Тыквенно-пряный парень

Глава 12 Имбирный пряник

Оставшиеся до Нового года дни я провожу в постели. К счастью, хандру и обиду отлично маскирует простуда. Разговор на морозе в летнем платьице не прошел даром. Все выходные температура зашкаливает и проходит только к понедельнику.

В воскресенье ба приносит веточки, купленные на остановке. Неслыханная роскошь теперь стоит на моем рабочем столе, украшенная «дождиком» и маленькими пластиковыми шарами. Аромат праздника заполняет комнату, но я только сильнее тоскую по кофейне.

По витрине с большим окном, возле которого я с трудом расставила праздничный декор. По сияющей елке. По столикам с заснеженными электрическими свечами. И по аромату кофе. По шуму кофемашины, по тому, как молочная пенка мягко ложится в стакан, а эспрессо тонкой струйкой вливается прямо в центр. По забавным рисуночкам на поверхности капучино.

По Андрею.

Ненавижу его и скучаю одновременно. Маниакально обновляю соцсети, но все его страницы и все аккаунты «Магии кофе» молчат.

Бабушка, конечно, чувствует глухую тоску, повисшую в воздухе. Наверняка догадывается, что дело не только в простуде, но не лезет с расспросами, и я ей за это благодарна. Когда нестерпимо хочется плакать, я делаю вид, что сплю, укрывшись одеялом, а если ба что-то услышит и спросит, скажу, что снился плохой сон. Не хочу ее волновать. Она и так переживает.

От Риты нет никаких вестей, да я их и не жду, все мосты давно сожжены. Подарок, который я ей приготовила, новый чехол для телефона, лежит где-то в столе, закинутый в дальний ящик, чтобы не напоминал об утерянной дружбе.

Кир что-то пишет. Я не читаю его сообщения и не захожу в телеграм. На него я злюсь сильнее всего. Он знал, он видел, как важно мне знать имя того, кто прислал кофемашину! И молчал, помогая Андрею играть в свои игры.

Как можно быть такой дурой? Конечно, это Лукин. Никто не станет тратить огромные деньги на чужой бизнес, чтобы порадовать какую-то девицу. Они оба наверняка ржали, наблюдая, как я взволнованно бегаю, устраивая расследования и гадая, кем же может быть тыквенно-пряный парень.

Самое обидное: я понятия не имею, что делать дальше.

У меня больше нет подруги, нет работы. Остается только школа, в которую придется ходить еще полгода и каждый день видеть Андрея и Риту. Долгие шесть месяцев, прежде чем мы навсегда расстанемся и я смогу уехать учиться, завести там новых друзей. Может, снова влюбиться. Должно же мне повезти?

Лишь тридцать первого ба, скрепя сердце, разрешает мне прогуляться.

– Аль, недолго. Не больше часа! Только температура спала!

– Все будет нормально. Горло уже не болит, насморка нет, температуры тоже. Я здорова. Подумаешь, какой-то вирус прицепился.

– Ага, и у этого вируса даже есть имя и фамилия, – бурчит бабушка, уходя на кухню.

Я решаю не уточнять, что она имеет в виду. Жизнь научила не задавать вопросы, ответы на которые я не готова услышать.

На самом деле у моей вылазки есть вполне конкретная цель. За всеми треволнениями я не успела купить для ба подарок. Все откладывала и откладывала, надеясь заработать побольше. Хотелось подарить ей целый пакет с новыми книгами. Мы почти не покупаем новые бумажные книги. В основном бабушка заказывает с рук, берет в библиотеке, обменивается с соседями по книжному клубу. Книги сейчас – дорогое удовольствие. Но я накопила несколько тысяч и намереваюсь раздобыть что-нибудь интересненькое.

Две страсти бабушки в литературе: художественные романы об исторических событиях и биографии музыкантов. В этих отделах я и зависаю надолго, придирчиво выбирая издания. И там же меня окликает уже знакомый голос.

– Извините, вы ведь Альбина, да? Подруга Андрея?

Обернувшись, я вижу его отца.

– Здравствуйте. Одноклассница. Мы не дружим, просто учимся вместе.

