ассказ о военных действиях на Балтийском море и его берегах назван «Оборона Ленинграда». Точное ли это название? Ведь здесь было много других впечатляющих событий: бои за Либаву, за Таллин, за Моонзундские острова, героическая стойкость защитников полуострова Ханко… И все же — «Оборона Ленинграда», так как в каждом перечисленном пункте армия и флот в конечном итоге защищали этот город.
Почему было важно не отдать врагу именно Ленинград? Первое, что ясно сразу, — соображения политические: фашисты в городе Владимира Ильича Ленина, в городе революции. На веки вечные остался бы такой горестный факт в истории человечества, он был бы постоянным укором многим поколениям советских людей.
Ленинград нельзя было отдавать врагу и по ряду стратегических соображений. С потерей Ленинграда мы потеряли бы мощный Балтийский флот. Конечно, он не достался бы гитлеровцам, моряки взорвали бы или затопили корабли, уничтожили бы другие объекты флота. Но Балтийское море стало бы в безраздельной собственности немцев. Они без всяких препятствий снабжали бы по морю всем необходимым свои войска в Прибалтике и войска Финляндии, они спокойно возили бы железную руду из Швеции для своих заводов, делавших танки и самолеты, снаряды и бомбы.
Однако потеря мощного флота — это еще не все. Как писал в своей книге Маршал Советского Союза Г. К. Жуков, потеря Ленинграда и соединение в этом районе германских и финских войск грозили разрывом стратегического фронта. Нам пришлось бы для защиты Москвы с севера создавать новый фронт. На это ушли бы все резервы, которые готовились для обороны Москвы.
Прервалось бы железнодорожное сообщение страны с Мурманском. Северный флот после этого оказался бы в тяжелейшем положении.
И еще — то, ради чего в конечном итоге Гитлер бросал все новые и новые дивизии на Ленинград: у немцев освободилась бы группа армий «Север». Освободилась бы и была брошена на Москву. План «Барбаросса», напомню, предусматривал удар по нашей стране трезубцем — группами армий «Север», «Центр» и «Юг». Потеряй мы Ленинград, вместе со средним острием трезубца — «Центром» — на Москву устремилось бы и верхнее — «Север».
Трудно было нашим войскам осенью 1941 года остановить фашистов у столицы, неимоверное напряжение потребовалось, чтобы зимой отбросить врага от Москвы. Но по Москве тогда било лишь среднее острие трезубца «Барбароссы». Верхнее у самой своей груди намертво схватил Ленинград, не давая врагу ни вырвать его, ни вонзить глубже… Вот какая роль оказалась у Ленинграда в войне!
Краснознаменный Балтийский флот был самым сильным из всех советских флотов. К началу Великой Отечественной войны он имел в своем составе 2 линкора — «Октябрьская революция» и «Марат», 2 крейсера — «Киров» и «Максим Горький», 2 лидера — «Ленинград» и «Минск», 19 эсминцев, 65 подводных лодок, 6 надводных минных заградителей, 7 сторожевых кораблей, 33 тральщика, канонерскую лодку, 33 сторожевых катера и малых охотника за подводными лодками, 48 торпедных катеров, учебные и вспомогательные суда и 656 самолетов. Командовал флотом вице-адмирал Владимир Филиппович Трибуц.
Флот Германии к началу войны с нами был таким: 5 линкоров, в том числе новые «Тирпиц», «Шарнхорст» и «Гнейзенау», 4 тяжелых крейсера, 4 легких крейсера, 43 эсминца и миноносца, 10 надводных минных заградителей, 26 сторожевых кораблей, 85 тральщиков, 28 торпедных катеров, 161 подводная лодка. Из этого состава германское командование для действий против нашего флота на Балтике выделяло около 100 кораблей, в их числе 5 подводных лодок, 10 минных заградителей, 28 торпедных катеров, сторожевые корабли и тральщики.
В свое распоряжение немцы получили на Балтике флот Финляндии: 2 броненосца береговой обороны, 12 минных заградителей, 25 тральщиков, 4 канонерские лодки, 5 подводных лодок и много различных катеров.
У противника больше кораблей, чем у нас. Но если учесть, что германский флот, особенно подводные лодки, воевал и на других морских театрах, то наш КБФ был грозной силой. Один из бывших гитлеровских адмиралов, Ассман, напишет впоследствии о немецком плане войны на Балтийском море: «В этом очень осторожном плане чувствовалось уважение к русскому флоту». Чувствовалось не просто «уважение», но и боязнь. Так, для защиты своих коммуникаций и побережья от советских кораблей немцы поставили тысячи мин между Мемелем (Клайпедой) и шведским островом Эланд. Минами они прикрыли подходы к портам Пиллау (Балтийск) и Кольберг (теперь польский Колобжег).
Нельзя в полной мере оценить деятельность моряков Краснознаменного Балтийского флота, не представив, на каком сложном морском театре им пришлось воевать.
Танки, отремонтированные в цехах Кировского завода, снова идут на передовую — в пригород Ленинграда. Приковав к себе массу фашистских войск, Ленинград этим поможет обороне Москвы, а потом и обороне Сталинграда.
«Окно ТАСС». Художник Г. Нисский.
Финляндия еще до начала войны отдала немцам свои прибрежные аэродромы, радиостанции, порты, морские базы, в том числе Хельсинки с крепостью Свеаборг. Ширина Финского залива всего 40–60 миль. Значит, морская дорога от Ленинграда до главной военно-морской базы КБФ Таллина, до Риги, до передовой военно-морской базы Либавы с самого начала войны оказалась под угрозой ударов авиации, атак торпедных катеров и обстрела береговой артиллерией. По сути, с самого первого часа войны враг уже был в тылу нашего флота.
С первых дней войны и почти до ее конца наше морское командование ждало прихода большого немецкого флота к советским берегам и готово было оказать ему достойную встречу. Однако гросс-адмирал Редер держал свои большие корабли вдали от советских берегов. Если бы в Финский залив вошли мощные корабли немцев — линкоры и крейсеры, — нашим большим кораблям, береговым батареям пришлось бы переключиться на борьбу с ними. А так корабельная и береговая артиллерия большой мощности использовалась против немецких сухопутных войск, наступавших в Прибалтике. Неприятель действовал вблизи наших берегов только малыми кораблями.
Тут можно подумать, что наши адмиралы допустили ошибку — мол, готовились, ждали, а большой флот фашистов так и не пришел. Он не пришел именно потому, что его ждали! Если бы не ждали, непременно пришел бы. Враг приходит туда, где его не ждут.
Линейный корабль «Октябрьская революция». 42 орудия линкора, в том числе двенадцать 305-мм, уничтожали гитлеровцев на подступах к Ленинграду. Корабль удостоился ордена Красного Знамени (вид сбоку и сверху).
Мы уже говорили, что гитлеровцы намеревались уничтожить наши флоты в основном с помощью авиации и мин, а также захватывая наши военно-морские базы с суши. Что же происходило в первые военные дни на побережье Балтийского моря? На побережье шли тяжелейшие бои с противником, превосходившим нас и численностью и опытом. Фашистов мы превосходили тогда только мужеством и стойкостью. Пример тому оборона военно-морской базы Либавы (теперь город Лиепая).
Немцы планировали овладеть городом вечером второго дня войны. На рассвете 22 июня их тяжелая артиллерия открыла огонь по пограничным населенным пунктам. Вслед за этим пограничники были атакованы немецкой пехотой. Несмотря на мужественное сопротивление пограничников, немцы заняли Кретингу и Палангу и форсированным маршем двинулись по шоссе от Паланги к Либаве. Остановились враги лишь у реки Барта, что в 17 километрах южнее Либавы. Здесь были части нашей 67-й стрелковой дивизии, которой командовал генерал-майор Н. А. Дедаев. Начались ожесточенные, кровопролитные бои.
Наш корабль ведет огонь.
В самой базе боевые действия начались с того, что около 4 часов утра разведчик-наблюдатель зенитной батареи матрос Колотенков обнаружил приближавшиеся с моря самолеты. Это были 12 фашистских бомбардировщиков. Бомбардировщики базу не тронули, а пролетели дальше и сбросили бомбы на аэродром, где стояли истребители. Из-за тумана истребители не могли подняться в воздух, огонь зениток по этой же причине был неточным; вражеские самолеты без потерь ушли, уничтожив 8 наших машин. Во второй половине дня уцелевшие истребители, поскольку аэродром оказался под угрозой захвата, были переведены на восток, в Ригу. База осталась без авиационного прикрытия.
Генерал-майор Н. А. Дедаев и командир базы капитан первого ранга М. С. Клевенский, люди энергичные и деятельные, начали готовить Либаву к круговой обороне. Войска и жители города принялись рыть траншеи и окопы. Береговая артиллерия изготавливалась к стрельбе по сухопутным целям. Из экипажей ремонтирующихся кораблей, личного состава базы, курсантов училища были сформированы морские отряды. В отряды объединились латышские коммунисты и комсомольцы. Днем 22 июня, быстро закончив ремонт, тральщик «Фугас» под охраной торпедных катеров вышел в море и, отражая налеты бомбардировщиков, прикрыл подступы к базе минами.
