелец. Впрочем, о Лоуренсе Аравийском много чего рассказывали, не всегда можно понять, что правда.

И вот началась Первая мировая война. Лоуренс был в качестве специалиста по Востоку прикомандирован к английской армии, наступавшей с юга на Ирак (тогда турецкий). Там в конце 1915 — начале 1916 годов разыгрались драматические события. Англичане — в состав их войск, кроме собственно англичан, входили индийские части (сипаи) и непальские наемники (гуркхи) — затеяли осенью 1915 года довольно энергичное наступление на север с целью взять Багдад. Завоевание знаменитого города должно было, в частности, компенсировать на Востоке удар по престижу Британии, полученный в Галлиполи. Сперва был успех — им противостояли части, состоявшие из арабов, а они, хоть и единоверцы турок, жаждой победы не горели. Но затем подошли собственно турецкие войска, да еще под германским командованием. И англо-индийские части попали в окружение. Произошло это под городом Кут-Эль-Амар. На военном совете, где обсуждалось, как помочь окруженным войскам (примерно десять тысяч человек было в окружении), слова попросил до того никому не известный Лоуренс. Он прямо сказал, что традиционные методы не годятся. Пробиться на выручку окруженным нельзя — турки в обороне очень крепки, да и климат этих мест европейцы плохо выносят. Начнутся затяжные бои, и турки устоят, как устояли в Галлиполи. Подкупить турок (еще один традиционный метод) тоже не удастся. Во-первых, теперь уже речь идет о жизни и смерти Османской империи — тут не до взяток. А во-вторых, немцы вмешаются. «Надо действовать по-новому», — заявил Лоуренс. Вот как: снабжать окруженных всем необходимым с самолетов — у турок самолетов очень мало, и они не смогут помешать воздушному мосту. А меж тем вызвать брожения среди арабов, так что турки сами окажутся в блокаде. И воздушный мост им не построить. Но всем его предложения показались ересью. И решили действовать традиционно. Послали Лоуренса подкупать турецкое начальство, а когда это не удалось, предприняли яростные попытки пробиться на помощь окруженным. Это привело к большим потерям, но не принесло успеха, — все, что предсказывал Лоуренс, сбылось! В конце апреля 1916 года, после пяти месяцев окружения, измученные голодом войска Великобритании сложили оружие. А в турецком плену им пришлось очень несладко. Узнали они, особенно нижние чины, обычную для тогдашней Османской империи нехватку продовольствия, медикаментов, антисанитарию, эпидемии и т. д. Треть сдавшихся умерли в плену.

Несмотря на относительно небольшой масштаб событий, шума по поводу этой английской неудачи было много. В Лондоне даже больше, чем на Востоке. Говорили, что такой позорной капитуляции британская армия не знала со времён Йорктауна (США, Война за независимость, 1781 год). А у турок как раз тогда высвободились войска после победы в Галлиполи. Англичане должны были благодарить Бога, что русские уже отдышались от страшных неудач 1915 года. В начале 1916 года русская армия под командованием генерала Юденича (будущего вождя белого движения) добилась больших успехов на Кавказе. В разгар суровой зимы взяли Эрзурум — ключевой город восточной Турции. А весной, при содействии флота, заняли Трапезунд (Трабзон) — единственный порт на востоке черноморского побережья Турции. Русский флот, во главе которого вскоре встал адмирал Колчак, уже господствовал на Черном море. И Трапезунд стал портом снабжения русской армии. Ворота в Малую Азию были открыты. И летом, отбрасывая турок, войска Юденича продвинулись широким фронтом на сотни километров, заняв всю турецкую Армению.

Но и это не все. Летом 1916 года русские предприняли грандиозное наступление в Европе — «Брусиловский прорыв». Брусилов — это русский генерал. Несмотря на его религиозность и антисемитизм, он в дальнейшем хорошо поладил с большевиками. Но пока мы в 1916 году. Итак, летом 1916 года русские прорвали австро-венгерский фронт. Успех был грандиозным. Для спасения Австро-Венгрии в прорыв были брошены германские и турецкие войска. И туркам (а они нас особо интересуют) там крепко досталось. Поэтому турки после своих побед в Галлиполи и Кут-Эль-Амре не смогли перейти в наступление на англичан. А переброска германских войск с французского фронта и австро-венгерских из Италии на восток (на русский фронт) облегчила положение союзников в Европе.

Глава 51 Бедуины и Лоуренс Аравийский

Вернемся, однако, к Лоуренсу. Нет худа без добра. В английских верхах убедились на горьком опыте, что он дело знает. И когда шериф Мекки, подстрекаемый Британией, порвал с турками и начал борьбу за независимость, с миссией к нему послали именно Лоуренса. А шериф — это не американский полицейский офицер. Это на мусульманском Востоке — высокородная особа, вельможа. Шериф Мекки был вассалом турецкого султана. И, говорят, находился в родстве (правда, не близком) с пророком Магометом.

На рубеже XIX-XX веков Османская империя оказалась преградой не только сионизму, но и арабскому национализму, который тоже просыпался. Часть ближневосточных арабов, понимая что им самим с турками не справиться, решила искать помощи у Англии.

Началось с Кувейта. В 1899 году этот эмират (княжество) вышел из подчинения Стамбулу и попросил покровительства Британии. До этого он входил в территорию, управлявшуюся пашой (генерал-губернатором) Басры (теперь южный Ирак). В то время это событие прошло почти незамеченным. Кувейт был маленьким, нищим эмиратом, никому, в сущности, не нужным. Позднее, в нефтяную эру, «прогрессивные» диктаторы Ирака («борцы с империализмом») предъявят на него претензии, ссылаясь на то, что «нефтяной эмират» Кувейт когда-то входил в «Басрийский пашалык» (губернию).

Эмират Хиджаз, на берегу Красного моря, где располагались главные святые города ислама Мекка и Медина, — это был не какой-то никому неизвестный Кувейт. Повелитель Хиджаза Хусейн Хашими считал себя достойным стать всеарабским королём! Но понимал, что за это придется бороться. Еще до войны он начал тайные контакты с англичанами. И в 1916 году решил, что его час настал — после фиаско в Куте Британия очень нуждалась в успехе на Востоке и готова была принять его условия.

Со своей миссией Лоуренс справился блестяще. Он пообещал восставшим арабам деньги (золотом), продовольствие и оружие, а после победы — независимость. Такие обещания во время войны даются охотно. Во главе восставших арабов официально стоял сын шерифа Мекки — эмир Фейсал (с которым мы еще очень и очень много раз встретимся). Фактически всем командовал Лоуренс. Первые же схватки с турками показали, что в сражении толку от бедуинов мало — бегут с поля боя. Но Лоуренс сумел найти им применение — атаки на железные дороги. Для начала на Хиджазскую. (Эта дорога из Дамаска в Медину — второй по значению святой город ислама. Дорогу построили в начале XX века для паломников. До Мекки её не успели довести. Была ещё ветка Дамаск-Хайфа, но сейчас речь не о ней). Бросить Медину мусульмане-турки, конечно же, не могли. Это было бы куда хуже, чем потеря, например, Багдада, но и удерживать ее стало очень трудно, хотя турецкий гарнизон там стойко оборонялся до конца войны.

Арабы прозвали Лоуренса «Эмир-динамит» — за взрывы, которые он устраивал на железной дороге. Турки ее, конечно, охраняли, но она — длинная. (До приезда английских инструкторов арабы не умели пользоваться динамитом).

Такая война бедуинам нравилась. Добыча, захваченная при грабеже подорванных поездов и складов на железнодорожных станциях, хорошо дополняла идею арабской свободы. Когда надо было, Фейсал и Лоуренс могли собрать до 20 тысяч бедуинов (в большинстве случаев — все-таки меньше) и уничтожить охрану какого-нибудь участка дороги. А когда турки подтягивали туда значительные силы, бедуины рассеивались по пустыне. С Фейсалом и Лоуренсом оставалось только несколько сот человек. А вскоре бедуины снова собирались и налетали в другом месте.

Ремонт поврежденных участков дороги в условия Аравии был труден — многое приходилось везти из Дамаска.

Благодаря присланным и пилотируемым англичанами нескольким самолетам перевес в воздухе был на стороне восставших бедуинов — турки не могли вести с воздуха наблюдение за пустыней. Со временем бедуинская верблюжья кавалерия в армии Фейсала была дополнена пехотными частями и легкой артиллерией. Там служили не только бедняки, не имевшие верблюдов, но и арабы-перебежчики из турецкой армии. В том числе кадровые офицеры. А также добровольцы, набранные в английских лагерях для военнопленных. Пробудившийся арабский национализм становился важным фактором на Ближнем Востоке.

Но в Палестине мусульмане остались в основном лояльны туркам. Видимо потому, что среди них много было выходцев из неарабских областей Османской империи, потерянных турками в Новое время. И их ближайших потомков. Эти люди бежали от власти «неверных» и оставались преданы Стамбулу. Показательно, что в Бейруте и Дамаске турки публично повесили нескольких арабских аристократов за сочувствие восстанию. А в Стране Израиля на виселицах болтались только трупы плебеев-дезертиров (и одного шейха из Газы).

Руководя бедуинской армией, Лоуренс сам жил и одевался, как бедуин, что, конечно, нравилось арабам и удивляло европейцев.

Вообще оценки роли Лоуренса в ближневосточных событиях — очень противоречивы. В тяжелые годы Первой мировой войны, когда люди нуждались в ободрении, в лондонских (и не только) газетах расписывались его и его бойцов подвиги. Тогда-то европейский обыватель и узнал об арабах, раньше ему почти неизвестных. Лоуренс в своих книгах, написанных после войны, тоже себя и своих людей не обижал, а книги имели успех, и их в дальнейшем экранизировали.

С другой стороны, после Первой мировой войны по мере роста антианглийских настроений в арабском мире, стала появляться обратная тенденция. В советской литературе о Лоуренсе старались не говорить. Иногда упоминали арабское восстание, но без имени самого Лоуренса. В Израиле часто стараются роль арабского восстания преуменьшить. Мы еще много будем говорить о Лоуренсе и Фейсале. Тут я хочу заметить вот что: Лоуренс одним из первых поставил в центр партизанских действий «рельсовую войну» (т. е. диверсии на железной дороге) — то, что в дальнейшем будут делать партизаны повсюду, особенно в России.

Глава 52 Так приходит земная слава

Лоуренс — фамилия в Англии частая. И история строительства Британской империи знала разных Лоуренсов. Так, например, один Лоуренс создавал в Индии в XVIII веке сипайские войска, с которыми выбивал из Индии французов. Сипаи — это солдаты-индийцы, обученные по-европейски и руководимые европейскими офицерами. Их руками англичане завоевывали Индию. Использовали сипаев и в других колониальных войнах. Другой Лоуренс в XIX веке героически сражался против сипаев, когда они вышли из повиновения, и погиб в ту войну. Третий Лоуренс, брат второго, успешно поднимал против восставших сипаев сикхов — есть такие люди в Индии. Но, хотя деятельность тех, стародавних Лоуренсов была масштабнее, чем у Лоуренса Аравийского, их в отличие от него помнят только специалисты-историки.

Тому есть три причины.

Во-первых, Лоуренс Аравийский жил и действовал позже, он деятель новейшей истории.

Во-вторых, и это важнее, те о себе книг не писали, а он, как мы уже знаем, писал. Позже их прекрасно экранизировали.

В-третьих, и это главное, Лоуренс Аравийский оказался очень к месту для пропаганды. Как в изнемогавшей от тяжелой войны Европе, так и, особенно, на Востоке, в мире ислама. Ведь турецкий султан — союзник Германии, был с 1517 года еще и халифом — «повелителем правоверных». То есть духовным главой мусульман, кроме шиитов (но шиитов не более 10 % среди всех мусульман).

И вот шейх-уль-ислам, глава мусульманского духовенства в Стамбуле, обнародовал фетву (обращение к верующим), где Англия, Франция и Россия были объявлены врагами халифата (тем самым и мусульманской веры). Им объявлялась священная война — «джихад»! Это даже в Европе имело значение — Венский император, старый Франц-Иосиф, далеко не всегда мог положиться на своих солдат-славян. Многие из них сочувствовали России и Сербии. Само собой, ненадежны были австро-венгерские солдаты-сербы. Некоторое число сербов проживало на территории Австро-Венгрии, и было призвано в армию. Но их было относительно немного, и наибольшую известность в этом плане получили чехи. Они сдавались в плен при каждом удобном случае и на русском и на итальянском фронтах. Причем, на русском фронте бывали организованные переходы целых чешских полков с оружием, полковым знаменем и под музыку!

Надежными оказались поляки с их вечной ненавистью к России, хорваты, поставлявшие Вене хороших солдат уже 300 лет и… мусульмане-боснийцы («Бошняки», как их называли русские). Фетва произвела должное действие, и они шли в атаку с криком: «Аллах и Франц-Иосиф!».

Но это были цветочки, ягодки созревали в Азии и Африке.

Ходили слухи об очень мощной турецкой секретной службе, сеявшей смуту в мусульманских регионах враждебных туркам государств и организовывающей там диверсии.

Мусульманское население Британской империи многократно превышало население Османской империи. Вспомним одну только Индию, включавшую тогда теперешние Пакистан и Бангладеш. А у Англии была ведь не только Индия. И у Франции был Алжир и другие мусульманские владения в Африке. Турки вели достаточно успешную агитацию среди попавших в плен солдат-мусульман английских и французских колониальных войск. И сформировали из них несколько полков.

А в итальянской, тогда, Ливии «булькало» еще до войны и закипело, когда в ходе Первой мировой войны германские подводники высадили там турецкие диверсионные отряды. Ливия (тогда говорили «Киренаика и Триполитания») была захвачена Италией в 1911–1912 годах в ходе войны с Турцией. Местное население решительно взяло сторону турок и не успокоилось даже после окончания той войны. Теперь восстание в Ливии под знаменем ислама разгорелось с новой силой. Маленькие турецкие отряды, высадившиеся там, были встречены с восторгом. Немцы перебрасывали в Ливию на подводных лодках людей и оружие. Восставшие ливийцы послали в дар германскому императору двух редкостных верблюдов. И немецкие подводники перевезли их в Европу живыми и здоровыми! Кажется, единственный в мире случай перевозки рабочего скота на подводных лодках.

Более серьезным делом было отвлечение на египетско-ливийскую границу британских сил — восставшие ливийцы пытались атаковать Египет. Добивать ливийцев пришлось уже Муссолини после Первой мировой войны.

Но самый настоящий взрыв случился в 1916 году в Российской империи. Узбеки не считались прямыми подданными российского императора. Они были его вассалами. Существовал бухарский эмир, подвластный, однако, Петрограду. В русскую армию узбеков не призывали, но в 1916 году их пытались мобилизовать на строительство мурманской железной дороги и других военных объектов. Планировалось призвать 480 тысяч «инородцев». Это вызвало недовольство, чем и воспользовалась германо-турецкая агентура. В итоге началось сильное антирусское восстание, под мусульманским знаменем[34].

Мусульманские повстанцы нападали не только на русских солдат и чиновников, но и на детей и женщин. Именно тогда, а не в советское время и началось басмаческое движение («Басмачи» — мусульманские повстанцы в Средней Азии).

Возвращаясь ко временам Первой мировой войны надо, однако, отметить, что кроме Средней Азии и Ливии, крупных мусульманских протурецких мятежей вызвать не удалось (несколько мелких было). И важную роль в этом сыграло начавшееся в 1916 году восстание арабов Мекки (родственников Магомета!) против турок. Восставшими фактически руководил Лоуренс (за что и получил прозвище Аравийский). Это восстание стало даром неба для пропаганды против Турции и Германии на мусульманском востоке. И эта работа энергично велась. Слава Лоуренса Аравийского разнеслась по миру.

Глава 53 «Самое страшное событие мировой истории»

Все-таки Османская империя оказалась крепким орешком. И ведь действительно гнилая была, нищая, отсталая, раздиравшаяся межнациональными противоречиями. (Считается, что турки составляли перед войной 1/3 населения этого государства). И все же — устойчивее России оказалась! В конце концов, военная слава турок в Галлиполи и Кут-Эль-Амре принесла им пользу. Не в ходе Первой мировой войны — ее турки проиграли, — но вскоре после нее. В 1922 году победоносная турецкая армия Мустафы Кемаля (Ататюрка) приближалась к проливам. Греческие войска отступали. Греки с надеждой взирали на союзную Англию. Напрасно. Англичане боялись драться с турками. И пресса, и парламент были единодушны в решении не воевать, хотя премьер Ллойд-Джордж хотел помочь грекам. Короче, греков бросили, и им пришлось до дна испить горькую чашу. Ллойд-Джордж вынужден был уйти в отставку.