– Понимаю, – кивает он. – Андрей мне о вас рассказывал.

– Даже не хочу знать, что именно.

– Альбина, наверное, это не мое дело…

«Вероятно, не ваше», – хочется ответить мне, но это слишком грубо. Я исчерпала лимит сил на грубости в этом году.

– Я чувствую себя немного виноватым в вашем конфликте с моим сыном. В то время у нас в семье был непростой период. Я фактически бросил их с матерью. На Андрея это оказало сильное влияние. Он стал неуправляемым, раздраженным, появились проблемы с успеваемостью и поведением. Мария рассказала о том, что его перевели в другую школу из-за конфликта с вами.

– Травли. Его перевели в другую школу, потому что он устроил травлю, которая кончилась дракой, – мягко, но настойчиво поправляю его я. – Если вы пытаетесь намекнуть, что Андрей всего лишь был расстроен, и я должна его понять и простить, то я ни на кого не злюсь. Это было очень давно, все в прошлом.

– Нет, Альбина, я ни в коем случае ни на что не намекаю. Всего лишь хочу принести вам свои извинения. Если бы я не поступил как эгоист, вероятно, в вашем детстве не случилась бы такая травмирующая ситуация. Простите, Альбина, правда простите. Уже поздно исправлять ошибки, но я все равно стараюсь.

– Нет, – улыбаюсь я, чувствуя, как лед внутри немного тает, – не поздно. Спасибо вам.

– И вам. Просить вас об этом слегка жестоко, но, если получится, простите Андрея. Он хороший мальчик, который немного запутался.

– Он вам что-то говорил?

– Нет, но мы стали немного общаться. И я вижу, как гнетет его прошлое. Ваше имя за последнюю неделю я слышал так часто, что порой называю им свою кошку…

Он осекается, увидев мое выражение лица.

– Простите. Снова бестактность.

– Что за кошка?

– Еще маленькая, подобрал котенком, сидела под машиной, грелась. Чуть не переехал. Рыженькая. Зовут Тыковкой.

Я смотрю на мужчину, пытаясь понять, не шутит ли он, но, кажется, Андрей рассказывает отцу далеко не все.

– Не буду вас задерживать. С наступающим.

– И вас.

Настроения на покупки не осталось, и я останавливаюсь на книгах, которые уже выбрала ранее. Упаковываю все в подарочный пакет и брожу по улицам без цели, гуляя, вдыхая морозный воздух, щурясь от яркого солнца, отраженного от белого снега.

Я не сразу понимаю, что ноги сами собой приносят меня к «Магии кофе».

Долго, настолько, что начинают замерзать ноги, я стою у витрины так, чтобы изнутри меня не было видно. На двери красуется табличка «Открыто», изредка из кофейни выходят люди. Интересно, за стойкой сейчас Игорь? Наверняка уже разделался с зачетами и старательно компенсирует траты дополнительными сменами.

Я долго уговариваю себя не входить.

Зачем? Ну почему меня так сюда тянет? Хочется попить чего-нибудь горячего, посидеть, полистать новые книги и насладиться предпраздничной суетой? Есть «Скай Кофе», есть островок в ТЦ, есть пиццерия, в конце-то концов!

Уговоры не помогают. Потоптавшись на пороге еще немного, я толкаю дверь и вхожу.

Просто поболтаю с Игорем, узнаю, как дела. Сохранили ли мое меню, есть ли прибыль. Возьму себе чашечку кофе и буду старательно излучать позитив, уверенность в себе и своих решениях. Эта глава жизни закончена, но я буду вспоминать «Магию кофе» с благодарностью и нежностью.

Взгляд невольно падает на тот самый столик у входа, и поначалу я не верю собственным глазам.

На нем стоит стаканчик. С шапкой взбитых сливок, посыпанных корицей, с оранжевой трубочкой. Нет никаких сомнений, это тыквенно-пряный капучино. С моим именем на стакане.

Словно во сне, там, где тело слушается с трудом, я беру стаканчик.

– Я надеялся, что ты придешь. Каждый час меняю кофе, чтобы был не остывший.

