Спустя неделю после моего отъезда из замка Ле-Бонапьер графу Анри де Сен-Жаку гонец привез сообщение о том, что Совет первой ступени удостоил его чести стать одним из двоих Избранных. Последние полгода он надеялся, что это свершиться и вот теперь, когда это случилось, и обратной дороги не было, он вдруг засомневался в правильности выбранного им сейчас пути. В основе этих колебаний лежала та часть его жизни, которую он отдал служению делу Хранителей, и вот теперь ему предстояло стать на путь... открытого противостояния тем людям, которые были его когда-то семьей. Ведь было время, когда граф Анри де Сен-Жак так и думал. К тому же он прекрасно понимал, что ему понадобятся годы, чтобы избавится от того, что долгие годы было делом всей его жизни.
"Если все получится, как я задумал, меня впереди ждет легкая и приятная жизнь. Не надо будет больше таиться. Не придется больше рисковать жизнью из-за пустых бредней! Все! С меня хватит! Жизнь у человека - одна! И жить я теперь буду только для себя!".
У него осталось совсем немного времени, всего около месяца, чтобы как следует подготовиться к тому, что он задумал. Это время давалось Избранным, чтобы те могли привести свои дела в порядок, перед тем как на пять лет исчезнуть для этого мира.
Свои дела брат Фанор уже давно подготовил к своему неожиданному исчезновению, поэтому сейчас оставалось сделать всего несколько распоряжений и отдать нужным людям указания. На все это могло уйти от силы неделя, зато все остальное время он мог посвятить себя к подготовке ритуала таинства, которому подвергались Избранные.
Дело в том, что, будучи профессиональным убийцей, он уже тогда был Хранителем высокого ранга, которого привлекали для различных специальных поручений. Одним из таких заданий стала помощь в подготовке смертника, которого готовил в замке Ле-Бонапьер Мастер. Подобные ему люди являлись замкнутой группой в обществе Хранителей. Они не имели ни лиц, ни имен, так как все они отзывались на имя Мастер, а когда им приходилось с кем-то работать напрямую, пусть даже это были проверенные члены общества Хранителей, они одевали полумаски. О них ходило много разных историй, но все они сходились в том, что эти люди владеют специальными ритуалами, полученными когда-то тамплиерами от неверных, с помощью которых получают большую власть над людьми. Граф, будучи Главным наставником школы подготовки адептов, был более других посвящен в эту тайну, так как одна из сторон психологической обработки учеников являлась простейшим вариантом ритуалов Мастеров. Их основу составляли специальные тексты - мантры и травяные настои.
Будучи разносторонне развитым и умным человеком, он заинтересовался столь необычным способом воздействия на человека, и кое-что сумел узнать у наставника, работающего в замке Ле-Бонапьер, который сам готовил эти настои. Хотя тот не являлся Мастером, но кое-что знал о подготовке ритуалов и, будучи польщенным вниманием Главного наставника, рассказал тому все, что знал о них.
Когда же судьба свела брата Фанора и Мастера, прибывшего в замок для психологической обработки смертника, граф, за месяц их совместного общения, сумел кое-что почерпнуть для себя, а затем он сумел сложить полученные от Мастера обрывками с теми знаниями, что получил ранее, и понял, на чем основывается ритуал. Тогда он не думал, что когда-нибудь эти знания ему пригодятся, но сейчас был очень рад своему неумеренному проявлению любопытства. Сопоставив и проанализировав все, что ему было известно, он решил, что сможет противостоять действию Мастеров.
Верхушка Хранителей прекрасно понимала, что от смерти никто не застрахован, а неожиданная гибель сразу нескольких посвященных в тайну тайн общества грозила потерей силы и могущества, на которых оно зиждилось. Чтобы предотвратить подобное, около тридцати лет тому назад, Высший Совет первой ступени решил посвящать двух братьев из наиболее доверенных членов общества в эту тайну. Для этого был разработан специальный ритуал посвящения, который проводили Мастера. Смысл, которого заключался в том, что Избранным, вводимым в транс, внушали в течение суток, что они простые монахи, после чего их отсылали в монастыри и аббатства, расположенные в наиболее спокойных областях Франции. По истечении пяти лет Мастера снова проводили ритуал, возвращая Избранных к своей прежней жизни, а их места занимали следующие кандидаты.
Когда в предсмертном бреду, отец упомянул о том, что когда-то входил в число Избранных граф не знал, что это станет его путем, но теперь он это отчетливо сознавал: это его единственный шанс выйти из общества и стать богатым. Для этого все было готово, как и настой, который надо будет выпить для уменьшения воздействия на него ритуала Мастеров. Теперь ему осталось только надеяться, что в его плане не было ошибки.
По окончании срока, данного ему на улаживание дел, к графу прискакал гонец с письмом. Вскрыв его, он узнал, что в течение трех суток ему надо прибыть в небольшой городок Аррас. Там он должен остановиться в гостинице "Черный орел". Про те места брат Фанор знал только то, что в пяти лье от этого городка находится замок члена Совета второй ступени виконта де Маньяна, с которым он состоял в приятельских отношениях.
"Значит, где-то в этих местах находится тайник. Скакать туда, от силы, двое суток. Верь в себя, Анри! И все у тебя получится!".
Прибыв в городок, он нашел гостиницу и после короткого разговора с ее хозяином узнал, что его уже ждет комната.
- ...Вам, ваша милость, необходимо только дождаться человека. Так мне сказали и просили обязательно вам это передать. Слово в слово. Есть будете?
Прошло несколько часов в ожидании, и граф решил спуститься вниз, чтобы поужинать, а когда вернулся назад, его уже ждали. Рядом с окном стоял аскетического вида мужчина с худым, костистым лицом. Он никогда прежде этого человека не видел, но все его сомнения ушли в ту секунду, как только мужчина, одетый в рясу монаха - францисканца, показал ему специальный жест - пароль. Граф наклонил голову в поклоне, но посланец никак не отреагировал, а вместо этого сказал:
- Граф Анри де Сен-Жак или брат Фанор, член Совета второй ступени, вы призваны стать Избранным. Внемлите моим словам с полным вниманием, ибо сейчас вы узнаете высшую тайну нашего общества, - он сделал многозначительную паузу, после чего продолжил. - У вас над головой балка. Посмотрите на тот ее угол. Там храниться ключ к тайне, которая будет доверена только вам, Избранному.
Граф сначала недоуменно посмотрел на балку, а затем обратил свой взгляд на странного человека, говорившего ему такие простые и в тоже время непонятные слова. Он был сбит с толку тем, что услышал, так как подобного поворота событий никак не ожидал. Только он открыл рот для готовых выплеснуться из него вопросов, как был остановлен повелительным жестом руки.
- Станьте на этот сундук, брат Фанор, а затем осторожно проведите рукой по поверхности балки. Там вы нащупаете паз, закрытый куском дерева. Откройте его и достаньте то, что там храниться.
Анри снова открыл рот, но снова сказать ему не дал повелительный приказ:
- Брат Фанор, делайте, как я велел!
Когда граф слез с сундука, у него в руках было две вещи. Деревяшка, которая закрывала паз, проделанный в балке и тубус. Деревянный пенал был полностью залит смолой и имел три печати, не сломав которые, нельзя было его вскрыть. Дав время рассмотреть тубус, человек сделал короткое, но непонятное объяснение:
- Это ключ.
Граф кивнул головой, что принял его слова к сведению и замер в ожидании дальнейших указаний. Сердце забилось сильно и часто. Сейчас он узнает тайну! Но вместо объяснений неожиданно последовал новый приказ:
- Верните ключ на место!
Вернув тубус на место, он спустился на пол.
- Теперь задавайте вопросы.
"Это все?! Так просто?!".
- Я могу поинтересоваться, что собой представляет этот... ключ?
- В этой бумаге изложены все необходимые сведения, с помощью которых можно найти тайник с архивом и сокровищами, но прочесть их сможет только посвященный.
- Но так хранить... подобные сведения, это,... на мой взгляд,... неразумно.
- Что разумно, что неразумно - не вам решать! Единственное, что я вам могу сказать: этот тайник рассчитан на пять лет, после чего поменяет свое место, так же как ваше место займет другой Избранный.
