Тюр

Глава 5 Публичная сцена

Она повисла вверх ногами, глядя на мужчину с обсидианово-чёрными, ошеломляющими и тревожно приковывающими к себе глазами, дыша немного тяжелее из-за выступления, которое она составила буквально в последнюю минуту, когда Чарли спросила, не хочет ли она развлечь народ.

Кто-то проболтался Чарли, что Марион когда-то была танцовщицей.

Прежде чем она стала профессиональной тусовщицей.

Однако сейчас она вовсе не думала обо всём этом.

На самом деле она ни о чём не думала.

Вместо этого она чувствовала себя пойманной, затерянной в этих непостижимых глазах, которые были лишь частью невероятно красивого лица.

Не дрогнув, она удерживала его взгляд даже после того, как её разум частично включился обратно в работу. Она ни разу не отвела глаза и в то же время смогла думать достаточно ясно, чтобы заинтересоваться этим мужчиной. Она наблюдала, как он смотрит на неё; суровые черты его лица были неподвижными, как и его хорошо сложенное, не менее красивое тело, которое расположилось на стуле в дальнем конце бара.

Что-то в том, как он сидел, говорило ей, что эта непринуждённая поза была крайне обманчивой.

Он выглядел скорее как большой кот, готовый к прыжку.

По сути, всё в этом мужчине кричало о том, что он был бойцом, и Марион как никто другой узнавала данные признаки. Большую часть своей жизни она провела среди вот таких вот бойцов.

Она задавалась вопросом, кто он, чёрт возьми, такой.

С её-то безумно отвратительной удачей он, вероятнее всего, окажется репортёром.

Учитывая тот факт, что последние тридцать секунд песни она вроде как танцевала исключительно для него, это было бы просто… идеально.

Хотя она подозревала, что репортёр намного сильнее обрадовался бы подобному шоу, чем этот парень, если судить по его виду. Он бы не стал пялиться на неё с таким неподвижным, возможно-осуждающим, возможно-злым взглядом на своём великолепном лице.

И он бы не смотрел на неё в упор этими странно тёмными и гипнотическими глазами.

Если он был репортёром, то это не объясняло его телосложение, которое больше подходило гимнасту или боксеру средней весовой категории, нежели обыденному придурку-журналисту. Большинство папарацци, которые всюду преследовали её, выглядели так, словно только что вылезли из своей машины, переночевав там накануне вечером. Стандартно неряшливые образы репортёров, с которыми Марион пересекалась за последний год, по большей части отличались лёгкой щетиной, гавайскими рубашками, которые они по невообразимой причине предпочитали, или, похоже, ежедневным похмельем.

Даже те, кто выглядели немного более аккуратными, не походили на этого парня.

У них определённо не было такой ауры.

Марион задалась вопросом, не был ли он новичком в её службе безопасности.

Она всё ещё смотрела на него, когда перевернулась, спускаясь с шеста, а затем прошла по сцене к узким деревянным ступенькам, ведущим обратно на основной этаж. Она осторожно спустилась по лесенке, аккуратно ставя ноги в туфлях с безумно высокими каблуками.

Затем Джоанна Ривз, смеясь, схватила Марион за руку и обняла её за талию, торопливо рассказывая на ухо о том, как все в этом мире просто обожали её. Джоанна куда-то настойчиво вела её, и Марион изо всех сил старалась поспевать, балансируя на блестящих красных каблуках на гладком кафельном полу, на который уже успели пролить несколько напитков.

— Тебе В САМОМ ДЕЛЕ нужно быть актрисой, моя дорогая… — проговорила актриса с заплетающимся языком, повышая голос из-за нарастающей музыки, когда диджеи снова заиграли треки. Они немедленно возобновили громкие танцевальные ритмы, чтобы ещё больше завести толпу.

