Наука не знает, каким образом бесценная реликвия — плащаница Иисуса — могла оказаться в Лирее в руках семейства де Шарне. Науке кажется, что «владельцы попросту нашли реликвию на чердаке или же создали ее благодаря трудам не слишком щепетильного в средствах художника, вероятность чего время от времени высказывалась в последующие века»[1].
Не следует забывать, что семейство де Шарне, причастное к Лирейской плащанице, — Жоффруа де Шарне, его сын Жоффруа II, внучка Маргарет и их супруги — тесно связано с орденом тамплиеров. Так, исследователь Ян Вильсон утверждал, что именно тамплиеры представляли собой промежуточное звено между исчезновением в 1204 году мандилиона из разоренного Константинополя и его предполагаемым появлением в начале 1350-х годов уже в качестве Лирейской плащаницы. Жоффруа де Шарне был связан с одним из самых высокопоставленных тамплиеров, казненных в 1314 году, — своим дядей, звавшимся также Жоффруа де Шарне.
Племянник был одним из главных сторонников создания нового рыцарского ордена. Его имя часто мелькает на страницах исторических романов А. Дюма-отца, Мориса Дрюона, А. Конан-Дойла. Еще в XIV веке о его жизни был написан рыцарский роман. Он хотел возродить «репрессированную» организацию храмовников. Совместно с собором Нотр-Дам в Лирее Жоффруа де Шарне основал новый орден, идеалы, устав и церемонии которого напоминали тамплиерские. Называлась очередная рыцарская организация орденом Звезды. Впрочем, просуществовал орден Звезды недолго: сам Жоффруа и остальные рыцари-основатели погибли в битве при Пуатье в 1356 году. Есть в этом «семейном плащаничном деле» еще одна поразительная деталь: именно дядюшка-тамплиер, тоже Жоффруа де Шарне, на допросе инквизиторов признался, что во владении ордена храма есть идол: «голова с четырьмя ногами». Исследователь истории ордена Ноэль Каррер-Бриггс считает, что это довольно наглядное описание... плащаницы, если допустить, что когда-то ее вывешивали на шесте. Тогда края свешивались, зримой была только голова, а ноги оказывались видны и спереди, и сзади (на просвет). Отсюда якобы и появились «четыре ноги».Столь же загадочной кажется еще одна вещица тамплиеров, о которой много пишется в специальной литературе, — деревянная панель (доска) с написанным на ней изображением головы мужчины. Эта панель была найдена в 1940-е годы под обшивкой потолка небольшого старинного коттеджа в Темплкомбе в Девоне. Некогда Темплкомб был владением тамплиеров. Изображение с деревянной панели отдаленно напоминает лик на плащанице. Исследователи ордена тамплиеров выдвинули предположение, что это копия, снятая тамплиерами непосредственно с плащаницы.Наука подвергает сомнению, что плащаница Христа могла быть отдана в руки пусть и знатного, но все равно не королевского рода.
Но вернемся к семейству де Шарне. Вот ведь что странно, оказывается, сеньоры де Шарне были также известны как Мон-Сен-Жан, по названию деревушки неподалеку от Шарне. Жоффруа де Шарне был женат на представительнице рода Верги. Последний же великий магистр ордена тамплиеров — Жак де Моле — был сыном Анри де Верги, прадеда супруги владельца Лирея. Дедом Жоффруа де Шарне был сенешаль Жан де Жуанвиль, автор «Жизнеописания Людовика Святого», восхваляющего набожность и благочестие короля Людовика IX. Именно этому самому сенешалю король Филипп IV Красивый за две недели до начала повальных арестов тамплиеров отдал секретный приказ взять под наблюдение всех храмовников. И именно те, кто оказался в Шампани, под юрисдикцией сенешаля Жуанвиля, сумели благополучно избежать ареста.
Не менее странно и то, что за полтора столетия до появления плащаницы в Лирее предки Жоффруа де Шарне занимали ключевые посты в руководстве Четвертым крестовым походом, результатом которого стало разорение Константинополя.
Наука подвергает сомнению, что плащаница Христа могла быть отдана в руки пусть и знатного, но все равно не королевского рода.
С родом Жоффруа де Шарне связано еще одно знатное семейство из Шампани — дом де Бриен. Именно дом де Бриен в начале XIII столетия был обладателем титула короля Иерусалимского. Этот титул считался в ту пору одним из самых заманчивых наследственных титулов в истории. И кому как не «наместникам Гроба Господня» владеть священным символом — плащаницей Христа?