- Гм! Хорошо. Еще вы сказали, что тайна будет доверена только мне, одному Избранному. Но нас ведь двое! Почему....
- Это не вашего ума дело, но так и быть скажу. Выбирается только один Избранный, а второй - это как ложный след. Вы ведь знаете, что звери иногда делают петли, чтобы сбить со своего следа, так второй Избранный как раз для того, чтобы сбить со следа, запутать. Еще вопросы есть?
Граф кинул быстрый взгляд на угол балки, где находился тайник, затем перевел взгляд на "монаха" и покачал отрицательно головой.
- Тогда нам больше здесь нечего делать. Идемте.
Они вышли во двор гостиницы. Только графу мальчишка - конюх подвел лошадь, как их окружило четверо всадников, вооруженных до зубов. Анри де Сен-Жак инстинктивно потянулся за мечом, но тут же отдернул руку, так как один из профессиональных солдат, а так определил он навскидку их профессию, соскочив на землю, подошел к "монаху". Пока они говорили, граф, внимательно оглядев всадников, изменил свое мнение, решив, что они, скорее всего, его бывшие коллеги - профессиональные убийцы. Солдат еще не успел сесть в седло, как францисканец обратился к Анри: - Они вас сопроводят до места, брат мой, - после чего развернулся и медленно пошел по улочке.
Спустя три часа все пятеро подъехали к замку де Маньяна. Графа уже не удивило, что вместо хозяина замка его встретили три Хранителя высшего ранга.
За дорогу он многое передумал о том, что узнал. Его удивляла простота и ненадежность подобного хранения столь важного и ценного для общества документа. В любом замке подобный ключ был бы в большей безопасности, чем в какой-то зачуханной гостинице. Но так он только рассуждал, а в душе радовался тому, что путь к сокровищам может оказаться намного проще, чем он думал.
Хотя все шло так, как и предполагалось, внутри графа продолжало жить какое-то непонятное ему беспокойство. Оно не ушло, даже когда он выпил заготовленный отвар, который должен был не только противодействовать ритуалу Мастеров, но и помочь ему успокоится.
Объятый непонятной тревогой он ступил под своды зала, где должен был пройти ритуал. Его посадили в грубое и неудобное кресло, после чего дали выпить бокал дурно пахнущего напитка, настоянного на каких-то дурманных травах. Напротив него расположились три Хранителя, которые должны были наблюдать за ходом ритуала. Один из двух Мастеров, отвечающих за проведение ритуала, приказал ему закрыть глаза и читать тексты мантр, которые он выучил заранее. В понимании графа тексты являлись бессмысленным набором слов, хотя при этом сознавал их силу, хотя в чем она состояла, не имел ни малейшего понятия.
Напряжение росло и ширилось в нем как наползающая гроза, гонимая сильным, шквалистым ветром. Беги, не беги, а она все равно настигнет тебя. Ему уже было трудно сосредоточиться на тексте, хотя он знал наизусть, как вдруг... напряжение исчезло. Стало легко и свободно, затем откуда-то извне в его сознание проник голос, который заставил его повторять за собой то, что чуть ли не само ложилось в его голову. Правда, почему-то он их сразу забывал, но вместо того чтобы попытаться их вспомнить, автоматически продолжал повторять за голосом новые слова. Он не знал, сколько времени все это продолжалось, просто в какой-то миг голос умолк, а он почувствовал у своих губ кружку с питьем. Взяв ее, он инстинктивно сделал несколько глотков, после чего тьма поглотила его сознание.
Слуга, сидевший у кровати, увидев, что больной очнулся, подал тому, как было предписано, бокал бодрящего напитка, настоянного на сборе листьев и ягод. Затем, убедившись, что тот окончательно пришел в себя, вскочил и исчез за крепкой дверью. Человек оглядел маленькую комнатку, стены, пол и потолок, которой были выложены из серого камня. Узкая кровать, грубое шерстяное одеяло, распятие Христа, висящее на стене. Хотя все это было ему знакомо, но обобщить увиденное он смог с некоторым трудом:
- "Похоже,... на монастырскую келью".
Потом пришла следующая мысль-вопрос: - "Я... монах?".
Дать какой-либо ответ помешал раздавшийся скрип, заставивший его вздрогнуть и повернуть голову к открывшейся двери. В комнатку вошли, один за другим, три человек, одетые в рясы и стали у его кровати, после чего откинули нависшие над лицами капюшоны.
- Здравствуй, брат.
- Здравствуйте, братья, - ответил на приветствие больной скорее автоматически, чем осознанно.
- Брат, ты помнишь, как тебя зовут?
- Нет.
- Ты знаешь нас?
- Нет. Что со мной случилось?
- Что ты помнишь из своей прошлой жизни?
Память человека вдруг наткнулась на непроницаемую стену, и страх коснулся его сознания своими липкими и холодными пальцами, но один только взгляд, брошенный на спокойные лица добрых и участливых людей, пришедших его навестить, снова загнал его в самый темный угол сознания, откуда тот выполз.
- Не помню. Ничего не помню.
Необычный ответ не только не удивил троих незнакомцев, но даже больше того, на лицах двоих из них скользнули довольные ухмылки.
- Хорошо. Тебя зовут братом Фомой. Ты монах - францисканец. Тебя привезли к нам в горячечном бреду. Из обрывков мы узнали: кто ты и как тебя зовут. Непонятная болезнь, которой ты долго и тяжко болел, слава Господу, отняла у тебя не жизнь, а только память, так что не забывай денно и нощно благодарить милость Всевышнего, даровавшего тебе телесное здоровье!
Новоявленный брат Фома попытался подняться с кровати, но один из братьев остановил его:
- Подожди, брат! Ты еще не совсем оправился от болезни. Через пару дней, после того как наберешься сил, тебя отвезут в монастырь и там, в полной мере, воздашь хвалу Господу!
- Благодарю вас братья, от всей души за проявленное ко мне участие! Пусть Господь воздаст вам сторицей за ваши добрые дела!
Теперь легкие улыбки коснулись губ всех троих монахов, после чего, надев капюшоны на головы, они неторопливо, один за другим, вышли из кельи.
Спустя две недели, после того как я с отрядом вернулся после уничтожения банды Лорда, лагерь пришел в движение. Оживлению предшествовало появление гонца, а затем по лагерю поползли слухи. Спустя пять минут после того, как гонец скрыться за пологом шатра командующего, во все концы были посланы люди за командирами отрядов.
Когда прибежал солдат с приказом немедленно явиться на совещание, я сидел у костра с чаркой подогретого вина в руке и слушал неспешный рассказ Сэма Уилкинса о его победе в соревнованиях по стрельбе во время какого-то празднества. Гонец не знал причины вызова, но солдаты, сидевшие рядом со мной, сразу стали строить различные предположения. Из них было только два варианта, которые имели под собой реальную основу: война с герцогом Франческо Гонзага или усмирение восставшего Кодигоро. Этот город, стоявший на границе владений маркизата, являлся для семейства д"Эсте настоящей головной болью. Население города, стоящего на пересечении крупных торговых путей, богатело не по дням, а по часам, наверно, поэтому они считали, что им многое позволено. За последние восемнадцать лет город дважды восставал против власти дома д"Эсте, после чего его дважды приводили к покорности. Я знал, что около двух недель тому назад коммуна города в третий раз прогнала подесту[1]? и чиновников, поставленных вершить власть в городе, после чего утвердило собственное самоуправление. Тогда же в Кодигоро маркизом был послан посол, который несколько дней тому назад вернулся, но не один, с ним в Феррару прибыло три члена городской коммуны. Так как войска сразу не были отправлены, то я решил, что переговоры между Николо д"Эсте и коммунарами идут успешно, хотя многие сомневались в этом. Пока я прокручивал в голове эти мысли и приводил себя в порядок, возле моей палатки послышался зычный голос Карла Ундервальда:
- Томас! Хорош прихорашиваться, словно девка перед свиданием! Командующий не тот человек, что любит ждать!