Теперь я не верю глазам второй раз. За стойкой в нашем фирменном фартуке стоит вовсе не Игорь. Лукин лично делает сегодня кофе, и это настолько шокирующая картинка, что на пару мгновений я даже забываю обо всех своих обидах!

– Ты что, умеешь варить кофе?

– Это не такая уж сложная наука. Ты же оставила все технологические карты. Повторить нетрудно. Хочешь десерт?

Я качаю головой.

Я должна уйти. Поставить кофе, произнести дежурное «спасибо, не хочется» и уйти, поздравив Андрея с наступающим Новым годом.

Но вместо этого я почему-то смотрю на него, не в силах пошевелиться.

– Аль… давай поговорим? Я вспомнил, о чем ты говорила. О тех словах.

К горлу снова подкатывает предательский комок, и я поспешно делаю глоток кофе. Теперь у меня нос испачкан в сливках. Андрей делает странное движение, словно хочет сам убрать, но в последний момент передумывает и протягивает салфетку.

– Не буду себя оправдывать. Я был тем еще говнюком по отношению к тебе. Даже не знаю, что сказать. Тогда я испытывал удовольствие от того, как бешу всех. Такой, знаешь, классический способ привлечь к себе внимание.

– Потому что твои родители тогда разводились? Мне рассказал твой отец.

– Ты с ним говорила? Когда только успел.

– Случайно встретились. Он сказал, у вас налаживаются отношения.

– Тетя просит. Говорит, я могу жить у нее столько, сколько захочу, хоть до пенсии. Но если он изменился, надо дать шанс. Люди вообще заслуживают вторых шансов.

– Да, Мария Январовна всегда их дает.

– Но хочешь знать настоящую причину, по которой я согласился?

– М-м-м?

– Подумал: если дам второй шанс ему, то и мне дадут. Ты дашь.

– Ерунда какая.

– Аль.

Он стаскивает фартук, берет меня за руку и утягивает за стойку.

– Прости меня. Я не знал, что так сильно тебя обидел. Надо было, конечно, догадаться. Но интуиция – не моя сильная сторона. Что бы я ни сказал тогда, я так точно не думал.

– Зачем тогда сказал?

– Не знаю. Злился, что тебе не нравлюсь. Что ты в упор меня не замечаешь. Хорошенькая девочка с веснушками делает вид, будто я – пустое место. Бесит.

Я недоверчиво смеюсь.

– Хочешь сказать, я тебе нравилась? Тогда, в пятом классе?

– Боже, Тимошина, а зачем еще мальчишки, по-твоему, пихаются, крадут пеналы и обзываются? Конечно, ты мне нравилась. И страшнее, чем то, что ты бы об этом узнала, то, что об этом узнали бы другие. Тогда мне казалось, я круто маскирую чувства.

– Ладно, а потом? Ты вырос, научился маскировать чувства иначе, потом-то ты на меня зачем наехал?

Андрей задумчиво чешет затылок, глядя куда-то поверх моей головы.

– Да понимаешь… я же тебя видел еще раньше. Когда только приехал. В ТЦ. Ты меня не заметила, гуляла с Ритой, а я за тобой наблюдал. Сразу узнал и понял, что с пятого класса, в общем-то, ничего не изменилось. Ты все еще хорошенькая девочка с веснушками, которая мне нравится. И я твердо решил: приглашу тебя на свидание. Вот прямо в школе подойду и приглашу. Не решил, правда, сделаю вид, что не узнал, или все же скажу что-то вроде: «Слушай, сорян, что издевался над тобой в детстве, давай заглажу вину мороженым?» Но непременно подойду и приглашу.

Звенит дверной колокольчик, но мы совсем не замечаем вошедшего.

– Я же не знал, что ты здесь работаешь. Когда увидел, растерялся. А потом ты меня узнала, и у тебя было такое выражение лица… на меня еще никогда так не смотрели. С отвращением, что ли. Или со страхом, не знаю. Я сразу понял: ты ничего не забыла. И вместо того, чтобы выдать ту шедевральную заготовленную фразу, превратился в ежа.

– Так все дело в том, что я тебе нравлюсь?

Я облизываю пересохшие губы и совершенно некстати думаю о том, что стоит купить бальзам. Почему в голову лезет всякая ерунда?