Но не только военная слава осталась Турции после Первой мировой войны. И дурной славой покрыли они себя, чудовищной. Несмываемым пятном лежит на Турции истребление многих сотен тысяч армян в 1915–1918 годах. Посол ещё нейтральных США еврей Моргентау пытался помочь и армянам, и вообще всем христианам, и евреям. Но если в отношении евреев его вмешательство дало результат (да и немцы помогли нам тогда), то в отношении армян турок ничего не могло остановить. Известен даже приказ Талаата (османского министра внутренних дел), где он уточняет — депортации (т. е. высылке в пустынные регионы почти на верную смерть) подлежат именно и только армяне. А других христиан не трогать (чтоб не злить мир). Остальных турецких христиан — греков (а их еще много было в Турции), ливанцев — сгоняли в рабочие батальоны, где условия были очень тяжелые. Туда попадали и армяне-мужчины, а случалось, и евреи, но евреев было там мало. Христианам турки не верили и, как правило, оружия им не давали. Мобилизованных христиан приспособили для строительства дорог. С дорогами в Османской империи было плохо, а война эту нехватку еще обострила — с начала войны не могли уже турки плавать по Средиземному морю, а с конца 1915 года и по Черному трудно им плавать стало — русский флот усилился. А надо было снабжать города, снабжать и перебрасывать войска. Вот и строили срочно дороги. Не только в Малой Азии, а по всей империи, включая и наши места. После окончания строительства какого-либо крупного объекта, занятых там армян иногда расстреливали. Остальные рабочие могли уцелеть, если не умирали от непосильного труда, скудного питания и эпидемий.

Генри Моргентау-старший — американский еврей. В период с 1913 по 1916 годы — посол США (еще нейтральных) в Турции. Отчаянно пытался помочь евреям и спасти армян. С евреями ему кое-что удалось, а вот армян не спас. После той войны Моргентау написал книгу о гибели турецких армян: «Самое страшное событие мировой истории». Он ошибся. Самое страшное событие мировой истории — еврейская Катастрофа — было еще впереди! Он дожил до него. А его сын, Генри Моргентау-младший, министр финансов у Рузвельта, тщетно требовал летом 1944 года бомбить железнодорожные пути к лагерям уничтожения. Толка вышло не больше, чем от переговоров Моргентау-старшего с тогдашними турецкими правителями — «младотурками».

Вот пара эпизодов из книги Моргентау-старшего.

Талаат-паша, турецкий министр внутренних дел и свирепый палач армян, объяснял ему доходчиво при встречах, что армянского вопроса в Османской империи больше нет, так как армян уже нет. Но некоторые турецкие армяне, еще до войны, застраховали жизнь в американских страховых компаниях. Так как живых наследников у этих людей не осталось, то турецкое правительство хотело бы получить причитающиеся им деньги[35]. Но выжать деньги из американских страховых компаний оказалось труднее, чем вырезать армян.

А еще, рассказывает Моргентау, очень жалел Талаат-бей, что не вырезали его предки армян в старые добрые времена, в эпоху турецкого великодержавия. Тогда можно было ни с кем не считаться — в Средние века султан был, видимо, самым могущественным монархом мира. Но тогда армяне были у турок в чести. Их называли «верноподданной общиной». В Стамбуле ценили их финансовые и торговые таланты (и налоги, которые армяне исправно платили). Вот и верь после этого в прогресс человечества!

Ну а мне остается еще добавить, что Талаат был, помимо прочего, нечист на руку. Пишут, что он, используя свое высокое служебное положение, хорошо нажился на военных трудностях турецкого населения.

А вот антисемитизма Талаат не проявлял. Он прямо говорил Моргентау, что к евреям у «младотурок» претензий нет. Позднее, после отъезда Моргентау, он (Талаат) даже возражал против жестокого обращения с арестованными членами НИЛИ (см. дальше).

После войны Талаат бежал в Германию и там был убит армянскими террористами. К слову сказать, с конца XIX века, в течение нескольких десятков лет армянский терроризм был заметным явлением в мире. В основном мстили туркам, но и другим врагам армян доставалось.

Наряду с османским государственным аппаратом большую роль в геноциде армян сыграли добровольцы-бандиты из числа курдов и черкесов, убивавшие их по дороге в ссылку.

Но находились все-таки и мусульмане-праведники, прятавшие армян или пытавшиеся облегчить участь уже арестованных.

Справедливости ради надо отметить, что, хотя высший в нашем регионе турецкий начальник Джамаль-паша имел славу жестокого человека и пользовался почти абсолютной властью, армян в Стране Израиля не истребляли. Иерусалим даже служил убежищем для иногородних армян, если им удавалось до него добраться. (Например с восточного берега Иордана, где оказалась значительная группа ссыльных армян).

Глава 54 Деньги нужны

А теперь совершим скачок в пространстве и времени. Вернемся к началу 80-х годов XIX века, когда только зарождался сионизм. Термина самого еще не было, говорили: «Палестинофилы» или «Любящие Сион» — «Ховевей-Цион». В то время жил в России умный человек — отец религиозного сионизма — рав Шмуэль Могилевер, раввин Белостока. Понимал рав Могилевер, что не скоро поднимутся в Земле Израильской еврейские города и села. И нужна будет помощь еврейских богачей — без нее не обойдется. Он обращался к еврейско-русским магнатам и получил от ворот поворот — слишком уж фантастической казалась идея нового заселения евреями Страны Израиля. И тогда решил он обратиться к Ротшильду. Это в XIX веке была высшая инстанция для евреев. Иногда Ротшильды могли помочь, иногда — нет. Но уж если они не могли, то значит только Бог мог. И Ротшильд — барон Эдмунд, живший в Париже, не отказал — он еще не предполагал, бедняга, в какую влипает историю (и в прямом, и в переносном смыслах). Решили так… Земля Израильская — страна отсталая и запущенная донельзя. Уже давным-давно никто тут не хозяйствовал. Промышленности и близко нет, сельское хозяйство малочисленных арабов находится на самом низком уровне и не может служить образцом. (Это, кстати, было не совсем верно. Апельсины арабы выращивали.) И решили для начала организовать экспериментальную базу. Рав Шмуэль Могилевер поедет в Россию, найдет там десяток хороших еврейских семей, богобоязненных, имеющих опыт работ в сельском хозяйстве — такие были в России. Можно рассчитывать и на «геров» — русских крестьян, принявших иудаизм (и такие были). Уговорит их рав Могилевер приехать в Землю Израильскую, Ротшильд купит им землю, построит для них деревеньку (он решил назвать ее в честь своей матери — Батьи). И посмотрят они, как пойдет дело. Что может в Земле Израильской расти, к примеру. План был вроде бы неплох. Но они имели дело с евреями… Короче, рав Могилевер поехал, нашел одиннадцать подходящих еврейских семей, привез их. Ротшильд построил для них деревню Мизкерет Батья — она существует и поныне. Только вот никакой экспериментальной базой она не стала. Ибо, пока все организовывалось, евреи хлынули лавиной. Из Российской империи и Румынии. И опрокинули все экспериментальные планы. Пришлось действовать срочно — из Земли Израильской прибыл посланец — Файнберг. Молили евреи о помощи. Куда было Ротшильду деться? С тех пор часто так оно и идет. То нет никого, то идет волна, ломая все планы и прогнозы. И начинается лихорадочная деятельность по приему этой волны. А с Файнбергом мы еще, кстати, встретимся. Был он инженер, то есть «еврей с правами», но из идеалистических соображений приехал в Землю Израильскую.

Глава 55 Антисемитское изящество

Пока покинем Землю Израильскую и поговорим о стране исхода — Румынии (о России уже говорили много). Очень антисемитской страной была тогдашняя Румыния. В 1878 году она окончательно получила независимость от Турции благодаря победам русского оружия. И сразу же использовала свою независимость, чтобы «грызть» евреев. Теперь уже можно было не обращать внимания на Стамбул — раньше султан немного мешал. И не было такой антисемитской выдумки, которую бы в тогдашней Румынии не воплотили в жизнь. Даже в России легче дышалось евреям. Евреи, кстати, в Румынии считались «иностранцами, не находящимися под иностранным покровительством». Практически все триста тысяч живших там евреев не имели никаких прав, но платили все налоги и отбывали воинскую повинность. (Гражданские права были у 1 % евреев. В основном эти люди отличились на войне 1877-78 годов.) Долго было бы рассказывать о всех бесконечных ограничениях и унижениях. Я приведу для иллюстрации один закон. Считаю его верхом антисемитского изящества. Понятно, что было среди румынских евреев много мелких торговцев в разнос. (Одно из традиционных тогда занятий у евреев. Не только в Румынии). Были они последние бедняки — весь свой «магазин» на себе таскали. Но именно их почему-то ненавидели и преследовали румыны более всего[36]. И наконец просто запретили евреям эту деятельность. Но как изящно запретили! Закон гласил: «Иностранцы имеют полное право заниматься на территории Румынского Королевства мелочной торговлей в разнос. Они должны только доказать, что в их странах подобная деятельность разрешена румынам». Пожалуйста, евреи, предъявите доказательства, что в вашей стране румынам можно торговать в разнос, и торгуйте себе на здоровье в Румынии. Мы разве антисемиты? Боже упаси!

Напоминаю, что это был только один из очень многих законов «против иностранцев» — так выражались в Румынии. Бывали и погромы. В армии царил антисемитизм.

Понятно, что при такой ситуации велика была еврейская эмиграция из Румынии. И на Запад, и в Страну Израильскую. Ехали к нам даже хасиды, т. е. самый патриархальный еврейский люд. (Из других регионов хасиды во время первой Алии почти не приезжали).

В общем, первая Алия была русско-румынской.

А теперь вернемся к нам.

Глава 56 Деньги появились

Время Первой алии называют также «эпохой Ротшильда». И справедливо. Если б не он — погибло бы все в самом начале. Он себя сионистом, тогда, не считал, в дальнейшем с Герцлем не сотрудничал. Считал себя просто филантропом. Это слово к нему пристало. Долгие годы, когда говорили в Израиле просто «филантроп», без указания имени, имели в виду Эдмонда Ротшильда. Так древние греки, когда говорили просто «поэт», имели в виду Гомера, а просто «философ» — Аристотеля. В эпоху Ротшильда (1882–1899 годы) «филантроп» вложил в Землю Израильскую в 20 раз больше денег, чем смогли собрать сионисты. Золотой дождь лился не только на евреев. Досталось немало и турецким чиновникам всех рангов, благо они были продажны. А если кто не брал поначалу взяток, то скоро понимал сам, что он просто дурак. Ибо взятку тогда получал его начальник (если надо, то и в Стамбуле), и все равно выходило, как хотели люди Ротшильда.

И арабским, и друзским шейхам тоже перепадало. За землю, которую уже веками никто не обрабатывал, за охрану еврейских поселений. Но главное пошло на евреев. Ротшильд создал свою администрацию, параллельную турецкой, для управления еврейскими поселениями. Только в одном поселении не было чиновников Ротшильда — в Реховоте. Но все равно его жители возили свой виноград по дорогам, построенным ротшильдовской администрацией на ротшильдовские винные заводы, лечились у ротшильдовских врачей — словом, пользовались услугами «филантропа». А в остальных поселениях вообще все было ротшильдовским, и управлялись они ротшильдовскими чиновниками. Особо надо сказать о Хадере, одном израильском городе. Известно, что есть у нас пустыни. А тогда были еще и болота. И много (теперь одно сохранилось как заповедник). И свирепствовала там малярия — давняя беда многих средиземноморских стран. И мерли от нее люди. Как фронтовые сводки читается теперь летопись первых поселений. По словам писателя Бреннера «поселенцы ели хинин вместо хлеба». (Хинин — тогдашнее лекарство против малярии. Давало немало осложнений). Но и хинин не всегда спасал.

Так вот, Хадеру заложили в особенно малярийном месте. И конечно, вымерла бы она, но взялись за дело люди Ротшильда, получив от него огромные деньги. Городская больница Хадеры называется «Гилель Яфе» — это был врач, приехавший из России, конечно, нанятый Ротшильдом[37]. Он самоотверженно боролся с малярией. (Это прекрасно, что больницу назвали именем врача, у нас часто больницы получают названия по имени политических деятелей).

Но главное было — осушить огромное болото. Хороши для этого эвкалипты. Их усердно сажала ротшильдовская администрация. (Говорят, арабы называют эвкалипт «еврейским деревом».) К сожалению, это поколение эвкалиптов почти все погибло в топках турецких паровозов в Первую мировую войну. Но в Хадере принимаемых мер было явно мало. Нужны были большие дренажные работы. И ротшильдовская администрация привезла негров. Не работорговля это, конечно, была — ее времена давно миновали. Это были «гастарбайтеры», но особенные, их набирали в верховьях Нила — там много болот. И наивно думали, что эти люди, выросшие среди болот, будут устойчивы к малярии. Черта с два! Наша еврейская малярия — лучшая в мире. Мерли от нее негры не хуже евреев. Но еще они прокопали канавы, по которым стекала в море болотная вода. (Комар, точнее его личинка живущая в воде, соли не выносит.) Кто из негров не помер — тот хорошо заработал. Частично потом они вернулись в Африку, частично — остались. Есть у нас деревенька, где живут их потомки (хотя в основном наши негры — другого происхождения: есть потомки рабов, ввезенных арабами в давние времена, есть эфиопские евреи, есть недавние беженцы из Африки). А с малярией тогда еще не было покончено. Борьба с ней, т. е. в первую очередь — осушение болот, растянулась на десятилетия. (В дальнейшем эти работы производились без помощи негров). Но первый ощутимый успех был именно тогда. Сейчас уже давно нет у нас малярии. Пережили ее, переживем и террористов. Малярия была опаснее.

Глава 57 Роль бутылок в истории

При Ротшильде, с помощью его агрономов, у нас появились первые виноградники. Дело вроде бы пошло. Но тут налетела филлоксера и все съела[38]. Пришлось начинать заново. Люди Ротшильда выписали из Америки филлоксероустойчивые сорта[39]. Открылись два винодельческих завода. Ротшильд мечтал о большом производстве духов, о разведении шелкопряда и выработке шелка, но эти планы лопнули. А вот виноделие — пошло (процветает и по сей день). В конце XIX века во всем мире на каждом семейном торжестве в приличной еврейской семье ставили на стол бутылку нашего вина. Только вот сами бутылки в те годы производились не у нас. И решил Ротшильд, что к вину нужны бутылки — ведь в древности в наших местах выдували стекло (и еще как!). Какие-то местные евреи пообещали наладить производство. Получили от Ротшильда деньги, а бутылки не сделали. Тогда прислал Ротшильд прославленных чешских специалистов-стеклодувов, но и они не сделали бутылок. Ротшильд заупрямился — твердо решил, что бутылки будут. Он пригласил на встречу молодого человека. Недалеко от Кишинева есть местечко Оргеев. Недалеко от местечка Оргеев есть село Акимовичи. Там этот молодой человек родился. (Так что и кишиневские, и оргеевские евреи считают его своим земляком.) На тот момент этот молодой человек успел уже побывать в революционерах (еврей ведь был) и посидеть за это в тюрьме. Затем, к счастью, примкнул к сионистам эпохи Первой алии.

А теперь оканчивал силикатно-керамическое отделение Лионского политехнического института. Ротшильд предложил ему по окончании института ехать в Землю Израильскую — делать бутылки. И даже размечтался. «Бутылки — это только начало, молодой человек, — говорил он, — со временем мы должны научиться делать и такие вещи», — Ротшильд показал средневековый венецианский сосуд — чудо хрупкой красоты. Молодой инженер поехал в Землю Израильскую. Но и от него не дождались бутылок. Вместо этого он со временем построил Тель-Авив и стал его бессменным мэром. Это был Меир Дизенгоф. Русские звали его Мироном Яковлевичем. Это русское имя своего мэра долго употребляли жители Тель-Авива.

Глава 58 Критиковать евреи любят

Но если кто, прочитав предыдущие главы, подумал, что барон Эдмонд Ротшильд был в конце XIX века популярен у евреев или хотя бы у сионистов, то это было совсем не так. Большинство евреев, включая и родственников барона, считали его «филантропию» глупой затеей. Много позднее, в 20-е годы XX века, барон Ротшильд говорил Вейцману: «Если вам нужны деньги, приходите только ко мне, а не к моей родне. Когда я тратил миллионы, они надо мной смеялись. А теперь хотят, потратив несколько тысяч, примазаться к моей славе». Еще раньше барон Ротшильд сказал: «Без меня у сионистов ничего бы не вышло. Но и моя деятельность без них немногого бы стоила». Многое у нас теперь названо в честь Ротшильда. Оценили и сионисты его, и он сионистов. Но тогда, в конце XIX века, далеко было до этого. Тогда над ним евреи не только смеялись, они на него и сердились. Подсчитывали, какие огромные деньги выкидывает он на ветер в Земле Израильской (тем более что авторитетные агрономы и экономисты утверждали, что дело гиблое). А сколько можно было на эти деньги сделать полезного в нищих белорусских или польских местечках! В начале XX века вышла солидная многотомная «Еврейская энциклопедия» на русском языке. Многие, наверно, ее видели. Там много и о Ротшильдах. А о деятельности барона Эдмонда Ротшильда на Земле Израильской сказано хоть и без злобы, но вскользь. А ведь к тому времени он уже сделал в этой области более 90 % того, что вообще сделал. Но для многих евреев того времени, даже имевших «еврейское сердце» — надо полагать, что именно такие писали «Еврейскую энциклопедию», — сионизм был делом несерьезным. Ну а сионисты? Из Земли Израильской слышал Ротшильд только проклятия. Были даже такие русские евреи, что бегали жаловаться к русскому консулу в Иерусалиме — их, несчастных российских подданных, угнетает французский капиталист Ротшильд. Эти жалобы чувствительно задевали филантропа, хотя российские консулы обычно не вмешивались в конфликты евреев-поселенцев ни с его чиновниками, ни с турецкой администрацией.

