https://www.youtube.com/watch?v=-n-2lPzH7Do
Енак [8]
Я прячу веревочную лестницу и иду на кухню. Баба сидит за столом перед ней стоит обычный чай. Ее лицо бледное и печальное, я не видела ее такой.
— Он... умер?
Я утвердительно киваю.
Она закрывает глаза и сглатывает, пытаясь вернуть контроль над эмоциями.
Я опускаюсь на колени рядом с ней и беру ее руку в свои. Несмотря на то, что я пришла с холода, ее руки ледяные.
Она открывает глаза и кивает.
— Ты все сделала, моя девочка. Ты сделала все правильно. — Ее голос срывается на последнем слове, и я обнимаю ее за шею.
— Это была не я. Я слишком боялась. Я не смогла нажать на курок.
Призрак улыбки появляется на ее губах.
— Я рада, что это была не ты. Ребенок не должен убивать своего собственного отца, даже если он настоящее чудовище.
— Ной все сделал.
— Так он успел к тебе приехать. Как он?
— Он ранен, но живой.
— Где он сейчас?
— Не знаю подробностей, но где-то скрывается у цыган ирландцев.
Она рассеянно кивает.
— Где сейчас твой отец?
— Они забрали его тело.
Она сильно сжимает губы, превращая в одну тонкую линию.
— Чтобы избавиться от него?
— Я не знаю. Я не спрашивала, но они сказали, что его никогда не найдут. — Я не рассказываю ей о свиноферме и жадных свиньях.
Она смотрит на пол.
— Неужели он... страдал?
— Нет. Все произошло мгновенно. Одна пуля.
— Он сердился на меня?
Я глажу ее по волосам.
— Он умер, так и не узнав, что ты мне помогала.
Сильные рыдания начинают сотрясать ее тело. У нее так неудержимо дрожат руки, что мне становится страшно за ее состояние.
— О, баба, — беспомощно шепчу я. — Пожалуйста, не рыдай так. Тебе станет плохо.
Она предпринимает попытку успокоиться, но слезы все равно продолжают непрерывно течь по щекам.
— Прости меня, ба. Я заставила тебя выбирать между мной и им.
— Ты не заставила, детка. Я сделала этот выбор сама.
— Мне хотелось бы, чтобы был какой-то другой выход.
— Другого выхода не было. Ты думаешь, если бы был другой выход, я не воспользовалась бы им? Он мой сын, моя плоть и кровь. Я вынашивала его в своем животе девять месяцев. Девять месяцев. Я никогда не рассказывала тебе, когда он родился он был хилым и слишком мелким, вечно плакал от коликов. Он мог плакать несколько часов подряд, его отца это очень раздражало, поэтому я укутывала его тепло и в середине ночи садилась с ним в саду. Я часами сидела на морозе, тряся его, пока он не уставал плакать и не засыпал.
Она всхлипывает.
— А однажды я не смогла встать, у меня ноги так замерзли, что я не могла ими сделать и шагу. Когда ему исполнилось четыре, у него началось воспаление роговицы глаза, и врач сказал, что он может ослепнуть. Каждый день я водила его в церковь. Я вставала на колени и молилась за него, чтобы он был зрячим. Когда он стал старше, я снова молилась, стоя на коленях о прощении за страшные дела, которые он творил. Я просила Бога, чтобы он показал его сердцу путь к покаянию. Большую часть своей жизни я молюсь за него, но я никогда не чувствовала, что приношу какую-то жертву. Я так его любила. Он был моей жизнью, моим сердцем, моей душой.
— Прости, ба.
Она грустно улыбается.
— Однажды, когда он был еще мальчишкой и озорничал, я сказала ему: «Так значит, ты решил мне отплатить за то, что я девять месяцев вынашивала тебя?» Знаешь, что он мне ответил?
Я отрицательно качаю головой.
— Он сказал: «Скажи мне, сколько ты хочешь получить за эти девять месяцев, и я заплачу. Тогда мне не придется выслушивать до конца твоих дней, как ты вынашивала меня». Ему было всего семь с половиной лет, но мне тогда уже стоило об этом задуматься. Ничего путного не выйдет из ребенка, который не проявляет никакой благодарности.
Я с грустью смотрю на бабушку. Я не знаю какие нужно подобрать слова, чтобы утешить ее. Ее любовь к моему отцу была огромной, намного больше, чем мне казалось.
— Что теперь будет? — спрашивает она.
— Я подам заявление в полицию, что папа исчез. Мы все, включая маму, будем помогать расследованию и отвечать на вопросы, но так как никто из нас ничего не знает, мы не сильно им поможем.
— А как быть с этим домом и слугами? — спрашивает она.
— Конечно, еще некоторое время мы будем жить в этом доме. Потом я перееду к Ною, а через пару месяцев и ты переедешь к нам. Мне не нужно состояние отца, поэтому я не буду объявлять его умершим. Пусть с этим разбираются юристы, когда придет время. Ты поела, ба? — спрашиваю я.
— Нет. Я не голодна.
— Я слышала, что тебя вывернуло в ванной комнате, когда ты пришла к себе.
— Да, — признается она. — Из меня вышло все, что я съела за ужином.
— Я собираюсь сделать суп из сухих грибов с перловкой, не хочешь попробовать, а?
Она утвердительно кивает.
— Я сейчас.
Я вытаскиваю аккумулятор из мобильного телефона, который выброшу позднее. Иду в кладовую, чтобы найти продукты для супа. Я стою у плиты, ба подходит ко мне и начинает мне помогать.
Я улыбаюсь ей, пока мы готовим вместе, наполняя кухню густыми запахами из прошлого бабы.