Ты не знаешь меня

22. Таша Эванофф

Церковь расположена среди городской зелени, и ее фактически невозможно увидеть среди листвы деревьев, пока вы не оказываетесь прямо перед ней. Она богато разукрашена мозаикой и имеет шесть луковок. Если это добавить к тому, что она скрывается от посторонних глаз, то она кажется чем-то мистическим, стоящим особняком, почти райским оазисом, в оживленном городе.

У двери стоит охранник во всем черном. Даже оправа его очков черная, не говоря уже о стеклах. Он выглядит суровым, кажется русским, но странно, по-русски не говорит. Он говорит с нами сначала на французском, а потом переходит на английский. По-видимому, он здесь стоит, просто для проформы, чтобы сообщить, что в церкви запрещено фотографировать и снимать видео. А также громко разговаривать, нельзя заходить в шортах и с оголенными плечами.

У меня с собой был большой платок, поэтому я воспользовалась им, чтобы прикрыть голову, прежде чем мы входим в церковь. Внутри все выглядит еще более грандиозно и сказочно, чем снаружи. Здесь нет именных рядов лавок, несмотря на то, что в строительстве этой церкви приняли участие крупные российские бизнесмены из общины, которые живут в Ницце. В православной церкви прихожане стоят.

Здесь очень много потрясающе красивых икон и картин. Неземную атмосферу создают сотни горящих свечей, кругом так тихо. Перед нами возвышается огромный серебряный крест, и иконы в серебряных окладах, усыпанные драгоценными камнями.

— Я должна поставить свечку за папу, — шепчу я.

Он странно на меня посматривает.

— Бабушка просила, — отвечаю я на его немой вопрос, пожимая плечами.

Он ждет, когда я подхожу к иконе. Склонив голову и поклонившись, я произношу молитву за папу.

— Пожалуйста, заставь папу раскаяться. Войди в его сердце, — я смотрю в глубину глаз иконы, баба говорит, что если долго во время молитвы смотреть в глаза иконы, то ты попадаешь, как бы в озеро, встречаясь со своей собственной душой. Конечно, я никогда достаточно долго не молилась, поэтому у меня такого не происходило, сейчас тоже этого не произойдет.

Вытащив бумажный платок из сумочки, я стираю губную помаду, прежде чем поцеловать руку иконы в знак любви и веры. Мы никогда не целуем лица икон, поскольку Иуда потом предал Христа, сначала поцеловав его в щеку. Я зажигаю свою свечу и ставлю на кандила перед уходом, осеняя себя крестом.

— Ты любишь своего отца, — говорит он очень тихо, как бы про себя, когда мы покидаем прохладный храм, выходя на солнце.

Я останавливаюсь и смотрю на него. Он, кажется, удивленным, что я захотела поставить за папу свечку, и я могу его понять. Мне следует рассказать, что я чувствую на самом деле.

— Я знаю, что отец ужасно обошелся с мамой. Когда я была маленькой, я видела, как он выгнал ее из дома, с такой злостью толкнув ее за порог, что она буквально вылетела и упала, распластавшись на ступеньках. В одно мгновение все годы, проведенные с ней, для него стали ничем. Иначе я бы не стала «беспризорной собакой». Он обращался к ней так, словно она была пустым местом. Пока она стояла плача и крича, что он ошибается, что всю жизнь она была ему верна, он захлопнул перед ее носом дверь и запретил мне с ней видеться.

Ной смотрит на меня, пребывая в полном шоке.

— Дело в том, что моя мать никогда ему не изменяла, она всегда была ему верна. Нужно быть очень отчаянным идиотом, чтобы попробовать изменить моему отцу.

Глаза Ноя увеличиваются.

— И ты видела свою мать в последний раз?

Я отрицательно качаю головой.

— Нет. Бабушка сделала так, что я регулярно стала с ней видеться, когда отец был в отъезде. Я до сих пор с ней встречаюсь. Тайно.

— Хорошо, — тихо бормочет он.

— Когда я была маленькой, я мечтала, чтобы отец, который, на самом деле, меня любит, сводил поесть мороженое или в кино, но мой отец не относится к таким отцам, готовыми куда-то пойти со своим ребенком, и я научилась с этим жить, — я улыбаюсь ему. — Лучше иметь такого отца, чем не иметь вообще никакого. Он единственный отец, который у меня есть, поэтому я люблю его таким, каков он есть. Папа любит меня своей собственной не трепетной любовью.