— …В тебе столько харизмы! Просто АФИГЕТЬ! В ДУШЕ ты исполнитель, Мари, готова поставить на это деньги. Я собираюсь поговорить с моим менеджером насчет тебя… Я думаю, мы должны снять пробную сцену! Я до смерти хочу узнать, любит ли тебя камера так же сильно, как и я!

Марион не ответила ей, но вместо этого наклонила голову, ухмыльнулась и подмигнула.

Приложив пальчик к ямочке на щеке, она другой рукой по-матросски отдала честь, при этом выпятив задницу и грудь и имитируя старые плакаты в стиле пин-ап сороковых годов.

Это развеселило Джоанну ещё больше, и она рассмеялась, направляя Марион, всё ещё одетую в пушистое белое бикини и гольфы, к своему столику, где Марион увидела привычную смесь невероятно знаменитых и невероятно богатых людей.

Она сделала реверанс на последовавшие аплодисменты и свист.

Затем улыбнулась Джоанне, высвобождая свою руку.

— Мне надо переодеться, — произнесла она, громко говоря это прямо в ухо актрисе сквозь музыку. — Я вернусь через несколько минут…

— Ты и так выглядишь великолепно, — сказал ей мужчина с сильным ирландским акцентом.

Оглянувшись, Марион увидела, как актер ухмыляется, глядя на неё. Её шапочка Санты из номера небрежно восседала на его голове, а рука сжимала крепкий алкогольный напиток в бокале.

— Почему бы тебе не присесть ко мне на колени, красавица? — произнёс он, похлопывая себя по бедру. Его ирландский акцент стал ещё заметнее, когда он сделал очередной глоток. — Скажи заведённому и возбуждённому Санте, что ты хочешь на Рождество, пока он не выскочил из своих штанов…

— О, я сильно подозреваю, что тебя гораздо больше волнует то, что ты сам хочешь на Рождество, Гарри, — бросила ему в ответ Марион. — Но мы все знаем, что ты в списке плохих мальчиков и девочек. Поэтому я думаю, что ты получишь кусок угля.

Сидящий рядом с ним мужчина (какой-то богач из техно-индустрии, если ей не изменяла память) разразился искренним смехом.

— Ну же, прекрасная, — уговаривал Гарри, подмигивая и глядя на её ноги. — Обласкай немного член Санты. Мы можем обговорить детали наших взаимных подарков позже.

— Я далеко за пределами твоего ценового диапазона, любовничек, — с улыбкой ответила Марион.

— О, я в этом сомневаюсь. Мой ценовой диапазон довольно высок.

— Уверена, ты так и думаешь, дорогой, — сладко произнесла Марион. — Но ведь мужчины и женщины часто по-разному воспринимают размер… и его относительную ценность.

Техномагнат снова засмеялся, хлопнув себя по бедру и широко улыбнувшись Марион.

Когда Гарри понимающе усмехнулся ей, Марион притворилась, что не замечает этого, и отвернулась, после чего сделала очередной насмешливый реверанс.

Она наклонилась к уху Джоанны.

— Сейчас вернусь, — наполовину крикнула она. — Закажи мне маргариту, ладно?

— Конечно, милая, — крикнула в ответ Джоанна. — С солью по краю, верно?

Марион кивнула, подмигивая ей. Однако, когда она повернулась, чтобы уйти, ирландский актер схватил её за руку и дёрнул спиной к себе, прежде чем она успела сделать нормальный шаг.

Марион не думала.

Она отреагировала чисто инстинктивно.

Все эти годы тренировок спровоцировали её мышечную память, взбудораженную адреналином и чисто автоматической самообороной. Она полностью развернулась, высвобождая свою руку и совершая дугообразное движение ногой, бедром и туловищем по плавной, контролируемой траектории…

Разворачивая ногу и совершая пинок назад.

В конечном итоге острый конец высоченного каблука её блестящей красной туфли упёрся прямо в кожу шеи ирландского актера.

Надавив на то место, где проходила его яремная вена.

Гарри Мортенсен замер, глядя на неё широко раскрытыми глазами.