За время нашего общения, я мог убедиться, что швейцарец одинаково ровно относился ко всем людям, будь это солдат или дворянин, ценя их за личные достоинства, а не за длинный ряд предков. Многие офицеры, особенно итальянцы, гордящиеся своими родословными и требовавшие к себе почтительного отношения, не любили его за излишнюю прямоту, но Карлу было на это наплевать, так как он понимал только прямые и честные отношения, таков был его характер. Как говорил мне сам Карл:
- К человеку, Томас, надо относиться с уважением, только если он этого заслуживает, а если он считает, что ему должны лизать задницу только потому, что у того пять поколений дворян в предках, то он уподобляется вороне, которая хоть сидит высоко и громко каркает, но при этом все равно остается глупой вороной.
Хотя на этот раз мы со швейцарцем вошли в шатер Аззо ди Кастелло последними, но вместо язвительного замечания, которыми так славился командующий, тот приказал оруженосцу задернуть полог поплотнее, затем встать у входа и никого к нему не пускать.
- Господа! Вы все слышали, что Кодигоро восстал! Его граждане, эти богатые люди, разжиревшие и забывшие Бога, в который раз возгордились своим богатством и привилегиями! За последние двадцать лет они много раз спорили с Николо д"Эсте, своим законным господином, по поводу разных льгот и налогов, и дважды эти споры переходили в открытое восстание и вот сейчас это произошло в третий раз. Доверенные люди нашего господина, поставленные управлять городом, были изгнаны. После этого маркиз послал к ним посла, чтобы узнать их требования. Спустя несколько дней посол вернулся, и вместе с ним приехали три представителя коммуны. Как мы все думали, они приехали просить маркиза простить их своеволие и принять их опять под свою руку.
Вместе с другими придворными я слышал их речь на приеме у маркиза. Она, мне уже тогда, показалась льстивой и уклончивой. А вчера вечером стало известно, что представители Кодигоро тайно бежали из Феррары, а сегодня утром маркиз Николо д"Эсте узнал, что два дня тому назад в Кодигоро вошел Джиромо Джелико. Многие из вас его знают. Он дворянин и хороший солдат, но последние несколько лет ему крупно не везло. Три или четыре раза он выступал за проигравшую сторону, а сейчас видно решил, что настал его счастливый час, и он станет правителем Кодигоро! Теперь стало понятно, зачем приезжали представители коммуны. Они нарочно затягивали переговоры, чтобы дать время собрать Джелико отряд.
Если раньше тот был командиром отряда наемников, то теперь говорят, что его люди больше похожи на шайку разбойников, живущих грабежом и насилием, да и сам он в последнее время все больше походит на гнусного головореза, не признающего ни светской, ни духовной власти. Не знаю, в чьей голове возник этот коварный план, но тот негодяй удачно выбрал время! Хотя под моей рукой сейчас три тысячи человек, я не могу их отправить под стены этого проклятого Богом города. И вы знаете почему! Со дня на день я ожидаю приказа о выступлении к границам Мантуи. Могу отправить только... четыре, ну пять сотен человек. Да я понимаю, что пятьсот человек против гарнизона хорошо укрепленного города - ничего не значит, но вообще никого не посылать, это значит показать свою слабость. Как вы все понимаете, это будет плохой пример для других наших подданных. Пусть этот отряд будет напоминанием этим заплывшим от жира свиньям, что рано или поздно железная хватка их господина заставит приползти их на коленях и просить о милосердии! Я вызвал вас всех, господа, потому что отряд будет сборный. Основу отряда составят англичане - стрелки и латники. К ним придам сто пятьдесят швейцарцев и сотню легкой конницы графа Анжело ди Фаретти. Он же станет во главе сборного отряда. Остальные могут расходиться, а командирам названных отрядов - остаться!
Когда последний из офицеров вышел, командующий обратился к швейцарцу:
- Кого вы пошлете старшим к Кодигоро?
- Лейтенанта Вернера Шиффеля. Несмотря на молодость, ему уже приходилось бывать в боях, где показал себя хорошим бойцом. Надеюсь, в этом походе он покажет себя хорошим командиром.
- Вы свободны, капитан. Жду вашего лейтенанта!
Пока мы стояли в ожидании прихода швейцарца, я осторожно рассматривал своего нового командира. Это был высокий, тучный, но все еще статный человек, лет сорока. По шраму на его лице, берущий начало от скулы и прячущийся в густой бороде, можно было судить, что граф не чужд ратному делу. Черты его лица, немного огрубевшие, были, тем не менее, исполнены благородства, а аккуратно подстриженная борода говорила о том, что этот человек привык следить за своим внешним видом. Я слишком мало пробыл на службе маркиза, поэтому не с кем близко не сошелся из офицеров, за исключением капитана швейцарцев, так что теперь мог исходить только из впечатления, составленного на основании "первого взгляда". В целом, он мне понравился. Впрочем, как оказалось, не только я к нему присматривался, но и он ко мне. Когда мы это поняли, то после обмена неловкими усмешками, которые заменили взаимные извинения, оба отвели глаза, стараясь больше не встречаться взглядами. Когда пришел швейцарец, командующий язвительно отозвался о его неторопливости, сравнив лейтенанта с хромой черепахой, после чего приступил к изложению плана.
- Граф! Ваша задача отрезать город от поставок продовольствия! Может быть, спустя время, пустое брюхо подскажет зажиревшим мозгам горожан, кто их господин. Но это не все. По некоторым данным Джелико собирается пополнить свой отряд еще двумя сотнями солдат. Вы не должны это допустить! Вы все поняли? Хорошо! Завтра, на рассвете, вы должны выступить! С Богом, господа!
Мы вышли из шатра. Не успели сделать и пару шагов, как граф обратился к нам:
- Господа, как только вы завершите подготовку своих отрядов к походу, милости прошу в мою палатку, сразу после сигнала "отбой". У меня ради такого случая найдется кувшинчик отличного вина.
Пробираясь между палатками и повозками с разнообразным снаряжением, я почему думал сейчас не о восставшем городе, а о походе на Мантую. О юной графине. Прошло уже полтора месяца как мы с ней расстались. Я нередко вспоминал о ней, хотя ее холодность и не оставляла никаких надежд, но медальон и две страстные ночи, проведенные с ней, давали богатую пищу воображению. Вот и сейчас услышав о походе на Мантую, я вспомнил о Беатрис.
"Интересно, красавица решила свою проблему или нет? Если - да, то, значит, скоро свадьба. Блин! А если, действительно, ребенок будет от меня, как она объяснит это своему поэту? Впрочем, с ее характером это несложно. Просто поставит мужика перед фактом! Ха! Хотел бы я видеть его физиономию в этот момент! К тому же интересно, где там мессир Чезаре Апреззо? Ведь он тогда остался в окружении графини. Имеет виды на графиню? Ведь неспроста он тот спектакль у моста затеял. А затем явился вместе с вассалами графини ее спасать. Не зря все это! И как ловко, этот змей, вписался в ее окружение! Ладно. Замнем! Она там, а я здесь! К тому же завтра в поход! Значит и без того есть о чем думать!".
Порядок движения отряда мы согласовали еще вечером у графа за стаканчиком вина. Колонну возглавлял граф Анжело ди Фаретти со своими кавалеристами. За ним шел Вернер Шиффель со своими людьми, из которых полсотни были вооружены арбалетами, а остальные - длинными пиками и короткими, но чрезвычайно эффективными в ближнем бою алебардами. Следом за ними двигался длинный обоз, состоявший из запряженных быками повозок, на которые были нагружены палатки, котлы и другая солдатская амуниция. Я, вместе со своими людьми, шел в арьергарде.
К полудню четвертого дня, перед тем как должны показаться стены Кодигоро, граф остановил движение колонны. Подъехав к нему, мы получили подтверждение плана, который совместно разработали за время пути движения нашего отряда. Его суть заключалась в следующем: вывести под стены города только половину солдат, преуменьшая его силы, а второй частью отряда охватить город полукольцом, отлавливая гонцов, шпионов и перехватывая обозы с продовольствием. На должность "партизан" граф назначил английский отряд, сам же с конницей и швейцарцами двинулся к воротам города, чтобы начать осаду. Я же со своим отрядом укрылся на время в ближайшем леске. Выбрав подходящее время для временной стоянки, разослал во все стороны дозоры и отряды разведчиков с жестким приказом задерживать всех подозрительных, и в то же время избегать контактов с местным населением, после чего созвал на совещание своих офицеров. Латниками у меня командовал Черный Дик, а сто пятьдесят лучников были разбиты на три отряда по пятьдесят человек. Их командирами стали Сэм Уилкинс, Уильям Кеннет и Томас Егерь.