Приближался вечер 23 июня — срок взятия Либавы. Однако гитлеровцы нигде не могли пробить нашу оборону, хотя подошли к городу совсем близко. Тогда они попытались прорваться в город на лодках по Лиепайскому озеру. У берега фашисты попали под сильный огонь отряда моряков. По врагу ударила береговая батарея. И десант бежал с озера с большими потерями.
Подводная лодка типа «Л». На Балтике прославилась «Л-3» «Фрунзевец». Минами, поставленными ею, и торпедами уничтожено много транспортов, 2 эсминца, 2 сторожевых корабля, подводная лодка и теплоход «Гойя», на котором пытались бежать из Прибалтики 7 тысяч гитлеровцев. Боевая рубка «Фрунзевца» установлена как памятник в одном из морских гарнизонов (вид сбоку и сверху).
Как и подобает мужественным людям, гарнизон базы не только оборонялся, но и сам переходил в контратаки. Так, моряки с эсминца «Ленин», курсанты и бойцы целый день вели наступательный бой у пересечения Гробиньского и Виндавского шоссе (Виндава теперь называется Вентспилс).
Противник подтянул к Либаве крупнокалиберную артиллерию. В ночь на 24 июня наши бойцы и морские пехотинцы выдержали ожесточенный обстрел. Тяжелые орудия били по городу, по кораблям, стоявшим в порту, по складам. Ночь была тревожная, вся в зареве пожаров. А тут еще прогремели взрывы в порту: моряки взорвали эскадренный миноносец и шесть подводных лодок. Это мужественное решение принял командир эсминца капитан-лейтенант Ю. Афанасьев, как старший по званию среди командиров ремонтировавшихся кораблей; фашисты уже подходили к судоремонтному заводу, а корабли не имели хода.
Невозможно выделить из числа защитников Либавы наиболее отличившихся. Одинаково доблестно сражались в окружении и пехотинцы, и моряки, и пограничники. Примером воинского братства стала совместная стрельба береговой батареи 130-миллиметровых орудий с батареей 122-миллиметровых гаубиц дивизии. Моряки выделили к гаубицам опытных наводчиков, и две батареи — в каждой по 4 орудия — действовали как одна. Их огневые налеты уничтожали и разгоняли мотопехоту врага, разрушали артиллерийские и минометные позиции. Точной стрельбой они уничтожили вражеский бронепоезд.
Северо-восточнее города есть местечко Дурбе. Там на озере базировалась эскадрилья гидропланов — морских ближних разведчиков. Ее летчики вели не только разведку вокруг осажденной Либавы, но и бомбили врага. Вскоре, однако, и эти самолеты улетели под Ригу — фашисты подошли к самому озеру. Теперь в небе над Либавой и ее окрестностями кружили только самолеты с крестами на крыльях. Они сыпали бомбы на наши позиции, обстреливали их из пулеметов. А зенитчикам в это время приходилось опускать стволы орудий и отражать атаки врага на земле.
25 июня был убит генерал Дедаев. Число погибших и раненых росло. Боеприпасы подходили к концу. А фронт уже откатился от Либавы; советские войска готовились к обороне на реке Даугава.
Вечером 26 июня гарнизону Либавы был дан приказ отступить к Риге.
Сдерживая врага, войска стали готовиться к выходу из окружения. Утром 27 июня раненые были погружены на автомашины и на судно «Виениба». Береговые батареи, перед тем как быть взорванными, выпустили по неприятелю последние снаряды. Прорывались герои одновременно на двух направлениях — по приморской дороге на север и в направлении на Айзпуте, на восток. На северном направлении сразу наметилась удача. Но когда машины с ранеными вытянулись в колонну, налетели вражеские штурмовики. Отходившим нечем было защищаться от самолетов, и те методично сбрасывали бомбы и вели стрельбу из пулеметов. Трагично сложилась и судьба прорывавшихся в восточном направлении. Поначалу немцы не оказывали большого сопротивления. Оказалось, заманивали в огневой мешок. С близкого расстояния фашисты открыли губительный огонь из пулеметов, из минометов. Прямой наводкой били орудия…
Из окружения удалось выйти лишь нескольким отрядам моряков, которыми командовал полковой комиссар П. Поручиков, и отряду курсантов и пограничников, которых возглавлял капитан В. Орлов.
Пароход «Виениба» шел в море под флагом Красного Креста — в сопровождении торпедных катеров. Катера защитили бы его от кораблей противника, но напали на пароход не корабли, а самолеты. Бомбили, стреляли в беззащитное госпитальное судно. И потопили. Добраться до берега удалось лишь 15 морякам. Гитлеровцы с бреющего полета расстреливали людей в воде.
В самом городе, в разных его концах, после того как вошли в Либаву фашисты, еще несколько дней шла стрельба. Моряки, солдаты, латышские коммунисты и комсомольцы, укрывшиеся на чердаках, в подвалах, продолжали героическое сопротивление.
Всего шесть дней держалась Либава. Как мало это… И вместе с тем как много! Вспомни, читатель, о Ленинграде. О значении этого города в войне. Фашистам нужно было взять его в конце июля, через 33 дня после начала военных действий. Либава, задержав левый фланг гитлеровских войск на шесть дней, отняла их у «Барбароссы». И не просто шесть дней отняла, а одну шестую времени, отведенного на захват Ленинграда.
В начале войны самолетам КБФ больше пришлось действовать не в морских боях, а в боях на суше. Летчики флота бомбили танки, мотопехоту, аэродромы, воевали с немецкими самолетами, прикрывали с воздуха своих наземных товарищей.
А с каким мужеством прикрывали! Израсходовав боеприпасы, 16 июля таранил фашиста старший лейтенант Н. Митин, 18 июля — лейтенант В. Михалев, 19 июля — старший лейтенант М. Багрянцев, 22 июля — старший лейтенант Д. Зосимов, 24 июля — старший лейтенант И. Мартыщенко… Задумайся над рядом этих чисел, читатель. Представь лейтенантов, у которых оставалось единственное оружие — винт самолета. Представь их лица за прозрачным колпаком истребителя. Представь их глаза, их гневный взгляд.
Первым в истории авиации таранил бомбардировщиком истребитель младший лейтенант П. Игашев. Сбив фашиста, экипаж ДБ-3 проутюжил своим горящим самолетом колонну вражеских войск на дороге…
Бомбардировщик Пе-8. Заводы изготовили 79 таких самолетов.
Экипаж бомбардировщика Героя Советского Союза Алексеева в ночь на 13 ноября 1941 г. бомбил Кенигсберг.
Истинную храбрость, великолепное умение летать показали пилоты двух эскадрилий 1-го минно-торпедного полка, которым командовал полковник Е. Н. Преображенский. Они бомбили Берлин. Первые бомбы сбросили в ночь на 8 августа.
Какими чувствами жила Германия в канун той ночи? «Доблестная» армия фюрера взяла Псков, бушует Смоленское сражение; между Киевом и Кременчугом танки изготовились форсировать Днепр; в осаде Одесса. Как же не радоваться! Один за другим перед германцем падают сраженные города. «Хайль Гитлер!» Так ликовали одни. К сожалению, их было большинство — охваченных диким восторгом убийства и разрушения. Другие рассуждали: «Творится страшное дело. Но нет силы, которая приостановила бы его. А раз так, то и мы вместе со всеми». Третьим было горько чувствовать себя немцами. Коммунисты, антифашисты, они не теряли надежды вернуть своему народу доброе имя, но надежда эта по мере продвижения гитлеровских войск на восток все уменьшалась.
Нужно было вселить в третьих веру в торжество их правоты. Нужно было предостеречь вторых от опасности соучастия в преступлении. И нужно было показать первым, что война дело не шуточное и, когда придет она в Германию, ликующим ныне небо покажется с овчинку.
Чем все это можно было достичь? Чем-то таким, чего не могли бы скрыть от читателей немецкие газеты, таким, весть о чем разнеслась бы по всей Германии и по всему свету. Надо было бомбить Берлин.
Налеты на Берлин готовились в строжайшей тайне. Ставка Верховного Главнокомандования возложила личную ответственность за эту операцию на ее инициатора — наркома ВМФ адмирала Н. Г. Кузнецова.
Был единственный аэродром, откуда самолеты ДБ-3 с полутонным грузом бомб могли достать Берлин, — на острове Эзель (Сарема). Причем, чтобы хватило бензина для возвращения, надо было все 1800 километров, туда и обратно, лететь по прямой, бомбы сбрасывать на город немедля, иначе — посадка на территории, занятой врагом.
Когда стали подбирать экипажи, выяснилось, что летчики тоже думали о таких полетах. Немцы в те дни отдельными бомбардировщиками прорывались к Москве, и наши летчики считали своим долгом сбросить бомбы на фашистскую столицу.