– Мне кажется, – медленно говорит Андрей, – «нравлюсь» – не очень подходящее слово. У меня отключается мозг, когда я тебя вижу. Когда ты расстроена, я не способен мыслить трезво. Когда ты улыбаешься, я превращаюсь в идиота, способного думать только о том, как бы снова тебя рассмешить. Я пытался тебе позвонить, наверное, тысячу раз, но ты меня заблокировала. Я приходил к тебе, но твоя бабушка сказала, что ты болеешь и мне лучше уйти. Я отправлял Кира, звонил с разных номеров. Каждый час я готовлю этот проклятый капучино и уже стал чемпионом мира по художественному выдавливанию сливок в стаканчик! Когда открывается дверь, я надеюсь, что пришла ты. Мы закрываемся в ночи и открываемся рано утром на случай, если ты решишь просто пройти мимо.

– Хватит! – Я округляю глаза, чувствуя, как кровь приливает к щекам. – Тормози.

Андрей прижимается лбом к моему, закрывая глаза.

– Не могу. Не умею тормозить. Тетя говорит, это посттравматическое расстройство. Я вцепляюсь во всех, к кому испытываю хоть какие-то чувства. А к тебе «хоть какие-то» не подходит. Альк… ну дай мне шанс, а? Обещаю, я тебя не обижу.

Он осторожно меня обнимает, не встречая сопротивления.

– Выполнять твои капризы. Придумывать всякие чудесатые чудеса. Учить тебя химии.

У меня вырывается не то смешок, не то всхлип. Я наслаждаюсь ощущением пальцев, запутавшихся в волосах, торопливых поцелуев в макушку. Его запахом, теплом.

Ощущение нереальности возвращается. Ну здравствуй, родное, оставайся подольше.

– Извините, а я долго тут стоять буду? – раздается из-за прилавка.

Мы синхронно поворачиваем головы и не менее синхронно говорим:

– Здравствуйте, Вероника Михайловна.

– Вы обнимаетесь или работаете? На этот-то раз мне кофе можно?

– Какой желаете? – хмыкает Андрей. – С собой или здесь?

– Капучино. Большой. Здесь.

Явно нехотя Лукин отворачивается, чтобы сделать кофе. Никогда не видела его в этом амплуа, так что откровенно любуюсь. А у него неплохо выходит.

Поддавшись внезапному порыву, я иду к витрине с пирожными, выбираю мандариновый мусс и выкладываю на тарелку. Андрей как раз рассчитывает физручку.

– Приятного аппетита, – говорю я.

– Я это не заказывала.

– Презент от кофейни. С наступающим.

– Тимошина, я не ем сладкое.

– Пирожное низкокалорийное. В честь праздника-то можно.

И пусть она бурчит что-то недовольным тоном, пусть бросает на меня холодный взгляд, но это определенно что-то напоминающее «спасибо».

– Второй шанс? – задумчиво спрашивает Андрей, наблюдая, как Вероника Михайловна садится за дальний столик и осторожно, словно я могла в него плюнуть, пробует пирожное.

– Скорее муки совести. Я ведь правда думала, что куртку мне порезала она.

– Теперь и ты знаешь, что это такое, – фыркает Лукин.

Сегодня тридцать первое декабря. Почти нет клиентов, все закупаются продуктами, строгают салатики и смотрят «Иронию судьбы». Мы стоим у стены, обнявшись, и я не шевелюсь, а порой боюсь даже дышать, чтобы не спугнуть робкое счастье.

– Простишь меня? Обещаю, больше никогда не назову тебя Тыквой.

– Прощу. Тыквой мне быть действительно не хочется. – Я улыбаюсь. – А Тыковкой понравилось.

– Ты-ы-ыковка-а-а, – довольно тянет Андрей мне на ухо. – Я приготовил тебе подарок. Но подарю после полуночи.

– А я тебе ничего не приготовила! – спохватываюсь я. – Даже не подумала!

– Ты мне уже сделала подарок.

– Это какой? Милостиво согласилась тебя не убивать? Великий дар, что тут скажешь.

