…Она… очень обрадовалась, увидев, что в нем жарко; пылают дрова; огонь был настоящий, совсем такой же, как дома!
«Значит, здесь мне будет так же тепло, как и там, – подумала Алиса. – И даже, наверное, теплее! Здесь никто не станет гнать меня от камина».
– Господи, ну и холодина же здесь! Ничего, Дот скоро растопит камин. Были у вас слуги, Юнис? Если так, то они оставили дом неприбранным.
– Нет, я их рассчитала, но, конечно, предупредила об увольнении заранее. Боюсь, они не справлялись со своими обязанностями.
Фрина, Дот, Джейн и Рут последовали за Юнис Хендерсон в ее дом, опасаясь, что, когда та поднимется по ступеням и окажется перед унылой серой дверью, возвращение может стать для нее слишком сильным потрясением. Однако выяснилось, что Юнис умеет держать себя в руках, и они обратились к более насущным делам, которые поджидали их в оставленном доме.
Здесь стоял стылый запах плесени, который появляется в нежилом доме и наводит уныние на всех, кто переступает его порог. Дот повесила свое синее пальто на вешалку и, взяв с собой девочек, отправилась на поиски кухни, чтобы зажечь плиту и открыть некоторые окна. Она несла вместительную корзину, нагруженную всякой снедью для пикника, а еще там были чай, сахар и бутылка молока. Фрина помогла Юнис снять пальто, но сама предпочла оставаться укутанной в соболью шубу.
Юнис провела рукой в перчатке по столу в холле и посмотрела на пальцы – на них остался слой пыли. Дом оказался изысканным эдвардианским особняком прочной постройки. Но он пребывал в небрежении, был переполнен вещами и порядком обветшал. Фрина взяла вазу с увядшими лилиями; цветы с тихим плеском закачались в зеленоватой от тины воде.
– Понадобится целая армия служанок, чтобы навести здесь порядок, – вздохнула Юнис. – Когда объявятся ваши уборщицы, мисс Фишер?
– Я велела им прийти в десять. А вот, наверное, и они! Замечательные женщины – их рекомендовала госпожа Батлер.
Раздался резкий звонок в дверь, и Фрина ввела в дом двух женщин; обе были невысокого роста, но одна худенькая, а другая толстушка. Она помогла им снять пальто и указала на столовую.
– Вот, дамы, предлагаю вам для начала открыть все окна и впустить свежий воздух. Мисс Хендерсон, это госпожа Прайс и госпожа Каммингс.
– Рада познакомиться, дамы, – произнесла Юнис. – Как вы думаете – справитесь? Здесь ужасный беспорядок.
Худенькая женщина подоткнула подол юбки, надела передник и повязала на голову огромный красно-белый платок.
– Мы с Мейси справимся, – заверила она. – Мы и похуже работенку делали, так, Мейси?
Ее напарница, повязывая голову голубым шарфом, мотнула головой в знак согласия.
– Горячая вода на кухне? – осведомилась Адела Прайс.
Фрина кивнула. Женщины взялись за дело.
– Я займусь окнами, Делл, а ты открой дымоходы и разведи огонь, – распорядилась Мейси.
Юнис повела Фрину наверх.
– Боюсь, тут все обветшало, с тех пор как мама потеряла все свои деньги, – извинилась мисс Хендерсон. – Она привыкла жить на широкую ногу, привыкла к роскоши. Я с трудом ухитрялась сохранять для нее тонкое белье после банкротства «Мегатерий-Траст», понимаете?
– Так ваша мать вложила деньги в эту компанию? – изумилась Фрина.
Она догнала мисс Хендерсон на пыльной лестнице и проследовала за ней в темную спальню.
«Мегатерий-Траст» – поспешно созданная фиктивная компания, детище досточтимого Бобби Мэтьюcа, эмигранта, жившего на денежки, которые ему присылали родственники. Фрина была с ними знакома. Эта компания с громким треском обанкротилась в конце мая 1928 года и погребла под своими обломками вклады всех инвесторов. Бобби предпочел поискать более теплый и менее чреватый уголовным преследованием климат в Южной Америке. Фрина не сожалела о его отъезде. Надо же – «Мегатерий»! Сколько горьких шуток сочинили о доисторических чудищах[11] после его краха!