Охраняя ленинградское небо, Герой Советского Союза А. Севостьянов таранил ночью над Таврическим садом фашистский бомбардировщик. Акварель А. Яр-Кравченко.
2 августа бомбардировщики прилетели на островной аэродром. Эсминец «Стерегущий» и тральщик «Фугас» доставили на Эзель бомбы из Таллина. Преодолев минные заграждения, пришел конвой с бензином. Самолеты, боеприпасы, горючее укрыли в лесах.
Ночью 6 августа несколько бомбардировщиков слетали на разведку — до самого Берлина. Фашисты опоясали город кольцом зенитных орудий, мощные прожекторы светили на высоту шесть километров, густо висели в небе аэростаты с сетями, еще были ночные истребители с прожекторами.
Разведку удалось проделать исключительно тонко. Немцы не догадались, какие гости побывали в их владениях. Поэтому ночью 8 августа 15 наших дальних бомбардировщиков беспрепятственно прошли зенитную оборону и появились над освещенным Берлином. Город немцы не затемняли.
«Зачем же? Англичане налетают крайне редко, а у русских вся авиация уничтожена».
Немецкие наблюдатели посчитали наши самолеты за свои, заблудившиеся, и предлагали сесть на аэродром поблизости. Только после того как в городе взорвались тяжелые бомбы, открыли огонь зенитные орудия, вспыхнули, зашарили по небу прожекторы. Но наши бомбардировщики — все пятнадцать — на высоте семь километров уже летели домой.
Утром немецкие газеты вышли с сообщением: «Английская авиация бомбардировала Берлин. Имеются убитые и раненые. Сбито шесть английских самолетов». Англичане не замедлили напечатать: «Германское сообщение о бомбардировке Берлина интересно и загадочно, так как 7–8 августа английская авиация над Берлином не летала».
Ты можешь представить, дорогой друг, как потрясло и разъярило Гитлера это написанное в изящном стиле опровержение! Фюрер и его генералы уже считали, что война выиграна. И вот на тебе — на Берлин падают советские бомбы!
Бьют орудия советского корабля.
Верховное главнокомандование фашистов 12 августа отдало распоряжение: «Совместными усилиями соединений сухопутных войск, авиации и военно-морского флота ликвидировать военно-воздушные базы противника на островах Даго и Эзель. При этом особенно важно уничтожить вражеские аэродромы, с которых осуществляются налеты на Берлин».
Не дожидаясь крупной операции, за уничтожение наших бомбардировщиков принялись вражеская авиация и диверсанты. Самолеты-разведчики обнаружили аэродром — его ведь не спрячешь, но бомбардировщики были укрыты глубоко в лесу, и немцы только испортили аэродром взрывами бомб, что было не так уж важно.
Бойцы истребительного отряда уничтожили в окрестностях аэродрома несколько групп диверсантов, поймали немецкого радиста, сброшенного с парашютом, затем задержали и выходившего к нему на связь шпиона.
А налеты на Берлин следовали один за другим. Теперь уже в условиях ожесточенного противодействия врага. Как только бомбардировщики пересекали береговую черту, зенитки засыпали небо снарядами. Настоящий огненный ад начинался на подходах к городу. Спасительной для летчиков — они летали с кислородными масками — была большая высота. Прожекторы немцев не доставали до наших самолетов на целый километр. Ни один ДБ-3 не был сбит над Берлином.
Последние бомбы были сброшены на город в ночь на 5 сентября. После этого полеты пришлось прекратить. Немцы часто бомбили островной аэродром, до предела осложнилась доставка бомб и горючего — неделей раньше наши войска оставили Таллин.
Плакат В. Корецкого.
Сроки взятия Ленинграда, определенные «Барбароссой», прошли. А это, в свою очередь, осложняло наступление на Москву. И враг предпринимал все меры, чтобы ворваться в город Ленина.
Для нас было важно в то время сковать вражеские войска на других участках фронта, чтобы противник не мог перебросить оттуда подкрепления к Ленинграду. И тут мы должны вспомнить храбрость защитников Таллина. Шесть пехотных дивизий — основные силы вражеской 18-й армии — приковал к себе Таллин в самое опасное для Ленинграда время, в августе 41-го. Город был окружен и сражался в окружении 20 дней. Не так, конечно, много. Но если учесть, что всю войну немцы намеревались закончить за 45–60 дней, то эти два десятка — срок внушительный.
К концу месяца силы защитников Таллина истощились. Осложнилась обстановка и под Ленинградом. Для непосредственной обороны Ленинграду нужны были все силы флота. В этих условиях Ставка Верховного Главнокомандования отдала приказ об эвакуации защитников Таллина и переходе флота в Кронштадт — на помощь Ленинграду.
Таллин был не только столицей Эстонии, но и главной базой КБФ. Почти все корабли Балтийского флота находились здесь. Теперь им предстояло, взяв на борт защитников города, прорываться в Кронштадт.
Переход флота из Таллина в Кронштадт был делом очень и очень трудным. С северного берега залива, из финских шхер, неприятель грозил нашим кораблям атаками торпедных катеров и подводных лодок.
Эскадренный миноносец «Гневный». В боевых действиях в годы войны участвовало 60 советских эсминцев и 6 лидеров. (вид сбоку и сверху).
С южного, который захватили гитлеровцы, — артиллерийским обстрелом. Середину же залива немцы загородили минами, они поставили их больше 3 тысяч. С воздуха ожидались удары фашистской авиации. А наши истребители могли прикрыть корабли лишь восточнее острова Гогланд: береговые аэродромы враг захватил; с аэродромов, расположенных близ Ленинграда, летать очень далеко — не хватало бензина на обратную дорогу. Вот какие сложнейшие обстоятельства нужно было преодолеть Краснознаменному Балтийскому флоту. Фашисты считали, что наш флот в ловушке, что они теперь уничтожат его.
В ряду разнородных задач флота особо сложным считается высадка десантов, но не менее трудной является эвакуация войск с побережья. Войска приходится принимать на корабли и суда, когда враг наседает превосходящими силами. Однако эту трудную задачу решить удалось. Во второй половине дня 27 августа защитники Таллина одновременно по всему периметру обороны контратаковали противника. Солдаты и матросы понимали, что от этой последней контратаки зависит многое. Они бились храбро, яростно, так что отбросили неприятеля на несколько километров. Береговые батареи, корабли — крейсер «Киров», лидеры «Ленинград» и «Минск», восемь эсминцев — повели непрерывную стрельбу по отогнанным фашистам. Под грохот мощных орудий, под покровом наступившей ночи войска выходили к причалам в разных бухтах и грузились на транспорты. Более 20 тысяч человек перешли с берега на суда. Когда отходили последние части, до конца державшие оборону, морская артиллерия поставила между ними и немцами огневую завесу. Немцы не отважились войти в порт вслед за отступавшими. Правда, неприятель обстреливал порт и корабли из орудий и минометов, но, к счастью, от этого обстрела потерь почти не было.
После завершения посадки специальные команды занялись уничтожением военного имущества, которое невозможно было взять с собой. Взорвали орудия, башни и погреба береговых батарей, склады, автомашины. Чтобы фашисты подольше не воспользовались гаванями, в них затопили старые суда, паровозы и вагоны. В каботажную гавань закрыл собой вход поврежденный бомбой минный заградитель «Амур», тот, что вместе с «Авророй» был на Неве при штурме Зимнего дворца.
Жалко топить паровоз. Еще горше топить корабль, чья история известна всему флоту. Адмирал Ю. А. Пантелеев, который в те дни был начальником штаба КБФ, вспоминает: «В сумерках у морских ворот гавани, дергаясь на швартовых, громадой высится старый русский боевой корабль, минный заградитель „Амур“. Ни огонька на нем. На палубе не видно команды, на мачтах не развеваются флаги, а из двух высоких труб не вьется дымок. Ветеран Балтийского флота, на чьих минах в первую мировую войну погиб не один вражеский корабль, уже больше не покинет гавань. Он должен выполнить последний свой долг перед Родиной: после нашего ухода затонуть в воротах гавани, с тем чтобы надолго запереть их для врага».
С тяжелым сердцем покидали моряки Таллинский рейд. Но мужество не покидало людей. Самих моряков, их сильные корабли ждал Ленинград, вокруг которого уже почти сомкнулось кольцо фашистов.
Эвакуация шла по плану. Почти 200 кораблей и судов были готовы к переходу, который должен был начаться в ночь на 28 августа. Но случилось непредвиденное: накануне вечером ветер стал свежеть и разыгрался шторм. Семибалльный ветер, большие волны были опасны для многих тральщиков, судов и катеров. Ветер начал стихать лишь через 15 часов. Флоту томительные часы пришлось стоять у острова Найсар под обстрелом немецких орудий. Это, в конце концов, было не так опасно, наши корабли не давали особенно разгуляться вражеской артиллерии, эсминцы «Артем» и «Володарский» довольно быстро подавили немецкую батарею. Опаснее и страшнее во сто крат было то, что флоту теперь приходилось форсировать минные поля ночью, а не в светлое время. Однако не было иного выхода, как двинуться в путь. Стоять у острова Найсар, отложив выход в море на сутки, было нельзя. С часу на час должна была налететь вражеская авиация.