- Так, парни, сначала решаем вопрос с итальянским языком. Я уже задавал вам его, теперь снова повторяю. У вас было время выяснить. У кого в отрядах есть люди знающие итальянскую речь?
Первым откликнулся Томас Егерь:
- Сэр, у меня есть двое парней, которые около двух лет находятся в Италии. Не сильно хорошо, но поговорить с местным населением смогут.
Сэм Уилкинс и Кеннет, оба отрицательно покачали головами:
- Нет, сэр. Кое-кто из наших лучников понять, что говорят, сможет, а вот разговоры вести - нет.
- Сэр, у меня есть трое парней, которые могут говорить по-итальянски.
- Хорошо, Дик. Теперь вам всем придется обменяться людьми. Я хочу, чтобы в каждом отряде, который будет находиться в засаде у города, был человек, говорящий по-итальянски. Не смотрите на меня так, это временная мера, потом ваши люди к вам вернутся. Мне нужно чтобы остальные с их помощью смогли общаться с местным населением. Не понимаете? Хорошо, объясню! Мне нужно, чтобы население видело в нас друзей, а не врагов. Это вам понятно?! Чтобы наши парни могли им это втолковать! Нам нужны друзья, а не враги! После возвращения разведчиков я буду знать, что собой представляет эта местность. Где дороги, где реки, где болота. Исходя из них, выставим вокруг города засады. Небольшие отряды, не больше десяти - пятнадцати солдат, в котором должен находиться человек, знающий итальянский язык! Перехватывать всех! Особенно одиночек, идущих к городу. И еще. Надо найти место для основного лагеря. Когда решим эти задачи, начнем осторожно искать вражеский отряд. На этом - все!
Уже на следующий день лагерь переместился в густую рощу, за небольшой деревушкой Форенцуола. Пока часть людей занималась работами по его устройству, остальные солдаты, разбитые на небольшие отряды, брали город в кольцо. Проблем с устройством засад и дозоров хватало, так как окрестности города изобиловали многочисленными речными протоками и заболоченными участками. Несмотря на определенные трудности, город был оцеплен настолько быстро, что местные крестьяне и торговцы узнали об осаде, только тогда, когда их стали останавливать на кордонах и заворачивать обратно. Два торговых каравана были остановлены и повернуты вспять, а вот обоз, везший продовольствие в город, был нами захвачен, как военная добыча.
Солдаты считали меры предосторожности, предпринятые мной, командирской блажью, но так как прямого нарушения своих приказов я не заметил, то и внимания на слухи о моих странностях, ходившие между парней, просто не обращал. Они просто не знали что такое "глубокая разведка" или заброска шпионов в глубокий тыл противника. Подобные приемы ведения войны появились в более поздние времена. Местным полководцам вполне хватало сведений от легких кавалерийских разъездов, отправляемых в разные стороны, а затем строящим на основании их данных тактику и стратегию предстоящего сражения. Уж тем более речь не могла идти о партизанской войне или диверсионно-разведывательной работе. Нечто подобное делалось только в случае планомерного отступления армии, но и в этом случае подобная деятельность ограничивалась поджогами посевов, да отравлением колодцев. В эти времена предпочитали выходить на поле рать на рать и меряться силой, сражаясь с противником лицом к лицу. В этих случаях военные хитрости полководцев не шли дальше выбора наиболее удобного места для своих войск, да сокрытия в ближайшем леске засадного полка.
Уже на следующую ночь благодаря принятым мною мерам предосторожности я был поднят на ноги Уильямом Кеннетом: его ночной дозор захватил пробирающегося в город человека. После того, как того ввели в мою палатку, я внимательно оглядел его. Одет он был как крестьянин, но во взгляде не было покорности и страха, а в жестах и походке - скованности простого человека, которым все помыкают, и который привык всех бояться, а в первую очередь - человека с оружием. Правда, этот человек тоже боялся, но по-своему. Подойдя к нему, чуть наклонился, втянул носом запахи. От него несло потом, кожей и металлом. Сделал шаг назад и посмотрел ему в лицо. Смуглая кожа, бегающие глаза, большая неопрятная борода. На вид лет двадцать пять.
"Одет как крестьянин, но не он. Гм. Посмотрим, что сам скажет".
- Кто такой?
- Паоло... Тервелли. Крестьянин, ваша милость. Решил податься на заработки в город.
- А где твоя котомка?
- Так это... по дороге разбойники напали. Убегая от них - все бросил.
- Крестьянин, это хорошо. Мы трудовых людей не обижаем. Ответишь на пару вопросов - и иди своей дорогой!
- Спасибо, добрый господин! Что знаю, все расскажу!
- Значит, пытать тебя не придется?!
- Зачем пытать? Я бедный крестьянин....
- Не хочешь - как хочешь! Взять его! - скомандовал я лучникам, стоявшим за спиной пленника, потом посмотрел на Джеффри. - Посмотри на его ладони!
Тот подошел к "крестьянину", внимательно осмотрел его ладони, одну за другой, затем повернулся ко мне и сказал:
- Господин, он солдат. У него руки чистые, а мозоли на руках только те, которые натирает рукоять меча, но не ручки плуга. Что с ним делать?
- Сколько тебе нужно времени, чтобы развязать ему язык?
Тот бросил оценивающий взгляд на начавшее бледнеть лицо лазутчика, потом сказал:
- Немного, господин.
- Забирай. Только не переусердствуй.
Пленник несколько мгновений переводил взгляд с меня на телохранителя и обратно, но только лучники по знаку Джеффри заломили ему руки, как он испуганно закричал:
- Будьте вы все прокляты! Все скажу! Двадцать пять золотых не те деньги, чтобы умирать за них в мучениях! Да перестаньте меня тащить!
- Подождите! - сказал я лучникам, которые, не понимая итальянского языка, уже вытаскивали упирающегося наемника из палатки. - Ведите его обратно! Ставьте на колени! А теперь давай рассказывай!
- Господин, скажу вам чистую правду, как на исповеди. Только обещайте мне....
- Еще одно слово, гнусная крыса, и тебя прибьют гвоздями к деревянной доске, а затем на твое брюхо поставят сковороду, на которой разведут костер. Когда твои кишки достаточно прожарятся, и ты уже сорвешь голос, крича и умоляя о милосердии, только тогда я начну тебя спрашивать. Только тогда. И ты, захлебываясь кровью и словами, мне все быстро расскажешь. Знаешь почему? Да потому, что к тому моменту ты будешь мечтать только об одном - о быстрой смерти.
Даже при неровном свете свечей можно было видеть, как помертвело от страха лицо лазутчика после моих слов. С минуту он собирался с духом, а потом заговорил:
- Достойный господин, я расскажу тебе все, как священнику на исповеди. Я послан сообщить мессиру Джелико, что отряд Граво стоит в долине Нуре за деревней Агаццо и ждет его приказаний. Наш лагерь в тридцати милях отсюда.
- Сколько людей у Граво?
- Я не умею считать, господин, но скажу дословно, как сказал мне сам мессир Граво: нас столько, сколько ты просил.
- Что еще ты должен передать?
- Больше ничего, господин. Это сеньор Джерико должен был мне сказать, где и как наши отряды должны будут соединиться.
- Что ты должен был передать Джерико? Предмет или слова?
- Слова: "Помнишь о черном коне?".
- Что это означает?
- Не знаю, господин.
- Уведите его. Мне надо подумать.
Лучники увели пленного, и мы с Джеффри остались одни.
- Что скажешь?
- Это ты мне лучше, Том, скажи, что ты задумал?
- Я вот думаю..., - но только я успел это сказать, как у входа в палатку раздались громкие голоса.
- Джеффри, посмотри, кому там еще не спиться?