Наука может возразить: тогда отчего же «наследники» королей Иерусалимских все же отдали плащаницу из Лирея в чужие руки? Или почувствовали, что символ — подделка, которым владеть недостойно?
Действительно, в 1398 году реликвию унаследовала внучка Жоффруа де Шарне, Маргарет. Женщина уже дважды выходила замуж и уже дважды оставалась вдовой. Причем вдовой бездетной. Ее последний муж скончался в 1438 году, и через одиннадцать лет после его смерти Маргарет перевезла святыню из лирейской церкви в Льеж. Принято считать, что на перевозке реликвии настояла сама Маргарет, которая, несмотря на свои семьдесят лет и болезни, беспокоилась не о собственном здоровье, а о более надежном прибежище для святыни. Надежное прибежище нашлось — дом герцогов Савойских, Турин. Нет ничего удивительного в данной передаче символа. Семья Маргарет была родственна с Савойским домом. Больше всего данной передачей были возмущены клирики лирейской церкви. Они начали судебное разбирательство против Маргарет де Шарне, требуя от нее возвращения плащаницы. И в 1467 году Людовик Савойский выплатил клиру Лирея за свою родственницу требуемую компенсацию — пятьдесят франков золотом.
Герцоги Савойские были надежными хранителями реликвий христианского мира. У них уже имелись священные регалии святого Маврикия, обладателя копья Лонгина, которым был пронзен на кресте Иисус Христос. Среди этих священных регалий значились меч святого, перстень с печаткой и копье. Именно герцоги Савойские основали орден святого Маврикия, члены которого охраняли плащаницу во время ее публичных демонстраций на протяжении нескольких веков.
Среди родственников герцогов Савойских и Маргарет де Шарне был Амадей III Савойский, покровитель всевозможных искусств, воин и миротворец, прославившийся на всю Европу. В 1434 году он удалился в монастырь Сен-Морис в Капайле, чтобы через пять лет явиться миру папой римским Феликсом V, несмотря на то что Амадей Савойский никогда не приносил священных обетов. Хотя, возможно, такому роду приносить священные обеты было и не так уж обязательно, — у них хранилась величайшая святыня — плащаница Христа.
Есть еще одна тонкость: все эти семейства хранителей плащаницы были потомками королей Меровингов. Согласно многочисленным легендам (как старинным, так и современным), род Меровингов считался потомком крови Иисуса Христа. Так кому как не им хранить погребальные пелены Спасителя?
Во всем этом есть еще одна загадка. Хотя Жоффруа де Шарне жил на севере Франции, он владел обширными землями в так называемых «землях Реды», крупном центре державы Меровингов, в том числе Тулузой и Каркассоном, а также Ренн-ле-Шато. Эти места были центром пресловутой катарской веры, и именно здесь тамплиеры попытались было создать свое собственное государство. Именно против «катарских земель» римские понтифики упрямо устраивали не менее кровавые Крестовые походы. И именно про катар говорили, что они обладают неким величайшим сокровищем христианского мира.
Простые совпадения?
Продолжение легенды о плащанице
...Для юного Жана-Пьера де Вуази крестовый поход закончился невольничьим рынком Туниса. Он сидел в узилище вместе с паломниками, попавшими в руки морских разбойников, и мучительно ждал разрешения собственной участи. Дверь в узилище распахнулась, и вошел молодой араб. За его спиной стояли два бородатых стража угрожающего вида.
Араб быстро оглядел невольников-христиан. Большинство пленных, истощенные оборванцы, казались столь слабыми и измученными, что не вызывали никакого интереса. У всех гноились раны от железных оков на ногах. Некоторые лежали неподвижно, словно мертвые. Те из христиан, которые хоть немного были в силах, испуганно смотрели сейчас на молодого араба.
Внезапно его взгляд задержался на одном из пленных. Осанка, поворот головы двадцатилетнего пленника понравились арабу. Он дал знак Жану-Пьеру де Вуази подняться и подойти к нему. Тот с трудом попытался встать. Нестерпимая боль от раны пронзила плечо столь остро, что он едва не потерял сознание. Осторожно, неуверенными шагами Жан-Пьер де Вуази двинулся к незнакомцу. Словно звездочет, глядящий в небо, в ожидании смотрел Жан-Пъер на араба: сейчас его жизнь сделает новый поворот.