После полудня 28 августа корабли и конвои взяли курс на восток. Первыми шли главные силы: крейсер «Киров», лидер «Ленинград», 4 эсминца, 4 подводные лодки, 5 быстроходных тральщиков, 11 торпедных катеров и катеров-охотников.
За главными силами двигался первый конвой: 6 транспортов, ледокол, плавмастерская, учебный корабль, 3 подводные лодки, а также корабли непосредственного охранения — 2 эсминца, 3 сторожевика, 5 тральщиков, 7 различных катеров и буксир.
Далее следовал отряд прикрытия: лидер «Минск», 2 эсминца, 4 подводные лодки, 5 быстроходных тральщиков, 8 малых охотников и торпедных катеров, сторожевой корабль.
Истребитель МиГ-3. До конца войны было сделано 5 753 таких самолета.
Опознавательный знак советских военных самолетов.
За отрядом прикрытия шли третий и четвертый конвои: 8 транспортов, танкер, 3 мотобота, 3 шхуны и баржа. В непосредственном охранении конвоев следовали: 4 тральщика, 2 канонерские лодки, 3 сторожевых корабля, 13 катерных тральщиков, 2 магнитных тральщика и 2 малых охотника.
Параллельно этим конвоям, чуть севернее шел второй конвой: 6 транспортов, 2 сетевых заградителя, гидрографическое судно и шхуна. В их охранении были: канонерская лодка, сторожевой корабль, 4 тральщика, 9 катерных тральщиков и 2 катера — малых охотника.
Замыкал колонну кораблей и транспортов арьергард: 3 эсминца, 3 сторожевых корабля, 2 торпедных катера и 2 малых охотника.
Командующий флотом вице-адмирал В. Ф. Трибуц находился на крейсере «Киров», его первый заместитель начальник штаба флота контр-адмирал Ю. А. Пантелеев — на лидере «Минск» в отряде прикрытия, а второй заместитель командующего контр-адмирал Ю. П. Ралль — в арьергарде на эсминце «Калинин».
Отряды кораблей и транспортов вытянулись на целых 15 миль. Поход, равного которому по мужеству в истории флотов нет, начался. О том, как он проходил, послушаем рассказ военного историка лауреата Государственной премии, профессора капитана первого ранга Василия Ивановича Ачкасова.
«С момента выхода из Таллинского залива до наступления темноты боевые корабли и транспорты подвергались непрерывным атакам с воздуха. Вскоре были обнаружены плавающие мины (якорные мины, которые всплывали, подсекаемые тралами и параванами наших идущих впереди кораблей)[11].
Первые потери начались после 18 часов, когда на мине подорвался и затонул транспорт „Элла“. Через 25 минут от попадания нескольких авиационных бомб затонул ледокол „Вальдемарс“. В это же время самолеты атаковали транспорт „Вирония“. Он потерял управление и был взят на буксир спасательным судном „Сатурн“. Командир первого конвоя оставил около „Виронии“ транспорт „Алев“, а для прикрытия выделил эсминец „Суровый“ и катер. Позднее, около 22 часов, „Вирония“, „Сатурн“ и „Алев“ подорвались на минах и затонули. Затем на минных заграждениях погибло еще два транспорта.
Быстро надвигались сумерки. Силуэты кораблей арьергарда четко вырисовывались на фоне зарева пожаров, полыхавших в оставленном нами Таллине. Огромные столбы пламени и черного дыма, поднимавшиеся к небу то тут, то там, возвещали о гибели транспортов и кораблей. На поверхности моря среди массы обломков плавало много людей. Катера подбирали их и доставляли на борт ближайших кораблей и судов.
Плакат В. Серова.
Летчик-истребитель Г. Антонов одним из первых сбил вражеский самолет при защите Ленинграда. Рисунок А. Яр-Кравченко.
С наступлением темноты налеты вражеской авиации прекратились, однако во много крат усилилась опасность подрыва на минах. Всплывшие на поверхность якорные мины трудно было различить среди обломков. Ночь на 29 августа оказалась для флота самой тяжелой, так как ему пришлось в темноте форсировать минное поле большой глубины и плотности.
Отряды и конвои шли в кильватер друг другу за тралами малочисленных базовых тральщиков, не имевших возможности очистить от мин фарватер необходимой ширины. Выход за пределы узкой протраленной полосы был чреват гибелью. Но и в этой полосе плавание было небезопасным: корабли не успевали расстреливать мины, подсекаемые тралами тральщиков и параванами боевых кораблей. Катеров, которые могли этим заниматься, не хватало, поэтому на фарватере плавало большое число всплывших мин. Иногда корабли проходили вплотную между двумя минами, и их отталкивали от борта связками коек и другими предметами…
К главной, минной, опасности прибавились и другие: обстрел с мыса Юминданина и атаки торпедных катеров из шхер, которым подверглись крейсер „Киров“ и другие корабли. Например, личный состав лидера „Минск“ в течение часа отразил артиллерийским огнем две атаки торпедных катеров.
Тральщик. К началу войны у нас было 80 различных тральщиков. Корабли „Гафель“, „Защитник“, „Т-278“ и „Т-281“ удостоились гвардейского звания. 8 тральщиков награждены орденом Красного Знамени.
После 20 часов в отряде главных сил подводная лодка С-5, шедшая в кильватер крейсеру „Киров“, подорвалась на мине и исчезла под водой. Некоторое время спустя крейсер затралил правым параваном мину, но неожиданно ее стало быстро заносить к борту, и только энергичные меры предотвратили подрыв корабля. Еще не успели на „Кирове“ обрубить параван, как подорвался эскадренный миноносец „Гордый“, а вслед за ним — эсминец „Яков Свердлов“, мгновенно затонувший. На флагманский командный пункт одно за другим поступали донесения об обнаружении мин и о потере тральщиками тралов, перебитых взрывами мин. Вскоре крейсер вновь затралил мину параваном, а через несколько минут огнем главного и зенитного калибров отразил атаку торпедных катеров. Одновременно отряд был обстрелян береговой артиллерией. Крейсер „Киров“, открыв ответный огонь, заставил вражескую батарею замолчать. Эсминец „Сметливый“ прикрыл корабли дымовой завесой.
Отряд прикрытия находился в таком же положении. В 21 час 40 минут у лидера „Минск“ в параване взорвалась мина, и корабль принял 650 тонн воды. Эсминец „Скорый“ подошел к стоявшему без движения лидеру, завел буксиры и дал ход вперед, но тут же подорвался на мине и затонул. Шедшие в голове отряда 5 базовых тральщиков, не заметив в темноте гибели сзади идущих кораблей, продолжали движение на восток. Ночью они подошли к главным силам. Вернулся к „Минску“ лишь один тральщик, который и произвел контрольное обследование ближайшего к лидеру района. Поскольку было обнаружено много плавающих мин, контр-адмирал Ю. А. Пантелеев приказал отряду прикрытия стать на якорь. Одновременно встали на якорь все транспорты конвоев.
Учитывая, что количество плавающих мин увеличилось и были перебиты все тралы, командующий флотом решил приостановить до рассвета дальнейшее форсирование минных заграждений и приказал всем стать на якорь, о чем флот был оповещен по радио».
Ночная стоянка на якоре к северу от острова Вайндло прошла в тревоге. То с одного корабля, то с другого наблюдатели обнаруживали мины, качавшиеся на волнах. Тогда моряки спускались в воду и, плавая, отводили руками мины от бортов.
Ощущение постоянной опасности и незавершенности похода держало людей собранными, не давало начаться панике. Сейчас вот, думая о них, представляя их в море, которое в такое короткое время и так страшно поглотило множество кораблей и множество замечательных моряков, удивляешься, как можно было пережить те часы. И не просто пережить — всем, кто закончил поход, пришлось сразу же вступить в новые бои у Ленинграда, где требовалось мужество не меньшее.
В 5 часов 40 минут 29 августа корабли и суда начали сниматься с якоря. На переходе от острова Вайндло до Кронштадта минная обстановка была уже не столь сложной. Но с 7 часов утра авиация противника с финских аэродромов начала атаки кораблей и транспортов. Самолеты шли небольшими группами, но шли беспрерывно. И сыпали, сыпали бомбы. Поначалу фашисты открыли охоту за большими кораблями: за крейсером, за лидерами, эсминцами. Но поскольку минное поле уже было пройдено, корабли пошли быстрее и уклонялись от падающих бомб. К тому же корабельные зенитчики встречали фашистских летчиков огнем. Не сумев потопить ни одного корабля, немцы набросились на тихоходные транспорты и вспомогательные суда. Они бомбили их до самой темноты.