– Нет. Ты спасла кофейню. Это лучший подарок.

– А я думала, ты хотел ее угробить.

– Шутишь? Это мамино любимое место. Мое главное наследство. Мне хотелось ее сохранить. Когда ты предложила пари, я тут же за него ухватился.

– Но ты же стал мешать!

– Ой, и много у меня намешать получилось?

– Кофемашина…

– Да сама она сдохла. Точнее, я ее сломал. Я… гм… привел как-то после закрытия Риту. Хотел поразить ее навыками приготовления кофе. Поразил, что тут скажешь. Тетя ругалась, но разрешила мне воспользоваться деньгами и купить новую. Я просил ее ничего тебе не говорить.

– У меня нет слов! Да я тебя таким гадом считала!

– А тыквенно-пряного парня – героем. Было приятно им себя считать.

– Было здорово. Я так надеялась, что это был ты. Злилась на себя и надеялась.

– Это был я, – с улыбкой соглашается Андрей. – Прости Кира, ладно? Он ни в чем не виноват. Просто помогал мне устраивать сюрпризы.

– Водить меня за нос!

– Да, но тогда сюрпризы не были бы сюрпризами. Знаешь, что самое обидное?

– М-м-м?

– Я ведь договорился с ребятами, чтобы спели для нас.

– Что?! Что?! Что?!

Он от души смеется, наслаждаясь моим шоком.

– Да. Я думал, зайду после концерта, а там ты, счастливая, говоришь, что это лучший Новый год в твоей жизни. И я такой признаюсь, что тыквенно-пряный парень – это я. Ты ахаешь, падаешь в мои объятия и признаешься в вечной любви. И в этот момент возвращаются ребята, чтобы спеть для нас. Мы танцуем и обещаем друг другу всегда быть вместе. И еще там где-то в плане стояло задать вопрос: «Зачем ты сыпанула мне в кофе столько перца?» И вот, захожу я в зал, а ты… рыдаешь. Как-то не по плану все пошло, короче.

– Кошма-а-ар! – Я прячу лицо у него на груди, слушая, как размеренно бьется сердце. – Ребята обиделись?

– Да вроде нет. Я им так кратенько обрисовал ситуацию, сказали, что я дурачок. Спросил, не хотят ли они написать обо мне песню, сказали, что могут только частушки.

Я пытаюсь смеяться тихо, но не выдерживаю, представляя эту картинку. Бедные Аня и Сергей! Ехали на выступление, а попали в мыльную оперу.

Взгляд падает на часы, и сердце пропускает удар.

– Вот блин! Я же обещала бабушке вернуться через час! Она, наверное, раз сто уже позвонила, а телефон на беззвучном!

– Ты что, сейчас уйдешь? Оставишь меня здесь одного… – Андрей переходит на шепот и кивает в сторону физручки. – С ней?

– Она занята. Если что, кинь в нее еще одним пирожным.

Приходится подняться на цыпочки, чтобы поцеловать его, но мне так нравится! Перебирать мягкие светлые волосы, чувствовать прикосновение губ.

– Думаю, я кое-что придумала с твоим подарком. Но надо подготовиться.

– Если услышишь в новостях, как владелец кофейни от скуки кидается стаканчиками в прохожих, – это ты виновата, бросила меня здесь одного.

– Ну, раз ты не занят, сделай полезное дело. Обнови соцсети, они молчат четвертый день. Поздравь хотя бы клиентов с Новым годом. Напиши контент-план на январь. Выложи график работы на каникулах. И подумай над мероприятиями, которые можно провести. А если останется время…

– Надень на лоб фару и почисти ночью тротуар, – бурчит Лукин, но больше для порядка.

– Нет. Начинай разрабатывать специальное меню к четырнадцатому февраля.

– Есть, шеф!

Я только отмахиваюсь: все мысли заняты бабушкой. В телефоне пять пропущенных и грозное сообщение, в котором говорится, что если я не перезвоню в ближайшее время, то вместо оливье получу ремня.