— Что случилось? — проворковала Марион. — Я думала, вам понравились мои туфли, мистер Мортенсен?

Техномагнат снова разразился пьяным смехом и громко захлопал в ладоши.

— БРАВО! — сказал он с сильным европейским акцентом. — БРАВО, МИСС!

Гарри сидел неподвижно, его лицо немного помрачнело.

Марион видела страх в этих тёмно-синих глазах.

Она наблюдала, как его гнев усиливался.

Ухмыльнувшись яростному взгляду, которым он сверлил её, Марион аккуратно отвела ступню и ногу, распрямив колено, и поставила высокий каблук туфли на скользкий кафельный пол. Она взглянула в широко раскрытые глаза остальных присутствующих, уставившиеся на нее, и один из мужчин, тоже актер и друг Джоанны, нервно захихикал.

— Ты бы видел свое лицо, Гарри, — пошутил американский актер. — Я не могу понять, ты разозлился или влюбился.

Марион вежливо улыбнулась ему, но воспринимала эту ситуацию совсем иначе.

В этих глазах не было любви.

Джоанна смотрела на Марион с абсолютным неверием. Марион не могла понять, либо она впечатлила свою новую подругу-актрису, либо просто убедила её в том, что Марион была маньяком-убийцей или, возможно, какой-то настоящей шпионкой.

Как бы то ни было, Джоанна смотрела на неё так, будто Марион только что приставила пистолет к голове парня и пригрозила убить его.

Что, по предположению Марион, не являлось далеким от истины.

Улыбнувшись группе людей, она притворилась, что не замечает их недоверчивых взглядов.

— Скоро вернусь! — произнесла она, совершив небольшой весёлый прыжок и изобразив руками кроличьи лапки. Когда она подпрыгнула, пятка одной ноги коснулась её ягодиц, после чего она отвернулась и ушла.

***

Марион начала сожалеть о содеянном ещё до того, как покинула танцпол клуба.

Изо всех сил выталкивая из головы устроенную сцену, которая только что произошла, она сосредоточилась на том, чтобы снова переодеться в обычную одежду. Может, ей стоит принять всё это как знак свыше, просто уйти пораньше и вернуться на виллу.

Может, даже вернуться домой.

Конечно, Марион больше не знала, где её дом.

Дома в Калифорнии больше не было. Первым делом после смерти матери и сестры дорогой папочка избавился от дома, в котором выросла Марион.

Белый Дом определённо не был её домом.

Честно говоря, Марион уже не была уверена, являлись ли Соединённые Штаты её домом.

Жизнь в Америке была наполнена всеми возможными проблемами до тех пор, пока дорогой папочка занимал пост президента. В ближайшие четыре-восемь лет она не сможет покинуть свой дом так, чтобы её при этом кто-нибудь не узнал. Всё, что она сделает на американской территории, ещё тщательнее будет рассматриваться под микроскопом.

Скорее всего, её будут узнавать и окликать незнакомцы на улице.

Её будут фотографировать и следить за ней во время обыкновенного похода за продуктами или выхода за кофе.

Ей будет практически невозможно завести отношения.

Она предполагала, что могла бы принять предложение Джоанны, исчезнуть во внутренних кругах других знаменитостей в Лос-Анджелесе, возможно, даже попытаться построить карьеру на этой своей узнаваемости.

Но почему-то от этой мысли её лишь слегка тошнило.

Кроме того, она не сильно поможет отцу, если подастся в Голливуд.

С другой стороны, если она собиралась выбрать путь клише, то можно пойти и ва-банк.

Вздохнув при этой мысли, Марион сосредоточилась на том, чтобы выбраться из клуба. К чёрту маргариту. Она собиралась вернуться на арендованную виллу. Заказать доставку еды. Принять душ и надеть пушистый халат. Может, посмотреть старые фильмы по кабельному, или несколько серий «Баффи, истребительницы вампиров», или «Сверхъестественного», или «Декстера».