Еще 20 августа, предвидя отход из Таллина, командующий флотом приказал капитану второго ранга И. Г. Святову подготовить специальный отряд прикрытия и разместить его на острове Гогланд. Это было очень важное решение.
Советский корабль сбрасывает глубинные бомбы на подводную лодку фашистов.
Остров Гогланд находится на половине пути из Таллина в Кронштадт. На нем в то время был небольшой гарнизон наших войск. С их помощью моряки приготовились к спасательным работам. В распоряжение отряда Кронштадт дал 12 тральщиков, 4 сторожевых корабля, 6 торпедных и 8 сторожевых катеров, несколько мотоботов, буксир и спасательное судно.
Наблюдательный пункт моряки устроили на верхушке горы в северной части острова. Оттуда просматривался на далекое расстояние западный Гогландский плес. Представим себе, что мы с тобой, читатель, были в тот день на верхушке горы вместе с наблюдателями. Что увидели бы мы оттуда? Вот появились у горизонта сначала черточками, потом силуэтами наши корабли. Слышен гул далекой канонады. Это корабельные зенитки бьют по вражеским самолетам. То в одном месте, то в другом вырываются к небу клубы черного дыма — горят транспорты, подожженные бомбами. Борются команды транспортов с огнем, заделывают пробоины, откачивают воду, исправляют повреждения в машинах. А немецкие самолеты проносятся на бреющем полете над местом катастрофы и бьют пулеметами тонущих. Все корабли с Гогланда сейчас там. Они буксируют потерявшие ход транспорты, помогают тушить пожары, снимают людей с тех судов, которые вот-вот погрузятся в залив, и вылавливают из воды обессилевших бойцов.
Первые группы спасенных прибывают на Гогланд на катерах. Это люди, подобранные из воды еще ночью, они с кораблей и транспортов, подорвавшихся на минах. Катера переполнены. Вместо тридцати человек на каждом больше сотни — плывут, рискуя перевернуться.
Контр-адмирал И. Г. Святов вспоминает: «Мы организовали прием спасенных людей и направляли их в разбитый в лесу лагерь. На берегу скопилось уже несколько тысяч, а люди все прибывали и прибывали. Им надо было срочно оказать медицинскую помощь, накормить и обеспечить обмундированием. Местный лазарет был переполнен. Пришлось приспособить для приема раненых все казармы гарнизона и разбить палатки.
В 15 часов с наблюдательного пункта доложили, что пять горящих транспортов подходят к острову с юга. Я помчался на катере туда. Горящие транспорт „Люцерна“, плавмастерская „Серп и молот“ и еще три транспорта приткнулись к берегу. Около 5 тысяч человек сошли на берег, лесистый и необитаемый. До бухты надо было идти около 10 километров. Организовали переброску раненых на катерах, остальных отправили пешком».
А война все бушует на плесе. С особой страстью фашисты атакуют транспорт «Казахстан». Бомбой разрушен мостик, повреждена машина и рулевое управление. На транспорте пожар. Неуправляемое судно ветер несет к острову Вайндло (он в 20 милях юго-западнее Гогланда). Героически борются моряки с пожаром. Вокруг горящего транспорта снуют катера, ходят тральщики, стреляют по атакующим бомбардировщикам и подбирают из воды тонущих людей. С утра до самой темноты немцы охотились за «Казахстаном». Он очень большой, на нем одном эвакуируется почти четверть всех защитников Таллина — 5 тысяч человек.
Вечером транспорт приткнулся к острову. Бойцы высадились на берег. Во главе со своими командирами они немедля начали готовить остров к обороне… Мужество плывших на «Казахстане» было вознаграждено тем, что немцам так и не удалось потопить огромный транспорт, через несколько дней он пришел в Кронштадт.
В состав первого конвоя входил учебный корабль «Ленинградсовет». В дни революции он назывался «Верный» и был вместе с «Авророй» на Неве. Этот старый тихоходный корабль не дался фашистским летчикам. Пока не кончились снаряды, отбивался от бомбардировщиков двумя слабенькими пушками, а потом защищался единственным оставшимся оружием — маневром. Корабль то резко уходил вправо, то влево, замирал на ходу или рывком устремлялся вперед — в зависимости от того, как падали бомбы. Командир старший лейтенант Николай Амелько бессменно стоял на ходовом мостике, хладнокровно следил за бомбардировщиками и, как только вываливались из них бомбы, мгновенно производил расчет и отдавал команду на уклонение. А фашисты налетали на корабль не раз, не десять, а более ста раз — висели над кораблем с утра до ночи. И вот в такой обстановке «Ленинградсовет» не только сам выжил, он еще спас из воды сотни людей!
В Кронштадте «Ленинградсовет» не ждали, считая погибшим. И вдруг он появился на рейде. Тогда все корабли во главе с крейсером «Киров» просигналили приветствие доблестному бойцу, его экипажу и командиру. За тот поход старший лейтенант был награжден орденом Красного Знамени. Приятно знать, что Николай Николаевич Амелько, ныне адмирал, занимает ответственную должность в Генштабе Вооруженных Сил СССР.
Корабли главных сил флота пришли в Кронштадт днем 29 августа, затем стали подходить другие отряды и конвои.
Спасательный отряд еще несколько дней помогал на западном Гогландском плесе судам и людям, терпящим бедствие. На острове оказалось сошедших с горящих транспортов, снятых с тонущих судов и подобранных из воды 12 160 человек. Все они были доставлены в Ленинград.
В таллинском походе погибло 3 новых корабля и 13 старых кораблей и катеров. Из 67 транспортов потоплено 34. И остались в море тысячи человек. Очень тяжелые потери. Нельзя не печалиться о них.
Печалясь, мы должны и объективно, независимо от наших чувств посмотреть на итоги похода. Он таков: фашистам не удалось уничтожить боевое ядро Краснознаменного Балтийского флота. Корабли и большая часть войск, эвакуированных из Таллина, прибыли на защиту Ленинграда.
Балтийские моряки перенесут поражения и утраты, они станут сильнее, чем были, станут победителями. Только в 1941–1942 годах только подводные лодки уничтожат 44 вражеских транспорта, 17 транспортов подорвутся на минах, поставленных нашими лодками (смотри карту на стр. 237). За всю войну КБФ потопил 624 фашистских транспорта и 581 боевой и вспомогательный корабль врага.
Говорят, человек с твердым характером во всех делах и при всех обстоятельствах ровный. Это верно. Но верно также, что чем труднее дело, чем сложнее обстоятельства, тем тверже такой человек. Пример тому — капитан Александр Стебель, командир береговой батареи № 315.
В 1940 году, когда Прибалтийские республики вошли в состав Советского Союза, на Моонзундских островах началось строительство оборонительных сооружений. Тысячи ленинградских рабочих и тысячи жителей островов были заняты этим делом. Среди военных строителей был инженер с непривычной фамилией Стебель. Он сооружал батарею на самом кончике полуострова Сырве (Сворбе).
Сырве отходит от острова Сарема (Эзель) тонким восемнадцатикилометровым языком в сторону материка. Между ним и материковым берегом — Ирбенский пролив, через который лежит путь в Рижский залив, во всю южную Прибалтику. Во время войн Ирбенский пролив запирался минами, а сохранность минного заграждения обеспечивала артиллерия, установленная на оконечности Сырве.
Капитан Стебель строил 180-миллиметровую батарею так, чтобы при любых невзгодах она могла держаться долго. Среди болотистого леса чуть возвышались над поверхностью земли только две башни — по два орудия в каждой. Орудия были скорострельные, дальнобойные, их стволы, длинные и толстые, напоминали стволы сосен, росших поодаль. Стрелять так далеко, как батарея № 315, не могли не только эсминцы немцев, но и их крейсеры. От бомб, даже двухтонных, батарея была защищена броней и бетоном. При прямом попадании тяжелой бомбы внутри батареи гудело, как под колоколом, а беды никакой не было: толстый слой земли и бетона укрывал механизмы пушек, приборы управления огнем, а также склады снарядов, продовольствия и личный состав.
Командование флота ценило важность этой позиции. Поэтому окружили ее противотанковым рвом, колючей проволокой, минами; на ее защите были зенитные и противотанковые орудия. Инженер Стебель после окончания строительства получил назначение командовать батареей. Он умел не только строить, но и прекрасно стрелял, его считали в ряду лучших артиллеристов Краснознаменного Балтийского флота.
На минуту отвлечемся от батареи № 315, чтобы поговорить о том, что сделали для Ленинграда Моонзундские острова. Если Либава держалась 6 дней, Таллин — 20, то архипелаг оборонялся 49 дней — до 22 октября 1941 года. Суть этих 49 дней состояла в том, что моонзундцы отвлекли на себя от Ленинграда 50 тысяч фашистов, из которых половина была уничтожена. И еще в том, что враг не мог снабжать войска, наступавшие на Ленинград, выгодным путем — через Рижский залив и город Ригу. Ему пришлось возить танки, подкрепления, боеприпасы, продовольствие по разрушенным железным дорогам, где уже начинали диверсии партизаны.
