Труп

Глава 7

Возвратившись в город, я остановился у первого понравившегося бара. После всего случившегося мне необходимо было выпить.

Итак, в санатории я не узнал ничего нового. Может, Бус добавит что-нибудь к тому, что уже сказал, если на него надавить посильнее. Как бы то ни было, стоило попытаться.

Уточнив по телефону у Полника адрес официанта, я выпил еще рюмку, чтобы окончательно отогнать от себя образ Цедрика в смирительной рубашке, и пошел обратно к машине.

Дорога к дому, в котором жил официант, заняла примерно полчаса. Если этот дом видел когда-то лучшие времена, то и они были достаточно тяжелыми.

Поставив свой «хили» футах в пятидесяти вниз по улице, я двинулся по тротуару к дому, как вдруг увидел, что кто-то сбежал с его ступенек.

Если бы вместо этого человека я видел марсианина, то реакция у меня была бы та же. Его черный костюм, белый стоячий воротничок и черная английская шляпа явно дисгармонировали со всем окружающим. Он на минуту остановился, затравленно оглянулся, затем быстро пересек улицу и скрылся за углом.

Таким вот торопливым дворецким оказался мистер Тальбот.

Заглянув в список жильцов, я увидел, что цифра «девять» написана против имени Бус. Я поднялся по ступенькам на второй этаж и постучал в дверь девятого номера. В ответ за дверью послышался какой-то шорох. Может быть, Бусу вовсе не хотелось со мной разговаривать. Дверь оказалась не заперта. Я широко распахнул ее: Бус смотрел на меня, но не отвечал. И это было понятно. Для того чтобы наша беседа состоялась, потребовалось бы вмешательство сверхъестественных сил.

Голова Буса была аккуратно прострелена. Кровь еще вытекала из пулевого отверстия, что означало — выстрел произошел несколько минут назад. Я вошел в комнату, и это было моей ошибкой.

Я услышал за спиной какое-то движение. Прежде чем я успел повернуться, что-то очень тяжелое опустилось на мой затылок. Мысль о том, нет ли у Цедрика брата, еще успела мелькнуть в моем быстро угасающем сознании.

Мне не доставляет радости приходить в сознание после того, как тебя ударили по голове. К тому времени, когда мне удалось встать на ноги, я уже был уверен в том, что кто-то сделал мне трепанацию черепа, а потом просто забыл наложить швы.

В комнате ничего не изменилось. Тело Буса по-прежнему лежало на полу. Я вышел из квартиры, закрыл дверь и из вестибюля позвонил в полицию. Хэммонда не было, но Полник оказался на месте. Рассказав ему, что произошло, я вернулся к своей машине. Во рту был противный привкус, а на затылке красовалась шишка, которая обещала стать больше.

Исполнительный полицейский немедленно бы поднял тревогу и объявил всеобщий розыск Тальбота. Но я был уверен, что он не видел меня, когда выскочил из дома. Так что все шансы были за то, что я найду его в доме Лэндиса.

Часом позже эти шансы растаяли: толстая и глухая кухарка, сообразив в конце концов, что от нее требуется, сказала, что у Тальбота сегодня выходной и что он будет лишь поздно вечером.

Я вернулся в город, быстро перекусил и отправился в «Золотую подкову». Несколько официантов расставляли столики, а на эстраде Клэренс Несбитт лениво перебирал струны своего контрабаса. Подняв голову, он увидел меня и перестал трогать струны.

— Привет, лейтенант!

— Привет, Клэренс. Как дела?

— Миднайт считает, что нам придется отбиваться от посетителей палками. Она говорит, что убийство — лучшая реклама, которую мы когда-либо имели.

— Может быть, есть смысл положить перед сценой фальшивый труп и полить его сверху томатным соком. Вот это была бы реклама!

Клэренс закатил глаза:

— О! Какой ужас!

— Вы, вероятно, узнали, что имя того человека — Джонни Лэндис. Он был большим любителем джаза. Вы уверены, что никогда не видели его?

— Лейтенант, каждый день мы видим множество лиц перед собой. Вся эта толпа людей — на одно лицо. Мы просто играем, потому что любим джаз.

— Я понимаю, что вы хотите сказать. Мисс О’Хара здесь?

— Да. Она в своем кабинете, лейтенант.

Я постучал в дверь и вошел. Она сидела перед зеркалом. Сегодня на ней было красное платье.

— О! — воскликнула она, увидев мое отражение в зеркале. — Это вы?

— Вы сказали это так, будто вам меня недоставало.

— Как шпильки в одном месте! — огрызнулась она. — Что вам надо?

— Поговорить. Милая болтовня мужчины с женщиной всегда приятнее, чем мужчины с мужчиной, вы не находите?

— Нет, не нахожу, — ответила она сухо. — И я занята. Сегодня у нас будет горячий денек после всей этой шумихи в газетах. Все болваны в радиусе по меньшей мере пятнадцати миль рвутся сюда с широко открытыми ртами.

— Давая шанс вашим официантам пропустить лишний стаканчик, ничего при этом не заплатив, — добавил я.

— Я открыла свой погребок, чтобы он приносил доход.

— Со мной очень легко договориться. Мы можем поговорить сейчас или после того, как ваше выступление закончится.

— Я уже вам сказала, что буду сегодня очень занята!