Он наклоняет голову и внимательно пристально смотрит мне в глаза, словно я являюсь каким-то неведомым существом.

— Разве тебе не все равно, что он заставляет выйти тебя замуж за мужчину, которого ты не любишь?

— Он не заставлял выйти меня замуж за Оливера. Он... предложил, и я согласилась.

— В самом деле? У тебя был выбор?

Я прикусываю нижнюю губу.

— Когда я согласилась выйти замуж за Оливера, у меня никого не было, и мне не показалось это чем-то плохим. Оливер из хорошей семьи, прекрасно выглядит, его даже считают красивым. Я пару раз встречалась с ним, он всегда был очень вежлив и обходителен со мной. Однако, совсем недавно я кое-что узнала об Оливере. Он не тот, за кого себя выдает. Думаю, что он извращенный типчик. Я знаю, что у папы имеются амбиции, но он хочет, чтобы я была очень счастлива, а я никогда не буду счастлива с таким человеком. Когда папа вернется, я все ему расскажу, и учитывая данные обстоятельства, я не смогу выйти замуж за Оливера.

К моему удивлению, Ной никак не прокомментировал мои слова. Вместо этого он прикрыл глаза, и я даже не смогла увидеть, о чем он думает.

— Мне кажется, что до ланча мы могли бы заняться парасейлингом [2] , — говорит он, полностью меняя тему.

— Парасейлинг? Я в игре, — тут же отвечаю я.

Мы двигаемся к центру водных видов спорта на Английской набережной, я вижу желтые парашюты, с их отличительными желтыми смайликами, плывущими в голубом небе над морем. Ной оказывается уже забронировал для нас полет, поэтому у нас в руках оказываются ваучеры.

Инструктор с бронзовым загаром и сильным французским акцентом инструктирует нас по технике безопасности и дает первый урок по основам парасейлинга. Затем я пристегиваю ремни безопасности на сиденье рядом с Ноем. Мы встречаемся с ним уже в теплой воде. Инструктор соединяет нас жгутом от гигантского водного парашюта и тянет трос, прикрепленный к лодке. Лодка начинает движение вперед, парашют наполняется воздухом, мы поднимаемся в небо.

— О, мой Бог. Мы в воздухе. Мы летим, — кричу я, как только мы отрываемся от воды, поднимаясь вверх более чем на сотню метров. Ветер бьет мне в лицо, это самое захватывающее ощущение в такой вышине. От головокружительного восхищения я начинаю кричать как ребенок, мы поднимаемся еще выше.

— Смоооотри... я не могу поверить, что мы так далеко от земли, — визжу я, указывая на наши маленькие тени на поверхности воды.

Ной просто хихикает от моего энтузиазма.

Мы легко скользим над Baie des Anges, нам открывается потрясающий вид с воздуха на песчаное побережье Лазурного берега, бирюзовую воду Средиземного моря, холмов Прованса и исторических улиц Ниццы. Лодка совершает поворот, и мы дрейфуем вниз, опускаясь на воду, лодка медленно останавливается.

— О Боже, мы разобьемся о воду, — снова кричу я. Всплеск. Упс. Ха, ха.

— Ты пахнешь морем, — со смехом говорит Ной, подхватив меня и удерживая с собой.

Я обхватываю его за шею, переполненная незабываемыми впечатлениями.

— Это было великолепно, Ной. Мне очень понравилось. Можем мы еще раз это проделать?

— Если тебе понравилось, то стоит слетать со мной на параплане. Это даже лучше. Там нет буксирующей лодки, там ветер движет и подгоняет тебя, и ты участвуешь в гонке по небу.

— Это твое хобби?

Мы начинаем двигаться к берегу.

— Не знаю, хобби ли это, но мне нравится.

— Ты занимаешься парапланом в Англии? — спрашиваю я.

— Обычно в Непале, в пустыне, или где есть горы.

Мы стоим в воде, волны накатывают нам на ноги.

— Может, ты возьмешь меня с тобой как-нибудь, — слышу я свои слова.