Но не успел телохранитель сделать шаг к выходу, как в палатку вошел Игнацио, который время от времени ходил в дозоры, как знаток итальянского языка.
- Господин, извините меня, но дело неотложное. Лазутчика поймали. Будете с ним говорить?
- Ха! Урожайная нынче ночь на шпионов выдалась! Тащи его сюда!
Второй шпион так же оказался одет в костюм крестьянина. Я скептически осмотрел его, затем хмыкнул пару раз и спросил: - Куда и откуда идешь?
- Милостивый господин, пошли вам Господь здоровья и счастья! Не судите меня строго! Все бедность проклятая! Семья у меня большая. Мой кусочек земли всех не прокормит, вот я и поддался на уговоры мессира Граво. Он пообещал целых два золотых монет за то, что я проведу одного человека до города. Я в этих краях все тропинки и дороги знаю, а когда мы на подходе к городу наткнулись на засаду - голову от страха потерял. Бросился как заяц в кусты и бежал сломя голову..., пока ... меня не схватили ваши солдаты. Я ничего плохого не хотел, добрый господин! У меня шесть детей! Помилосердствуйте, господин, не убивайте меня! Богом заклинаю! Дева Мария, заступница, спаси и помилуй....!
- Слушай, не голоси! Ты не в церкви, а я не священник! Ответишь на мои вопросы правильно, возможно и увидишь своих детей. А теперь....
- Господин, ноги целовать буду! Я...!
- Хватит! Надоел! Куда ты был должен отвести лазутчика? В какое место?
- К Горелому месту, добрый господин. Да вы не знаете, наверно, где это? Это в тот год произошло, когда мой отец помер, на праздник святой Магдалены! В том месте стояли сараи приезжих купцов, а в ночь они загорелись. Так вот, говорят....
- Грязный червь, или ты расскажешь моему господину, где это место, или я тебе кишки наружу выпущу!
- Добрый господин, сжальтесь надо мною! Это все от испуга! А это место недалеко от Северных ворот. Я покажу! Во время больших ярмарок там продавались товары прямо с возов, а.... Молчу!
- В какое время вы должны были встретиться с горожанами или людьми Джерико? Какой сигнал должны подать, чтобы вас заметили?
- Ночью, а когда именно, не знаю. На счет сигнала тоже не знаю. Мне нужно было только довести солдата до места.
- Уведите его! И приведите другого лазутчика!
Не успел тот переступить порог, как я озадачил того вопросом:
- Кто тебя должен был встретить?
Тот на какой-то миг растерялся, отвел глаза, но потом собрался с духом и сказал:
- На стене меня должен был ждать человек. После того как он убедится, что я тот за кого выдаю, горожане скинут веревочную петлю, а затем втянут на стену.
- Тебя кто-то знает в городе?!
- В городе - вряд ли, а из отряда Джерико знают многие.
- Они знают, что именно ты придешь?!
- Да, господин.
- Когда тебя ждут?
- Каждую ночь.
- Джеффри, мы можем приготовить пару лестниц за завтрашний день?
- Можем, господин.
- Слушай меня, шлюхино отродье, - обратился я к наемнику. - Как ты должен был поступить с крестьянином, своим проводником?
- Забрать с собой в город или убить, если не пойдет.
- Гм. Крестьянина отпустишь. Теперь ты. Если сделаешь все как надо, подарю тебе жизнь и пятьдесят дукатов в придачу.
Наемник рухнул на колени.
- Господин, ваша щедрость не знает границ. Я готов целовать вам ноги, ваша милость. Я...! Все сделаю! Верьте мне!
- Попробую поверить. Теперь говори: где будет ждать Граво сигнала из города? Ясно, что для этого он должен будет подойти как можно ближе к городу. Что за сигнал должен подать Джерико?
Глаза солдата удивленно расширились:
- Как вы узнали об этом, господин?
Я воспользовался моментом и тут же постарался окончательно сбить наемника с толку, посеяв сомнения в его душе: - У нас есть свои доносчики.
- Так я не случайно попал в засаду?!
- Тебя ждали, - нагло соврал я.
- Господин, я весь ваш - телом и душой! Располагайте мною, как вам будет угодно!
- Отвечай! Где будет ждать Граво сигнал из города?
- Точно не знаю, но, скорее всего напротив Южных ворот. Сигналом должна стать пущенная с городской стены горящая стрела. Она будет означать, что на следующий день, когда колокола пробьют полдень, Граво со своими людьми будет должен напасть на отряд, стоящий под стенами города. Пока солдаты маркиза будут отражать нападение, им в спину ударит Джелико со своими людьми.
- Почему Граво и Джелико так уверены, что их людей хватит, чтобы разбить наш отряд?
- Вы только прошли половину пути, как мы уже знали, что Феррара пришлет лишь только малую часть своей армии. Все любят деньги, господин, - при этом высказывании шпион позволил себе ухмылку.
- Через час тебя доставят к стене. Делай то, что собирался делать. Но, помни, уже на следующую ночь я должен получить от тебя весточку. Ты грамоту знаешь? - пленник отчаянно закрутил головой. - Не знаешь. Тогда... сбросишь камень с привязанной к нему тряпкой в том же месте, где тебя поднимут на стену. Если тряпка будет белого цвета все остается как есть, если тряпка будет другого цвета - план или сигнал поменялись. Советую тебе постараться убедить Джелико - оставить прежний план. Игнацио, ты все слышал?
- Да, господин.
- Отведешь его в указанное место, а затем будешь ждать от него вестей. Идите! Все уходите! Я буду спать!
На рассвете я собрал своих офицеров и рассказал им о лазутчике, после чего изложил свой план. После того как тот был одобрен, я послал гонца к графу Анжело ди Фаретти с донесением о том, что лагерь врага обнаружен и иду на разведку, после чего приказал собрать с десяток лучших следопытов и разведчиков. Отобрав из них троих, сносно знающих итальянский язык, приказал им переодеться паломниками. После чего переоделся сам и в сопровождении Игната, и вместе с ними под видом группы паломников, мы пошли в направлении, указанном лазутчиком. Следом за нами, на расстоянии, соблюдая все меры предосторожности, ехало шесть конных лучников. Для прикрытия и страховки.
Так как я приблизительно знал, где надо искать лагерь наемников, что изрядно сузило мне круг поиска. Спустя четыре часа мы вошли в небольшое селение. Остановившись у крайнего дома, я за мелкую монету купил у хозяина дома три кувшина молока, а пока мы его пили, получил от того, весьма довольного сделкой, столь необходимые мне сведения. Из его слов стало ясно, что невдалеке от деревни, на выпасе, стоит отряд отпетых разбойников, которым ничего не стоит оскорбить, а может даже и ограбить людей, которые идут к святым местам.
- Как дойдете до конца деревни, то не идите дальше по дороге, а сразу сверните за виноградники. Там по краю оливковой рощи и пройдете.
- Спасибо, добрый человек. А теперь мы пойдем.
- С Богом!
Добравшись до конца деревни, мы сделали вид, что сворачиваем с дороги в сторону, чтобы обойти опасное место стороной, а сами дошли до близлежащей рощи, где под прикрытием деревьев нас ждали конные разведчики. Я приказал им ждать здесь, после чего разделил нашу группу "паломников". Отправил троих разведчиков обойти лагерь наемников слева, а сам с Игнатом решил понаблюдать за ним с правой стороны.
Спустя полчаса мы подобрались настолько близко, что могли спокойно наблюдать за лагерной жизнью. Мне десяти минут хватило, чтобы понять: это не военный отряд, а шайка разбойников. После недолгих раздумий я послал Игнацио с приказом: двоим конным разведчикам срочно скакать в расположение отряда и привести сюда людей. Но не весь отряд, а только большую часть, так как не мог позволить снять все кордоны и засады вокруг города.