– Ну да, все деньги были вложены в «Мегатерий». Мама потеряла все до последнего пенни. Господи, эти ковры совсем съела моль! Как вы думаете, возьмут ваши друзья такую убогую ветошь?
– Берт и Сес способны пристроить все что угодно. Извините, что я расспрашиваю, Юнис, но известно ли об этом вашему жениху?
– Конечно, нет. Об этом никогда не заходила речь. Полагаю, он считает меня богачкой. Хотя у меня и впрямь неплохой доход, но это мои собственные заработки.
– Вот как? – удивилась Фрина, не зная, что и предположить. – Какие же это заработки?
– Дайте слово, что никому не расскажете, – потребовала Юнис, остановившись с охапкой безобразных платьев.
– Ни единой душе, – пообещала Фрина и перекрестилась.
Юнис распахнула небольшую дверь и прошмыгнула внутрь. Фрина поначалу приняла комнатку за чулан, но она оказалась кабинетом. Здесь стояла настоящая пишущая машинка и целая гора заботливо пронумерованных страниц с рукописями. Фрина вспомнила о пакете с писчей бумагой, который подобрала в поезде.
– Так вы писательница! – воскликнула она.
Юнис Хендерсон зарделась.
– Любовные романы для чтения в поездах. Ах, дорогая, они такие ужасные!
– А над чем вы работаете сейчас?
– Сейчас ни над чем. Я как раз вычитывала корректуру «Рабов страсти». Пожалуй, это самая тошнотворная бредятина, какую я когда-либо читала. Так что она наверняка будет пользоваться не меньшим успехом, чем «Нежные путы» и «Полночь шейха». Тысяча экземпляров каждой из этих книг разошлась за две недели, и сейчас печатают новые тиражи. Так вы никому не расскажете, Фрина?
– Конечно, нет, дорогая, но как вы это здорово придумали! С чего все началось?
– Ну, мама всегда любила читать такие книжки, большей частью ужасную чушь, а я выучила машинопись, чтобы вести мамины счета. Пока я тренировалась в печатании, мне пришло в голову попробовать, а не смогла бы и я писать подобную чепуху. Это оказалось несложным делом, моя дорогая. Слова словно сами лились на страницу, я едва успевала печатать. Я и не подозревала, что у меня такое бесстыдное воображение, – призналась она, бросая платья в шуршащую груду на полу. – Я послала рукопись издателю, который знал моего отца и никогда бы не открыл моего имени. Вот так все и вышло. Я могу написать роман за три месяца, а рынок, похоже, испытывает вечный недостаток в дурном чтиве. Благодаря этой работе я могла покупать маме лавандовую воду, шоколад ручной работы, оплачивать поездки в Балларат и… о Боже, я совсем забыла о маме! Как бессердечно с моей стороны! – Юнис опустилась на латунную кровать и проплакала минут пять, после чего вытерла глаза, убрала платочек и продолжила разговор. – Теперь, когда ожоги на лице зажили и не надо больше принимать обезболивающее, от которого все как во сне, я часто ее вспоминаю, – призналась мисс Хендерсон печально. – Бедная мама! Кто же убил ее?
– Какое-то время я подозревала вашего молодого человека, Юнис. Да простит меня Господь, – призналась Фрина, сваливая в кучу туфли. – Но это не он.
– Не он? – переспросила мисс Хендерсон настороженно.
– Нет. Оказалось, что в ту ночь он был под арестом в полиции. За пьяный дебош.
– Как… как непохоже на него! – Юнис швырнула в кучу три перчатки. – Никогда не видела, чтобы он прикасался к алкоголю… по крайней мере очень редко. Ничего. Я прощаю вам это заблуждение, Фрина, его поведение и впрямь могло вызвать подозрения. Как вы думаете, зачем мама хранила семь разных чулок без пары? Что нам делать со всем этим хламом?