– Уже бегу домой, ба! Заболталась с друзьями! Да-да, прости, нет, я отлично себя чувствую. Правда отлично, ба, лучше не бывает! Слушай…

Я останавливаюсь посреди небольшой площади перед кинотеатром и понимаю, что попала в зимнюю сказку. Вокруг маленькие пряничные домики, отовсюду доносятся ароматы блинов и глинтвейна, с горок катаются дети, а у высоченной городской елки стоят почти настоящие Дед Мороз и Снегурочка.

– Ба, а можно я приглашу Андрея и Марию Январовну к нам на Новый год? Им не с кем праздновать. И нам скучновато. Можно?

– А вы что, уже помирились? – спрашивает бабушка.

– Мы не просто помирились, ба. Мы влюбились!

– Ох, Аля.

– Андрей хороший, правда. И ему очень нужно встретить Новый год не в одиночестве. Ну пожалуйста!

– Хорошо. Зови своего Андрея. Но пусть тащат продукты, где я сейчас куплю еды на четверых, все магазины пустые!

– Спасибо! Спасибо! Спасибо! Скоро буду, ба!

– Девочка, – слышу я голос Деда Мороза. – Подходи, не стесняйся.

Из большого красного мешка я получаю маленький имбирный пряник в виде елочного шара.

– Спасибо. С наступающим.

– Загадай желание, девочка, – говорит Снегурочка. – Дедушка исполнит.

Несколько секунд я размышляю, а потом весело говорю:

Новый год определенно лучший праздник, придуманный человечеством. Это я как специалист по праздникам говорю. Ни один из них не сочетает в себе столько уютных традиций, чудес, магии, атмосферы и антуража.

По телевизору идет «Пятый элемент».

Не понимаю, почему именно этот фильм назначили новогодним. Кажется, я даже ни разу не видела его целиком. Но сколько себя помню, к стандартному набору из «Иронии судьбы», «Ивана Васильевича» и «Елок» добавляется именно этот фильм.

Мы сидим на диване под общим одеялом, тайком едим крабовые палочки, оставшиеся от салата, прямо из пачки, а рядом мигает всеми цветами радуги елка.

Бабушка и Мария Январовна хлопочут на кухне. Скоро будем садиться за праздничный стол, сегодня он ломится от еды, как будто к нам пришли не двое, а целый отряд! Часть блюд, которые принесли с собой Лукины, я никогда в жизни не пробовала. И все же крабовые палочки (в них ведь даже нет крабов!) из пачки, которые мы таскаем по очереди, кажутся самым божественным лакомством на свете.

– Помнишь, что я обещал тебе подарок? – спрашивает Андрей.

– Давай! Я готова!

– Не все так просто, Тыковка. Для начала надо отпроситься у родственниц погулять. Реально?

– Забудь! – фыркаю я. – После полуночи бабушка не выпустит нас из дома. И, боюсь, тебе опять придется спать в кухне.

– Не-а, – безмятежно отзывается Андрей. – Я слышал, как они спорили. Тетя убеждала твою бабушку, что детей надо положить в детской. Бабушка была против, но тетя справедливо заметила: я весь день был на работе, ты недавно переболела. Максимум, что мы можем натворить, оказавшись в одной комнате, – заболеть вместе. Вроде как они пришли к согласию.

Несколько минут я мучаюсь, не решаясь спросить, но все же, радуясь, что мы сидим в темноте и румянец на моих щеках не видно, решаюсь:

– А ты когда-нибудь… ну…

– Тыковка, я отказываюсь отвечать на этот вопрос! Он с подвохом! Я тебя знаю, правильного ответа не существует.

– Мне просто интересно!

– Потом скажу. Такие темы в одной квартире с твоей бабушкой лучше не обсуждать, иначе до тридцатилетия мы будем встречаться только по зуму. Я ей не нравлюсь вообще-то.

– Нравишься, – отмахиваюсь я. – Она бы никогда не позвала тебя ночевать и не разрешила прийти праздновать, если бы ты ей не нравился. Просто ба волнуется. Она же меня вырастила. Привыкла от всего защищать.

– Думаешь, гулять не отпустит?

– Не-а.