Честно говоря, отдавая этот приказ, я совсем забыл о своем начальнике, графе Анжело ди Фаретти. Ведь за свою самодеятельность, в случае неудачи, я вполне мог лишиться головы, но за последние полтора года настолько привык полагаться только на самого себя, что решая поставленную передо мной задачу, напрочь забыл о нем, а когда вспомнил, было уже поздно. По моим расчетам отряд, идущий скорым маршем, должен был уже пройти не менее трети пути. Только я попенял себя за оплошность, как вдруг до меня дошло, что я, таким образом, возложил на себя всю ответственность за эту операцию. После нескольких минут сомнений и колебаний я даже подошел к мысли все же отослать гонца к графу и ждать его приказаний, но в последний момент передумал, решив оставить, все как есть.
"Пока гонец его найдет, объяснит и вернется с ответом, пройдет не меньше чем шесть, а то и восемь часов, а мои люди будут здесь через два, максимум через три часа. Разница во времени где-то пять часов. Где столько времени можно укрывать больше сотни людей? Эта местность больше похожа на выбритую тонзуру монаха! Нет, так не пойдет! Наш козырь - неожиданность! Подойдет отряд - сходу в атаку!".
Придя к подобной мысли, я занялся изучением подходов и определением направления главного удара. Железным кулаком, который обрушиться на лагерь должны были стать латники Черного Дика. Роль лучников из-за их небольшого количества должна будет свестись к поддержке атакующих и отстрелу беглецов. Было важно, чтобы никто из них не ушел, потому что любой добравшийся до города беглец мог разрушить мой план.
Первым делом я наметил для себя, где стоит охрана. Правда, эти дозоры, которые стояли по периметру лагеря, занимались всем, чем хочешь, но только не несением караульной службы. По самому лагерю шатались пьяные, возникали ссоры и драки. Только после трех часов наблюдений в лагерь прискакал небольшой отряд легковооруженных солдат. Судя по всему, это были разведчики, которых посылали узнать обстановку у города. Один из них соскочив на землю, вбежал в палатку командира, стоявшую почти в самом центре лагеря. После его доклада, по лагерю забегали посыльные, собирая офицеров. Я успел насчитать шесть офицеров, которые вошли в палатку к Граво, как за моей спиной раздался шорох. Резко обернулся,... а это оказались мои офицеры. Черный Дик и Уильям Кеннет. Узнав, сколько людей они с собой привели, я принялся быстро прикидывать.
"Шестьдесят конных латников. Шестьдесят пять лучников. При таком раскладе победу даст только неожиданная атака! И бить надо сейчас, пока офицеры в палатке главаря! Решено!".
- Дик, готовь парней. Пойдем на штурм лагеря, - предупредив его вопрос, сразу ответил. - Прямо сейчас. Ты, Кеннет, рассредоточь и охвати лучниками лагерь. Как только мы ворвемся в лагерь, начинайте стрелять. В первую очередь тех, кто схватился за оружие и в тех, кто пытается покинуть в лагерь. И еще! Твои парни Уильям должны оставаться на своих местах все это время. Важно чтобы никто из этих головорезов не ушел! Ты меня понял?! Никто! Приступайте!
Мы сначала отползли вглубь кустов, где можно было стать на ноги, после чего офицеры поспешили к своим отрядам, а я дошел до места, где вскочил на поданную мне русичем лошадь. Привычно проверил, легко ли достается меч из ножен, затем посмотрел на латников, сидевших в седлах. Бросил быстрый взгляд на своих телохранителей, сидевших в седлах, по обеим от меня сторонам. Сердце на мгновение замерло, а потом застучало часто и настойчиво, гоня адреналин по крови.
- Вперед, парни!
Пришпорив лошадь, я помчался во весь опор, слыша за спиной тяжелый гул, в который сливаются удары множества копыт. Латники, вслед за мной выскочили на дорогу и, обогнув деревню, понеслись через луг к лагерю противника. Завидев палатки, я выхватил из ножен меч. Как только рука почувствовала его тяжесть, меня охватил какой-то боевой азарт, заставивший дико взреветь:
- А-а-а-а!! Руби!! Без пощады!! А-а-а!!
Я не слышал, как крик подхватили мои солдаты, не слышал испуганных воплей людей Граво, застигнутых врасплох. В висках, заглушая звуки, уже стучала маленькими молоточками кровь, а изнутри, из самых глубин, поднималась, растекаясь и заполняя всего меня, холодная ярость.
Конь вынес меня на полуодетого солдата, только что выскочившего из палатки и, при виде летящего на него рыцаря на коне, замершего в растерянности. Мне ничего не пришлось делать - конь буквально втоптал его в землю, а вот второму солдату удалось увернуться от копыт, но не от моего меча. Я еще успел заметить, как брызнули во все стороны капли крови из-под клинка, а конь уже нес меня дальше. Лагерь наполнился криками, лязгом, предсмертными стонами. Между костров и палаток метались ошалевшие наемники, испуганные и сбитые с толку неожиданным нападением. Натыкаясь на латников, они, словно колосья под серпом жнеца, падали скошенными нашими мечами и секирами. Правда, спустя некоторое время часть бандитов Граво опомнилась и, сбившись в отдельные группы, стала оказывать сопротивление, но это уже не могло изменить ход сражения. К тому же, как только они начинали отходить к границам лагеря, на них обрушивался ливень стрел. Не выдержав двойного удара, наемники начинали разбегаться, пытаясь спастись бегством в одиночку, и латники снова принимались за охоту. После того, как я дважды пересек лагерь из конца в конец, зверь, сидящий во мне, успокоился. Остановившись, я огляделся. Бандитский лагерь на первый взгляд представлял собой хаос в первозданном виде. Обрушенные на землю палатки, перевернутые повозки, бьющиеся на земле раненые лошади. Трупы, лежавшие в лужах крови с рублеными ранами, валялись вперемешку с телами, из которых торчали английские стрелы с белым оперением. Где-то в глубине лагеря еще были слышны крики.
Все это вызвало у меня чувство удовлетворения, как и бывает после хорошо сделанного дела. Я был доволен собой. Но стоило мне повернуться к Джеффри, который вместе с Игнацио, находился у меня за спиной, как вдруг среди возов с амуницией и запасами я увидел двух лучников, которые рылись в телеге. Еще не улегшаяся после боя ярость снова ударила мне в голову.
- Сволочи!! - бешено заорал я. - Почему не выполняете приказ?!! Кеннет!! Кеннета сюда!!
Лучники, увлеченные грабежом, не сразу обратили внимание на мой крик, тем самым еще больше меня взбесив.
- Взять эту мразь!! Где Кеннет?!!
Игнацио и несколько латников, находившихся по близости, слетели с седел и уже через минуту мародеры стояли передо мной на коленях. Спустя минуту, из-за чудом уцелевшей палатки выбежал Уильям Кеннет и бросился ко мне.
- Сэр! Я не успел! Я был на другой стороне лагеря!
- Я отдал приказ! И он был не выполнен!
- Сэр! Я....
- Ты лишаешься своей доли в добыче! Джеффри, осмотри лагерь! А ты Кеннет, молись! Если найдут хоть одного твоего лучника не в оцеплении, а занимающегося грабежом, тебя ждет незавидная участь!
Спустя несколько минут подъехал Черный Дик, в сопровождении полутора десятков своих солдат.
- Сэр! Лагерь очищен. Мои парни сгоняют пленных....
- Молодец, Дик! А сейчас быстро отправь своих солдат на прочесывание местности! Пусть ищут беглецов! Следы крови, сломанные ветки.... Пусть ничего не пропускают! Ты понял?!
- Будет исполнено, сэр!
- И еще. Давай сюда палача! Для него будет работа!
- Хорошо, сэр!
Мои слова услышали стоявшие на коленях мародеры. Оба одновременно подняли головы, но голос подал только один из них.
- Сэр!! Заклинаю вас!! Пощадите!! Проявите милость!!
Ярость прошла, и сейчас я считал, что их провинность не соответствует столь суровому наказанию, но они нарушили мой приказ, а значит, тем самым, покушались на мою власть. На власть человека, которого они должны уважать и бояться. Бояться и уважать! Только так и никак иначе!
- Заткните ему глотку! Надоел! - зло буркнул я.