– Сложим всю одежду и прочие вещи в большую кучу в гостиной наверху, а Дот их разберет. Что-то можно будет отдать на благотворительные цели, а остальное Берт и Сес отвезут старьевщику. Важно только решить, что вы хотите оставить.
– Все, что здесь есть, можно выбросить, и ковер тоже – возможно, его удастся свернуть, если вы освободите его угол… спасибо.
Они принялись выносить вещи: одежду, старую, изрядно побитую молью, но еще вполне добротную, сотню ридикюлей, туфли, сохранившиеся еще со времен королевы Виктории и короля Эдуарда, расчески, коробочки со слежавшейся пудрой, грязные шпильки, чепцы и кружевные сорочки. За два часа они разобрали все верхние комнаты, и Фрина решила сделать перерыв, чтобы выпить чаю и покурить.
Дот, Рут и Джейн трудились на кургане из тряпья, упаковывая хорошие вещи в ящики из-под чая, а то, что уже никуда не годилось, – в мешки для соломы. Берт, Сес и уборщицы выносили ненужную мебель, безделушки, всякую всячину и тому подобное в старый фургон.
– Приятно избавиться от всего этого хлама, – заметила Юнис по пути на кухню. – Вы полагаете, кто-то может польститься на все это барахло? Полюбуйтесь на этот стеклянный колпак над свадебным букетом моей прабабки! Какая уродливая шишка!
Сес, которому стеклянный колпак как раз приглянулся и он намеревался подарить его своей суженой, буркнул в ответ:
– Превосходное стекло, добротная вещица. Видно, что мастер делал.
Мисс Хендерсон ласково ему улыбнулась.
– Возьмите его себе, раз он вам так нравится, – предложила она.
Сес расплылся в улыбке.
– Так ты идешь, приятель? – окликнул его с порога Берт. – Этак мы тут весь день проторчим!
Сес подхватил стеклянную посудину и был таков.
Фрина и Юнис пили чай и обозревали результаты своих свершений: полы выметены, окна открыты, печи растоплены, и в доме приятно пахнет горящими дровами и мебельной мастикой.
– Спасибо, что помогли мне, Фрина, – поблагодарила Юнис. – Если так и дальше пойдет, мы за один день управимся, и я смогу уже сегодня спать в своей спальне.
– Вам не страшно оставаться здесь одной?
– Нет, дорогая, кого мне бояться? Я разделалась со всеми фамильными призраками и прекрасно буду чувствовать себя в одиночестве. Я оставлю только самую необходимую мебель, а все эти украшения, перья, чучела птиц, морские раковины и столики мне ни к чему. Я выброшу каминный экран, вышитый тетей Матильдой (я ее всегда терпеть не могла), и кресло дорогого кузена Нелла, и коллекцию бабочек дядюшки Джона. Приятно чувствовать себя свободной от вещей, – призналась она, слегка опьяненная своей свободой. – Это хороший дом, если бы не вечный беспорядок. А эти занавески! Никогда не любила такие длинные вычурные кружева.
– Не выбрасывайте их, окна ведь чем-то занавешивать надо, – возразила Фрина. – Просто обрежьте.
– Обрезать?
Юнис Хендерсон обняла и расцеловала Фрину.
– Ах, Фрина, ну почему я сама до этого не додумалась? Сколько лет меня раздражали лежавшие на полу складки – а все для того, чтобы показать: мы можем себе позволить кружева такой непомерной длины. Мне и в голову не приходило, что их можно укоротить! Скорее! Где ножницы?
Они с азартом принялись за дело, и несколько метров превосходных кружев вскоре присоединились к уже лежавшим в мешках костюмам прошлого века. Дот отобрала для себя целую охапку тончайшего нижнего белья. Джейн и Рут обнаружили изрядное количество платьев из китайского атласа, и девочкам позволили оставить их себе. Берту приглянулась огромная морская раковина, и он забрал ее в подарок для квартирной хозяйки. Старенькому фургону пришлось совершить одиннадцать поездок по разным адресам, прежде чем все залежи, скопившиеся за семьдесят лет, были вывезены из дома, но, к удивлению Фрины, он все еще казался переполненным вещами. Бельевая буквально лопалась от запасов ирландских простыней, в доме осталось еще множество кроватей, столов, стульев, каминных решеток и картин, но из «безделушек» уцелела лишь одна – высокая аляповатая синяя ваза, которую какой-то предок-мародер добыл во время Боксерского восстания.[12]
– Это единственная мамина вещь, которая мне нравится, – призналась Юнис, когда они расположились вечером за кухонным столом, чтобы выпить чаю. – Я хочу подарить ее вам, Фрина. Она прекрасно подойдет к вашему салону цвета морской волны.
