Турецкий променад по набережной забытых обид

Глава 8

Воспоминания о моём незабываемом алкогольном дебюте проносятся перед глазами, когда я, стоя перед зеркалом, наношу на лицо последние штрихи макияжа.

Гоню от себя прочь воспоминания из прошлого, но все последствия столь неаккуратного посещения местного бара, вновь и вновь вспыхивают столь ярко, будто это было только вчера:

Вот по утру на двери нашей с Майей комнаты мы обнаруживаем большую бордовую надпись «Пьянь!».

— Щедрая… — бормочет подруга, оттирая маслянистые буквы, — столько помады перевела…

Вот за завтраком в столовой крикливый дружок Орлова, будто невзначай опрокидывает на меня поднос с его утренней трапезой.

Воспоминания о горячих ручейках манной каши, стекающих за шиворот, до сих пор заставляют меня зябко ёжиться и передёргивать плечами.

— Кретин! — кричит подруга, помогая мне освободится от молочной массы. — Она же горячая…

Вот на протяжении долгих дней за спиной то и дело раздаётся шёпот наших с Майей совузовцев, стоит нам только оказаться в месте их скопления.

— Пьянь!

— Шлюхи!

— Выкусите! — неизменно показывает им Майя средний палец и гордо уносит свои длинные ноги прочь от презрительных взглядов будущих педработников. Я же смущенно плетусь за ней следом, стараясь абстрагироваться от неприятной ситуации.

Апогеем становится моё желание зарыть с Орловым топор войны и вызов его на беседу тет-а-тет.

— Хватит! — строго говорю я своему отражению в зеркале, промокнув алые губы бумажной салфеткой.

Воспоминания об итогах наших «мирных переговоров» до сих пор больно ударяют по самолюбию, заставляя внутренности испуганно сжиматься.

— К чёрту Орлова! — в сотый раз за день повторяю я, оглядывая себя в зеркале.

Платье великолепно гармонирует с лёгким макияжем, акцентом в котором выступают ярко-накрашенные губы. Слегка подкрученные локоны добавляют образу воздушности и эфемерности, а высокие лакированные шпильки завершуют образ "Фам Фаталь".

Довольно причмокнув, я хватаю свой телефон и глянув на время, отчаянно несусь к двери, чуть не забыв о чёрном клатче, сиротливо лежащем на огромной кровати.

— Опаздываю! — подгоняю я себя, несясь к блестящему лифту.

На каблуках, что сегодняшним вечером украшали мои ноги, спускаться по лестнице я не решаюсь, всё-таки весь вечер впереди, а прийти на старт словно запыхавшаяся старая кляча, не хотелось.

— Ну же! — недовольно притоптываю я ногой, ожидая, когда серебристые створы лифта раскроются на моём этаже. — Наконец-то… — залетаю в просторную кабину и нажимая на цифру один, внимательно оглядывая себя в зеркальной стене верного турецкого подъёмщика.

— Чёрт! — вырывается неожиданно у меня, когда в почти закрывшиеся двери пролезает загорелая мужская рука, и они послушно разъезжаются назад, явив моему взору самодовольное лицо важной птицы.

— Привет! — как ни в чем не бывало произносит он и нажимает на кнопку под цифрой ноль.

Ничего не ответив этому наглецу, я демонстративно отворачиваюсь к зеркалу и с придельным вниманием изучаю свой свежий макияж.

Лифт, будто ощущая моё взвинченное состояние, ведёт себя довольно странно: закрывшиеся створки неестественно хрипло крякают, заставляя меня бросить быстрый взгляд на Орлова, который, однако, спокоен и невозмутим.

На втором этаже электронное табло начинает истерично мигать, а цифры остервенело скачут от семёрки до нуля в хаотичном порядке.

— Что это? — испуганно бормочу я, когда между вторым и первым этажом, освещение начинает моргать.

— Лифт… — задумчиво пожимает плечами Орлов, — в последнее время пошаливает… Всё никак руки не доходят вызвать мастера.

— Сервис! — презрительно бормочу, молясь, чтобы двери, наконец, разъехались и выпустили меня в вестибюль отеля. В сотый раз я уже прокляла и шпильки, и своё нежелание воспользоваться лестницей.

На табло загорается цифра один, и мой облегченный вздох разрезает напряжённую тишину небольшого пространства. Однако радость моя оказывается преждевременной: не открывшись на нужном мне этаже, лифт отчаянно ухает вниз, натужно хрипит и, наконец, останавливается.

— Что за чёрт? — недовольно выкрикиваю я, когда свет в кабине полностью гаснет.

— Застряли… — спокойно констатирует Орлов, подсвечивая себе фонариком последней модели дорогущего телефона. Пытаясь разжать плотно сжатые железные створы, он натужно бормочет. — Видимо между первым и цоколем зависли…

— Сервис! — вновь кривлюсь я, стараясь набрать на телефоне сообщение для Наташи. — А с сетью-то что?

— Не ловит… — мило улыбается мне Орлов, мельком бросив взгляд на экран своего смартфона. — На нулевом со связью всегда беда, видимо поэтому…

— Что за отель у вас такой? — гнев вылетает из меня, подобно лаве из жерла проснувшегося вулкана. — Бронь потеряли, лифт руки починить не доходят, сеть не ловит… Вам за что пять звезд на фасаде налепили, чёрт возьми?!! Ваш хозяин должен больше внимания уделять подобным вещам, это никуда не годится! Так ему и передай! Деньги дерёте, а сервиса ноль!

— Обязательно передам! — важно кивает головой Орлов, — ты права! Это просто недопустимо!

— Именно! И сколько нам тут сидеть? — недовольно бормочу я, зло топнув острой шпилькой, — у меня вообще- то планы!

— Не больше часа… — лучезарно улыбается мужчина, окинув меня заинтересованным взглядом. — Не волнуйся, Гизем, уже точно вызвала мастера, скоро сможешь лететь по своим делам… Ну или вызовет в ближайшее время, — неожиданно добавляет он, весело мне подмигивая.

— Не вижу причин для радости! — моё лицо сейчас выражает всю гамму эмоций человека, засунувшего в рот целый неспелый лимон.

— Отчего же?! — недолго думая, опускается на пол важный птиц. — Импозантный мужчина и красивая женщина заперты в тесном пространстве лифта — сюжетная линия многих романтических фильмов с хэппи эндом.

— В лифте наедине с тобой может быть сюжетом только для хоррора или триллера… — бормочу я, и не выдержав, тоже сажусь на пол, подложив под пятую точку свой бедный клатч, купленный на распродаже в турецком магазине кожгалантереи.

— Ну, это ты загнула… — качает головой Орлов. — Куда собиралась пойти?

— О, Боже! — недовольно вырывается у меня, — давай отбросим все эти светские условности. Не нужно пытаться отвлечь меня разговорами! Я — не клаустрофоб, и в лифтах застревала не раз… Поэтому прошу тебя закрыть рот и в молчании дождаться вашего лифтового волшебника…

— Как скажешь… — с ноткой лёгкой грусти и тихой покорности шепчет Орлов, — но ты права! Счастье любит тишину…

— Он что совсем рехнулся?! — проносится в голове тревожная мысль, — кажется, у кого-то птичий грипп, пора вызвать турецкого Айболита!