9

Миллионами нас исчислять надо, с Агром знакомых,

Нас, когда-то людьми называвших себя наверху,

И жестокий рассказ, как от волгр ускользали тайком мы,

Я от слез и стыда не посмею доверить стиху.

Было нечто сродни в нас медлительно гасшим лампадам…

Но в короткие дни я, сорвавшийся издалека,

Промелькнул мимоходом нет, резче скажу, мимопадом,

Остальные ж томились: недели? года? иль века?

Дорогие… Вся гордость, все лучшее ими забыто;

Точно ветер над городом, гонит их призрачный бич,

И сквозят через них блики сального, тусклого быта,

Блекло-мутные дни, счет ничтожных потерь и добыч,

Пропотевший уют человеческих стойл и квартирок,

Где снуют и клубятся отбросы народной души;

Этажи новостроек, где бес современного мира

Им кадит, как героям, твердя, что они хороши;

Все яснее сквозь них различал я вихрящийся омут,

Просверливший миры и по жерлам свергавший сюда

Миллионы слепых, покорившихся трижды слепому,

Сгустки похоти, лжи, мести, жадности, сна и труда.

Род? сословие? класс?.. Вероломный тиран революций

Раздробил скорлупу их пример и обычай отцов;

Суетливою массой по Верхней Москве они льются,

Пока рок на тропу не наступит, незряч и свинцов.

— Плачь, Великое Сердце, Кому из народных святилищ

Благовонным туманом текут славословия, — плачь!

Плачь о детищах тлена, о пленниках горьких чистилищ,

Кто, как праздная пена, не холоден и не горяч!

Плачь, Великое Сердце! По Ирмосам и литургиям

Из небесного храма под черную сень низойди,

Облегчи их блужданья! Вернуться к Тебе помоги им,

Ты, огонь состраданья, затепленный в каждой груди!

…Нет, молиться вот так я тогда не умел еще… Ужас

В закоулки, во мрак меня гнал, точно плетью, пока

Тайна здешних убежищ, из брошенных слов обнаружась,

Мне внезапной надеждой забрезжила издалека.

Меж багровых кубов, по кварталам, промозглым и волглым,

Как тоскующий зов, мне маячили их купола:

Двойники ли церквей, до сих пор недоступные волграм,

Тех, что в мире людей сквозь столетия Русь берегла?

А, так вот для чего нам внушал мироправящий демон

Разрушать естество этих мирных святынь наверху,

И кровавой звездой точно дьявольскою диадемой,

Обесчестить их трупы, их каменную шелуху!

Как хитер этот бес: посмотри, — их почти не осталось,

И покрову небесному негде коснуться земли…

Горе Агру скорбящему! как снизойдет к нему жалость?

Защитят ли страдальцев все башни, дворцы и кремли?..

Так, рыдая как гном, от стыда, от бессилья, от страха,

То бегом, то ползком я к убежищу крался, — но путь

Был оборван, когда исполински размеренным взмахом

Длиннорукая волгра меня подхватила на грудь.

Она тесно прижала меня к омерзительной коже,

То ль присоски, то ль жала меня облепили, дрожа…

Миллионами лет не сумел бы забыть я, о Боже,

Эту новую смерть срам четвертого рубежа.

Я был выпит. И прах моя ткань — в ее смрадные жилы

Как в цистерны вошла, по вместилищам скверны струясь,

Чтобы в нижних мирах экскрементом гниющим я жил бы…

Вот, ты, лестница зла! Дел и кар неразрывная связь.

…Так, в Агре он впервые испытывает живое чувство жалости. Здесь он понял, что множества несчастных пали сюда вследствие отяжеления души, вызванного жизненным укладом, долю ответственности за который несет и он.

Загрузка...