В одиннадцать мы садимся за стол, уже переварившие честно украденные крабовые палочки и изрядно голодные. Чего здесь только нет: классические оливье, крабовый и мимоза от бабушки. Снежные крабы, мидии на створках и пирог с сыром от Марии Январовны. Десерты, оставшиеся в конце дня в кофейне. Имбирный пряник-шарик как символ данного Дедом Морозом обещания.

Счастье не закончится никогда.

Это мой первый Новый год с таким количеством людей, и я чувствую себя немного не в своей тарелке.

Андрей от души налегает на салаты бабушки. То ли пытается ее задобрить, то ли действительно соскучился по классическим блюдам среднестатистической семьи.

И уж кому-кому, а бабушке и Марии Январовне определенно лучше всех: вместе с салатами и бутербродами они наворачивают принесенный гостями коньяк. И стремительно добреют.

– Растут дети, – вздыхает бабушка.

– Не говори. Я вот смотрю на них. Когда успели? Вроде вчера был мелкий пацан, на трехколесном велике под окнами гонял. А сегодня уже приводит девушку.

– Не говори, Маш. Совсем мы постарели.

– Да ладно вам! – возмущаюсь я. – Никто не стареет. Просто дети в наше время растут быстрее.

– Да, кстати, – подхватывает Андрей. – Смотрите, мы ответственные. Работаем? Работаем. Ни одной смены не пропустили, друг друга прикрываем! Бизнес развиваем? Развиваем, выручка выросла! Со всем справляемся. Учимся нормально. Вполне ничего такая молодежь.

Ба и Мария Январовна смеются, а я дуюсь, потому что совершенно согласна с Андреем. Мы взрослые.

– Вы не будете против, если мы с Алей сходим погулять?

– Будем, конечно, – откликается ба. – Какой гулять? Ночь на дворе!

– Бабушка! Весь город гуляет, все одноклассники, ну пожалуйста!

– Я вам обещаю, не отойду от нее ни на шаг! Будем держаться подальше от компаний и не уходить далеко. Да мы до центра, там ярмарка работает всю ночь. Попьем глинтвейн (безалкогольный, естественно, теть, чего ты на меня так смотришь?), покатаемся с горки, пофоткаемся и вернемся через часик, максимум два. Можно? Пожалуйста! После такого стола надо погулять.

– Да может, пусть дети идут? – вздыхает Мария Январовна. – Так-то погода хорошая. И правда все гуляют, на горках катаются. Нам бы с ними, конечно.

Я пытаюсь возразить, но Андрей украдкой под столом пихает мою коленку, мол, молчи.

– А что? Идемте с нами! Тут же недалеко. И не холодно. Все вместе погуляем. Теть, ты как?

Они с бабушкой переглядываются и выдают единогласное решение:

– Нет уж, спасибо, нам и дома неплохо. Идите, гуляйте. Только два условия. Первое: ни к кому не лезть, ни во что не ввязываться, ничего из чужих рук не пить и не есть!

– А второе? – спрашиваю я.

– Каждые полчаса писать, что с вами все нормально и где вы. Быть на связи. Хоть один пропущенный – до конца каникул будете сидеть порознь и голубей друг другу отправлять. Все ясно?

Мы дружно киваем и, забыв про все на свете, несемся одеваться. Это тоже новое ощущение: я еще никогда не гуляла ночью. Но с Андреем совсем не страшно.

– Мы правда идем в центр? – спрашиваю я, когда мы выходим во двор.

Отовсюду доносятся взрывы фейерверков. Даже наш, по российским меркам небольшой и небогатый, городок в эту ночь освещается яркими вспышками и расцветающими в небе огнями.

– Почти, – отвечает Андрей.

Он крепко держит меня за руку, словно старается как можно лучше выполнить наказ бабушки.

На центральных улицах толпы. Народ зажигает бенгальские огни, катается на санках и ватрушках, бесится, празднует. Удивительно, но я не вижу ни одной пьяной или подозрительной компании и вскоре расслабляюсь. Всеобщая атмосфера веселья захватывает и меня.

Вскоре становится ясно, куда мы идем.

– Зачем нам в кофейню? – Я безуспешно пытаюсь выяснить у Андрея подробности.

Но он только загадочно улыбается и молчит.