У советского народа не было сомнений в исходе войны. Советский народ верил в свою победу с самого начала. Плакат М. Дормидонтова.
Западный историк Ю. Майстер, участник боев на Моонзунде, пишет о тех днях: «Противодействие авиации, береговой артиллерии, легких сил (легких кораблей) было столь сильным, что пришлось отказаться на ближайшее время от проведения конвоев».
Слова Майстера имеют непосредственное отношение к батарее Стебеля. Гитлеровцы хорошо знали ее. Да и как было не знать? В начале июля они проделали проход в минном поле Ирбенского пролива и стали пускать одиночные транспорты со слабым прикрытием — проверяли, как будет вести себя батарея № 315. В предыдущие дни самолеты засыпали ее бомбами. Была у противника надежда, что посекли они не только лес вокруг, не только изрыли землю, но и повредили орудия. Капитан Стебель не торопился рассеять иллюзию врага. Транспорты шли в Ригу, можно сказать, под самым носом, а орудия молчали. И Стебель дождался своего. Однажды ранним утром в пролив начали входить два транспорта в охранении миноносца. Артиллеристам не терпелось ударить по ним. Но командир был непреклонен — пусть идут, это еще разведка. В небе показались точки. К полуострову летели «юнкерсы». Капитан насчитал их сорок штук, бросил считать и поспешил на батарею. Так много бомбардировщиков еще не налетало. Несомненно, что-то исключительное должно было произойти и на море.
Оно произошло: показался очень большой конвой в составе 42 транспортов и кораблей охранения. Впереди вспомогательный крейсер, в конце конвоя два миноносца, по сторонам торпедные катера… Попробуй нарисовать себе картину начавшегося — на батарее рвутся снаряды всех корабельных орудий фашистов, волна за волной налетают на нее бомбардировщики, а батарея тоже бьет. Непрерывный грохот, вой, дым и огонь на батарее. И на море тоже грохот и огонь. После пристрелочных выстрелов по крейсеру ударили сразу обе башни — крейсер загорелся. Новым залпом ударили по катерам — три катера разлетелись в куски. Бьют обе башни без остановки. Получил повреждение миноносец. Взорвался один транспорт, пошел на дно второй — с танками, горит третий… Батарея перенесла огонь на концевой миноносец. И он поврежден. Разбегаются транспорты кто куда. Настоящая паника у немцев. Даже забыли дымом прикрыться… А тут пошли в атаку наши торпедные катера. И вовремя — орудия 315-й раскалились так, что краска начала гореть. Под землю, под бетон сообщают по телефону наблюдатели: торпедные катера потопили три транспорта. Еще сообщают: над конвоем наши бомбардировщики… Так била фашистов, взаимодействуя с катерами и летчиками, батарея Стебеля.
Зная, что батарея есть, увереннее действовали в проливе наши корабли. В особо неудачный для немцев день, 18 июля, эсминец «Стерегущий» уничтожил артиллерийским огнем пять транспортов, еще два подожженных им судна выбросились на берег. «Стерегущему» пришлось отбиваться от четырех торпедных катеров, два из них он тоже пустил на дно. Тогда же один транспорт подорвался на мине, шесть транспортов потопили наши бомбардировщики.
День за днем бежало время, и линия сухопутного фронта отодвигалась все дальше от Моонзундских островов. Она была уже в полутысяче километров, когда немцы начали переправлять на острова десанты. Сначала захватили Муху (Моон), с него перешли на Сарему, а затем на Хиума (Даго). В такой же последовательности, ожесточенно сражаясь, отходили под натиском неприятеля наши немногочисленные войска.
Немцы, чтобы замаскировать место высадки основного десанта, предприняли одновременно демонстративные высадки на всех островах. В эти дни опять показала себя батарея № 315. 13 сентября 1941 года она вела бой с флотилией миноносцев, двумя флотилиями торпедных катеров, тремя сторожевыми кораблями и тремя тральщиками, под охраной которых к Сырве шли три транспорта. Повредив несколько кораблей, артиллеристы заставили фашистов уйти в море и отказаться от высадки десанта.
«Высоко ценим ваши боевые действия. Своими успехами вы помогаете Ленинграду» — такую радиограмму получили защитники острова Сарема в тот день от Военного совета фронта.
Как было важно не пустить 13 сентября десант на Сырве, стало особенно ясно в конце месяца. Именно на Сырве отошли со всего острова наши войска. Укрепив самую узкую часть полуострова, советские бойцы держались там до 3 октября. А устойчивость им опять же придавала батарея № 315. Она развернула орудия вдоль полуострова и мощными снарядами ставила неприятелю непроходимый заслон.
27 сентября к Сырве снова подошла неприятельская эскадра: вспомогательный крейсер, эсминец и 5 миноносцев. С моря они начали обстреливать наши части, оборонявшие перешеек. Немцы надеялись, что при такой мощной поддержке их сухопутные войска наконец-то прорвутся в глубь полуострова. И в который уж раз на немецкие корабли посыпались снаряды 315-й. Вдобавок эскадру атаковали наши четыре торпедных катера — последние, что оставались у защитников Сарема. Немцы не выдержали и ушли в море.
…Силы защитников Сырве уже иссякли. Много бойцов было убито, много ранено. Из 137 пулеметов, с которыми начинали бои на перешейке, осталось 11, из 32 орудий — 3. На батарее капитана Стебеля кончились снаряды.
В ночь на 3 октября четыре катера, переполненные ранеными, пользуясь плохой погодой, ушли от Сырве на остров Хиума. Туда же переправилось и командование береговой обороны, чтобы организовать сопротивление немцам на этом острове. (После взятия Сарема наши бойцы оборонялись на Хиума еще десять дней.) За оставшимися защитниками Сырве должны были прийти с Хиума суда. Но они не пришли. Генерал А. Б. Елисеев, возглавлявший оборону островов, передал Военному совету флота в Ленинград донесение: «Все наши старания на скудных плавсредствах что-либо вывезти с Сырве на Хиума не увенчались успехом. Ни торпедные катера, ни катера КМ, ни буксиры не могли прорваться. В западной части от Сарема и Хиума противник сосредоточил большое количество боевых кораблей, которыми плюс авиация все уничтожается. Защитники Сарема 45 раз ходили врукопашную. Последние группочки у маяка Сырве ведут бой. Мы заявляем советскому народу и правительству, что личный состав Сарема отдал все для защиты Родины».
Последней весточкой с Сырве была радиограмма, переданная в Москву открытым текстом: «Радиовахту закрываю, иду в бой, в последний бой». Московский радист попросил обрисовать положение, на что последовало: «Прощайте, прощайте…» Это было 4 октября 1941 года в 16 часов 10 минут. Однако, как выяснилось после войны, на этом сопротивление еще не кончилось. Еще двое суток шел бой на батарее № 315.
Часть батарейцев во главе с командиром первой башни, лейтенантом Шаповаловым ушла на шлюпках через пролив, надеясь пробраться затем к фронту. Часть же с комбатом Стебелем осталась на батарее. Батарея не корабль, но ее командир не захотел расставаться с ней, как остается на гибнущем корабле капитан, сроднившийся с ним. Мужественные люди заперлись в подземелье и вели стрельбу по врагу учебными болванками. Ворвавшиеся на батарею немцы в ярости принялись резать автогеном орудийный ствол. Им удалось проникнуть под землю, и уже после этой последней схватки бои на Сырве прекратились. Тяжело раненный капитан Стебель и его товарищи попали в плен.
Что было дальше? В 1970 году московскому журналисту Б. Полякову удалось разыскать А. М. Шаповалова. От него и стало известно, как окончилась жизнь комбата Стебеля. Шаповалов с несколькими моряками ночью добрался до берега. Но группа попала в засаду. Гранатами моряки расчистили себе дорогу. Фашисты преследовали их, окружили. Когда у наших кончились патроны, спустили овчарок. Лейтенант с товарищами попал в плен. В лагере военнопленных, в эстонском городе Валга, оказался и капитан Стебель.
К капитану гитлеровцы относились уважительно. Превозносили его храбрость и артиллерийское мастерство — вели себя по отношению к пленному как рыцари на турнире. Они обещали комбату привезти к нему в гости жену и годовалую дочку Нелю из Винницы. Гитлеровский генерал говорил лестные слова: «Вы выдающийся артиллерист. Германская армия, если бы вы были в ее рядах, оценила бы вас по достоинству. Мы знаем, что такой человек, как вы, никогда не согласится воевать против своих, поэтому предлагаем вам, командиру батареи красных, командовать дивизионом береговых батарей на Ла-Манше».
За должность командира дивизиона, за встречу с семьей, за жизнь Стебель должен был заплатить. Заплатить рассказом о том, как откачать воду из затопленной батареи и как обезвредить мины, спрятанные в подземелье. Такая плата называется предательством. Разве мог Стебель стать предателем?