А «румынам» некуда было жаловаться — маленькая бедная Румыния не имела консульства в Иерусалиме, и вообще, они (румынские евреи) были «иностранцами» в Румынии. Говорили, что поэтому больше любил Ротшильд румынских евреев.

Среди сионистов XIX века виднейшей фигурой был Ахад ха-Ам — «Один из народа» — псевдоним Ашера Гинцберга. Он объехал Землю Израильскую, осмотрел ротшильдовские поселения и, вернувшись в Россию, написал уничтожительную статью «Не тем путем».

Но в чем же обвиняли ротшильдовскую администрацию, «чиновников барона»? Что на них расходуется непропорционально большая часть ассигнований, что они беззастенчиво командуют поселенцами, контролируют каждый их шаг, даже унижают их — это особенно разозлило Ахад ха-Ама. Он подробно описал, как поселенцы смиренно стоят, ожидая, когда какой-то чиновник изволит их принять, как поселенцев гонят освещать дорогу факелами (другого освещения не было тогда в Стране Израильской), когда вечером едет какая-то ротшильдовская «шишка». Говорили, что чиновники барона имитируют кипучую деятельность, отдавая бессмысленные, противоречивые указания поселенцам, стремясь «втереть очки» барону, благо он в Париже. Довольно похоже на жалобы нынешних новоприбывших евреев в отношении опекающего их Сохнута. (Дорогу, правда, теперь факелами не освещают.) В ответ чиновники барона говорили, что среди поселенцев много ленивых и жуликоватых людей, которые явились в Землю Израильскую, прослышав, что барон Ротшильд все всем евреям бесплатно дает. Что поселенцы не хотят работать, что им, ротшильдовским чиновникам, приходится иметь дело с восточными людьми — турецкими чиновниками и (что особенно трудно) с арабскими шейхами. И тут приходится вести себя по-восточному в отношении подчиненных (то есть поселенцев), иначе шейхи уважать не будут. Что приходится экспериментировать. Истина, вероятно, лежала где-то посередине, но, как всегда, не понимали люди главного — что трудности, большей частью, объективны. Что приходится осваивать дикую страну, ставшую бесплодной, что людям приходится заниматься трудом, о котором они не имеют понятия и к которому не скоро привыкнут. Не могло все идти легко и быстро. Напомню судьбу еврейских поселений в Новороссии, а там ведь климат был привычнее и малярии не было.

Глава 59 Наша земля!

Был в те годы другой еврейский филантроп, барон Гирш, даже богаче Эдмонда Ротшильда (не вообще всех вместе Ротшильдов, а именно одного Эдмонда). Он, кстати, разбогател на традиционном в XIX веке еврейском бизнесе — строительстве железных дорог. Он осуществил ряд благотворительных проектов, в том числе и в США. Мы привыкли, что филантропические деньги идут из Америки. А вот в конце XIX века было иначе — Гирш помогал новоприбывшим в Америку восточноевропейским евреям. Были у него и другие интересные проекты. Но делом жизни стало поселение евреев в Аргентине. Это было более чем за 10 лет до «угандистов» и прочих «территориалистов». Тут нужны кое-какие разъяснения. Аргентина к тому времени усмирила патагонских индейцев, что сделало возможным освоение обширных территорий. Там был огромный запас прекрасной незаселенной земли. А ведущей традиционной отраслью сельского хозяйства — скотоводство. Но мясо тогда не могли перевозить через океан, разве что соленое (не было еще холодильников). А посему было объявлено, что надо развивать зерновое хозяйство. Лассо, орудие скотоводов, было объявлено символом отсталости, плуг — символом прогресса. И стали приглашать всех, кто умеет или хотя бы хочет землю пахать. Сами сельские аргентинцы были «гаучо» — пастухами. Это была надводная часть айсберга. Существовала и «подводная» — борьба либеральной буржуазии Буэнос-Айреса со степными феодалами, традиционно опиравшимися на «гаучо». Приезжих крестьян хотели противопоставить пастухам. Но, как говорила моя бабушка, «не важно, что бумажно, — было б денежно» — землю давали. И люди ехали туда. Аргентинцы старались селить новоприбывших вперемежку, то есть чтобы рядом с итальянской деревней была не другая итальянская, а, скажем, немецкая. Гирш, однако, сумел — возможно, с помощью английской дипломатии, в Аргентине тогда очень влиятельной, — добиться выделения значительного массива земель, предназначенного для сплошного заселения именно евреями. А планы у него были грандиозные. Мечтал он о переселении в Аргентину миллионов восточноевропейских евреев[40]. В 1889 году первые 136 еврейских семей (824 человек) прибыли в Аргентину из Российской империи (в основном из Каменец-Подольска) и основали первое сельскохозяйственное поселение.

Но гладко было лишь на бумаге. А на деле все пошло так же трудно, как у Ротшильда, а до того — у русских царей. Хотя тут не было малярии и грех было жаловаться на почвы и климат. И опять же, не понимали ни Гирш, ни другие, объективной природы того, что рост сельскохозяйственных поселений — трудный и медленный процесс. Решил он, что надо пригласить опытных крестьян, которые уже давно крестьянствуют, в эти аргентинские колонии — как образец для подражания. Ротшильдовские поселения существовали уже более десяти лет. Решено было пригласить образцовых крестьян оттуда. И кое-кого удалось сманить. Но однажды посланец Гирша подъехал к деревне Заморин. Теперь — это городок Зихрон-Яков. Населен был Заморин румынскими евреями. Посланец барона Гирша выступил перед ними (а легенда говорит: сам барон Гирш приехал выступать). Расписал оратор все прелести Аргентины и предложил записываться туда. В ответ раздалось рычание: «Это наша земля! Камни будем грызть, а не уйдем с нее!» Теперь уже не важно, кто первый это крикнул. Важно, что чиновника Гирша прогнали. И очень любил с тех пор Ротшильд это поселение. Там теперь его гробница.

Зихрон-Яков, как теперь зовется это поселение в память об отце Эдмонда Ротшильда — Якове Ротшильде. А нам пора познакомиться с одной семьей из этого поселения.

Глава 60 Уникальная семья

У румынских евреев Фишеля и Малки Ааронсон было пятеро детей. И все замечательные. Разговор у нас пойдет о двух самых ярких, хотя и другие оставили свой след, но сказка будет бесконечной, если рассказывать обо всех. Старший сын родился еще в Румынии и в Землю Израильскую прибыл ребенком, остальные — родились уже в Эрец-Исраэль.

Для моей сказки важна младшая дочь Сара и старший сын Аарон. Начнем с него. С детства проявлял он огромную любовь к биологии, исходил всю страну, знал названия всех букашек, таракашек и травинок. Когда закончил школу, встал вопрос: что делать теперь? В Земле Израильской тогда негде было дальше учиться. Ротшильд не был сторонником широкого распространения высшего образования среди «своих крестьян». Все же какие-то возможности предоставлялись. Мальчикам предлагали ехать учиться в Париж на агронома за счет барона, чтобы потом работать в ротшильдовской администрации. Девушкам предлагали, тоже в Париже и тоже за счет барона, становиться учительницами для ротшильдовских школ. Вакансий было мало, а конкурс большой. Ходили слухи о взятках обычных и о взятках «натурой», которые чиновники требовали с девушек. Теперь уж не разберешь, что тут правда. Во всяком случае, Ааронсон отправился в Париж стипендиатом Ротшильда. Выбор был самый правильный.

На агронома в те времена учились два года. До получения диплома Ааронсону оставалось несколько недель, когда его вдруг вызвал Ротшильд. Здесь, безо всяких объяснений, Ааронсон получил приказ — ехать сейчас же в Землю Израильскую и приступать к заведованию только что основанным поселением Метула. Ааронсон попросил о небольшой отсрочке, чтобы получить диплом. Ротшильд был непреклонен, и Ааронсону пришлось подчиниться. Кто платит — тот и заказывает музыку. Ротшильд выглядит в этой истории не с лучшей стороны. Но он уже несколько раз обжегся — люди, получив благодаря его помощи образование, потом «делали ручкой» и искали работу где-нибудь в месте, более приятном для жизни, чем Земля Израильская в те годы. Теперь-то, зная, что будет с Ааронсоном, мы понимаем, что Ротшильд был не прав.

Начавшееся с конфликта заведование в Метуле долго не продлилось. Исчез какой-то мешок зерна. Ааронсона обвинили в краже. Он не стал оправдываться и уволился. Опять же, поскольку нам известен дальнейший ход событий, ясно, что никакого мешка он не крал. Да и не столько исчезало неизвестно куда в ротшильдовских поселениях.

Итак, Ааронсон оказался в оппозиции к ротшильдовскому чиновному аппарату. По тем временам это мог позволить себе в Стране Израильской только очень богатый человек. Ибо где, как не у Ротшильда, можно было здесь работать или лечиться? Они, чиновники Ротшильда, умели расправляться с мятежниками. Так затравили, например, Файнберга (см. главу 54), когда он начал проявлять характер.

Молодому агроному пришлось уехать. Диплома не было — работу он смог найти только в других провинциях Османской империи (Турции). Там не привередничали. А меж тем кончался XIX век. Иссякало и терпение Ротшильда. Многие годы вкладывал он в Землю Израильскую большие даже для него деньги, без надежды вернуть хоть что-нибудь назад. И в ответ получал только насмешки и ругань. В 1899 году он объявил: «Все, вы уже выросли. Живите самостоятельно. Детство кончилось».

Так завершилась «эпоха Ротшильда». Наступил новый век, в прямом и в переносном смысле.

Глава 61 «Мать злаков»

Сразу стало труднее на Земле Израильской. И жалели теперь о временах барона — много полезных начинаний пришлось свернуть. Но Ааронсону уход Ротшильда дал возможность вернуться в Землю Израильскую. Тут он вскоре совершил открытие: нашел дикую пшеницу. Здесь я кое-что поясню.

Жили-были когда-то, во втором тысячелетии до нашей эры, умные-умные люди. Теперь их называют «западные протосемиты» (или по другой классификации северо-западные). Это наши давние предки. От них пошли и другие народы — финикийцы, например. Но все, кроме нас, исчезли еще в древности. (Ливанские христиане-марониты считают себя прямыми потомками финикийцев, но эта теория широкого признания не получила). Арабы — это восточная семитская ветвь (или юго-восточная). И эти ветви — западная и восточная — разошлись давно.

Так вот, «западные протосемиты», еще до того, как распались на ряд ветвей, в том числе на еврейскую, живущую и ныне, подарили миру два открытия: 1) изобрели буквенную письменность — от нее пошли все нынешние алфавиты; 2) окультурили дикую пшеницу — от нее все нынешние сорта пшеницы. Это «мать злаков». Потом про нее люди потихоньку забыли. Вот агроном Ааронсон ее в 1906 году и нашел. И было это большой сенсацией в начале XX века. Я не берусь судить о практической важности этого открытия. Вроде бы агрономы с ней до сего дня колдуют, выводя сорта, устойчивые ко всяким там непогодам и вредителям. В популярной печати сообщалось, что во втором десятилетии XXI века не только израильские, но и американские, германские, турецкие генетики этой пшеницей занимаются.

Для моего же повествования важнее именно сенсация. Сионисты возликовали — вот, мы только начинаем, а уже сделано такое открытие! Научная слава Ааронсона была велика. Его пригласили прочесть курс лекций в Америке. Ему предложили профессуру в Беркли (Калифорния). Никто уже не вспоминал теперь об отсутствии диплома! Но он от всего отказался — превыше всего была для него сионистская идея. Зато с радостью принял другое предложение — основать сельскохозяйственную научно-исследовательскую станцию в Земле Израильской (экспериментальную базу для развития сельского хозяйства). Нашлись жертвователи в США, и станция была создана в Атлите. Есть у нас такая точка, между морем и Зихрон-Яковом (тогда Заморин). Почему-то очень часто именно здесь разыгрываются драматические события. Там он и заложил свою ферму. Самое любопытное, что турки вручили ему орден. Что ж, нечасто открытия исходили из Османской империи. Вообще Аронсоны была исключительная семья. Ни разу не было другой такой из Румынии.

Глава 62 Борьба насмерть!

Но самой яркой фигурой в той семье был не агроном Ааронсон, а его младшая сестра Сара, «героиня Израиля». Соперница Трумпельдора по части военной славы. Веселая, задорная, красивая. В начале XX века она восхищала и шокировала провинциальное еврейское «румынское общество». А началось с «Гедеонов». Это была уже эпоха Второй алии.

Я рассказывал, что прибыли в Землю Израильскую участники еврейской самообороны из России и создали организацию «Ха-Шомер» — «Страж», взявшую на себя охрану еврейских поселений. Старая ротшильдовская система, состоявшая в найме бедуинов, друзов, черкесов, к тому времени распалась. И денег ротшильдовских уже не было. И в принципе, энтузиасты Второй алии считали эту систему порочной — евреи сами должны себя охранять. Тогда еще не было терроризма как такового, но разбой был-таки проблемой в полудикой стране. Когда-то, во времена досионистские, немногочисленные ультрарелигиозные евреи были здесь беззащитны. Их арабы презрительно называли «дети смерти». А сионистов арабы называли «москоби», то есть «московские», то есть «русские». И им, арабам, пришлось выучить, что есть разница между «москоби» и «детьми смерти»! Итак, «Ха-Шомер» повсюду брал на себя оборону еврейских поселений. Но возникла проблема с «румынами». Они изначально русских недолюбливали. А тут еще социалистические идеи Второй алии, которые «румыны» тогда не разделяли. Короче, в Заморине (теперь это Зихрон-Яков) решили создать свою стражу, независимую от «Ха-Шомера». Ее назвали «Гедеоны» в честь библейского героя, мастера ночных боев. Во главе встал инициатор этой затеи, брат Сары (другой, не агроном). И она ввязалась в это дело. По ночам скакала с парнями в мужской одежде на коне. Теперь достаточно девушек, которые от этого не отказались бы. Но румынское еврейское общество в Земле Израильской было в те годы консервативно. Хорошей еврейской девочке из приличной семьи так вести себя не полагалось. А дома — еще хуже. Была у Сары старшая сестра. По старой доброй еврейской традиции положено выдавать дочерей замуж по старшинству. И вот стали в доме появляться молодые люди. Их приглашали к старшей. Но Сара не могла удержаться, начинала «вертеть хвостом» и переключала их внимание на себя. Словом, тогда не было «румынской» девушки, дававшей столько пищи для сплетен, охов и ахов.

В это время Жаботинский развил бурную сионистскую деятельность в Стамбуле. (Работал там корреспондентом и занимался сионистской агитацией.) И среди тех, кому он «накружил» голову, был один богатый сефардский еврей, который решил стать сионистом и поехал посмотреть Землю Израильскую. И увидел Сару. И влюбился. И «честным пирком — да за свадебку». И увез молодую жену в Стамбул. И вздохнули с облегчением родители, сбыв с рук свою красивую, но непутевую дочку. А зря!

Не ужилась она с мужем. Тут нужен был «орел степной, казак лихой», а не владелец магазина, пусть и большого. Разругалась она с мужем и отправилась назад, к родителям. А уже начиналась Первая мировая война. Вот едет Сара в поезде в Землю Израильскую (на море господствует вражеский флот). Война только началась, поезда еще ходят по расписанию, в вагоне-ресторане еще можно купить нормальную еду за обычные деньги. Турецкие офицеры-попутчики вежливы с красавицей. Словом, приятное путешествие (хотя впереди — малоприятное объяснение с родными). И вдруг видит Сара, что впереди на рельсах много людей, а поезд и не думает останавливаться, наоборот, набирает скорость и мчится на этих людей! Кто успевает отскочить, а кто — нет, ибо много среди них стариков и маленьких детей, и вообще все они еле живы от голода. И поезд проносится по людям. Но потом все-таки останавливается. И довольный бежит вдоль состава машинист и кричит: «Я зарезал девятнадцать этих свиней!» Это были армяне, которых гнали на депортацию.

И в одну минуту забыла Сара о семейных своих неурядицах. Тоном, не терпящим возражений, приказала она собрать семью, когда приехала, рассказала им о том, что видела, и заявила, что начинает борьбу с турками не на жизнь, а на смерть. И тут заговорил ее прославленный брат, агроном Ааронсон, и поддержал ее полностью. Так вступила она на дорогу, которая приведет ее к геройской гибели. И к славе. О таких женщинах говорил Жаботинский, что созданы они из шелка и стали. Так началась история «Нили».

Глава 63 Польза от турецкой армии

«Нили» — это аббревиатура ивритской фразы: «Верный Израилю — не солжет». Кроме того, сейчас — это женское имя. А еще так называется одно из наших поселений на «территориях».