В следующую секунду Игнацио выверенным ударом рукоятки кинжала оглушил истошно кричащего солдата. Вопль прервался, а сам крикун сначала ткнулся лицом в траву, а потом завалился набок. Второй лучник учел момент, когда внимание сосредоточится на неподвижном теле. Рывком, вскочив на ноги, он бросился бежать, но не успел преодолеть и двадцати ярдов, как ему под левую лопатку вошел кинжал. Он еще сделал по инерции два шага, потом ноги лучника словно запнулись за невидимую преграду, и он со всего размаха рухнул лицом в траву, широко раскинув руки. Тело дернулось в предсмертной конвульсии, после чего замерло.
"Достойная смерть, - подумал я, а вслух сказал. - Молодец, Игнацио.
Тот почтительно наклонил голову, принимая благодарность своего господина, после чего пошел к трупу, чтобы забрать кинжал.
К этому времени вернулся Джеффри. Кеннет, с бледным, застывшим, словно маска, лицом, смотрел на моего телохранителя, не отрывая взгляда.
- Ну что?
- Все лучники в оцеплении, господин.
- Кеннет, можешь, идти.
В течение следующего часа я получал доклады от старших дозоров и командиров групп разведчиков и отрядов, занимающихся поиском, смотрел, как сгоняют пленных, приводят пойманных беглецов. Дождавшись рапорта от последней дозорной группы, я собрал своих офицеров.
- Историю с мародерами каждый из вас знает. Кеннет, это урок для тебя! - тот опустил голову. - Запомните и передайте солдатам: за невыполнение моего приказа - смерть! Я избегал подобных наказаний, но теперь все! Хватит! А теперь, идите, собирайте солдат!
Бросил быстрый взгляд сначала на дерево, где, переброшенная через крепкий сук, висела петля, затем на начавших собираться солдат. Как они отреагируют на казнь своего собрата по оружию? Они шептались, обсуждали в полголоса, бросали на меня взгляды, а когда замечали, что смотрю в их сторону, отводили глаза, но не в глазах, ни в жестах не было явного возмущения. Я не боялся вспышек гнева, так как был уверен в себе и правильности своих действий, не говоря уже о том, что, являясь капитаном отряда, был в полном праве казнить или даже пытать своих солдат. Мне, в какой-то степени, даже хотелось, чтобы подобное случилось, так как уже успел убедиться на своем опыте, что подобные проявления непокорности надо уничтожать в зародыше, иначе они пустят корни и тогда выкорчевать их будет намного труднее.
Выждав еще несколько минут, я крикнул:
- Джон! Приступай!
Джон из Суссекса, латник Черного Дика, ставший штатным палачом отряда, медленно и вразвалку подошел к лежащему на траве лучнику, который к этому моменту уже пришел в себя. С помощью одного из своих добровольных помощников он поставил лучника на ноги, а затем толчками погнал его к дереву, где приговоренного ждала петля. Под петлей уже стояли грубые козлы и лавка, которая должна была изображать ступеньку на эшафот.
Пока подручные связывали руки за спиной осужденному на казнь лучнику, сам палач забрался на козлы и проверил, насколько крепко привязана веревка и хорошо ли затягивается петля. По его свирепому лицу и уверенным движениям было видно, что ему нравиться такая работа. Закончив приготовления, он сделал рукой приглашающий жест и сказал: - Давайте его сюда, парни!
Подручные помогли подняться смертнику на импровизированный эшафот, где палач накинул ему петлю на шею. Я тронул поводья, заставив сделать лошадь несколько шагов, остановив ее в десятке ярдов от места казни. Взглянул в лицо осужденному. Его взгляд, как и весь его вид, был жалким и помятым. На какую-то секунду в его глазах вспыхнула искорка надежды, но сразу погасла под моим жестким и непреклонным взглядом. Глядя прямо смертнику в глаза, я сказал:
- Ричард Дженкин, ты приговариваешься к смерти за то, что дважды нарушил приказ! Сначала своего командира, Уильяма Кеннета, затем мой личный приказ! - я оглядел собравшихся солдат. - Так будет с каждым, кто оспорит или ослушается моих приказов!
Я сделал паузу, но ответом стала полная тишина, и тогда я продолжил: - Твое последнее слово, Дженкин!
- Я... не знаю. Я не хотел! Оно само так получилось! Я молю.... Пощады.... - тут его голос прервался. - Господин! Милостью Божьей заклинаю!
Я отрицательно качнул головой и лучник замолчал. Некоторое время смотрел пустым взглядом в пространство, затем стал лихорадочно оглядываться по сторонам и, наконец, истерически закричал: - Где священник?!! Мне положен священник!! Я хочу исповедоваться!!
Я предугадал это желание и поэтому еще раньше послал несколько конных солдат в ближайшую деревню, чтобы узнать, где здесь ближе всего находится церковь. Поэтому не спели прозвучать его просьба, как из расступившихся рядов солдат вышел священник. Около двадцати минут англичане в благоговейном молчании слушали исповедь своего бывшего собрата по оружию. В конце процедуры священник дал поцеловать крест осужденному лучнику, а затем отошел от эшафота и встал на колени. В наступившей тишине было слышно, как он в полголоса молится. Палач подтянул петлю на шее осужденного, после чего спрыгнул на землю. Сделал знак своим подручным, которые уже были готовы выбить козлы из ног приговоренного, после чего посмотрел на меня. Я кивнул. Как только выбитая из-под ног осужденного колода отлетела в сторону, лучник рухнул вниз, затем веревка резко натянулась, и тело смертника как-то странно дернулось, потом подпрыгнуло и закачалось, как маятник из стороны в сторону. Я бросил внимательный взгляд на тело повешенного. Судя по положению головы и оттянутым вниз носкам, висевший в петле лучник был, без сомнения, мертв. Подозвал Кеннета и священника, которым вручил по серебряной монете, после чего сказал:
- Похороните Дженкина как положено! Уильям, выделишь людей! Идите!
Затем найдя глазами Дика, скомандовал: - Пленных, сюда!
Когда пленных наемников выстроили передо мной в несколько рядов, я спросил их:
- Офицеры среди вас есть?!
Ответом мне стало молчание. Выждал минуту, а потом сказал: - Вы что же ублюдки думаете, здесь только одно дерево с крепкими ветвями?! Или у нашего палача не найдется в запасе веревок?! Второй раз спрашивать не буду! Если прямо сейчас....
Не успел я договорить, как два человека вышли из толпы сами, а третьего вытолкали сами разбойники. Вылетев от мощного удара в спину, он рухнул прямо под ноги моего коня.
- Граво среди вас есть?
- Я - Граво.
Один из вышедших разбойников, мощного сложения человек с длинными мускулистыми руками, сделал два шага вперед. Он двигался, по-медвежьи косолапя, и был такой же большой, как этот зверь. Со свирепым взглядом, главарь бандитов даже сейчас выглядел, несмотря на свой растерзанный вид, настоящим мужчиной.
- Как же это тебя, такого матерого зверя, взяли? - полюбопытствовал я.
- Я сражался и убил двух твоих солдат, прежде чем кто-то обрушил меч на мой шлем. Похоже, он был из той подлой породы, которая, которая вместо того, чтобы скрестить клинки, глядя друг другу в глаза, предпочитает бить в спину. Впрочем, какие солдаты - такой и командир! Только и умеете, что бить исподтишка! Не хочешь померяться со мной силами?!
- Браво, Граво! Ищешь легкой смерти?! Сразу говорю: если твои солдаты могут на нее рассчитывать, то ты - нет!
Толпа пленных после моих слов заволновалась, загудела. Я молчал, выдерживая паузу, в ожидании ответа главаря. Напряжение начало расти. Некоторое время тот крепился, но потом не выдержал:
- За что мне такая немилость?!
- А может ты еще, и жить хочешь?!
- Даже зверь всякий жить хочет, что про меня-то говорить? Похоже, тебе что-то от меня нужно, иначе к чему ты этот разговор завел. Говори!
- Мне нужно, чтобы ты со своими трусливыми ублюдками, - ответил я, - выманил Джерико из города.
- За это ты мне подаришь жизнь. Да?!
- Да!
- А моим людям?!
- И твоим людям!
- Согласен!