Незнакомец внимательно оглядывал пленника с ног до головы. Волосы у того свисали грязными прядями, лицо исхудало. Черные круги залегли под глазами, песок и соль въелись в обожженную солнцем пустыни кожу. И тут араб схватил Жана-Пьера за руку. Потянул за кольцо на пальце. Внимательно осмотрел со всех сторон. Кольцо было золотым, но не стоимость драгоценной вещицы заинтересовала сейчас незнакомца. Он потер кольцо о рукав своей одежды, очищая камень в оправе. Под кристаллом находился светло-зеленый овал с гербом.
Араб улыбнулся, к немалому удивлению Жана-Пьера заговорив на правильном французском языке:
— Значит, ты рыцарь, французский дворянин... Салям алейкум!
Жан-Пъер напряженно кивнул головой.
А незнакомец продолжил:
— Я — Ахмад ибн Измаил аз-Зайджан. Первый советник эмира Тунисского, Абу Абдаллаха Мохаммеда Аль-Мустанзира Биллаха. Как зовут тебя?
Жан-Пьер был поражен приветливым обращением. Почему? Ведь он же враг этому неверному?
— Жан-Пьер де Вуази. Я из Рэде на юге Франции, в тех землях правит мой отец, Пьер III де Вуази.
— И ты единственный из рыцарей, уцелевших в бою с пиратами?— спросил советник эмира.
— Да... — голос Жана-Пьера дрогнул.— Мой род, конечно, не королевский, но я все равно молю тебя смилостивиться над этими людьми...
Араб успокаивающе вскинул руку:
— Не беспокойся о своих собратьях по несчастью. С ними обойдутся человечно и даже подлечат.
— Чтобы потом продать в рабство?
— Торговля рабами-христианами в этих землях строго запрещена,— с улыбкой возразил ибн Измаил аз-Зайджан.— Эмир считает, что сейчас, когда французские крестоносцы с вашим королем Людовиком высадились у берегов нашего государства, мудрее взять тебя и твоих спутников в заложники.
Зайджан повернулся к стражам и произнес что-то по-арабски. Сарацины поклонились и поспешили исполнить его приказания.
Значит, король Людовик с верными ему людьми достиг Туниса, подумал Жан-Пьер, все больше поражаясь откровенности, демонстрируемой советником эмира Аль-Мустанзира.
Все больше юный рыцарь уверялся в том, что открытость эта как ловушка. Жан-Пьер решил вести себя осторожнее.
Тем временем советник эмира вновь повернулся к нему:
— Жан-Пьер де Вуази, тебе не подобает оставаться здесь. Рыцаря следует привести ко двору...
Ибн Измаил аз-Зайджан доставил Жана-Пьера в небольшой домик на территории дворца эмира. В центре двора бил фонтан, в его мраморной чаше была прозрачнейшая вода.
К ним навстречу уже шел старик. Темные умные глаза его оглядели пришедших из-под белого платка на голове, который удерживался синей лентой, прошитой блестящими серебряными нитями. Лицо старика было белым, как мрамор.
— Салям алейкум!— поприветствовал его советник эмира и продолжил по-французски:— Этот юноша, Жан-Пьер де Вуази, — рыцарь из Франции. Морские разбойники напали на его корабль и взяли в неволю вместе с товарищами по оружию. Эмир Аль-Мустанзир выкупил юного рыцаря и его спутников из рук пиратов, и теперь они его личные заложники. Судя по всему, Жан-Пьер ранен, и я вверяю его твоему искусству...— Повернувшись к де Вуази, советник эмира объяснил:— Кади Гамаль ад-Дин ибн Вазилъ — придворный лекарь нашего эмира. Лучшего присмотра для тебя не найти. Следуй всем его указаниям! И не думай о глупостях, из дворца эмира сбежать не удастся. На всякий случай я оставлю двух этих воинов,— ибн Измаил аз-Зайджан указал на стражников,— для твоей защиты и безопасности...
Ибн Вазиль провел Жана-Пьера в помещение с высокими потолками. У окна стоял скромный письменный стол, заваленный всевозможными свитками. Справа у стены располагались полки из темного дерева, на которых также лежало множество фолиантов и пергаментов. У противоположной стены стояла массивная кровать, рядом с ней маленький столик. Чего на нем только не было: сосуды из глины и дерева, тоненькие трубочки из стекла и металла, маленькие медные плошечки и самые разные инструменты — молоточки, скальпели, ножи и зажимы. Кроме того, на столике находилась небольшая чугунная жаровня, в которой лежали пучки трав и тоненький фитилек. Лекарь проверил травы, залил их горячей водой, затем вставил меж пучками лекарственных растений фитилек и зажег его. Странный сладковато-горький аромат пополз по покоям.