Но прежде надо сказать несколько слов о положении в Земле Израильской в 1915–1916 годах. Англичане в эти годы убедились в стратегической важности страны. Турки, с благословения и с помощью немцев, предпринимали походы к Суэцкому каналу. Хотя их нападение удалось отразить, это привело к тому, что в зоне Суэцкого канала была скована большая английская армия[41]. У немцев и турок были все основания быть довольными. А у англичан — были все основания интересоваться тем, что происходит в Земле Израильской, на которую раньше не обращали внимания.

А дела евреев шли, пожалуй, лучше, чем у остальных немусульман — греков (их тогда много проживало в турецких владениях, позднее их изгнал Ататюрк), ливанских христиан. Не говоря уж об армянах. Помимо заступничества американского посла Моргентау и влиятельных евреев в Берлине, видимо, важно было и то, что антисемитизм не традиционен для турок. Некоторые евреи попали в трудовые батальоны, но другие служили в боевых частях и даже были направлены на офицерские курсы. Так, весной 1916 года всемогущий Джамаль-Паша вдруг заявился в тель-авивскую гимназию с визитом и потребовал, чтобы его провели на урок физкультуры в выпускной класс. Он остался очень доволен, других уроков не посещал, но приказал всех старшеклассников сразу после выпускных экзаменов послать в офицерскую школу. Так же поступили с выпускниками еврейской учительской семинарии в Иерусалиме. Инженеров и врачей направляли в армию по специальности.

Евреи попали в разные училища. Человек 70 учились даже в Стамбуле. Часто учителями были немцы. С конца 1916 года многие еврейские лейтенанты уже сражались в рядах турецкой армии. Я уже писал, что их образование и военный опыт потом пригодились.

Сотни евреев, оставаясь гражданскими, работали в Стране Израиля на военных стройках. Бывало даже, что солдат-евреев из действующей армии отправляли в тыл на эти стройки.

Но если евреям было лучше, чем турецким подданным-христианам, — это еще не значит, что было хорошо. Разрыв из-за войны большей части внешних связей сразу сказалось в отсталой стране. Разумеется, сразу рухнул специфический местный бизнес — обслуживание паломников. Рынки сбыта традиционных экспортных продуктов — цитрусовых и вина — оказались отрезаны. Всего стало не хватать, в том числе и еды. Правда, американские евреи, пока США ещё были нейтральны, ухитрялись слать своим единоверцам гуманитарную помощь. Но это лишь немного облегчало положение. А тут еще напасть — саранча. Но нет худа без добра. Молодой, но уже знаменитый агроном Ааронсон возглавил энергичную борьбу с саранчой. И этим очень расположил к себе Джамаль-Пашу. Паша, турецкий националист, переживал, что за каждым гвоздем надо обращаться к союзникам — немцам и австро-венграм. А тут у него оказался специалист высшего класса (как я уже писал, всем оставшимся в Земле Израильской евреям пришлось принять турецкое подданство, сперва «русским», затем и «румынам»). По всему по этому Джамаль-Паша очень к Ааронсону благоволил.

Глава 64 Польза от саранчи

По существу, «Нили» — это был «семейный бизнес» Ааронсонов. Вся организация состояла из членов семьи и их окружения. А местом их сбора была ферма в Атлите, которой управлял Ааронсон. Это было вдвойне удобно. Во-первых, это была американская собственность. А турки не хотели тогда лишний раз дразнить Америку. А во-вторых, Ааронсон был в фаворе у Джамаль-Паши. На Востоке такие вещи понимают. Короче, турки туда долго не совались.

Как я уже писал, в конце весны и летом 1915 года Палестину, нынешнюю Сирию и Ливан (тогда все эти земли входили в Османскую Империю) опустошило грандиозное нашествие саранчи. А в этом регионе и раньше своего продовольствия не хватало. В мирное время его ввозили из Египта, что с началом войны стало невозможно (ибо Египет был в сфере влияния Англии). В такой ситуации саранча, пожрав посевы, вызвала настоящий голод.

На востоке саранчу употребляют в пищу. В пустынных местах она могла быть существенным подспорьем. Именно благодаря саранче держался турецкий гарнизон в Медине. Но урон, наносимый её нашествиями там, где есть хоть какое-нибудь сельское хозяйство, в тысячу раз больше пользы.

Саранча быстро размножается. При благоприятных условиях, её численность может за одно поколение возрасти в 20 раз. Понятно, как важен поиск мест кладки яиц этой напасти.

А для «Нили» она оказалась Божьим благословением. Мало того, что дала шанс возвыситься агроному Ааронсону. Саранча откладывает яйца всюду, где ей вздумается. Может откладывать их и поблизости от военных объектов, в запретных зонах. Так что людей Ааронсона пускали искать эти яйца повсюду. Для них не было запретных зон. (В случае обнаружения мест кладки яиц саранчи власти мобилизовали окрестное население для их сбора и уничтожения).

А вот установить устойчивую связь с англичанами оказалось сложно. В конце концов агроном Ааронсон и это взял в свои руки. Он получает от Джамаль-Паши пропуска на поездки в Европу. Для начала в Румынию, еще нейтральную, посетить умирающего родственника, который его, Аарона, в дни румынского детства на руках носил. Понятно, что там он не только старика навещал, но и установил связь с англичанами. А в общем тут масса детективных подробностей. О том, как, например, Сара вывешивала в нужном месте белье — его было видно с моря, и таким образом англичанам давали знать, что есть важная информация — надо ночью подплыть к Атлиту. О том, как пробирались в Египет на верблюдах через пустыню, с большим риском, отдельные члены «Нили», чтобы срочно передать что-либо. А когда их задерживали, врали, что саранчу искали и заблудились (поначалу это работало). О высадках в штормовую ночь на побережье у Атлита, — словом, много чего было. Со временем срочную информацию начали посылать в Каир голубиной почтой — англичане привозили в Атлит клетки с почтовыми голубями. До конца 1916 года бесспорным руководителем «Нили» был агроном Ааронсон. Сара тогда была на вторых ролях. Долго им везло. Кстати, фраза, аббревиатурой которой является слово «нили», служила паролем. А англичане пока не могли похвастаться успехами. Они уже понимали значение Земли Израильской — турецкие атаки раскрыли им глаза. Теперь уж англичане пытались наступать на Землю Израильскую — не то что во времена формирования «Корпуса погонщиков мулов». Но в 1915–1916 годах все шло у них так же плохо, как на других фронтах против турок, — второй раз английское наступление выдыхалось под Газой. В ходе безуспешных атак на Газу англичане потеряли 10 тысяч человек. 1916 год шел к концу.

Глава 65 В Лондоне лед тронулся

Мы оставили Трумпельдора и его «Сионский корпус погонщиков мулов» в начале 1916 года. В Александрии, куда их эвакуировали с Галлиполи, после неудачи девятимесячных кровопролитных боев. Эвакуировали, кстати, только людей. Мулам приказано было перерезать горло, так что в Александрии эвакуированные уже не были погонщиками мулов. Трумпельдор пытался сохранить еврейский отряд (Паттерсон тогда лечился в Лондоне). Но евреям предложили службу в Ирландии. Эта служба имела уж совсем мало общего с борьбой за Землю Израильскую. Ирландию называли «английская Польша» за вечную склонность к восстаниям. Евреи отказались, и в мае 1916 года отряд был распущен. Многие получили награду за службу. Трумпельдор сказал в прощальной речи: «Мы закончили свою работу, и можно сказать, что сделали ее хорошо… Благодарю вас за все». 120 бывших «погонщиков», в их числе Трумпельдор, выразили желание продолжить военную службу в английской армии. Их направили в Англию. Немецкие подводные лодки сделали морские путешествия опасными. Корабль бывших «погонщиков» был-таки потоплен, но люди все спаслись, и осенью 1916 года они прибыли в Лондон. В дальнейшем только половина из них служили в еврейском легионе. Но они составили отдельную роту. С помощью Паттерсона удалось добиться, чтобы их не разбросали по разным частям. Туда вступил солдатом и Жаботинский. Эта рота и стала ядром будущего Еврейского полка.

А в это время появился у нас и новый союзник — наш старый знакомый, агроном Ааронсон. А было так. Ааронсон снова добился у Джамаль-Паши командировки в Европу, добрался до нейтрального Копенгагена, вступил в контакт с англичанами. Но теперь англичане оказались заинтересованы в нем лично — Палестинский фронт уже существовал. И человек, знавший природные условия тех мест (в частности, источники воды в пустынях) лучше кого бы то ни было, был нужен англичанам в Каире. Так что организовали его «похищение». В Лондоне Ааронсон встречался в основном не с сионистскими лидерами (его пребывание в Лондоне было строго засекречено), а с британскими руководителями, что было гораздо важнее. Обсуждались возможности большого наступления из Египта. Ааронсон убедил англичан в важности и необходимости этого наступления и внушил уважение к сионистским идеям. Затем он отбыл в Каир, а во главе «Нили» встала Сара. Так завершился 1916 год.

Глава 66 Свобода

Много чего изменилось в мире в 1917 году. И в наших еврейских делах — тоже. Поразительная новость о том, что пала русская монархия, неслась по миру. Из «жандарма Европы» и «тюрьмы народов» Россия вдруг превратилась в самую свободную страну мира. Как нам теперь известно — ненадолго. Но тогда этого еще никто не знал, и все ликовали. Евреи — особенно, ибо сразу ушли в прошлое «процентная норма», «черта оседлости» и прочие ограничения. Но и другие люди в странах Антанты, казалось, имели основания радоваться. Исчезло главное препятствие для вступления США в войну. А Америка к тому времени была очень зла на немцев за неограниченную подводную войну. Немецкие подводные лодки топили буквально все, что плавало в окружающих Англию морях. Это вызвало ужас даже в Вене. И Америка весной 1917 года вступила в войну. Казалось, победа близка! Но это только казалось. Фактически ситуация стала быстро ухудшаться. Да, Америка была потенциально могучей страной. Но она не воевала уже более 50 лет — со времен Линкольна (войну 1898 года с Испанией нельзя считать серьезной). Еще надо было создать современное войско и перебросить его в Европу, через «завесу» немецких подводных лодок. К счастью, уже имелась аппаратура для их обнаружения. Но все равно перевозка эта была делом нелегким. Итак, требовалось время, чтобы потенциальная мощь Америки дала о себе знать в Европе[42]. А его-то и не было. Ибо Россия стала быстро слабеть. «Армию разложили не большевики», — твердо заявил в своих мемуарах Брусилов. Действительно, большевики только довершили дело. А началось с того, что страна просто одурела от свободы, которой никогда не знала. Были официально изданы указы вроде «Декларации прав солдата», ставившие офицеров в унизительное положение. Их приказы теперь исполнялись после обсуждения солдатским комитетом. Чуть что — собирали всеобщий митинг. А так как война шла уже третий год, и все устали, то, как правило, приказы о наступлении выполнять отказывались, и чем дальше, тем чаще. То же самое творилось и на военных заводах. А затем начались и убийства слишком ретивых офицеров. Чаще всего их «линчевали». Набиравшие силу большевики подливали масла в огонь своей антивоенной агитацией. Словом, разложение русской армии шло быстрее, чем подходила помощь из-за океана. Немцы этому всему были рады. И старались, чтобы так все и шло. А меж тем были умные люди, понимавшие, что немцы играют с огнем: болезнь большевистская — заразная. Ведь и в Германии, и в Австро-Венгрии люди устали от войны. Но пока что немцы и австро-венгры были в выигрыше. Западные союзники, конечно, этому не радовались. Пытались хоть как-то спасти Россию от развала. Например, хотели задержать Троцкого на пути в Россию. (Он был в Канаде, в эмиграции.) Но Временное правительство возражало — оно рассматривало это как насилие над личностью. Таков был исторический фон событий.

Глава 67 Еврейский полк возникает

В Уайтчепеле весть о революции в России означала конец существующего положения. Ибо теперь Россия стала свободной страной, и евреи больше не считались политическими беженцами. Было ясно, что придется или идти в английскую армию, или возвращаться в новую, свободную Россию, что технически было уже легче — Мурманск вступил в строй. (Мурманский порт и железную дорогу к нему, тогда, называли «северные (или вторые) Дарданеллы», хотя, как вскоре выяснилось, они не вполне оправдали надежды).

Многие возвращались. Кто через Мурманск (летом и через Архангельск), кто — морем до Скандинавии[43] и дальше — посуху.

Но не все хотели покидать Англию — прижились и попривыкли. К тому времени в английских верхах уже твердо решили — начать энергичное наступление в Земле Израильской. Хоть какой-то успех был необходим. А на Западном фронте (то есть во Франции) им пока что и не пахло. Использование Еврейского легиона представлялось и логичным, и политически нужным.

В брежневские времена был в России анекдот: маршалы Жуков, Рокоссовский и прочие что-то решают во время войны. И для верности советуются с полковником Брежневым. Вот что-то похожее случалось на самом деле в Лондоне в 1917 году. В высшие сферы приглашали на совет рядового (затем сержанта) Жаботинского.

Так, в апреле они с Трумпельдором были вызваны к военному министру, где с ними обсуждался вопрос о создании легиона. Вот выдержка из разговора: министр спросил, можно ли рассчитывать на волонтеров? Трумпельдор ответил с солдатской точностью: «Если это будет полк из евреев — пожалуй. Если будет полк для Палестины — тогда очень. А если вместе с этим появится правительственная декларация в пользу сионизма — тогда чрезвычайно». Палестину никто не связывал тогда с арабами. Волонтеров, правда, не потребовалось. В июле правительство Керенского дало разрешение Англии на мобилизацию проживавших на ее территории русских граждан. Но и для самих евреев, и для высокой политики надо было, чтобы мобилизация шла без скандалов. А тут нашелся у нас новый враг — Чичерин, будущий прославленный ленинский дипломат, нееврей. Он возглавил энергичную кампанию против легиона в Уайтчепеле. Но на собраниях сторонников легиона всегда присутствовали крепкие ребята — бывшие галлиполийцы, чтобы не было у людей Чичерина соблазна прибегнуть к насилию — они проявляли эту большевистскую тенденцию. И дело пошло, несмотря на интриги английских йегудонов. Вскоре Еврейский полк насчитывал 1200 человек, и полковник Паттерсон, наш старый друг, начал его обучать.

Глава 68 Национальный вопрос в русской армии

Трумпельдора в полку не было. Его не хотели брать, хотя он соглашался на любое понижение в чине. Иностранец в регулярном британском полку не мог быть офицером. («Погонщики» были нестроевыми, там правила были менее строгие.) Сержантом или рядовым человека с одной рукой брать не хотели, но, наверное, он в конце концов добился бы чего-нибудь. Ведь из всякого правила бывают исключения. Но он видел, что, хотя легион — и шаг вперед в сравнении с отрядом «погонщиков мулов», все же он, легион, тоже небольшой. Он счел, что в России открываются большие перспективы. Основания к тому были. Дело в том, что и в русской армии началось формирование национальных частей (влияние времени).

Первые такие части возникли еще при царе. Самым крупным был чехословацкий корпус (в дальнейшем прославившийся в Гражданскую, сражаясь против большевиков). Началось с мобилизации живущих в России чехов и словаков в отдельную часть. Было их мало, и их число пытались пополнить за счет пленных австро-венгерских солдат. (Чехия входила в состав Австрии, а Словакия — Венгрии.) Шло все это медленно. Во-первых, это не нравилось царскому правительству — ведь это был как бы мятеж против их законного австро-венгерского императора. На это в Петрограде соглашались с крайней неохотой и всячески тормозили дело. Во-вторых, хотя чехи и словаки охотно сдавались в плен, что делало австро-венгерские части менее боеспособными, чем германские, они вовсе не стремились снова попасть на войну. Тем более, что при новом попадании в плен их бы повесили, как предателей. Так что дело шло еле-еле. Но после Февральской революции пошло быстрее — правительство не ставило больше палки в колеса. Летом 1917 года чехи и словаки приняли участие в боях и хорошо себя показали. Что-то аналогичное, но в куда меньших масштабах, было с сербами. Они тоже встречались в России (переселились еще в турецкие времена) и попадались среди австро-венгерских пленных.

Другая, возникшая еще при царе часть — латышские стрелки. Те самые, что прославились в Гражданскую, сражаясь за большевиков. Они еще и раньше заявили о себе — в Первую мировую. А было так: возникла эта часть почти случайно — в 1915 году, в боях с германцами. В Прибалтике местное начальство стало формировать отряды латышских ополченцев, предполагая использовать их для диверсий в тылу немцев — местность знают. И дело пошло очень хорошо. Число латышей в этих частях стало быстро расти. Я подозреваю, что ретивость их вызывалась и тем, что им доставалась часть имущества выселенных прибалтийских немцев. Как бы там ни было, дрались они замечательно, и депутаты-латыши в Думе внесли предложение о создании отдельных латышских частей, куда и свели всех латышей русской армии. И было их 40 тысяч (среди них немного русских офицеров — латышских не хватало). Они продолжали хорошо воевать. Отличились и зимой 1916–1917 годов. И потом, уже в армии Временного правительства, они тоже отлично дрались с немцами. Этот-то латышский корпус и навел всех на мысль о создании национальных частей.