— Тогда наша беседа может растянуться. Думайте скорее, или я доставлю вас в управление прямо сейчас и на несколько часов.

Ее глаза метали молнии.

— Ну хорошо! После выступления.

— Здесь?

— Лучше у меня дома. Сегодня я собираюсь уйти пораньше. Вы можете отвезти меня домой, если у вас есть машина.

— Я вожу автомобиль — владеет им финансовая компания.

— Встретимся у входа в двенадцать пятнадцать.

— Прекрасно. До встречи!

— Минутку, лейтенант!

— Слушаю вас.

— Это деловая беседа — и ничего больше. Я хочу, чтобы это было ясно с самого начала.

— Чисто деловая, мисс О’Хара.

Я вышел и подумал — не случилось ли у меня размягчение мозгов. К черту все, к черту Джонни Лэндиса, к черту его папашу, к черту шерифа Лейверса. С этими мыслями я отправился домой — они придавали мне уверенность.

Примерно около восьми часов вечера я вошел в свою комнату, включил проигрыватель, поставил Дюка Эллингтона, налил себе виски и уселся в кресло.

Вдруг зазвонил телефон.

— Где вы, черт побери, шлялись? — шарахнул мне в ухо знакомый голос.

— Подписываете мою отставку?

— Вы там были, когда Лэндис звонил мне?

— Был.

— Мне надо что-то сделать, — сказал Лейверс. — Он раздует эту историю в передовице своей завтрашней газеты. До сих пор я отбивался от репортеров, но завтра мне придется им что-нибудь сказать.

— Как насчет «К черту Лэндиса!»? — предложил я.

— А как насчет «Уилера — в сержанты»? — рявкнул он.

На это трудно было чем-то ответить.

— Не понимаю, как это он успел вернуться домой и застать вас там? — продолжал Лейверс.

— Могу вас помочь, — ответил я. — Это сделал дворецкий. Он позвонил Лэндису и сообщил о моем визите.

— Вам удалось что-нибудь узнать у дочери Лэндиса?

Я решил, что Лейверсу будут неинтересны мои любовные приключения.

— Ничего определенного, — сказал я, строго придерживаясь истины. — Она не любила Джона и назвала его мерзавцем. Джона никто не любил. Это примерно все.

— Немного!

— Я надеюсь узнать побольше.

— Вы лучше узнавайте побыстрее, — сказал он. — И будьте у меня в управлении завтра в девять утра. Не опаздывайте, Уилер!

— Да, сэр, — сказал я и повесил трубку.

Телефон тут же зазвонил снова. Я поднял трубку и сказал:

— Да, сэр, завтра ровно в девять.

Абсолютно несвойственное Лейверсу молчание прервал напряженный голос:

— Лейтенант Уилер?

— Кто это?

— Это Тальбот, сэр. — Голос слегка дрожал. — Я пытаюсь дозвониться до вас уже несколько часов. Мне необходимо немедленно вас повидать!

— Прекрасно, — сказал я и дал ему свой адрес. — Когда вы придете?

— Уже иду, лейтенант!

Он повесил трубку.

Я налил себе еще виски и опять уселся в кресло. Из пяти динамиков, расположенных в комнате, лилась песня «Любовный зов креолки», и мне нечего было больше желать, разве что блондинку. Через десять минут раздался третий звонок. Я угадал голос сразу.

— Эл, — сказала она, — мне ужасно неловко, что все так случилось. Я чуть не умерла. Правда. Не знаю, почему отец вернулся домой. Объяснять ему что-то бесполезно, он просто не будет слушать. Он… он пугает меня. И так всегда — с тех пор, как я себя помню.

— Не беспокойся насчет этого, Рена.

— Но я не могу, Эл. Ты знаешь, твоя близость была так волнующа, и я так и не успела выяснить…

— Это точно, — сказал я.

— Папы нет дома. Он в редакции, и его не будет очень долго. Я в доме одна. Ты не мог бы приехать ко мне, Эл? Дворецкий вышел минут десять тому назад, и не думаю, что он скоро вернется. Мы будем совсем одни, Эл.

— Прости, детка, но это невозможно.

— И ты меня прости. Сегодня утром у меня возникли по отношению к тебе низменные чувства, и если я не удовлетворю их, то наступит депрессия.

— Да, — поторопил я ее. — Ты мне уже рассказывала об этом сегодня утром.

— Почему бы мне к тебе не приехать?

— Замечательно! Тебе понадобится для этого много времени?

— Минут двадцать. Где ты живешь, Эл?

Я дал ей адрес, и она повесила трубку. Было ровно девять часов вечера. Тальбот придет сейчас, Рена — минут через двадцать. В четверть первого у меня еще одно свидание. Похоже, у меня будет веселая ночка!

Я перевернул пластинку и налил себе еще виски. Мне следовало взбодриться. Должно было произойти то, что женщины-романистки называют пикантной ситуацией. Рена приходит ко мне и видит своего дворецкого, изливающего передо мной свою душу. А ведь Рена считает «излияние души» своей монополией.

Прошло десять минут, и раздался звонок в дверь. Я открыл ее, и Тальбот свалился мне прямо на руки. На его куртке сзади виднелось пулевое отверстие, и он не дышал.

Что ж, чем больше трупов, тем меньше подозреваемых.