Тысяча огней

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Вы только что прочли не совсем обычную книгу не совсем обычного автора. Написал ее итальянский кинорежиссер и оператор Фолько Куиличи, известный у нас главным образом по великолепному фильму «Голубой континент». Можно, конечно, только пожалеть, что наши зрители почти незнакомы с другими работами этого художника, одного из виднейших зарубежных кинодокументалистов нашего времени.

Но сейчас вы встретили Куиличи в другом амплуа: автора путевых заметок, сделанных во время нескольких киноэкспедиций по разным районам Африки — Северной, Западной и Экваториальной.

Конечно, кинематографист чувствуется и в этих заметках— и по зоркости и вниманию к деталям, и по построению книги, в чем-то напоминающему монтаж фильма. Однако главное все-таки не в этой «кинематографичности». При всей занимательности книги, написанной легко и изящно, с юмором, ее можно было бы назвать и своеобразным социологическим исследованием.

И дело тут вовсе не в модной терминологии. Даже не слишком внимательный читатель довольно быстро обнаруживает, что книга построена вокруг единого стержня. На протяжении многих страниц автор внимательно рассматривает, как проникает новое в жизнь народов Африки, как это новое сталкивается со старым и борется с ним (а иногда и сочетается), короче говоря, как складывается тот сложнейший комплекс явлений, который мы сейчас иной раз с легкостью именуем современным африканским обществом.

Бесспорно, Куиличи писал свою книгу не как научный трактат. Случается, что он и увлекается и ошибается кое в чем. Но по богатству фактами, по честному стремлению автора всерьез разобраться в том, что же все-таки происходит на континенте, по отсутствию даже малейших следов снисходительного европоцентризма (а он встречается порой даже в очень хороших научных работах ряда солидных и в целом прогрессивных ученых), наконец, по последовательному демократизму точки зрения— по всем этим признакам «Тысяча огней» не уступит многим серьезным трудам. И не только не уступит, но и превзойдет…

Куиличи хорошо понимал, о чем, собственно, расскажут читателю его путевые записки. Уже на самых первых страницах книги вы встретили слова: «Живописный мир, навсегда расставшийся с первобытной жизнью». В общем это справедливое определение: внедрение в жизнь африканских народов новых явлений действительно чаще всего сопровождается быстрым и необратимым разрушением традиционного уклада.

Но «расставание» проходит совсем не безболезненно. Во-первых, потому, что африканские страны делают резкий скачок от феодализма, а иногда даже чуть ли не от первобытно-общинного строя к капиталистическому способу производства и современной культуре с ее необходимыми атрибутами. Поэтому пока что сохраняется еще очень многое из старого, причем такое, что оказывается серьезным препятствием на пути обновления Африки. И в книге вы встретили немало примеров того, как «мертвый хватает живого». И самые, пожалуй, яркие из таких примеров — рассказы о встречах с «традиционными» правителями, такими, как король Тоньи в Дагомее, султан Зиндера в Нигере, ламидо Нгаундере в Камеруне, король Маккоко. в Конго. Спору нет, трудно иногда удержаться от смеха, читая некоторые из этих описаний. Но смех смехом, а реальность-то ведь намного печальнее и страшнее.

Именно такие заповедники феодализма в свое время служили надежной опорой колониальной администрации. А сейчас они серьезно и часто небезуспешно противятся осуществлению самых насущно необходимых преобразований. Сочетание в нынешней Африке транзисторного приемника с самой что ни на есть «традиционной» архаикой стало одним из излюбленных общих мест в газетных статьях, посвященных африканской тематике. Беда только в том, что такие, казалось бы, несопоставимые вещи прекрасно сочетаются. В рассказах Куиличи хорошо видно многообразие тех форм принуждения, которые использует старая знать, чтобы держать в повиновении массу крестьян и кочевников, — от прямого насилия до освященных веками норм идеологического порабощения. И автомобиль последней американской марки, который на плечах переносят через реку «пожизненные слуги» правителя, вырастает уже в символ. А главное, феодальная верхушка цепко держится за свои привилегии. Когда начальник дворцовой охраны в Нгаундере говорит: «Для ламидо ничто не изменится. Они всегда были хозяевами!» — то это не просто слова, а очень определенная политическая программа. И эту реальность приходится учитывать и всем правительствам Дагомеи, и президенту Ахиджо (это фигура гораздо более сложная и противоречивая, чем можно судить по небольшому эпизоду, описанному в книге), и правительствам Нигерии.

Новое проникает в Африку в форме отношений и взглядов, характерных для капиталистического общества. Соответственно искажаются любые отношения между людьми, любые реакции человека на окружающую его действительность. И для иллюстрации можно напомнить несколько эпизодов из книги.