– О, Юнис, я не могу принять ее, она такая дорогая…
– Нет, можете. Иначе я просто разобью ее. Не хочу впредь иметь никаких вазочек. Я переделаю комнату для завтрака в кабинет – она выходит в сад – и заживу счастливо. И я все еще надеюсь, что вы отыщете убийцу моей матери.
– Да, я помню о своем обещании, правда, в настоящий момент у меня нет никакой версии. Но что-то обязательно появится. Вы уверены, что мы можем оставить вас одну?
– Конечно, – заверила Юнис, поднялась со своего места и прошла в отмытый холодный коридор, чтобы проводить помощниц.
Ветер дул с запада, и в доме запахло морем. За спиной мисс Хендерсон в прибранной комнате ярко полыхал камин, а на единственном уцелевшем столике был накрыт ужин. Фрина поцеловала Юнис на прощание и позволила Берту подвезти себя на грузовике. Всю дорогу она заботливо, словно ребенка, держала на коленях синюю вазу.
Фрина рано поужинала с Дот, Джейн и Рут. Джейн была какая-то рассеянная, и в перерыве между пирогом с начинкой из яйца и бекона и котлетами Фрина поинтересовалась у нее, в чем дело.
– Я вспомнила, – ответила Джейн, – что' меня вывело из транса и разрушило чары. Я что-то увидела. Вы знаете о моей бабушке? Она повесилась на окне в доме мисс Гей, в комнате наверху.
– Так что же ты увидела? – спросила Фрина. – Впрочем, можешь не говорить, если не хочешь.
– Я увидела повешенную старую женщину, – пробормотала Джейн. – Ее вытянули из окна за шею, а голова у нее была совсем как у моей бабушки. – Девочка безвольно склонила голову на бок, показывая, как это выглядело. – Была ясная лунная ночь, как и тогда, когда умерла бабушка. Это-то меня и потрясло. И мне стало не по себе.
– Где это произошло, Джейн?
– У башни, такой, откуда набирают воду для паровозов. Там был один человек, мисс Фишер, мужчина.
– Что он делал?
– Он тянул за веревку. Тело поднялось, и он тоже; он перебрался через него, потом залез на водонапорную башню, а затем раскачал тело и швырнул на траву. Это было ужасно! Я закрыла глаза. Потом он спрыгнул…
Джейн запнулась. Рут обняла ее.
– Рути, это было так ужасно!
– Надо рассказать все мисс, – велела Рут, и Джейн послушалась.
– Он спрыгнул на ее тело…
– Я знаю, что он сделал, Джейн. Можешь не рассказывать. Но как поступила ты?
– Я видела это все из окна дамской комнаты, мисс, и услышала за спиной ужасный крик. Потом поезд снова тронулся, а я так и осталась стоять, где стояла.
– Ты бы смогла узнать этого мужчину?
– Да, мисс. Наверное.
– Хорошо. А теперь обе сядьте и доешьте котлеты, давайте как следует поужинаем, я страшно проголодалась.
Рут остановилась, ее вилка застыла на полпути ко рту, и она задала вопрос, который мучил ее с самого приезда:
– Мисс Фишер, а как вы поступите со мной?
– Я с тобой никак не поступлю, если ты имеешь в виду, что я с тобой сделаю. А чего бы ты сама хотела?
– Джейн говорит, вы пошлете ее в школу.
– Верно.
– И что вам нравятся умные девочки.
– Да.
– И что вы удочерили ее.
– Так и есть, – подтвердила Фрина, пытаясь догадаться, куда она клонит.