Интуиция кричит: грядет что-то безумно волнующее! И я начинаю нервничать. Руки леденеют, сердце бешено колотится в груди. Я едва не подпрыгиваю, пока Андрей отпирает дверь.

Сначала в зале абсолютная тьма. Затем вспыхивает свет и…

– Сюрпри-и-и-из! С Новым годом!

За одним из столиков, разложив шампанское, всякие сыры и закуски, сидят Аня с Сергеем.

– Мы уже вас заждались, чего так долго?! Будете шампанское?

– Нет, – отвечает Андрей. – Мы родным обещали не хулиганить.

– Фи, какой ты правильный. – Аня морщит нос.

– А что вы здесь делаете? – спрашиваю я. – Я думала, вы поехали к семье.

– Ну да, но мы подумали и решили, что обязательно хотим куда-нибудь съездить. И тут Андрей предложил затусить с вами. Ты клевая, нам понравилась. Решили, что будет здорово. Так что, начинаем? – Аня смотрит на Андрея, и тот кивает. – Поехали!

– Вы о чем? – хмурюсь я.

– Сейчас увидишь.

Он включает гирлянды, зажигает свет над стойкой и гасит верхний. Сережа берет гитару, а Аня – микрофон.

– Вы что…

Лукин протягивает мне руку.

– Я же упорный, Тыковка. Если я обещал, что для нас споют, значит, так и будет. Потанцуй со мной.

Это тихая нежная песня. Совсем незнакомая, но удивительно прекрасная. Она заполняет собой пространство, окутывает магией, оживляет сказку.

Моя рука лежит в руке Андрея. Прижимаясь к нему, я чувствую, как в унисон бьются наши сердца. И слышу его размеренное дыхание. Мы медленно раскачиваемся в такт музыке, думая иногда о своем, иногда друг о друге.

Украдкой доставая телефон, я пишу короткое сообщение с поздравлением Рите. Нет, я не строю иллюзий, дружбы между нами уже не может быть. Но не хочу начинать год со злости.

А еще я отвечаю Киру.

«Привет. Извини, что не отвечала. Была зла. Но раз простила Лукина, то придется и тебя. Но больше не врать! С Новым годом! Приходи завтра в М. К., посидим, угостим тебя кофе».

«Алька, спасибо! Я уж думал, ты меня никогда не простишь! Заметано, буду. Вы там, кстати, как? Любовь-морковь и другие помидоры?»

«Мы лучше всех».

– Тыковка, тебе что, так скучно, что ты листаешь ленту?

– Нет. – Я поспешно убираю телефон обратно в карман. – Встречаю Новый год так, чтобы не жалеть о том, как он прошел. Ты написал отцу?

– Он звонил. Поздравлял. Предлагал полететь с ним и его семьей в отпуск.

– А ты что?

– Я пока не готов. Ни знакомиться с братом, ни проводить с отцом больше времени, ни бросить тебя, когда ты только меня простила. Потом как-нибудь.

Мы замолкаем, наслаждаясь музыкой.

За окном снова валит снег. Что-то зачастил он в этом году.

Мимо кофейни проплывают темные силуэты. Город живет, он дышит, наслаждается праздником. Тысячи, десятки тысяч семей сидят за столами, произнося тосты, и желают друг другу всех благ. Сотни гуляют вдоль заснеженных домов, любуясь зимней сказкой.

Часть из них непременно зайдет на чашечку кофе в каникулы.

Обязательно заглянет девушка, любительница американо. Может, мне удастся убедить ее попробовать что-то новенькое. Вероятно, забежит серьезный мужчина-бизнесмен. Убедится, что рядом нет коллег и знакомых, и побалует себя порцией какао с зефирками. Приедет экспедитор с десертами и получит в подарок от меня свой любимый лавандовый раф.

Придут и другие. За кофе, десертами, посидеть у окна с чайком и полюбоваться на улочку. Они сейчас там, на улице, в домах и в ресторанах. Даже не подозревают, что благодаря им у меня появился новый секрет.

Аля Тимошина обожает кофе.

Не за вкус и не за бодрость, нет. За то, что он существует.

За то, что подарил ей чудо.