Но самыми первыми национальными отрядами в тогдашней русской армии стали армянские дружины, общей численностью в 5–6 тысяч бойцов. (По другим данным 8-10 тысяч.) Они с начала войны сражались на турецком фронте. Там служили и армянские добровольцы — российские подданные (помимо тех 150 тысяч армян, что были мобилизованы на общих основаниях, в обычные русские полки) и турецкие армяне перебежавшие к русским. И даже люди приехавшие из дальних стран. Дралась эти дружины неплохо. Но мусульмане обвиняли их в жестокости. Похоже не без оснований.

Русская армия в 1917 году разлагалась, и возникла мысль: а может, национальные части будут драться лучше? Пример латышей говорил сам за себя, и немало русских офицеров готовы были скрепя сердце согласиться на дальнейшее выделение национальных частей. Начали энергично формировать польский корпус из российских военных польского происхождения. Он не успел принять участие в боях до большевистской революции. Но роль свою в истории сыграл. А произошло это так. Вся Польша была занята немцами еще в 1915 году. А в конце 1916 года немцы провозгласили независимость Польши. Разумеется, только на территории, бывшей до войны под властью русских. Военным министром новоиспеченного (марионеточного, конечно) государства предложили стать Пилсудскому. Немцы рассчитывали на создание польской армии, которую можно будет бросить против русских. Германии уже не хватало людских ресурсов. Но ничего из этого не вышло. Поляки любили немцев не больше, чем русских. Война шла давно. Энтузиазм поугас. Все же какое-нибудь войско могли и собрать, но известие о формируемом польском корпусе в русской армии окончательно всех расхолодило — никто не хотел драться против своих. Послефевральская Россия объявила о признании польской независимости, включая Познань и Галицию — то есть германскую и австрийскую части. Пилсудский требовал создания настоящего, равноправного в отношениях с Германией, а не марионеточного польского правительства. Немцы, возможно не без оснований, обвинили Пилсудского в саботаже, арестовали его в 1917 году и упрятали в тюрьму в Магдебурге, чем в будущем оказали польскому лидеру большую услугу. Его уже существовавшие части были немцами расформированы. Те, кто отказался присягнуть Вильгельму II, тоже были арестованы.

Других национальных корпусов в русской армии не было. Но о прочих поговаривали. И Трумпельдор решил, что в России открываются большие возможности.

Кстати, такие части возникли не только в русской армии. В Италии, например, тоже сформировали дивизию из чехословацких пленных. А во Франции небольшую армию из польских эмигрантов, добровольцев из Америки и германских военнопленных-поляков.

Глава 69 Требуется железо

Надежды Трумпельдору внушали не только новые веяния в русской армии, но и вести о невероятном расцвете сионизма в новой демократической России, о сионистской молодежи, готовой на все для возрождения Родины. И Трумпельдор отправился в Россию. У него было два плана: 1) Создать еврейскую армию (сто тысяч человек), которая должна будет «прорубиться» через турецкий фронт в Землю Израильскую. 2) Люди. Халуцианская молодежь. Эту идею он изложил Жаботинскому еще в 1916 году:

«— Халуц — значит авангард, — сказал я [Жаботинский]. — В каком смысле, авангард? Рабочие?

— Нет, это гораздо шире. Конечно, нужны и рабочие, но это не то. Нам понадобятся люди, готовые служить ради всего, что потребует Палестина. [Палестина тогда не отождествлялась с арабами.] У рабочего есть свои рабочие интересы, у солдата — свои, у доктора, у инженера и всех прочих — свои… Но нам нужно создать поколение, у которого не было бы ни интересов, ни привычек. Просто кусок железа, гибкого, но железа. Металла, из которого можно выковать все, что только понадобится национальной машине. Не хватает колеса? Я — колесо. Гвоздя, винта, блока? Берите меня. Надо рыть землю? Рою. Надо стрелять, идти в солдаты? Иду. Полиция? Врачи? Юристы? Учителя? Водоносы? Пожалуйста, я за всех. У меня нет лица, нет психологии, нет чувств, даже нет имени — я — чистая идея служения, готов на все, ни с чем не связан, знаю только один императив: строить.

— Таких людей нет.

— Будут.

…Я ошибся, а он был прав. Первый из таких людей сидел передо мною».

Итак, Трумпельдор отправился в Россию. Со временем мы последуем туда за ним, но пока остаемся в Лондоне.

Глава 70 Декларация Бальфура

Итак, дело с Еврейским полком выгорело. Но была еще одна, не менее важная задача, борьба за осуществление которой еще продолжалась. Вейцман боролся за официальное признание права евреев на землю Израиля. К началу 1917 года он с семьей окончательно переселился в Лондон, и его дом в дальнейшем станет одним из лондонских сионистских центров. А пока у него одно время жил Жаботинский, дело через несколько лет — немыслимое.

Имя Вейцмана так же связано с Декларацией Бальфура, как имя Жаботинского — с Еврейским легионом.

В 1917 году Вейцман стал уже своим человеком в английских военно-промышленных кругах. Его изобретения в области химии были известны и за пределами Англии, где его ученики налаживали производство взрывчатки. Вокруг Вейцмана постепенно сгруппировался кружок еврейских деятелей. В 1917 году уже велись конкретные и интенсивные переговоры не только с Англией, но и с Россией, Францией, Италией, Ватиканом, Америкой. Но главное было, конечно, — переговоры с Англией. Вейцман указывал британцам, что еврейское государство будет форпостом Англии в районе Суэцкого канала. «Ближневосточной Бельгией».

Много позднее, в мемуарах он с гордостью указывал, что его предсказание сбылось — во время Второй мировой войны евреи Земли Израильской оказались единственной группой в регионе, не подверженной нацистскому влиянию. Принято считать, что именно в 1917 году возникла еврейская национальная дипломатия. (Конечно, еще Герцль пытался ее создать, но тогда хвалиться было нечем.) А врагом номер один, как и в борьбе за легион, выступала ассимилированная верхушка английских евреев с лордом Монтегю во главе (он был министром по делам Индии). Кое-что им удалось. Были изменены некоторые формулировки Декларации Бальфура — обязательства Британии стали менее определенными. Но, быть может, важнее, что принятие самой декларации им удалось отсрочить на несколько месяцев. (О значении этой задержки дальше). Так или иначе, 2 ноября 1917 года в форме открытого письма на имя лорда Ротшильда была опубликована знаменитая Декларация Бальфура. И в ней были такие слова: «Правительство Его Величества благосклонно относится к восстановлению национального очага еврейского народа в Палестине и приложит все усилия к облегчению достижения этой цели». Итак, свершилось! Мечта Герцля сбылась. Политический сионизм добился первого успеха.

После провозглашения Декларации Бальфура, сионизм перестал восприниматься, как туманный идеал горстки мечтателей и сделался признанным национально-освободительным движением со значительными шансами на успех.

Сам Бальфур после Первой мировой войны так объяснил принятие резолюции, обессмертившей его имя: «Издавна существует поверье, что конец света наступит, когда Иерусалим снова станет еврейским. А человечество надоело мне. От него одни гадости».

Но, когда он говорил серьезно (в 1922 году, в английском парламенте), то указал иную причину появления знаменитой декларации: «Вся европейская культура виновна в преступлениях против евреев, и Британия, наконец, взяла на себя инициативу предоставить им возможность спокойно развивать свои дарования, которые в прошлом они могли применять только в странах диаспоры».

В 1918 году (ещё в ходе войны) о своём согласии с декларацией Бальфура (т. е. с созданием еврейского национального очага в Стране Израиля) заявили Франция, Италия и, с оговорками о святых местах, Ватикан. С деликатной задачей привлечения на нашу сторону этих держав, которые тоже нацелились на Палестину, справился Нахум Соколов. Сионистский деятель, сподвижник Вейцмана в борьбе за декларацию Бальфура в Лондоне, журналист-полиглот, он оказался и отличным дипломатом.

31 августа 1918 года декларацию официально одобрил Вильсон (война ещё продолжалась). Конгресс США одобрил её позднее, в 1922 году.

Глава 71 Чего ожидала Англия

Тут пора еще раз поговорить о позиции Англии. «А им-то что за горе?» Кое-что мы об этом говорили (см. главу 21). Но к концу 1917 года появился и новый фактор. Соображения англичан можно разделить условно на две большие группы. Первая — факторы морального порядка. И не надо думать, что это совсем ничто. Моральные соображения сыграли роль во многих крупных событиях. Например, в борьбе с работорговлей в XIX веке. И в войне Севера с Югом в Америке. Ллойд-Джордж, Бальфур и другие были людьми глубоко религиозными, воспитанными на Библии. Они признавались, что названия библейских городов в Земле Израильской, которые встречаются в разговорах с сионистами, для них привычнее, чем названия французских городов на фронте, где сражалась английская армия. Они сочувствовали еврейскому горю и гордились, что могут восстановить библейское царство. А кое-кто, быть может, рад был, что евреи теперь поедут в свою страну, а не в Англию (вслух об этом, конечно, никто не говорил). Вторая группа — практические соображения. Во-первых, англичане уже понимали, как стратегически важна Земля Израиля. Но было им также ясно, что у них нет и не будет денег и людей для ее освоения. Это не золотые и алмазные земли юга Африки. В Страну Израиля толпы британцев не ринутся. Ресурсов для освоения гигантской империи не хватало и до Первой мировой войны. А теперь империя должна была еще более возрасти. Так что евреи были желательны в Земле Израильской (так же, как раньше в Уганде).

Впрочем, в конце 1917 года превалировали другие соображения. Уже не надо было с такой силой агитировать американских евреев — Америка воевала. Но обострился вопрос с русскими евреями. Из России шли панические вести — большевики рвались к власти, а это означало выход России из войны. И было известно, что евреев в рядах большевиков много и они активны. Короче, было очень желательно, чтобы евреи поддержали усилия союзников. Потому и важно было, чтобы в Еврейский легион в Лондоне люди шли без сопротивления.

И в свете этого еще важнее представлялась Декларация Бальфура. Как же восприняли ее в России? Много тут пишут ерунды — вспоминают, например, как петроградские евреи празднуют это событие (сняв для этого здание цирка). Зачитывают декларацию и поздравление от Временного правительства. Шаляпин поет «Атикву» («Надежда» — сионистский гимн). Это не ложь — это мифотворчество. К яркому событию память привязывает остальное. Не было всего этого. Когда пришла в Петроград весть о Декларации Бальфура — не до того уже стало. Большевики брали власть (начало ноября 1917 года). Вообще-то по отдельности все вышеперечисленное имело место, в том числе выступление Шаляпина, но не в связи с Декларацией Бальфура.

А вот в провинции, особенно в Одессе, где обстановка еще не была столь напряженной, евреи действительно бурно выражали свою радость. И, читая отчеты одесского консула о грандиозной демонстрации в связи с Декларацией Бальфура, в Англии должны были жалеть, что не опубликовали ее раньше. Тем более, что подобные манифестации прошли и в других городах бывшей черты оседлости. Она (декларация) могла, быть может, повлиять на ход событий в России, но не успела. А ведь если бы не «йегудоны», она была бы опубликована в августе!

Не все, далеко не все мечты сионистов, связанные с Декларацией Бальфура, сбылись. Но все-таки это был большой успех. А палестинские арабы именно со дня опубликования Декларации Бальфура отсчитывают свои беды.

Русский православный клир, а вследствие этого и немалая часть русского общества, отрицательно восприняли декларацию Бальфура — Святую землю отдают евреям! Но скоро русским людям стало не до дальних стран.

Глава 72 В США

А теперь заглянем ненадолго в США. Мы оставили Рутенберга на пути в Америку, где он тоже хотел создать еврейский полк. Начал он с опубликования сионистской брошюры на идиш под псевдонимом Пинхас Бен-Ами. (Так теперь подписывался русский революционер Петр Рутенберг. Не путать с Мордехаем Бен-Ами (Марком Рабиновичем), организатором еврейской самообороны в Одессе.)

Был в той брошюре горячий призыв отодвинуть до лучших дней решение мировых вопросов и заботу о разных народах: поляках, финнах, сербах, армянах и т. д. И заняться своими еврейскими делами. И перестать считать защиту еврейских интересов делом шовинистическим и реакционным (этот призыв и сейчас актуален).

Следует отметить, что общественный климат в США был более благоприятным для распространения сионистской идеи, чем в Англии. В Америке издавна признавалось право новоприбывших (и их потомков) беспокоиться о проблемах страны исхода. А если эта страна была угнетена (Ирландия, Польша), то и бороться за её освобождение легальными методами. И находились такие, кто этим правом пользовался.

Так что заступничество американских евреев за своих соплеменников и их интерес к исторической родине многих американцев не удивило.

Постепенно сложилась в Америке вокруг Рутенберга инициативная группа — палестинский комитет, агитировавший за то, чтобы отвоевать Землю Израильскую с оружием в руках. Далеко не сразу, лишь после опубликования Декларации Бальфура, примкнул к ним Бен-Гурион. Эта декларация и известия о создании Еврейского полка в Лондоне сильно подтолкнули дело. Очень важным было и то, что у сионистов в Америке оказалось «прикрытие сверху». Нашелся в Америке влиятельный еврей с «еврейским сердцем». Брандайсу было уже лет 60, когда он взялся за сионистскую деятельность. Был он членом Верховного суда и близким личным другом президента США В. Вильсона. Так что кое-что он мог сделать. И делал. В сотрудничестве с Вейцманом боролся за Декларацию Бальфура — Англии важно было знать, что Америка эту просионистскую декларацию поддержит. Без этого ее и не опубликовали бы. Тут не всё было просто. Очень влиятельный советник президента Вильсона, полковник Хаус, был настроен антисионистски.

Но Брандайс сумел убедить Вильсона предварительно одобрить декларацию. И весной 1917 года, когда Бальфур прибыл с визитом в США вскоре после их вступления в войну, ему твердо обещали поддержку в вопросе о Земле Израильской.

Противниками сионизма в Америке были «йегудоны» (их всюду хватает). Отвечая им, Брандайс заявлял: «Чтобы быть хорошими американцами, мы должны быть лучшими евреями, а чтобы быть лучшими евреями, мы должны стать сионистами», и еще: «Как каждый американец ирландского происхождения, поддерживающий гомруль (право на автономию Ирландии — тогда она была английской), является лучшим мужчиной и лучшим американцем, так и каждый американский еврей, который помогает развитию еврейских поселений в Палестине, — лучший мужчина и лучший американец». В те годы, годы борьбы за Декларацию Бальфура, Брандайс работал с Вейцманом рука об руку. Позднее, после Первой мировой войны, их пути разошлись. (Как разошлись и пути Вейцмана и Жаботинского.) Но это не должно бросать тень ни на одного из них. Брандайс стал ходатаем у Вильсона и по вопросу создания Еврейского полка, когда Америка вступила в войну. И снова добился поддержки президента. Но возникли трудности. Америка сперва объявила войну только Германии — именно Германия вела тотальную подводную войну, возмутившую американцев. Австро-Венгрия, Турция и Болгария — германские союзники — пока что не воевали с США. Тогда через английского консула в Нью-Йорке обратились к Англии с предложением создать полк из американских евреев-добровольцев для войны на Палестинском фронте. И чтобы были еврейские эмблемы, как и в лондонском полку. Предложение было принято. В начале 1918 года первые добровольцы уже были в тренировочном лагере в Канаде. Были там добровольцы из США и из самой Канады, даже из Аргентины приезжали. И Бен-Гурион был там. И Бен-Цви. А вот Рутенберга не было. Он отправился в Россию!

Но история Трумпельдора тут повторилась только отчасти. Трумпельдор-то ехал в Россию создавать еврейскую армию. А Рутенберг снова превратился после Февральской революции в русского эсера. Тянула его к себе революция, как притягивала к себе корабли сказочная скала посреди океана. Мы еще с ним встретимся. А пока что пора нам на Ближний Восток.

Глава 73 Умный гору обойдет

Мы расстались с агрономом Ааронсоном, когда он прибыл в Египет в начале 1917 года. Английскую армию он застал не в лучшем состоянии. После неудачных атак Газы никто больше не думал об активных действиях. Штабы и вообще хорошо прижились в Каире. Даже своей агентурой — «Нили» — англичане не шибко интересовались.

Весной 1917 года появился в Египте новый командующий — Алленби. В прошлом кавалерийский генерал, участник Англо-бурской войны, он с 1914 года сражался во Франции. Сражался более или менее удачно. Но война там была в основном позиционная. Кавалерия использовалась мало. И вот он получил назначение в Египет с заданием начать наступление. Он сразу понял, что здесь не Европа, что здесь еще можно вести подвижную войну и для кавалерии работа будет. Он энергично принялся за дело. Между прочим, начал с того, что переселил штаб из благоустроенного каирского отеля в палаточный городок. Спорить с ним не решались — он славился крутым нравом.