Если будет не слишком поздно, можно даже позвонить некоторым старым приятелям из дома.

По крайней мере, они сочли бы её стычку с Гарри Мортенсеном — известным актером, сердцеедом, международной суперзвездой и полным придурком в реальной жизни — поистине забавной.

Слегка улыбнувшись от этой мысли, Марион обошла сцену и направилась к двери чёрного цвета, которую она использовала, чтобы попасть за кулисы перед выступлением. Открыв дверь и войдя в тёмный коридор, она почувствовала, что немного расслабилась.

Она улыбнулась бармену, который пришёл за сцену за ящиком с алкоголем, и он тоже её поприветствовал, улыбнувшись в ответ.

Марион не замедляла шага.

Она продолжала идти по выкрашенному в чёрный цвет коридору с широко расставленными голыми лампочками, направляясь к ряду выкрашенных золотом дверей, ведущих в маленькие комнаты, которые служили реквизиторскими и гримёрками для различных шоу, которые устраивали в клубе.

За второй по счёту дверью находилась комната, где она переодевалась из уличной одежды.

Зайдя внутрь, Марион закрыла дверь, заперла замок и по-настоящему выдохнула, ненадолго остановившись и прислонившись к деревянной панели.

Почувствовав, как её разум начинает успокаиваться, через несколько секунд она выпрямилась, завела руку назад и стянула с себя сначала одну туфлю, а затем и вторую. Она бросила блестящие красные туфли на пол возле своей сумки, немного размяла лодыжки, потянулась, а затем сняла чулки один за другим, бросив их в сумку вместе с туфлями.

Подтянув сумку поближе, она вытащила одежду, в которой пришла сюда из отеля, и начала нормально переодеваться.

Избавившись от наиболее вопиющих слоев макияжа с помощью горстки салфеток, которые кто-то предусмотрительно оставил для неё — ей хотя бы удалось смягчить насыщенные оттенки тёмных теней, подводки для глаз и снять накладные ресницы, не говоря уж о том, чтобы стереть примерно половину румян, которые она нанесла — Марион надела относительно удобные золотые босоножки на каблуках около восьми сантиметров, которые она носила вместе с относительно скромным, но всё же коротким золотистым платьем, которое она надела прежде, чем прийти сюда.

Запихнув костюм вместе с красными туфлями в большую сумку, она перекинула кожаный ремень через плечо и вышла.

Она не совсем смотрела, куда идёт.

Она была слишком занята размышлениями о том, как приставила каблук к шее кинозвезды, который зарабатывал около двадцати миллионов за один фильм, и о возможности того, что кто-то мог сфотографировать её в этот момент.

Она была слишком занята размышлениями о том, как ей удалось устроить ещё одну почти публичную сцену, которая могла в конечном счёте поставить её отца в неловкое положение.

Поморщившись от этой мысли, она вошла в тёмный коридор, направляясь к двери, которая вела обратно в главную зону клуба.

Она была слишком погружена в свои мысли, чтобы смотреть по сторонам.

Она также не почувствовала никаких сигналов тревоги, которые обычно посылал её внутренний радар на опасности, которые могли произойти.

Марион Равенскрофт не заметила не единой чёртовой вещи.

Она прошла через дверь и повернула направо, затерявшись в своих мыслях…

…когда кто-то очень большой, кто-то намного выше неё, с ладонями больше её лица, грубо схватил её за горло.

Он поднял её вверх прежде, чем она успела издать хоть один писк.

— Ну же, котёнок, — промурлыкал голос, выдыхая в ухо горячим дыханием. — Будь хорошим маленьким котёнком… и я не переломаю твою крошечную, мягкую, слабую, кошачью шею прямо здесь.

Марион застыла, повиснув над землей.

Она слышала, что скрывается за этими ухмыляющимися, холодными словами.

Она знала, что каждое из них он произносил абсолютно серьёзно.