Отношение к капитану изменилось. Его пытали, стараясь добиться нужных сведений. Капитан переносил пытки. И готовил побег из лагеря… Побег не удался…
Фашисты медлили с расправой. Им нужна была батарея № 315. В ход пустили еще одно средство — клевету; сообщили военнопленным, что Стебель, страшась смерти, наконец-то проявил благоразумие и согласился служить немцам. Комбат, заточенный в карцер, страдал от этого сильнее, чем от пыток. И как же стало светло на его душе, когда удалось передать своим записку: «Товарищи, верьте, что я всегда был честным и остаюсь им. Я до конца с вами».
Всем известно, как погиб попавший в плен генерал Дмитрий Михайлович Карбышев. Эсэсовцы вывели его из барака на мороз и обливали водой из шланга, пока не стал генерал ледяным. А до этого Карбышева, известного всему миру инженера-фортификатора, уговаривал перейти на службу немцам сам фельдмаршал Кейтель, тот самый, что в мае 1945 года подпишет акт о безоговорочной капитуляции Германии. По-всякому убивали фашисты советских военнопленных: кого голодом и непосильной работой, кого выстрелом в затылок, кого душили в газовой камере, кого на виселице. А людям, не принявшим немецкую милость, придумали убийство льдом.
Так убили и капитана Александра Стебеля. Зимой его вывели на лагерный плац и, поливая из шланга, намораживали на живом человеке ледяную скорлупу. Когда шло это долгое, изощренное убийство, комбат твердо стоял на земле, не покачнулся, не упал. Он обледенел стоя. И много дней на плацу возвышался монумент непокоренному советскому человеку — патриоту и коммунисту. Немцы считали, что мученической смертью они устрашат других военнопленных, сделают их безвольными, покорными фашистам, а пленные видели в ледяном капитане пример той же твердости и продолжение того же характера, с которым Александр Стебель командовал батареей № 315, отражая яростные атаки и пуская на дно вражеские корабли.
Мы уже знаем с тобой, читатель, что советские войска, прикрывая дальние подступы к Москве, нанесли в Смоленском сражении группе армий «Центр» такой урон, что фашисты — впервые за всю вторую мировую войну — прекратили наступление и перешли к обороне. Это обстоятельство заставило Гитлера и его генералов искать успеха в скорейшем взятии Ленинграда. Взяв Ленинград, неприятель перебросил бы освободившиеся войска на подкрепление забуксовавшего «Центра».
Решающие события летом и осенью 1941 года развернулись на южных и юго-западных подступах к Ленинграду. Для обороны тех подступов Ставка ВГК привлекла войска Северо-Западного и часть войск Северного фронтов, объединив их в Лужскую оперативную группу. По реке Луге от Финского залива до озера Ильмень был построен главный оборонительный рубеж, названный Лужской линией обороны.
8 августа 1941 года после мощной артиллерийской подготовки немецко-фашистские войска перешли в наступление на главную полосу Лужского рубежа. Гитлеровское командование ввело в бой огромные силы — 400 тысяч солдат с тысячью танков, тысячью самолетов и тремя тысячами орудий. С севера, на Карельском перешейке и между Ладожским и Онежским озерами, наступали финны. В те опасные дни на помощь нашим сухопутным войскам Балтийский флот послал свою морскую пехоту. Восемь дивизий дали фронту сами ленинградцы — в ополчение записалось 300 тысяч человек. И все же на дальних рубежах не удалось остановить врага. Враг приближался к городу. Что было самое неприятное — 8 сентября фашистам удалось через Мгу прорваться к Шлиссельбургу (теперь Петрокрепость) и выйти к берегу Ладожского озера на протяжении двадцати километров. Ленинград оказался в блокаде. Связь города со страной по суше прервалась.
Рассмотри карту обороны Ленинграда в 1941–1942 годах.
ОБОРОНА ЛЕНИНГРАДА
Зима 1941–1942 гг.
Оборонительные рубежи Ленинградского и Волховского фронтов.
Линия фронта в ноябре 1941 г.
Линия фронта к июлю 1942 г.
Перевозка войск через Ладожское озеро.
Ледовая «Дорога жизни».
Артиллерийские группировки противника, обстреливавшие Ленинград.
Прочти названия населенных пунктов, рек, озер, проследи направления дорог.
Для нашего разговора важен и район на западе от Ленинграда. Между Петергофом (Петродворец) и Урицком немцы вышли к Финскому заливу. Орудия, установленные здесь, обстреливали и Ленинград и Кронштадт.
А вот район Ораниенбаума (Ломоносов) остался нашим, несмотря на ожесточенные попытки фашистов отнять его. «Ораниенбаумский пятачок» — так называли эту территорию в дни войны. Название подчеркивает крохотность территории. Но этот плацдарм нависал над флангом фашистов, постоянно грозил ударом во фланг и тыл войскам, окружившим Ленинград. (Впоследствии такой удар и произойдет.) Нам с тобой важно отметить, что на этом пятачке расположены форты Серая Лошадь и Красная Горка. Непрерывный огонь их мощных орудий, а также огонь кронштадтских фортов помогли остановить здесь врага.
Еще один момент, на который надо обратить внимание, — это крохотный клочок воды, самый угол Финского залива, который остался в распоряжении советских кораблей. Тесно было на нем флоту, как тесно боксеру под ударами соперника в углу ринга.
Это они сами снимали. Разглядывают Ленинград в бинокль. Стреляют по городу из тяжелых орудий.
24 сентября 1941 года немецкая эскадра заняла позицию у Аландских островов. Там были линейный корабль «Тирпиц», тяжелый крейсер «Адмирал Шеер», крейсеры «Нюрнберг», «Кельн», шесть эсминцев и другие корабли. Одновременно два легких крейсера, два эсминца, сторожевые корабли, катера, подводные лодки пришли в Либаву. Адмирал Редер приготовился пленить наш флот. По расчетам гитлеровского командования, наступили дни, когда Ленинград наконец-то падет и советские корабли начнут прорыв из Ленинграда в порты нейтральной Швеции.
Сентябрь 1941 года на самом деле был самым опасным месяцем для Ленинграда. Фашисты рвались в город, не считаясь с потерями.
В бою многое зависит от стойкости и умения бойцов. Еще больше зависит от людей, которые командуют ими. И когда мы говорим о беспримерном мужестве рядовых защитников Ленинграда, мы должны сказать о мудрости военачальников, которые руководили ими. Мужество солдат, сложившись с мудростью военачальников, принесло нам победу.
Зенитчики на обороне города.
Ленинградская улица после артиллерийского налета.
Плакат А. Долгорукова.
В сентябрьские дни Ставка Верховного Главнокомандования назначила командующим войсками Ленинградского фронта генерала армии Георгия Константиновича Жукова. Оборону города с моря и с озерного направления поручили адмиралу Ивану Степановичу Исакову.
Все мы знаем, что Жуков стал знаменитым полководцем советского народа, с его именем связаны самые блестящие победы нашего оружия. А Исаков? «Моим заместителем по военно-морским силам Балтийского флота, — пишет Жуков, — был адмирал Иван Степанович Исаков. Глубоко убежден, что И. С. Исаков был одним из самых сильных и талантливых военачальников Военно-Морского Флота Советского Союза».
Исаков блестяще знал военно-морское дело, служил ему всем существом своим, никогда не шел на сделку или компромисс с собственной совестью. В числе немногих, начиная с тридцатых годов, он, не боясь прослыть паникером, настаивал на строительстве сухопутных укреплений вокруг военно-морских баз. Его знания в этой области пригодились при обороне Ленинграда.
В цехе сборки полковых минометов. Наша промышленность за время войны изготовила 351 800 различных минометов. Промышленность фашистской Германии — около 79 000.
Ленинградцы Герои Советского Союза И. Черных, С. Косинов, Н. Губин повторили подвиг капитана Н. Гастелло. Рисунок А. Яр-Кравченко.
Генерал Жуков и адмирал Исаков главную роль в обороне Ленинграда отвели артиллерии.
Кажется, чего проще, если есть орудия, бить из них врага: заряжай, наводи, стреляй! Нет. Добиться, чтобы артиллерия стреляла так, что на пути врага в нужное время возникал непроходимый огневой щит, было очень трудно. Прежнее командование с такой задачей не справилось, хотя имело те же артиллерийские установки и тех же артиллеристов.
Стрелять надо точно. А на полет снаряда влияет не только ветер, но и влажность воздуха — значит, нужна была артиллерийская метеослужба. Надо было создать систему наблюдательно-корректировочных постов, наладить корректировку стрельбы с самолетов, чтобы артиллеристы сразу после выстрела знали, куда упал снаряд и как изменить прицел для накрытия цели.