Англичане стали готовиться к наступлению, но не по старому пути (через Газу). Задуман был бросок в обход укреплений, через пустыню. В дополнение к обычной кавалерии формировались отряды на верблюдах. Но оставалось еще неясным, как далеко в глубь страны от побережья идут укрепленные линии турок. От этого, как и от проходимости по пустыне и от наличия воды, зависели пути предполагаемого движения войск. Такой человек, как Ааронсон, был в высшей степени к месту. Разведкой англичан командовал полковник Ричард Майнерцхаген. Он потом рассказывал, что в начале войны был антисемитом, но после, познакомившись со своей еврейской агентурой (то есть, в первую очередь с «Нили»), стал он другом евреев вообще, сионистов в первую очередь. (И в первые послевоенные годы был нам очень полезен, о чем будет рассказано в биографии Вингейта.)

Под началом агронома Ааронсона (его конспиративная кличка была «Мистер Мак») работал целый отдел. Связи с «Нили», во главе которой осталась Сара, были интенсивны, как никогда раньше. Сара даже ненадолго морем приезжала в Египет. Сам Ааронсон, однако, подумывал об эвакуации в Египет всех своих. Но Сара и думать о том не желала и вернулась. Время было горячее. «Нили» в те дни добилась самого большого своего успеха — они раздобыли карту турецких позиций от Газы до Беер-Шевы и переслали ее в Египет. Для англичан это был дар неба. Но над головой евреев уже собирались тучи.

Глава 74 Тяжелые времена

Положение в Османской империи вообще и в Земле Израильской в частности в 1917 году было тяжелым. Прежде всего, было голодно. Это стало общей проблемой всех стран германского союза. Они все находились на положении осажденной крепости. Германия могла еще в 1917 году слать туркам оружие, но не еду. В самой Германии в 1917 году уже и картофель стал предметом роскоши. Люди все больше питались кормовой брюквой. (Зиму 1916-17 годов немцы так и прозвали — «брюквенная зима».) Что уж говорить о Турции! Там, в Турции, не хватало буквально всего, не только еды — одежды, обуви, лекарств, и была жуткая инфляция. Специфической проблемой Османской империи стали дезертиры. Их было много уже в 1917 году. И многие бежали из армии с оружием. Турецкие власти вешали дезертиров беспощадно и публично, но голод гнал их в населенную местность, где они пытались силой добыть еду и прочее. В общем, жизнь стала очень трудной.

Когда-то, в начале войны, среди евреев Земли Израильской были сторонники Турции — «оттоманисты». Теперь, в 1917 году, таковых уже не стало. Все ждали англичан и в их лице — избавления от голода и нищеты. Надо отдать должное «Ха-Шомеру». Эта организация охраны еврейских поселений, о которой я уже несколько раз упоминал, до войны существовала полулегально. В начале войны турецкие власти распустили «Ха-Шомер» и потребовали сдачи всего оружия. Но у членов «Ха-Шомер» хватило ума часть оружия припрятать. И уже с 1915 года деятельность их (нелегально) возобновилась, ибо по мере ухудшения положения в стране возрастало количество разбоев. Грабили дезертиры, грабили бедуины, даже мирные в прошлом феллахи (арабские крестьяне) с голодухи могли начать грабить. В общем, члены «Ха-Шомер» совершили большое дело — сумели защитить еврейские поселения в условиях нараставшей анархии. Иногда анархия в стране даже шла на пользу. Например, легко стало раздобыть оружие — англичане, откатываясь от Газы, много его побросали. А бедуины брошенное оружие собирали и нелегально им торговали. Но вся эта деятельность по охране поселений, хоть и нелегальная, не была направлена против турецких властей. Среди евреев преобладало мнение, что турок дразнить нельзя. Надо быть покорным, стараться выжить. Пример армян был уже широко известен. Но покорность эта не очень помогала. Турки все равно подозревали евреев в проанглийской деятельности. 28 марта 1917 года был издан приказ об изгнании евреев из Тель-Авива и Яффо. (Тель-Авив был тогда еврейским пригородом Яффо, но какое-то число евреев жило и в самом Яффо.) В общем, повторилась русская история с выселениями в малом местном масштабе — выселено было 8 тысяч человек. Выслали их недалеко — в основном в Галилею. Еврейская взаимопомощь сработала и тут, как и в России.

В еврейских поселениях делали для беженцев все возможное. Но сил было мало. И в лучшее-то время невелики и небогаты были поселения Галилеи, а уж в 1917 году они и сами были близки к голоду. Помимо общих вышеперечисленных бед, сельские поселения страдали еще в войну и от изъятия для военных нужд турок рабочего скота и провизии. В общем, жителям поселений оставалось умирать вместе с беженцами от голода и болезней. Но помощь пришла. В Египте, среди тамошних евреев, мигом был проведен сбор золота и серебра, и через «Нили» все это переслали в Землю Израильскую. И Сара лично вручила мешок с драгоценностями Дизенгофу — мэру Тель-Авива — и в изгнании евреи проявляли организованность. И когда появилось у Дизенгофа золото и серебро, то стало тут же появляться все необходимое — консервы, лекарства, палатки. Зачастую прямо из неприкосновенных запасов турецкой армии. С точки зрения евреев, это и было главной заслугой «Нили». Без этой помощи трагедия была неминуема.

Глава 75 Героиня Израиля

Конечно, самое благоразумное теперь было удрать по морю в Египет. Ведь сделали уже немало. И вскоре ожидалось наступление войск Алленби из Египта. Но Сара не была благоразумной женщиной. Да я думаю, что благоразумные женщины и не становятся во главе разведывательных организаций. Так как ожидалась новая помощь, из Америки, Сара осталась, чтобы передать Дизенгофу новый мешок сокровищ. Она не знала, что в это время случился роковой прокол — голубь, пущенный в Египет с зашифрованным донесением, некстати захотел пить и выбрал для этого лужу на дворе турецкого полицейского участка. Какой-то голодный турецкий солдат пристукнул его из гастрономических побуждений. И нашел записку, и, конечно, отнес, куда следует. Турки не расшифровали записку, но их подозрения теперь превратились в уверенность. А «Нили» и вообще была плохо законспирирована. Слухи об организации, работающей на англичан, ходили среди евреев. О ней обычно говорили с осуждением: «Ох, навлечет она беду на нашу голову». Удивляться надо не тому, что еврейских разведчиков в конце концов накрыли, а тому, что они продержались два с половиной года и многое смогли сделать. Ведь так или иначе со временем проваливается любая шпионская организация. И более профессиональная, чем «Нили».

Второй мешок с золотом и серебром Сара свезла Дизенгофу. Но он не взял — чувствовалось, что турки идут по следу, и он боялся иметь с ней дело. О судьбе этих сокровищ ходят легенды. (Говорят, они были где-то спрятаны Сарой.) Турки меж тем до чего-то дознались. 6 октября они окружили Зихрон-Яков. При чем предусмотрительно окружили всю гору, где он находится.

Подземный ход из дома Ааронсонов оказался слишком коротким… Сару взяли и начали пытать. Она ничего не сказала, никого не назвала. У турок были только подручные средства — плети и раскаленные предметы, которые они прикладывали к ее телу. Убедившись, что этого недостаточно в ее случае, они решили везти ее в Назарет — там есть специалисты и специальное оборудование. Там она заговорит. Но и Сара знала, что есть предел силам человеческим. И она ухитрилась достать спрятанный пистолет и выстрелить в себя. Так получил народ Израиля свою первую (в новой еврейской истории) героиню. На этом обычно заканчивают рассказы для детей. Но история «Нили» здесь не закончилась. Увы, конец ее был не героическим и не красивым. Детям о нем не рассказывают.

Глава 76 Мрачный финал «Нили»

У Сары был любовник, Иосиф Лишанский. Кажется, он был единственный член «Нили» — не «румын». («Русский» в «румынском» Зихрон-Якове в те времена сразу привлекал внимание.) Как бы то ни было, важно, что турки о нем дознались. После гибели Сары они потребовали от жителей Зихрон-Якова доставить им Лишанского, не то худо будет… Посланцы Зихрон-Якова объезжали все еврейские поселения, умоляли выдать его, указывая, что не только над Зихрон-Яковом нависла опасность. Крепко перепугались тогда евреи. Лишанский же не был готов пожертвовать собой. А выдать его насильно — наговорит туркам, что было и чего не было. И решено было его убить (!). Но даже этого не сумели сделать. Раненный, он бежал. В конце концов его схватили бедуины и выдали туркам. И уж теперь, взбешенный, он наговорил на всех. Сотни евреев были арестованы. В конце 1917 года Лишанского и еще одного члена «Нили» публично повесили в Дамаске. Умер Лишанский мужественно и теперь его в большинстве случаев вспоминают положительно. Массовой резни евреев не произошло. Даже большинство арестованных было отпущено. Осуждены были 44 человека. Двое приговорены к смертной казни (Лишанский и Белкинд), двенадцать — к тюремному заключению, 30 посланы в строительные батальоны. Евреи ждали, что будет хуже. Почему же не устроили турки массовой резни евреев под занавес? Ну, во-первых, за евреев заступились германские генералы — военные советники турок на палестинском фронте. Их мнение, конечно, имело вес. Имел вес и Восточный комитет в Берлине. Во-вторых, важно было отсутствие у турок, в том числе и лично у Джемаль-паши, традиционного антисемитизма. Конечно, вся эта история стала известна, и офицеры-евреи в турецкой армии вспоминали, например, что отношение к ним сослуживцев стало хуже. Но это была уже не первая измена, которую пережила тогда Османская империя. Куда больше возмутила турок измена единоверцев-арабов, а также айсоров (о них дальше). Так что привыкли уже к изменам. Короче, евреев не вырезали. А уже гремели пушки Алленби, наступавшего на Иерусалим.

Глава 77 Иерусалим — это еще не все

Планы Алленби — обойти укрепления Газы — удались. Тут тоже есть разные детективные истории. Например, о полевой сумке, потерянной как бы случайно в кавалерийской стычке британским офицером. И в ней, конечно, находят турки приказ о подготовке новой атаки на Газу. («Потерю», понятно, организовал Майнерцхаген — начальник английской разведки.) В октябре 1917 года операция началась. Сперва действительно произвели демонстративную атаку на Газу на суше и с моря, отвлекли туда внимание турок. А главный удар нанесли южнее, на Беер-Шеву, по путям, намеченным с помощью «Нили». Британские войска скрытно совершили стокилометровый поход по пустыне. Двигались по ночам, чтобы турки не заметили неизбежных клубов пыли. Хорошо показали себя кавалерия и верблюжьи отряды. Беер-Шеву легко взяли благодаря неожиданности.

Туркам, под угрозой окружения, пришлось уйти из Газы. Теперь британцы смогли начать наступление на Иерусалим. Бои шли довольно жаркие, но постепенно турки отступали. Энергично преследуя их, Алленби 9 декабря 1917 года без боя занял Иерусалим. (10 декабря небольшое сражение все-таки произошло — турок выбили с Масличной горы.)

Чтобы подчеркнуть уважение к особому городу, Алленби вступил в Иерусалим пешком. Не как победитель, а как паломник. Еще раньше, в ноябре, англичане заняли Яффо и Тель-Авив. Из вступления в Иерусалим постарались выжать максимальный морально-агитационный успех — Иерусалим как-никак!

Но, честно говоря, успех был относительный. Турок по-настоящему не разбили, отступили они организованно. Север страны остался в их руках — линия фронта проходила теперь километрах в десяти к северу от Иерусалима. Развитию успеха помешали события, случившиеся далеко от наших мест, — в России 7 ноября произошла большевистская революция, и Россия вскоре вышла из войны. А немцы заняли всю Украину и Белоруссию, продиктовав большевикам тяжелейший Брестский мир (люди старшего поколения учили это на уроках истории как пример ленинской мудрости). После чего, с одной стороны, в Германию и Австро-Венгрию стало поступать захваченное на Украине продовольствие — там еще было что брать. Так что продовольственное положение центральных держав хоть немного облегчилось. А с другой стороны, немцы, оставив для оккупации Украины в основном австро-венгров, перебросили большую часть своих сил на Западный фронт — во Францию. И весной 1918 года казалось, что Германия еще вырвет победу — немцы неудержимо рвались вперед, кроша и англичан, и французов. Бои в 1918 году уже и близко не напоминали начало той войны, скорее уж походили на Вторую мировую войну. Авиация к тому времени превратилась в могучий род войск, атаковавший вражеские позиции с большим эффектом. (А когда-то, в 1914 году, даже использование самолетов для разведки и управления артиллерийским огнем воспринималось как чудо.) Переброска войск на автомобилях, в 1914 году ставшая сенсацией, теперь была самым обычным делом. Танков у немцев было еще маловато. Зато продемонстрировали они очередную новинку — Большую Берту. Еще в марте, находясь более чем в 100 километрах от Парижа, они обстреливали его из этих сверхдальнобойных пушек. К воздушным налетам (дирижаблей и самолетов) парижане уже попривыкли, но эти обстрелы вызвали панику. Они были достаточно страшны и сами по себе — известен, например, случай, когда снаряд попал в церковь во время богослужения, перебив массу людей. Но главное было не в этом — никто не верил, что немцы могут стрелять так далеко, все решили, что они гораздо ближе. И они к концу мая действительно находились всего в 70 километрах от Парижа.

Но союзники держались. Именно в эти страшные дни было наконец создано единое командование. Во главе всех войск встал французский маршал Фош (единого командования давно не хватало, но попробуй преодолеть национальный гонор). В Париже железной рукой правил Жорж Клемансо («Тигр»). Когда-то этот человек прославился защитой Дрейфуса. Теперь ему было уже 80 лет, но казалось, время над ним не властно. Не было у Германии тогда врага более неукротимого.

Конечно, в такой ситуации было не до Ближнего Востока. И у Алленби отняли большую часть войск и перебросили во Францию. Им на смену прислали ещё необученных новобранцев из Индии. А у турок высвободились войска на Кавказском фронте! И разведка докладывала, что в наши Палестины должен прибыть новый командующий — Мустафа Кемаль-паша, будущий Ататюрк, уже прославленный и любимый турецкой армией. Словом, ожидался сильный турецкий контрудар. В довершение всех бед большевистская революция испортила и отношения англичан с арабами — большевики опубликовали текст секретного соглашения союзников по Ближнему Востоку. А немцы и турки постарались, чтобы арабы об этом узнали. Ибо те соглашения сильно расходились с обещаниями, которые англичане дали арабам. И бедуины, возмутившись, прекратили военные действия. Прошло немало времени, прежде чем Лоуренс Аравийский снова их уговорил. И кажется, единственным подкреплением, посланным тогда Алленби из Европы, был Еврейский полк.

Глава 78 На войну

Мы оставили Еврейский полк летом 1917 года, когда его формирование только началось. Официально он носил два названия: 38-й полк королевских стрелков и Еврейский полк. Это название — «Еврейский полк» — вызвало особую ярость «йегудонов». Они требовали, чтобы его отменили и послали полк не в Землю Израильскую, а в любое другое место. А были они влиятельны. Паттерсон (святая простота!) был неприятно удивлён противодействием англо-еврейской верхушки созданию еврейской воинской части: «Я был не в состоянии понять, как мог еврей не ухватиться за этот Богом посланный случай и не сделать всё от него зависящее, чтобы посодействовать усилиям правительства Британии в интересах еврейского народа».

Однажды Паттерсон спросил влиятельного лондонского йегудона, почему он так противиться созданию еврейского полка? Тот ответил, что поскольку полк набирается в Уайтчапеле, то ничего хорошего не выйдет — тамошние евреи, в большинстве, выходцы из России. Следовательно — дрянь, по определению. Паттерсон возразил, что в Галлиполи из русских евреев удалось сделать хороших солдат. И йегудон признался: он боится, что если еврейская Палестина возникнет, то ему прозрачно намекнут — его место там.

В конце концов пошли на компромисс — решили, что звание «Еврейский полк» надо еще заслужить. Оно ведь звучит гордо! Его полку присвоят только после участия в боях, что и произошло. Но пошлют его только в Землю Израильскую. Во внутренней жизни полка сразу же были установлены еврейские обычаи — кошерная кухня и суббота как день отдыха. Впрочем, в обиходе он для всех сразу же стал Еврейским полком. И на вербовочном пункте в Лондоне была именно эта надпись (и на иврите тоже). Вербовка шла. Поскольку ясно было, что на фронт идти придется, — люди из Уайтчепела приходили добровольно. Бывало, что из других частей переводились евреи, уже понюхавшие пороха. Тренировочный лагерь был расположен в Плимуте. Жаботинский был сперва рядовым солдатом, затем его произвели в сержанты. Наконец 2 февраля 1918 года был устроен парад Еврейского полка в Лондоне.

Жаботинский пишет, что не только Уайтчепел, но и некоторые «йегудоны» были взволнованы. Еврейская пресса, еще недавно травившая Жаботинского, теперь с восторгом описывала парад. В этот день Жаботинского произвели в лейтенанты. Как я уже писал, в английской армии иностранцу нельзя было получить офицерский чин. Трумпельдору в нем отказали. Но когда речь зашла о Жаботинском, ходатайствовавший об этом Паттерсон вспомнил, что был прецедент: германский император Вильгельм II до войны был почетным британским фельдмаршалом. Кайзер удостоился этого звания в 1901 году, когда прибыл в Лондон на похороны своей бабушки, королевы Виктории. А ещё 1889 году он стал в Британии церемониальным адмиралом. Так что Жаботинский оказался вторым иностранцем, получившим в Англии офицерский чин.