Ибн Вазилъ приказал Жану-Пьеру лечь на кровать. Внимательно осмотрел раны юноши на запястьях и ногах. Затем расстегнул камзол и осторожно приподнял грязную повязку на раненом плече. Но более всего не понравилась ибн Вазилю рана на груди Жана-Пьера, подобная темно-красному острову в центре беловато-желтого озера гноя.
— Разве ж не сказано в вашей Библии: «Кто с мечом придет, от меча и погибнет»? — спросил лекарь. Жан-Пьер молчал, но ибн Вазиль и не ждал ответа. Он осторожно дотронулся до гнойной коросты: — Сама по себе рана не излечится, и края ее вновь не затянутся. Придется зашивать ее. Только надо рану очистить.
Лекарь достал два маленьких пузырька из ящика, наполненных целебными эссенциями. Одну такую эссенцию он и вылил на рану юного барона. Жана-Пьера ожгло, как огнем. Но боль утихла, когда лекарь смазал края раны чистейшим маслом. Арабский врач протянул льняную повязку рыцарю.
— Придерживай ее на ране. — Он вымыл руки в плоской чаше. — Лежи спокойно. Скоро я вернусь и зашью твои раны. Да съешь немного фиников, вон они в чаше рядом, — и лекарь подмигнул юному крестоносцу, — они тебе понравятся. Знаешь ведь, наверное: после того как Аллах создал людей, у него осталось еще два кусочка глины. Из одного он создал верблюда, из другого — финиковую пальму. Оба стали истинными друзьями людям, а плоды пальмы есть эссенция человеческого здоровья и благополучия. — С этими словами лекарь покинул покои.
Мягкая перина, оставленная на далекой родине, была бы Жану-Пьеру де Вуази куда любезней, чем жесткое ложе лекаря. Но лежал он, несмотря на это, все равно удобно. Единственное, что печалило юношу сейчас, было то, что он как беспомощное дитя, пред врагом веры своей, полностью отданный ему в руки. Отчего мусульмане столь человечно обращаются с ним? И можно ли им доверять? Но ведь владыка Туниса уже отправлял к Людовику гонцов с известием, что охотно принял бы христианство, если не увидит в этом для себя никакого урона. И что ждет его, Жана-Пьера, оказавшегося в заложниках? Одно ясно: сопротивляться не имеет смысла. Чем поможет его королю героическая смерть глупца?
В этот момент в покои вернулся лекарь с помощником. Тот нес тонкий серебряный поднос с двумя стаканами и бутылью зеленого стекла.
— Что это? — настороженно спросил Жан-Пьер.
— Настойка из опия, — отвечал арабский лекарь. — Она необходима тебе, чтобы ты не чувствовал боли, когда я начну зашивать раны. Кроме того, в настойку входят и другие порошки — старый тайный рецепт. Он помогает от горячки, иногда даже справляется с чумой, но лучше всего действует против дурной крови. А то я опасаюсь, что твои загноившиеся раны могут отравить кровь. Пот будет лить изо всех пор твоего тела, но так и должно быть — он принесет исцеление и изгонит яд из крови.
С этими словами лекарь ибн Вазиль поднес стаканчик к губам своего пациента. Лекарство оказалось горьким.
— Три тысячи чертей, что это? — закричал Жан-Пьер. — Отдает желчью! Ты меня отравить собрался?
Лекарь спокойно заметил:
— Я не собираюсь отравить тебя. Я стал врачом, чтобы исцелять людей и охранять жизнь. Ибо жизнь — это дар Аллаха, создавшего все сущее. До тех пор пока живет человек, живет в нем и дыхание Аллаха. А потому будь благоразумен... — и лекарь капнул на губы Жан-Пьера еще одной настойки из серебряной ложечки, — прими без сопротивления... — Он говорил с юношей, как с неразумным капризным ребенком. — Средство сие избавит тебя от боли и позволит уснуть...
— Мне не нужно ничего от боли, и спать я не собираюсь... — упрямо возразил Жан-Пьер.
— Конечно, нет, — легко согласился ибн Вазиль. — Но как быть с другими обитателями этого дома, когда посреди ночи их разбудят твои стоны? — И Жан-Пьер послушно принял снадобье.
И через несколько минут все поплыло перед глазами Жана-Пьера. Словно издалека доносился до него голос лекаря, что-то говорившего своему помощнику. А потом Жана-Пьера заволокло туманом.