Спектакль был разыгран так великолепно, что Джерико до самой последней секунды не догадывался, что происходит под стенами города. Сначала на его глазах, так же как и на глазах нескольких сотен горожан, наблюдавших с городских стен, был разыгран бой, где войска графа схватились с отрядом Граво, который на девять десятых состоял из переодетых англичан. Красные следы на одежде, предсмертные крики и мнимые мертвые, лежащие на траве, прекрасно дополнили картину боя, превратив ее в шедевр театрального искусства.
Когда конница и швейцарцы начали теснить людей Граво к лесу, Джерико решил, что момент для удара в спину настал. Ворота города, быстро распахнувшись, выпустили стремительно рванувшийся вперед конный отряд во главе с Джерико. Всадники неслись вперед, одновременно развертываясь в ширину. Стремительно сокращая расстояние, тяжеловооруженная конница готовилась сокрушить, судя по всему, растерявшихся и суматошно пытавшихся перестроить свои боевые порядки швейцарцев, которые, казалось, только сейчас увидели приближающегося врага. Видя смятение в рядах врага, из глоток наемников вырвался радостный рев, который подхватило высыпавшее из городских ворот беспорядочной толпой городское ополчение.
Войска графа Анжело ди Фаретти при виде нового врага начали лихорадочно строить оборону, чтобы выдержать новый удар. Хотя мой план успешно реализовывался, но латная конница могла сама по себе наделать нам хлопот. Сейчас все зависело от швейцарцев, но их было слишком мало чтобы представлять серьезную преграду. Альпийские горцы выстроились в пять рядов, между которыми я поставил лучников, хотя лейтенант швейцарцев сильно был этим не доволен. Наш спор прекратил граф, который неожиданно для меня встал на мою сторону. Мне даже не так сильно досталось за мою самодеятельность по разгрому отряда Граво. Конечно, если бы дело закончилось поражением, то вся вина была бы возложена на меня, а так как победителем стал я, то.... В подобных случаях говорится: победителей не судят! После всего происшедшего, я представил графу свой новый план, который был рассмотрен и сразу, что весьма удивительно, одобрен.
Как только стали видны черты лиц и раскрытые в крике рты конников Джерико, я опустил забрало, поправил щит и удобней взял копье. Я находился в первом ряду своих латников. По обеим сторонам от меня сидели в седлах мои неизменные телохранители.
Половина моих солдат все еще продолжали делать вид, что сражаются с легкой кавалерией графа, но меня это уже не касалось, так как я со своими людьми должен был помочь швейцарцам выстоять. Уже потом когда люди Джерико основательно завязнут в порядках швейцарцев, придет время всех остальных вступить в сражение.
Я не сомневался, что как только латники Джерико приблизятся, их должны будут смутить некоторые моменты потешного боя, но я исходил из того, что в такие моменты воин, охваченный горячкой боя и готовый схватиться с врагом, не сразу поймет, в чем дело.
"Даже если у наемников и появились подобные сомнения, то они явно запоздали, - так я прокомментировал начавшуюся стрельбу английских лучников.
Стрелки превзошли самих себя. Каждый последующий ярд земли был обильно орошен человеческой кровью и выстелен человеческими и лошадиными телами. Земля еще не успела впитать кровь, как воздух содрогнулся от стонов и хрипов раненых и убитых. Не менее трех десятков раненых и убитых наемников, с десяток коней, бьющихся на земле - все это смешалось и покатилось по земле, прямо под копыта следующей лавине, несущихся во весь опор всадников. Через минуту лучники отступили, чтобы дать рядам швейцарцев сомкнутся, и перед конницей врага выросла глухая стена щитов, между которыми торчал ряд пик. Солдаты Джерико, подбадривая себя криками, со всего размаха врезались в железную стену. По ушам ударил уже привычный шум боя: лязг железа, треск сломанных копий, ржанье лошадей, крики раненых. Швейцарцы дрогнули. Их ряды чуть прогнулись, когда солдаты Джерико сумели в нескольких местах прорубить себе путь, но это был их последний успех. В следующий миг я закричал:
- Вперед, парни!! Руби!! Не щадить никого!!
Обогнув с левого фланга баталию швейцарцев, мы ударили в бок рвущимся вперед тяжелым кавалеристам Джерико, которым тут же стало ясно, что их поймали в западню. Самые тупые из них поняли это спустя несколько минут, когда увидели несущийся на них отряд легкой кавалерии графа, а те, с кем они до сих пор сражались, вдруг неожиданно превратились в отряд английских лучников. Паника охватила его людей, и отряд Джерико перестал существовать. Мало кто из его солдат предпочел бой бегству. В своем большинстве они заворачивали коней и, гоня их во весь опор, пытались как можно быстрее унести отсюда ноги. Но не всем это удалось. Как только ослабло давление, жадные до крови швейцарцы, чуть ли не бегом, кинулись на смешавшиеся ряды латников Джерико, да и мои парни были не прочь добраться до глоток врага.
Не успел я опомниться, как хаос боя втянул меня в себя. Удар моего копья выбил из седла наемника, который в этот момент пытался развернуть коня. Наемник еще с диким криком падал на землю, как вслед ему на траву упало отброшенное мною копье. Я выхватил меч, и тут же ввязался в обмен ударов с другим солдатом Джерико. Отразил удар - ударил сам. Отразил - ударил. А когда заметил, что тот изредка оглядывается, ища пути отступления, подловил его, когда он на мгновение отвлекся и обрушил свой меч на его шлем. Пошатнувшись от моего удара в седле, наемник хрипло заорал. Разбрызгивая кровь, мой клинок снова упал на широко разинутый в крике рот латника Джерико и тут же краем глаза уловил яркий блеск сбоку от меня. Щит вздернулся вверх и раздался лязг упавшего на него клинка. Замахиваюсь. Бью! Удар! Еще удар! Шлем с головы противника слетел, я вижу искаженное страхом лицо. Глаза солдата прямо побелели от ужаса.
- Пощади! Поща...! - но больше он не успел ничего сказать; лезвие моего клинка раскроило ему голову.
Упоение схваткой полностью захватило меня, подчинив себе тело и сознание, и только когда резко развернулся на крики, раздавшиеся за моей спиной: - Господин! Господин! - в какой-то мере пришел в себя. Вырванный из схватки, я даже сразу не осознал, что это Игнацио; в крови еще кипел адреналин, а глаза искали врага. Некоторое время смотрел на него. Телохранитель был без шлема. На виске и щеке - потеки засохшей крови. Помятый нагрудник и разрубленная в двух местах кольчуга были щедро заляпаны пятнами цвета ржавчины. Лицо бледное, а взгляд....
- Ты ранен?
- Не я, господин, а Джеффри ранен!
- Где он?
- Там, господин!
Я скользнул глазами в указанном мне направлении и на несколько секунд задержал взгляд, глядя, как добивают остатки отряда Джерико. Если одна часть наемников рассыпалась по сторонам, то другая часть сделала попытку укрыться в городе. Они быстро настигла толпу бежавших назад горожан, и долго не думая стали прокладывать себе путь сквозь толпу мечами и копытами своих коней. Некоторые из горожан, в свою очередь, попытались сбросить всадников на землю, чтобы завладеть его лошадью. В это безумное стадо врезались мои латники и кавалеристы графа, сметая и рубя всех на своем пути. Меня словно магнитом тянуло туда, в схватку с врагом. Это было что-то вроде наваждения. Я помотал головой, а затем спросил:
- Джеффри?! Что с ним?!
- Господин, поедемте!
- Конечно, едем!
Русич успел заметить место, где упал с коня Джеффри, поэтому мы сравнительно быстро его обнаружили. Шлем был помят и разрублен, как и его кольчуга. В руке был зажат обломанный меч. Соскочив с лошадей, подбежали к телу. Игнацио осторожно снял с его головы шлем. Когда я увидел, белое, как у мертвеца лицо своего друга и телохранителя, мое сердце словно оборвалось, а горло перехватило с такой силой, что стало трудно дышать. Но стоило мне наклониться к нему, как вдруг Джеффри открыл глаза. Секунду он всматривался в меня, а потом с трудом произнес:
- Какого дьявола... ты так долго, Том. Думал, еще немного... и задохнусь в этом дырявом котелке.