Меж тем осенью 1917 года в Лондон приехала жена Жаботинского с сыном. Переезд был драматическим. Они выехали из еще демократической России через Скандинавию, а дальше морем из норвежского порта Берген. (То есть вышеописанным «Скандинавским конвоем».) И случилось так, что в Бергене Эри Жаботинский, которому не было еще и семи лет, расхворался, и они пропустили отплытие парохода, который потом потопила немецкая подводная лодка, — был разгар неограниченной подводной войны. Германия пыталась задушить Англию блокадой.

Итак, Эри Жаботинский остался жив, пошел по стопам отца. Я знаком с его дочкой Карни. Мы с ней вместе работали. По мужу она Рубина. Муж из России.

В Англии Жаботинский, тогда сержант, был занят делами легиона. А его семьей, приехавшей со следующим конвоем, занялась Вера Вейцман — жена Хаима Вейцмана.

Наконец легион (то есть 38-й полк королевских стрелков) выехал на Ближний Восток. Узкий Ла-Манш хорошо охранялся. Дальше солдат старались везти по суше. Тут опасности не было. Но вот проехали Францию и Италию. Теперь предстояло плыть по морю, да еще по Средиземному. Нигде немецкие подводные лодки не лютовали так, как на Средиземном море. Они базировались на австро-венгерских базах в Адриатике. Там начал карьеру подводника Денниц — в будущем прославленный гроссадмирал, создатель гитлеровских подводных сил. Часть подводных лодок приплыла туда через Гибралтарский пролив, обогнув Европу. Другие были перевезены в разобранном виде по железной дороге и собраны уже на австрийских базах.

Страшны были не только их торпеды, но и мины, которые они ставили на морских трассах.

Австро-венгерские подводные лодки тоже действовали, хотя было их немного.

В 1917 году на Средиземное море на помощь английским, французским и итальянским силам прибыла эскадра японских кораблей (в Первую мировую Япония была врагом Германии). Японцы показали себя хорошими военными моряками. Но когда читаешь, как японская эскадра вела борьбу с немцами, базируясь на Мальте, невольно думаешь, что расходятся пути не только людей, но и стран.

Итак, предстоял переезд через Средиземное море. В Сорренто (Италия) заказали ковчег для хранения свитка Торы. В заключение последней субботней молитвы Паттерсон обратился к солдатам и заверил их, что пока свиток Торы с ними — бояться нечего. Ни штормы, ни подводные лодки не страшны. Так и случилось — под охраной японских кораблей войсковой транспорт с еврейским полком на борту без приключений пересек Средиземное море. (А войсковые транспорты считались у немецких подводников самой желанной добычей, даже лучше линкоров.) В следующем своем плавании это судно было торпедировано и затонуло.

Глава 79 Важно для будущего

Итак, полк прибыл в Египет, где еще месяца три доучивался. Отсюда его уже легко было срочно перебросить в Землю Израильскую, если ситуация обострится. А это было очень вероятно. Полагали, что турки должны перейти в контрнаступление, не ясно только было, захотят они вернуть Иерусалим или Багдад. Но все было тихо. Полк завершил запланированные учения, летом 1918 года прибыл в Землю Израильскую и был вскоре направлен в долину Иордана — местность, где климат летом тяжелый: жара и комары. Пока важно, что прибытие еврейского полка и сионистской комиссии (о ней ниже) превратилось, по словам Жаботинского, в «праздник еврейской Палестины». Речь идет, понятно, о южной части страны, уже освобожденной от турок. После многих лет подавленности и лишений под турецким правлением царило ощущение, что грядет новая эра. Ожидания были чуть ли не мессианскими. Говорили, что прибыла 40-тысячная еврейская армия. И даже когда узнавали, что здесь всего один полк, всего 1200 еврейских военных, это не слишком расхолаживало — лиха беда начало! А продолжение не обещало быть легким — генерал Алленби, который обладал в наших местах почти абсолютной властью, не жаловал тогда сионизм и не спешил превратить полк в бригаду путем набора местных евреев, несмотря на все просьбы Паттерсона. Так впервые встретились сионисты с той неприятной истиной, что Лондон-то далеко от Земли Израильской. И даже когда в Лондоне у власти друзья, это еще не все.

Но для Жаботинского была не новой борьба с неблагоприятными обстоятельствами. Как сказал наш верный друг Паттерсон: «Если Господь Бог даже фельдмаршала Китченера не послушался, то уж он и простого генерала не послушается». Нашелся еврей, которому Алленби не мог отказать. Наш старый знакомый — Аарон Ааронсон. Алленби и все его окружение помнили, кому они обязаны своим громким успехом отвоевания Иерусалима у турок. И был Ааронсон тут, а не за тридевять земель. Но существовали здесь и свои трудности. Его не любили местные евреи, а он — их. Он помнил о своей героической сестре, отдавшей за дело сионизма жизнь. И был поражен, что о ней вспоминают с проклятьями. А местные евреи помнили страх, который охватил их при раскрытии «Нили». Многим запало в душу совсем не либеральное турецкое следствие. А в добавление ко всему, все местные «вожди» были социалистами, а Ааронсон — нет. Они все были «русско-польские», а он — «румын». (Эти грани не так быстро стираются.) Но Жаботинский взялся устранить все разногласия и сделал это. В конце концов, все они были сионисты. Ааронсон убедил Алленби, идею одобрили в Лондоне, и создание полка из местных евреев было разрешено. Должно быть, Алленби и остальным было ясно, что это уже чисто сионистское мероприятие. Новый полк обучить — для этого нужно время. В случае турецкого наступления он еще не будет боеспособен, а вот сионистам в дальнейшем пригодится. Но ответить отказом Ааронсону Алленби не мог. (Как некогда Джамаль-Паша — гои всегда относились к этому человеку (Ааронсону) лучше евреев.) Вербовочная кампания началась и шла успешно, несмотря на противодействие раввинов-антисионистов. Лозунг был нам уже известный: «В огне и крови Иудея пала, из огня и крови восстанет она». Так возник 40-й полк, и там получили первую военную подготовку многие будущие наши бойцы. (39-й был на подходе из Америки.)

Глава 80 Разные дела

В то самое время для связи между местными евреями и британской армией прибыла в Землю Израильскую сионистская комиссия во главе с Вейцманом. Из сотрудников ее выделялся доктор Eder (по-русски пишут и Эдер, и Идер). Скажу о нем несколько слов. В прошлом он был «территориалистом». После опубликования Декларации Бальфура «территориалисты» распустили свою организацию и вновь примкнули к сионистам. Был Эдер психоаналитиком и, вероятно, дело свое знал. Вейцман был в восторге от его терпения и такта. Эдер сумел поладить и с английскими военными, и с религиозными евреями-антисионистами, и даже, по рассказу Вейцмана, умерял, где следовало, чрезмерный пыл Жаботинского. Эдер остался главой комиссии после отъезда Вейцмана в сентябре. Но позднее, в 1921 году, он вел переговоры о допущении сионистской деятельности в СССР. И тут, конечно, ничего не добился. Супротив большевиков и психоанализ не эффективен.

Но вернемся в 1918 год. Комиссия прибыла с рекомендательными письмами от Ллойд-Джорджа и Бальфура и с деньгами от «Джойнта» — благотворительной американской еврейской организации. Алленби принял их в общем-то сносно, но дал понять, что война — не лучшее время для сионистской деятельности. Все же он сотрудничал с Вейцманом. Может быть, его привлекала идея войти положительной фигурой в еврейскую историю, то есть обессмертить свое имя, на что ему прямо указал Вейцман (это все я взял из мемуаров Вейцмана).

Сионистская комиссия обнаружила, что дело не только в Алленби. Весьма многие английские офицеры проявляли явное недружелюбие к евреям.

«Одну из причин наших неприятностей мне удалось выяснить в результате беседы с генералом Дидсом[44] (он принадлежал к числу тех немногих, кто понимал наше положение). Однажды он вручил мне, безо всяких пояснений, несколько машинописных страниц. И попросил ознакомиться с ними повнимательнее. Я прочел первую страницу и в недоумении поинтересовался, что означает вся эта галиматья. Он ответил мне спокойно, даже сурово: „Лучше прочтите все, это еще может принести вам большие неприятности в будущем“. Так состоялось мое первое знакомство с выдержками из печально знаменитых „Протоколов сионских мудрецов“. Совершенно обескураженный, я спросил Дидса, как это к нему попало и что все это значит. Он ответил медленно и с сожалением: „Вы можете найти это в вещмешках наших офицеров, и они верят этому! Это привезла британская военная миссия, побывавшая на Кавказе в армии великого князя Николая Николаевича“» (см. главы 44–45). Я не просто так привел целый отрывок из мемуаров Вейцмана. Ибо это было только началом бед, происходивших от того, что для простого человека сливались понятия «еврей» (особенно российский), «большевик» и «сионист».

Ужасы большевистской революции и участие в этом евреев привели к тому, что во всякий антисемитский бред стали верить. Ведь сказано в «Протоколах», что евреи разрушают христианские страны, они разрушили Россию и тем поставили Англию в отчаянное положение — факт! Много мы еще будем говорить на эту «большевистскую» тему.

Страшные слухи о деяниях еврейских чекистов, идущие из России, накладывались на банальный антисемитизм, подспудно существовавший даже в Англии, и многократно его усиливали. Что очень даже почувствовали евреи Земли Израильской. Паттерсон пишет, что еврейских солдат это тоже касалось.

А вот еще случай из мемуаров Вейцмана. На этот раз описана иная проблема. Когда в сентябре 1918 года Вейцман собрался уезжать, к нему явились два еврейских старца. Их общий возраст, наверное, превосходил 180 лет. Они указали Вейцману, что приближается Суккот, а в Суккот нужен мирт. В старое доброе время мирт привозился из Триеста (Австро-Венгрия. До Первой мировой войны Триест был главным портом, торговавшим с Землей Израильской). Вейцман попытался им объяснить, что идет страшная война и Триест находится за линией фронта. Мирт можно было привезти и из Египта, но из Триеста — лучше. Старцы указывали, что мирт — не военный материал, что это дело сугубо религиозное, и требовали, чтобы Вейцман добился разрешения на ввоз мирта из Триеста. В их мире мировая война была делом нереальным, не стоящим внимания. Эти люди и сегодня не перевелись в Земле Израильской. (А мирт все-таки доставили из Египта.)

Для моего повествования важна встреча Вейцмана с Фейсалом. Лоуренс Аравийский к тому времени снова убедил арабов держать сторону Англии, и Вейцман совершил весьма дальнюю поездку для встречи с арабским вождем (по предложению Алленби). Вот что вспоминал об этом Вейцман: «Мы провели довольно длительные и подробные переговоры… Я объяснил ему цель нашего приезда… Уверил в нашем желании сделать все возможное, чтобы развеять страхи и настороженность арабов, и выразил надежду, что он, эмир, окажет нам серьезную моральную поддержку. Он задал мне множество вопросов о сионизме и обнаружил при этом солидную осведомленность… Я старался объяснить, что при условии интенсивного развития в стране найдется достаточно места как для арабов, так и для евреев, и что арабы значительно выиграют, если евреи приложат здесь свои силы (теперешняя Иордания входила тогда в состав Палестины). Как позднее сообщил мне Лоуренс, эти соображения нашли полное сочувствие у эмира». Так начался первый раунд еврейско-арабской дружбы. Осталась фотография Вейцмана и Фейсала. Ее часто печатали в «дни Осло». История эта будет иметь продолжение. Кстати, Вейцман пишет, что Лоуренс Аравийский, несмотря на дружбу с арабами, был расположен и к сионистам. И впоследствии поддерживал отношения с Вейцманом.

Глава 81 Еврейское счастье

Итак, у турок в начале 1918 года были все шансы перейти в контрнаступление в Земле Израильской. Но этого не случилось. Иногда везет даже евреям. А случилось вот что: по Брестскому миру предполагалось, что Турция вернет себе земли, потерянные 40 лет назад, в 1878 году (районы Карса, Ардагана и Батуми). Надо полагать, все бы этим и кончилось, если бы новоиспеченные страны, Грузия и Армения, не заупрямились — не хотели терять эти земли. Я ничего не хочу сказать плохого про грузин и армян, но для организации военных сил желательно иметь время. А эти страны, не успев возникнуть, втянулись в конфликт с турками. И сразу же были биты. Они готовы были уже согласиться с условиями Брестского мира. Но турки вдруг осознали, что перед ними вакуум силы, что теперь им никто на Кавказе не противостоит! А впереди был сказочный Баку — нефтяная столица Старого Света! Когда-то, лет тому 300 назад, турки уже владели этим районом. Но были вытеснены оттуда могучей позднесредневековой Персией. Теперь Персия (Иран) впала в полное ничтожество, с ее нейтралитетом в ходе Первой мировой войны никто и не думал считаться. А России — той, старой — вдруг не стало! И когда все это турки поняли, забыли они и о Багдаде, и о Иерусалиме — Баку засиял перед ними, как путеводная звезда. И немцы вполне это понимали. Ибо в те времена такие слова, как «Баку» и «нефть» — были братья-близнецы. Аравийскую нефть еще не добывали. До войны нефть (и нефтепродукты) в Европу поступали из США, южного Ирана и из Баку. Теперь эти источники были отрезаны от Германии и её союзников, а жидкое топливо было ох как нужно блокированным центральным державам!

Когда в 1914 году война началась — не было еще ни танков, ни военных самолетов, подводные лодки казались то ли чудом, то ли игрушкой. А теперь все это существовало, и все требовало жидкого топлива, то есть нефти. Подвозка военных грузов и переброска людей тоже много лучше осуществлялась автотранспортом, чем традиционными обозами. Но опять же требовалась нефть.

Англия ещё накануне войны перевела свой могучий флот с угля на жидкое топливо. И вообще, как скажет в последние дни войны лорд Керзон, «союзники пришли к победе на волнах нефти». Иной была ситуация в странах германского блока.

В Галиции (Австро-Венгрия) было немного нефти. Но это была капля в море. Существовала в Европе в те времена одна страна, экспортировавшая нефть, — Румыния. И не было в Европе другой страны, которая в первые два года той войны ухитрилась бы провернуть столько незаконных махинаций. Румыны остались нейтральными и с огромной выгодой нарушали свой нейтралитет.

Началось не с нефти, а с географии. Через Румынию тайно везли оружие. Все и во все стороны. И хорошо платили за это. Немцы везли оружие в Турцию (и дальше оно шло через Болгарию, тоже еще нейтральную). Ибо это было время Галлиполи. Русские везли оружие в Сербию через Румынию. Французы выгружали оружие в нейтральных греческих Салониках и везли в Россию через нейтральные еще Болгарию и Румынию. Все операции были незаконными, то есть за них можно было брать втридорога, и никто не обходился без Румынии. Но к концу 1915 года, после вступления в войну Болгарии и разгрома Сербии, этот бизнес прекратился. Зато нефтяной бизнес рос, ибо росли потребности в нефти Германии и Австро-Венгрии. Румыны старались продавать им жидкое топливо без лишнего шума — оглядывались на Антанту. За «бесшумность» платить приходилось немцам и австро-венграм. В общем, доставать нефть было сложно и дорого. Но война диктует свои требования. А кроме нефти, Румыния с выгодой продавала Центральным державам продовольствие. Все бы хорошо, но Румынии тоже захотелось военной славы. А заодно и Трансильвании — область со смешанным венгерско-румынским населением, она тогда входила в состав Венгрии. И вот, после удачного Брусиловского прорыва решили в Румынии, что час настал.

Был в России умный генерал М. В. Алексеев[45]. (Не путать с адмиралом Е. И. Алексеевым, российским наместником Дальнего Востока перед русско-японской войной). Он один, кажется, понимал, что лучше для России (а как выяснилось, и для всей Антанты), чтобы оставалась Румыния нейтральной. Но его не послушали. Все радовались вступлению Румынии в войну в конце лета 1916 года, обещая ей Трансильванию. В общем, для стран германской коалиции это оказалось даром неба, ибо за четыре месяца румыны были полностью разбиты (даже несмотря на помощь русских). Большая часть страны была занята врагом, в том числе Бухарест (румынское правительство перебралось в Яссы) и, что особенно важно, район нефтепромыслов. Именно получив в свое распоряжение румынские месторождения нефти, немцы смогли в 1917 году резко расширить подводную войну[46]. Эта история стала классическим примером того, сколько бед может принести горе-союзник[47]. Но нефти центральным державам и после захвата румынских месторождений все-таки не хватало. И вот теперь, в 1918 году, появилась возможность радикально решить этот вопрос, заняв район Баку. От Баку до Черного моря еще в довоенные времена были проложены пути для вывоза бакинской нефти, и их было легко восстановить. А Черное море и вовсе стало «внутренним морем» германского союза. Русский Черноморский флот, в 1916 году захвативший господство на Черном море (хоть и с запозданием, то есть после провала союзников в Галлиполи) и хорошо действовавший с середины 1916 года до середины 1917 года под командованием молодого и энергичного адмирала Колчака, более не существовал. Он был частично затоплен, частично, вместе с базами, захвачен немцами в начале 1918 года, в момент краха России. Это уже само по себе улучшило положение турок. Но главное, это значило, что бакинская нефть вполне доступна.