Прежде всего рассказ об американце, летчике, перевозившем проданных в рабство детей. «Какое мне дело, если мне платят десять тысяч долларов в месяц?»— в этих словах бесчеловечный характер новых отношений сконцентрирован на редкость емко и ясно. Рабство «обычное» и рабство капиталистическое вполне сочетаются в иных случаях…

При этом, однако, когда Куиличи говорит о спросе на африканских невольников на Арабском Востоке, не следует его слова толковать расширительно: известно (да это хорошо видно и из текста книги), что этот спрос в наши дни ограничивается Саудовской Аравией и княжествами востока и юга Аравийского полуострова, то есть по существу такими же «заповедниками феодализма» на Ближнем Востоке, какими север Нигерии и отчасти Камеруна оказываются в Африке. Прогрессивные же страны Арабского Востока никак не повинны в этой позорной торговле арабских эксплуататоров, которые угнетают и свой народ. Больше того, такие страны, как ОАР или Алжир, немало делают для того, чтобы ликвидировать наслоения неприязни и недоверия между арабским и негроидным населением Африки, скопившиеся на протяжении веков исторического развития, и добиться объединения всех народов Африки на демократических основах.

Другой пример: представление, посвященное работорговле, которое устраивает в окрестностях Лагоса туристская компания. По существу это профанация, издевательство над памятью миллионов африканцев, погибших в период европейской работорговли. Но бизнес остается бизнесом, на чем бы он ни был построен.

Характерно, что современные работорговцы очень успешно используют традиционные обычаи и суеверия в своей коммерческой деятельности. И опять же оказывается, что самые варварские традиции вполне сочетаются с новейшими (для Тропической Африки) формами капиталистической эксплуатации. Чего стоят хотя бы «люди-крокодилы» в окрестностях Лагоса, под прикрытием древних суеверий безнаказанно скупающие девушек, которых затем перепродают в публичные дома.

Да, африканская действительность очень сложна. Одним из примеров этого можно назвать проблему многоженства, которой в книге уделено довольно много внимания. Куиличи, конечно, прав, когда выступает против приниженного положения африканских женщин и против полигамии как одного из проявлений этого положения. Нужно, однако, различать многоженство в сложившемся классовом обществе (например, в султанате Зин-дер) и такое многоженство, которое вытекает еще из пережитков родового строя, как в случае с кирди. В целом же освобождение африканской женщины, утверждение ее равноправия с мужчиной теснейшим образом связаны с необходимостью быстрого подъема экономики и культуры молодых африканских государств; и в то же время это освобождение оказывается обязательным условием такого подъема. Но при этом нельзя упускать из виду, что быстрое изменение устоявшихся вековых традиций, особенно в быту, — дело очень нелегкое. Поэтому даже самым демократическим правительствам Африки приходится в таких вопросах проявлять сдержанность и известную осторожность.

Не мудрено, что разложение традиционного общества, появление самых уродливых сочетаний нового и старого ведут к разрыву привычных социальных связей, а значит, и к тому отчуждению человеческой личности, о котором много и в целом верно говорит Куиличи.

Стоит, пожалуй, обратить внимание читателей на еще одну интересную сторону книги. Куиличи сумел объективно осветить такую проблему, как отношения между африканцами и европейцами, гражданами бывших метрополий, — проблему, которая в Африке во многих случаях имеет еще немалую остроту.

Симпатии Куиличи принадлежат безоговорочно тем европейцам, которые сумели стать настоящими друзьями африканского населения, людям типа Милле (хотя тот был довольно редким исключением среди колониальных чиновников), Васселе, Мак-Мерри. Симпатичны ему и американские нефтяники в Тунисе — простые, смелые и веселые парни, хотя по-настоящему они могут быть веселы только в пустыне: слишком уж велик разрыв между суровыми и открытыми обычаями пустыни и миром капиталистической цивилизации, в котором нефтяники остро ощущают какую-то пустоту.

Нефтяники, наверно, понравились и вам. Но никуда ведь не денешься: сейсмограммы, снятые в пустыне, идут в США, а не в распоряжение тунисского правительства. И получается, что хорошие и трудолюбивые парни объективно помогают поставить экономику африканской страны в зависимость от американских нефтяных компаний. По сути дела здесь перед читателем встает во весь рост проблема трагического противоречия между блестящими достижениями человеческого гения и эгоистическим их использованием в условиях капиталистической системы хозяйства.

Фолько Куиличи написал честную и умную книгу. Он не скрывал своих симпатий и антипатий, не закрывал глаза на многочисленные и очень сложные проблемы, стоящие перед государствами независимой Африки. Он попытался дать ответ на некоторые из таких вопросов. Не всегда мы можем согласиться с его мнениями, а ответить на иные из вопросов сможет только дальнейшее историческое развитие стран Африканского континента. И все-таки книга оптимистична, потому что автор вложил в нее и свою веру в прогресс человечества, и свое уважение к тем людям, с которыми во время путешествий по Африке сталкивала его беспокойная судьба кинематографиста.

Книга «Тысяча огней» дает каждому много нового, она заставляет задуматься, будит интерес к сложнейшим проблемам мира, в котором мы живем. В этом ее ценность, в этом же и заслуга Куиличи.