Надо было сделать так, чтобы все разнородные орудия — полевые, береговые, корабельные, железнодорожные — управлялись из одного центра, чтобы этот центр во главе с опытным начальником, получив заявки с фронта, определял, каким батареям по какой цели стрелять. К примеру, по далекому скоплению танков надо ударить из орудий главного калибра линейного корабля, а близкое скопление пехоты уничтожить огнем полевых пушек, калибр которых и дальность стрельбы значительно меньше. Или на батареи, ведущие огонь по неприятелю, налетели бомбардировщики, под бомбежкой стрелять трудно, значит, надо цели, порученные им, передать другим батареям. Или вдруг потребовалось сосредоточить огонь всей массы артиллерии на каком-то одном угрожающем участке фронта, где враг вот-вот прорвется…
В трудные дни обороны Ленинграда на помощь солдатам шли ополченцы.
Боевая работа наших артиллеристов.
Управлять артиллерией из одного центра можно лишь при хорошей связи центра с фронтом и батареями. Значит, надо наладить и связь. Надо было все организовать в условиях, когда враг атакует самым страшным образом, когда очень трудно не впасть в суету, спешку, растерянность…
Сложнейшее дело — размещение орудий на местности, выбор огневых позиций. Изучили возможности береговых батарей, которые стоят на месте, возможности железнодорожных батарей и бронепоездов, которые передвигаются по рельсам, возможности кораблей, которые могли стрелять из Кронштадта, Ленинграда или с Невы. Обнаружили зоны, не прикрытые огнем этих орудий. Против таких зон поставили полевые батареи, орудия, снятые с кораблей. Так, в районе Дудергофа стояла батарея «А» — 9 орудий с «Авроры», в районе Невской Дубровки — 8 орудий с линкоров «Марат» и «Октябрьская революция».
Сложнейшей артиллерийской машиной управляло множество артиллеристов разных званий. А среди них выделялся «старый морской пушкарь» контр-адмирал Иван Иванович Грен — на флоте принято давать любимым командирам дружеские звания…
Народный художник СССР А. Пахомов всю блокаду был в Ленинграде. Он рисовал детей героического города — как они живут, как учатся, как работают. Серия плакатов, созданная им в 1941 г., называется: «Ребята, заменим отцов и братьев».
Во всех тыловых районах страны плакаты звали не жалеть сил для помощи фронту. Плакат Д. Моора.
И вот фашисты, с какого бы направления ни кидались на город, всюду попадали под губительные удары артиллерии. Тяжелые снаряды корабельных и береговых орудий производили в их боевых порядках страшные опустошения.
Конечно, не одна артиллерия остановила фашистов у Ленинграда. Враг был остановлен общими усилиями пехотинцев, моряков, танкистов, летчиков, ополченцев. И все же мы выделяем артиллерию — она была огневым щитом города.
…С нечеловеческим напряжением сражались защитники Ленинграда в сентябре. Отбив атаку, думали, что не найдут в себе силы, чтобы отбить новую. Но находили. И отбивали один натиск за другим. И как же дорого было им известие, что немцы, окружившие город, начали в первых числах октября рыть землянки и утеплять блиндажи, то есть начали готовиться к зимовке в обороне, смирившись с тем, что овладеть городом с ходу не удалось. Тогда же ушли от Аландских островов в свои базы немецкие линкоры и крейсеры. Это тоже было знаком нашей победы. Город сдержал самый яростный натиск врага.
Сильные, молодые мужчины на войне. У станков их заменили старики, женщины, подростки.
Убедившись в неприступности Ленинграда, фашисты решили разрушить его. Начальник гитлеровского военно-воздушного штаба издал приказ: «Фюрер решил стереть с лица земли Санкт-Петербург… Предлагается уничтожить его как с помощью артиллерийских обстрелов из орудий различных калибров, так и с помощью длительных воздушных атак». Когда фашисты принялись исполнять этот приказ, то есть начали разрушать город, главное слово в борьбе с артиллерией противника опять же сказала наша артиллерия.
У ленинградских пушкарей было два способа противодействия разрушительным обстрелам.
Первый. Они уничтожали вражеские батареи, стрелявшие по городу, или принуждали их прекращать огонь. Только морские орудия уничтожили больше семидесяти вражеских батарей и 12 868 раз за блокаду заставляли немецко-фашистские батареи прекращать стрельбу.
Второй. По сигналу Центра все тяжелые орудия открывали ураганный огонь но важным объектам врага: штабам, складам, железнодорожным станциям, по скоплениям войск и техники. Гитлеровцы, спасая эти объекты, прекращали стрельбу по городу и переносили огонь на наши артиллерийские позиции. Получалось, что артиллеристы вызывали огонь на себя, собой заслоняли ленинградцев и их дома, весь родной город.
Скольких жертв избежали тогда мирные жители? Судить об этом можно по таким цифрам: за 1942 год немцы выпустили по Ленинграду больше 50 тысяч снарядов. Из них в жилые кварталы 13 тысяч, а 37 тысяч по нашим орудиям.
Ты можешь спросить, почему наши орудия не стреляли по важным объектам врага все время, а только при особо тяжелых огневых налетах противника? Не было в достатке снарядов. Орудийные стволы тоже приходилось беречь, они рассчитаны на определенное количество выстрелов и на определенный режим стрельбы. Новых стволов, вернее, лейнеров, тонкостенных труб с нарезами, которые заменяются в орудиях, получить в то время было неоткуда.
ДЕЙСТВИЯ ПОДВОДНЫХ ЛОДОК КРАСНОЗНАМЕННОГО БАЛТИЙСКОГО ФЛОТА НА МОРСКИХ КОММУНИКАЦИЯХ ПРОТИВНИКА
Май — ноябрь 1942 г.
Цифровые обозначения: 1 — Финляндия, 2 — Германия, 3 — Польша.
Морские коммуникации противника.
Осенью 1941 года фашисты бросили на уничтожение наших кораблей, стоявших в Кронштадте и Ленинграде, сотни самолетов. Почему? В основном потому, что уж очень большие потери наносила им корабельная артиллерия. Крейсер «Киров», к примеру, лишь за четыре сентябрьских дня уничтожил 4 батареи, 18 тягачей, 2 склада и около тысячи фашистских солдат.
Особенно яростно фашисты бомбили корабли, стоявшие в Кронштадте. 21 сентября на Кронштадт налетело 180 бомбардировщиков, на следующий день — около 50, а 23-го числа — 130. В первый день от взрыва бомбы получил тяжелые повреждения эсминец «Стерегущий», он затонул. Тяжелая бомба попала в носовую часть линкора «Октябрьская революция» и повредила носовую башню. Во второй день были повреждены эсминцы «Сильный» и «Грозящий».
Нужно большое мужество, чтобы верно стрелять по самолету, который пикирует на твой корабль.
Одновременно с бомбежкой фашисты обрушили на корабли лавину артиллерийских снарядов.
Самым тяжелым оказался третий день налетов. Наши малочисленные истребители отважно сражались в воздухе, умело действовали зенитчики, вместе они сбили 14 самолетов. Но уж очень велико было численное превосходство вражеской авиации. Бомбежка продолжалась весь день. В небольших гаванях, на узких фарватерах корабли не могли уклоняться от бомб маневрированием. Особенно трудно было большим кораблям. В этот раз затонули лидер «Минск», подводная лодка М-74, буксир и транспорт. Получил тяжелые повреждения линейный корабль «Марат».
Большая бомба, сброшенная пикировщиком, попала в погреб, где лежали боевые головки торпед. Произошел взрыв страшной силы.
После того трагического дня «Марат» уже не плавал. Но три его башни стреляли до января 1944 года, когда фашисты были далеко отброшены от Ленинграда. А лидер «Минск» и другие корабли вскоре были подняты и отремонтированы.
В последующие дни и месяцы на корабли налетали лишь маленькие группы бомбардировщиков. Гитлеровцы перебросили авиацию из группы армий «Север» в группу армий «Центр». На сухопутном фронте шла уже Московская битва.
К зиме все большие корабли перевели из Кронштадта в Ленинград. В городе было больше зенитных орудий, поэтому кораблям там было безопаснее.
Подведем некоторый итог. Либава, Таллин, Моонзундские острова, полуостров Ханко помогли выстоять Ленинграду. Ленинград, выстояв и приковав к себе большие силы фашистов, помогал теперь выстоять Москве.
Он, славный город, не только этим помогал столице. В Ленинграде не переставали работать военные заводы. В ноябре войскам, защищавшим Москву, ленинградцы самолетами отправили больше тысячи орудий и минометов с боеприпасами к ним. Всего же с начала войны и до конца 1941 года ленинградские рабочие сделали 713 танков, 480 бронемашин, 58 бронепоездов, 125 судов, 3050 полковых и противотанковых пушек, 2600 огнеметов, 10 тысяч минометов, 40 тысяч снарядов для «катюш», 42 тысячи авиационных бомб, 3 миллиона снарядов и мин.
Путь корабля в осажденную Одессу не прост. Враг ставит мины в море, с суши стреляет из дальнобойных орудий, бомбит с воздуха.