Итак, поход турецкой армии на восток был делом решенным. Правда, некоторые немецкие генералы его не одобрили — указывали, что туда уйдут послание резервы Османской империи. Однако Энвер-паша, военный министр и главный инициатор похода сумел настоять на своём. Баку стал «программой минимум». В случае удачи думали и о продолжении похода. Но дальнейшее развитие событий показало, что поход на Баку был страшной ошибкой. В решающий момент лучшие турецкие войска оказались далеко на востоке.

А с Ататюрком нам тоже повезло. Его приезд задержался из-за внутритурецких дрязг. Мустафа Кемаль-Паша, будущий Ататюрк, «отец турок», был в оппозиции к правившей тогда партии «младотурок». Они ставили ему палки в колеса, и он появился в наших местах, когда время для турецкого контрнаступления было уже упущено.

Глава 82 Баку

Маленький сонный восточный городок Баку в конце XIX века стал быстро превращаться в город мирового значения, в «русскую Калифорнию», как тогда говорили. Нефть была в тех местах давно известна, но мало кому интересна. Но пришло и ее время. Баку рос, как на дрожжах. Появлялись новоиспеченные миллионеры, о которых рассказывали анекдоты. Например, гуляет по Венеции полудикий азербайджанец с женой в чадре. Она выражает восхищение каким-то дворцом и в ближайший день рождения получает в подарок в Баку точную копию этого дворца, в натуральную величину, из такого же мрамора, с тем же внутренним убранством.

Много было в Баку в то время всякого люда, особенно армян много понаехало. «Любовь» к ним азербайджанцев общеизвестна.

Но нас, понятно, интересуют евреи. Они тоже водились, притом не только местные — горские и грузинские, но и ашкеназы. И не только богатые и образованные, но и мелкий еврейский люд. Там, где была нужда в людях, власти меньше придирались к ним, и, хоть был Баку далеко за «чертой оседлости», случалось, что селились в нем какие-нибудь еврейские ремесленники из какого-нибудь Бреста. Здесь они не голодали.

К началу Первой мировой войны в Баку жило 6–8 тысяч евреев, что в общем-то немного. Отношение к ним было сносное. Точнее, две главные группы — армяне и азербайджанцы — люто враждовали друг с другом, а мы были в тени. В войну еврейское население резко возросло за счет ашкеназов. Сперва туда приехала часть выселенных (см. главу 45), затем, после Февральской революции, когда все антисемитские законы были отменены, туда еще прибыли евреи. В 1918 году евреев в Баку стало 25 тысяч, в огромном большинстве — ашкеназы. А так как Российская империя развалилась, то Баку оказался фактически независимым. Создался там свой парламент — Бакинская коммуна, в которой были и большевики. А среди них, конечно, и евреи. Трудно в 1918 году стало с продовольствием — рухнули традиционные пути подвоза.

Глава 83 Запоздалый триумф турок

Итак, турецкое войско двинулось на Баку. Поход оказался труднее, чем предполагалось. Сперва хотели пройти через Армению, но на сей раз армяне оказали более сильное сопротивление, чем турки ожидали. Двинулись южнее, через Иран (Персию). Шахской армии бояться не приходилось. Но возникло другое препятствие — айсоры. Многие, наверно, слышали, что когда-то было на Востоке могущественное и очень воинственное Ассирийское царство (Ашшур). Своего рода Германия Древнего Востока. Но их громкие победы привели к тому, что все объединились против них, и в конце VII века до н. э. это царство рухнуло. Но народ остался. Так, по крайней мере, говорят сами айсоры. По версии нынешних айсоров, остатки древних ассирийцев отступили в горы и там отсиделись. По другой версии — персидский царь Кир (Куруш), победив в VI в. до н. э. Вавилон, отпустил находившихся там пленных ассирийцев домой (как и евреев). И теперь этот народ называется «айсоры». В пользу ассирийского происхождения говорит то, что они, по традиции, считались хорошими воинами, что подтвердилось. Айсоры — христиане. Жили они тогда, в начале XX века, на территории нынешнего Северного Ирака. То есть были подданными Османской империи. В 1916 году, подстрекаемые русской и английской разведками, они восстали и перешли на территорию, подвластную русским в Персии. Там из них были сформированы отряды, которые в 1917 году хорошо сражались в горах против войск Османской империи. И вот теперь, когда русская армия рассыпалась, англичане обратились к айсорам с просьбой задержать турок. Англичане не могли им серьезно помочь, так как между морем и местом боев лежал огромный и бездорожный тогда Иран. Но у айсоров остались склады русской армии, и к ним примкнуло человек 200 русских (в основном офицеров), решивших продолжать войну. Турки, зная айсоров, понимали, что, несмотря на их небольшую численность, дело будет серьезным. И предложили им мир. Но айсоры остались верны слову, которое дали англичанам.

Три месяца шли на севере Персии яростные бои. Силы были неравны, и турки победили — айсоры откатились к югу. Но эта задержка на три месяца оказалась роковой для турок и была очень высоко оценена англичанами. Однако пока что турки продолжали наступление. Скоро стало ясно, что Баку не может своими силами не то что остановить, а даже немного задержать турок. Армянское население Баку было в ужасе. Да и голод царил в городе. На бурном заседании Бакинской коммуны, несмотря на протесты большевиков, решили обратиться за помощью к англичанам. Англичане очень хотели наложить руку на Баку. Но смогли прислать лишь менее тысячи солдат. По тем же причинам, по которым не смогли серьезно помочь айсорам. Положение Баку становилось безнадежным. Кораблей было мало. Массовую эвакуацию населения провести было невозможно. Евреи боялись, конечно, меньше армян. Но все-таки было страшно. Рассказы о турецких зверствах ходили по городу. Правда, один рассказ вселял надежду — перед тем как турки вошли в Дербент, местные мусульмане почему-то схватили всех евреев-мужчин и заперли в синагоге. Еврейки сумели пробиться к командиру турецких отрядов, вошедших в Дербент, Нури-паше, и пожаловались. Он тут же приказал отпустить евреев. Но в Дербенте евреи были горские, то есть все-таки азиаты. Для турок — почти свои. А в Баку преобладали ашкеназы. И не ясно было, как поведут себя турки.

Перед тем как турки вошли в Баку, большевистские руководители попытались эвакуироваться. Но судно зашло в расположение белых. И 26 бакинских комиссаров были расстреляны. Этот случай должен быть памятен людям старшего возраста — в СССР его часто вспоминали. Шестеро из этих бакинских комиссаров были евреи.

Турки меж тем вошли в Баку. И Нури-паша тут же запретил причинять какой-либо вред евреям. После чего турки принялись бить армян при полной поддержке местных мусульман. Но это единственное, что они успели сделать. Время, отпущенное Османской империи, истекло. Турки так и не смогли воспользоваться бакинской нефтью. На дворе стоял сентябрь 1918 года.

Глава 84 Триумф Алленби

Грандиозные успехи первой половины 1918 года пришли к немцам слишком поздно. Осуществить последний решающий нажим во Франции они не смогли. Ресурсы исчерпались. Не только люди, даже пушки устали — немецкая артиллерия износилась, — за четыре года расшатались стволы от бесчисленных выстрелов. Конечно, англичане и французы тоже были крайне измотаны, но из-за океана прибывали свежие американские войска и техника. Летом 1918 года американцев во Франции было уже больше одного миллиона, и число их продолжало расти. Есть недалеко от Парижа речка Марна. Там в 1914 году закончилось провалом первое немецкое наступление. (Эту свою победу французы называли «Чудо на Марне».) Там же в 1918 году провалом закончилось и последнее. Перевес в людях, а еще больше в самолетах, а еще больше в танках летом 1918 года был уже на стороне Антанты. И теперь уже западные союзники перешли в наступление. 8 августа 1918 года — «черный день германской армии». Ибо в тот день англо-франко-американское наступление, в районе французского города Амьен, увенчалось полным успехом. Большую роль в этой победе сыграли сотни английских танков. Но дело было не только в том, что немцам пришлось отступить — это бывало и раньше. А ещё и в том, что много тогда было случаев неповиновения, уклонений от выполнения воинского долга — вещь в германской армии прежде немыслимая. Но четыре года войны измотали даже немцев.

Теперь в Лондоне могли вновь подумать о Ближнем Востоке. Алленби быстро получил большое подкрепление, и в сентябре перевес сил в нашем районе был уже на стороне англичан (а во Франции немцев продолжали теснить). Среди войск, прибывших тогда на Ближний Восток, был и 39-й полк — американские добровольцы-евреи. Этот полк высадился в Египте в конце августа. Но к решающей битве он опоздал — помог только конвоировать пленных.

Этот бой стал грандиозным успехом Алленби, своего рода шедевром. Напомню первоначальное значение слова «шедевр»: в средние века шедевр — это изделие, которое ученик представлял на суд мастеров, чтобы получить звание цехового мастера. Вот и Алленби за этот бой причислен был к великим полководцам. Он упомянут в книге американца Майкла Ли Леннинга «100 великих полководцев». Собственно говоря, разбить турок, имея большой численный и еще больший технический перевес, было не так уж трудно. Но надо было разбить их так, чтобы они не могли организованно отступить в горный район Галилеи и Ливана, где снова бы закрепились. Турки, после обхода их позиций под Газой, опасались нового подобного маневра. План Алленби и состоял в том, чтобы убедить их, что главный удар будет нанесен в обход, через долину Иордана и еще восточнее. С этой целью он затеял большие ложные работы по строительству дорог и лагерей, даже макеты лошадей были расставлены — их должны были увидеть с воздуха изредка пролетавшие германские аэропланы. Вся эта дезинформация удалась — внимание турок было приковано к Восточному флангу.

Решающие события разыгрались в ночь с 18 на 19 сентября. Сперва был нанесен отвлекающий удар — на восточном фланге в атаку вместе с «АНЗАК» (австралийско-новозеландские части) был брошен и еврейский полк. До того времени 38-й полк участвовал в нескольких мелких стычках и страдал больше от малярии, чем от турок. Малярия в те времена еще оставалась бедой очень серьезной. Да, на палестинском фронте гремело меньше пушек, чем в Европе, газов не применяли, и боевые потери были не столь велики. Но смерть собирала свою жатву с помощью малярийных комаров. Летом 1918 года еврейский полк был направлен на самый тяжелый в это время участок фронта. Есть в долине Иордана такое место, где жара и малярия в июле-августе достигали максимума. Даже бедуины уходили летом оттуда. Ни один «белый» полк не выдерживал там более двух недель. А евреи выдержали семь до начала наступления и даже сохранили боеспособность. Чем и заслужили уважение в тамошней британской армии. Но сотни их тяжело болели малярией, и человек 40 от нее умерли. Теперь был приказ штурмовать переправу через Иордан, укрепленную турками. В бою «уайтчепельские портные» проявили себя хорошо. Впрочем, страшнее турок оказалась жара 19 сентября. Выдержали и ее — продолжали наступление. Жаботинский пишет, что турки прознали о противниках-евреях и охотно сдавались в плен — знали, что отнесутся к пленным хорошо. Так и было.

Но главные события той битвы разыгрались на западном фланге. Когда внимание турок было окончательно отвлечено на восток, после краткой артподготовки британцы, а в их числе и теперь уже минимально обученные индийские новобранцы, прорвали турецкий фронт (недалеко от нынешнего Тель-Авива). По словам Паттерсона, благодаря отвлекающему удару через Иордан, в районе прорыва «силы турок и англичан соотносились как силы домашнего кота и тигра»[48]. (В цифрах это значило 45 тысяч британцев против 10 тысяч турок.) Около полудня 19 сентября там был уже широкий прорыв, куда устремилась кавалерия и бронеавтомобили, чтобы не дать туркам организованно отступить. (Вообще-то для таких операций у англичан уже имелись в 1918 году специальные «кавалерийские» танки, обладавшие достаточной скоростью и соответствующим запасом хода и много навредившие немцам, но до наших мест они еще не дошли.)

Есть у нас в Израиле такое место — Мегиддо. С 1500 года до н. э. там часто происходили большие битвы. Бывало, что и с участием древних евреев. Вот и эта битва вошла в историю как битва при Мегиддо, Бог знает какая по счету[49].

Отступить в порядке турки на сей раз не смогли. Во-первых, главные пути отхода перерезала британская кавалерия. Во-вторых, их беспрерывно атаковала сверху авиация — благо перевес в самолетах у англичан был более чем трехкратный. В-третьих, помогали и арабы Фейсала-Лоуренса. Злосчастное турецкое войско растаяло, не дойдя до гор, где могло бы закрепиться. Более 30 тысяч турок сдалось. Это была ПОБЕДА! Наконец-то после всех неудач и частичных успехов англичане разбили турок наголову! Войска Алленби продолжали наступать, теперь уже беспрепятственно. 1-го октября без боя взяли Дамаск. Тут есть одна неясность. Алленби решил «дать пряник» арабским союзникам и приказал своей кавалерии попридержать наступление — пусть арабы первыми войдут в Дамаск. Этот город был мечтой бедуинской армии со дня ее возникновения. Но австралийские кавалеристы вроде бы приказ этот нарушили. Взяв Дамаск, они продолжили наступление на север Сирии. Это был последний триумф британской конницы, ее «лебединая песня».

Стоит отметить, что в этих событиях участвовал и Армянский легион, сформированный французами из армянских добровольцев со всего мира, в том числе бежавших из Османской империи. Слухи о нем вызвали большую тревогу в Турции. (И опасения подтвердились.) Но в целом участие Франции в ближневосточных событиях было тогда невелико.

За эту битву Алленби получил титул виконта Мегиддо и чин фельдмаршала. Из этой сказки он уходит. Воин он был хороший. Администратор в дальнейшем оказался плохой.

Есть в Иерусалиме на горе Скопус британское военное кладбище. Там похоронены солдаты Британской империи, сложившие головы при отвоевании у турок Земли Израильской. Есть там и еврейский участок.

Глава 85 Конец войны

В то самое время турки получили и другой сильный удар, с другой стороны. В конце 1915 года, когда погибала Сербия, англичане и французы, пытаясь помочь сербам, высадились в Салониках (с греческим нейтралитетом не считались — грекам пришлось соглашаться). Спасти Сербию тогда не удалось, но возник еще один фронт — Салоникский. Против германцев и болгар там стояли войска Антанты. Были англичане, французы. Однажды попали туда и русские. Надеялись, что трудно будет болгарам стрелять в русских — поколение назад Россия освободила Болгарию от турок (1877–1878 годы), но наивный расчет не оправдался[50]. С 1917 года были там и греки — в 1917 году Греция вступила в войну на стороне Антанты. Но душой всего дела там были сербы. Мы оставили их, когда после «Сербской Голгофы» (так называли сербы свой тяжелый переход через Албанию зимой 1915–1916 годов) англичане, французы и итальянцы вывезли их армию на Корфу (начало 1916 года). Там образовалась как бы Сербия в изгнании — с правительством, парламентом, армией. Очень скоро эту армию переправили на Салоникский фронт. Сербы (в 1916 году с Корфу прибыло 100 тысяч солдат) не составляли там большинства — самый крупный контингент был то у французов, то у британцев, но сербы были, безусловно, самыми активными. Всегда рвались вперед — освобождать Родину, всегда несли самые большие потери. Напоминаю, что вступление Болгарии в войну и разгром Сербии в конце 1915 года имели важное значение — установилась прямая связь между центральными державами и Турцией. Это сделало невозможным открытие проливов, даже несмотря на то, что русский флот к концу 1915 года, бесспорно, господствовал в Черном море, а западные союзники изначально господствовали в Средиземном.

Но наступил роковой 1918 год. В августе немцам пришлось оттянуть часть своих сил с Балкан во Францию. И вот в сентябре 1918 года, когда Алленби творил свой «шедевр» при Мегиддо, решительные события произошли и на Салоникском фронте. Соотношение сил было благоприятным для Антанты, а размах военных действий — много больше, чем в наших местах. Сербы, как всегда, были самыми активными. Болгары не выдержали. Их фронт был прорван (битва на Добром поле). И этот удар оказался роковым. Сербы с торжеством вступили в свою Сербию. Болгария капитулировала в конце сентября. Турция снова, как три года назад, была отрезана от своих союзников. А для самих Германии и Австро-Венгрии возникла угроза с юга.

Итак, в октябре положение Турции стало безнадежным. 30 октября Турция капитулировала (причем особо оговаривалась передача союзникам Баку). Мировая война шла к концу. Австро-Венгрия разваливалась. Германию все сильнее теснили на Западном фронте, но она еще держалась. Однако в начале ноября вспыхнуло восстание военных моряков в Киле. Это и был тот «удар в спину», о котором потом много будут говорить в Германии, виня в нём социалистов и, разумеется, евреев. 11 ноября немцы капитулировали. Война закончилась. Ее потом долго называли «Великая война». В СССР и левых кругах на Западе говорили: «Империалистическая война» — ибо сам Ленин сказал: «Её виновники империалисты всех стран».