– Я тоже не дура и не боюсь никакой работы, я всегда приглядывала за Джейн. Как она будет без меня? Вам надо взять нас обеих, мисс, а не только Джейн, словно одного котенка из помета.
Джейн положила руку на плечо Рут и посмотрела на Фрину. Рут тревожно кусала кончик косички. Потом она снова взялась за вилку и откусила насаженный на нее кусок котлеты, словно не была уверена, что ей еще удастся поесть.
Фрина улыбнулась.
– Две лучше, чем одна, – сказала она. – А я как раз думала, как Джейн справится в этой школьной суете. Хорошо, Рут. И ты тоже. Есть у тебя родственники?
– Нет, – заверила Рут и откусила кусочек хлеба, первый раз в жизни радуясь, что она сирота.
– Завтра же позову этого зануду-адвоката и все юридически оформлю. Но вам придется ходить в школу, девочки, там вы будете всю четверть, а на каникулы сможете приезжать сюда. Вы сможете заниматься чем угодно, если готовы ради этого потрудиться. И вы никому не должны рассказывать о моих расследованиях, ни словечка, поняли?
Обе головки кивнули. Они понимали. Рут расплылась в улыбке от уха до уха и хлопнула Джейн по плечу.
– Больше никакой мисс Гей, Джейн, и ни Седдона, ни Великого Гипнотизера, а главное…
– Что же главное? – заинтересовалась Фрина.
– Не надо больше мыть грязную посуду, – заключила Рут и так крепко обняла Джейн, что Уголек царапнул ее.
Поужинав, Фрина поднялась наверх переодеться, прикидывая, во что бы нарядиться на спевку студенческого хора. Она остановила свой выбор на удобных темных брюках и жакете, а овечий полушубок был прекрасной защитой от холода в темную морозную ночь, которая, судя по всему, ее ожидала.
Фрина как раз спускалась по лестнице, когда зазвонил телефон. Она взяла трубку. Это был детектив-инспектор Робинсон, он явно находился в приподнятом настроении.
– Мисс Фишер? Ах, вот как – сами подходите к телефону? Я звоню сообщить вам новости о нашем мерзавце.
– О котором?
Полицейский хмыкнул.
– О Бартоне. Его выписали из больницы, и он уже помогает нам с расследованием. Поет соловьем, не то что его стервозная женушка.
– Как? Разве он женат на мисс Гей?
– Конечно. С глазами его все обошлось – пустяковые царапины, но, похоже, он утратил свои способности. Пытался было загипнотизировать моего констебля – вот бы вы посмеялись, если бы увидели!
– Держите с ним ухо востро, Джек, он опасен.
– Мисс Фишер, всем прекрасно известно, что нельзя загипнотизировать человека против его воли. Он потерял свои клыки, можете мне поверить.
– Его дантисту придется делать ему новые. Поздравляю.
– Спасибо, мисс Фишер. И еще одно: я получил ответ от Томаса, помните, того сержанта, который уехал в отпуск.
– И?
– Не может сказать ни да, ни нет. Говорит, что помнит того человека, но не может утверждать, он это или нет. Утверждает, что это был странный случай: на вид парень не был таким уж пьяным, но когда констебль проходил мимо, тот подставил ему подножку и попытался отобрать каску. У молодых людей бывают свои проказы, особенно у тех, что учатся в университете.
– Верно. Что ж, пока мы ничего поделать не можем. Ах, Джек, я забыла вам рассказать! У меня есть свидетельница убийства, она видела, как все произошло, и может опознать убийцу.
– Свидетельница убийства, мисс Фишер? Кто же?
– Джейн. Говорила я вам, что память еще к ней вернется. Вот послушайте. – И Фрина рассказала о бабушке Джейн и обстоятельствах ее смерти. – Похоже, что старуха болталась в петле на фоне освещенного окна, это потрясло девочку и вывело из транса, в который погрузил ее ваш тихоня господин Бартон. Она видела мужчину на водонапорной башне.
– Она видела его?! – воскликнул Джек Робинсон. – И сможет его опознать?
– Говорит, что сможет, – ответила Фрина. – Я привезу ее завтра посмотреть фотографии. Хорошо?
– Завтра, – согласился Джек Робинсон.