Ты не знаешь меня

35. Таша Эванофф

Мое сердце клокочет в горле, пока я наблюдаю, как они поднимаются по ступенькам и прислушиваюсь к их шагам по верхнему этажу склада, входная дверь за ними закрывается.

В этом угнетающем и жутком месте, мой план кажется нелепым и глупым. Я не могу себе даже представить, что смогу убить своего собственного отца. О чем я вообще думала?

Мне стоило попросить одного из них, чтобы он сделал эту работу.

Я могу их вернуть, но это было бы трусостью с моей стороны. Я должна это сделать сама. Я хочу, чтобы отец понял, почему я пошла на этот шаг. Я хочу посмотреть ему в глаза и сказать, что своими действиями он причинил мне слишком много боли. Он даже не дал Ною шанс. Он просто стер его из моей жизни. Просто так. Как будто он был всего лишь плод моего воображения. Теперь Ной никогда не узнает, как сильно я его любила. Я чувствую себя теряющей разум и хлюпающей носом, отвернувшись от лестницы и думая о том, позволить кому-то другому сделать мою грязную работу за меня.

Я передвигаю кресло напротив отца, и сажусь выжидая, когда он проснется.

Около часа я сижу как под гипнозом, наверное, выгляжу немного обезумевшей со стороны. Да, сходящей с ума от горя. Как только он открывает глаза, я мне хочется его убить. Разве кто-нибудь из моих друзей мог бы себе представить, даже в своих самых смелых фантазиях, что я маленькая тихая, послушная дочь, сижу здесь, замышляя убийство? Но я уже здесь. Наверное, когда я увидела мертвого Сергея, я немного свихнулась от горя. И я по-прежнему невменяемая.

Как только он начинает просыпаться, у меня стучит пульс, словно молоток, я выпрямляюсь в кресле. У него подрагивают веки и губы. Потом он чуть больше открывает глаза, но взгляд еще затуманенный. Он моргает пару раз и трясет головой. Мне кажется, что у него пересохло во рту, потому что он несколько раз облизывает губы и сглатывает. Возможно, у него ломит все тело, когда двое парней тащили его как грушу, пересчитывая им все ступеньки, потому что он морщится.

У него расширяются глаза, он пытается подняться или принять какое-то другое положение, но понимает, что не может двигаться. Неожиданно, до него доходит убийственный сигнал тревоги. Его глаза сужаются, превратившись в узкие щелочки, сначала он смотрит на меня, а потом его взгляд становится более испуганным, когда он видит странную комнату, в которой вдруг оказался. Он бросает взгляд на веревки, которыми привязан к стулу. Он пытается высвободиться, но ненадолго, до него доходит, что он не может освободиться.

— Что происходит, Таша? Почему я связан? — требует он ответа.

— Попробуй угадать, папа.

Он хмурится, внезапно что-то припоминая.

— Ты усыпила меня. — Затем его голос меняется. — Кто здесь еще? — опять требует он ответа.

— Мы одни, папа. Только ты и я, также, когда мы вместе ходили поесть мороженое или ходили в кино.

— Что за глупости ты говоришь? — строго спрашивает он. Сонливость полностью исчезает из его взгляда, сейчас он в ярости, я никогда не видела его таким. У него даже лицо покраснело от гнева.

Я отрицательно качаю головой. Даже в такой момент мой отец ни на дюйм не смягчился.

— Кто тебя надоумил? — задет он вопрос.

— Ты, папа.

Он прищурившись смотрит на меня.

— Что ты имеешь в виду?

— Хорошо, что ты спросил, потому что я давно хотела тебе сказать. Я никогда не говорила тебе, насколько мне было больно, когда ты выгнал маму из дома и не позволил мне видеться с ней. Все эти годы ты заставлял меня скрываться и лгать, сбегая на встречи с мамой, мы прятались с ней в туалете. Ты лишил меня матери, — кричу я.

Слезы начинают наполнять мои глаза, я смахиваю их.

— Я прощала тебе все, потому что любила тебя. Я успокаивала себя тем, что это не самое страшное, что может быть. Потом я рассказала тебе об этом ужасном Оливере, но тебе было все равно. Ты захотел пожертвовать мной ради своих амбиций и жадности к власти, для тебя главное статус, а не я.

— Что ты говоришь?! Я же сказал, что он не посмеет обидеть тебя, — агрессивно выпалил он.

— Ох, папа. Ты такой врун. Ты же знаешь, если бы он стал издеваться надо мной, я бы никогда не пришла к тебе и не стала бы жаловаться. Ты и так меня достаточно напугал. Я бы просто терпела, как всегда и поступала.

— Видишь. Это глупо. Все правильно. Тебе не придется выходить за него замуж. Я даю тебе слово.

— Ты думаешь, ты здесь из-за этого?

И я увидела вспышку страха в его глазах, впервые.

— А из-за чего?

— Ты подослал кого-то ко мне в спальню, чтобы убить Сергея. Он был мне как сын, папа. Он ни в чем не виноват, я любила его всем сердцем, а ты просто забрал его у меня. Как ты мог? Как ты мог совершить такое? — с рыданиями произношу я. Слезы сами катятся у меня по щекам, я реву в голос, но мне наплевать.

— Solnyshko, Сергей не твой сын. Сергей — собака. Когда-нибудь у тебя будет ребенок, и ты все поймешь. Ты моя дочь, моя плоть и кровь. Все, что я делал, это для твоего же блага. Мы можем забыть разногласия... и все начать сначала. Возможно, я был слишком суров с тобой. Я изменюсь... я буду лучшим отцом. Что ты на это скажешь? — Его голос звучит мягко, ласково, он пытается меня уговорить для своих целей.

— Нельзя уже ничего изменить, ты забрал у меня единственного мужчину, которого я когда-либо желала. Я любила Ноя, папа. Я бы отдала свою жизнь за него. А я даже не получила шанса сказать ему об этом. Ты забрал у меня всех.

— Solnyshko, послушай, — говорит он, и в его голосе не слышится ни жалости, ни раскаяния. Он как всегда пытается мной манипулировать. Как всегда пытается все обернуть в свою сторону. Очередной трюк. Блеф. Он разговаривает так, будто я полная дурочка.

Несколько секунд я молча смотрю на его жалкие попытки достучаться до меня и найти выход из того дерьма, что он создал.

— Ты молода и красива. Ты встретишь другого, — говорит он.

Я направляюсь в сторону рюкзака, который лежит на полу и чувствую, как он неотступно следит за мной взглядом. Я опускаюсь на колени, достаю пистолет, который получила от мужчин Димитрия и снимаю с предохранителя. Поднимаюсь на ноги и направляюсь к нему с пистолетом в руке. Какая ирония, именно отец научил меня стрелять из пистолета.