Старший инспектор Фергюссон, из отдела по расследованию преступлений, сидел за столом в своем кабинете в Скотленд-Ярде, изучая обширный доклад машинописного текста. Это был высокий, грузный мужчина со светлыми волосами и усами. Выглядел он как человек, не принимающий невзгоды жизни близко к сердцу. В общении он действительно был легок на подъем, и хотя вкладывал в работу, как и его коллеги, все свои силы, ничто не могло потревожить его естественно позитивное мировосприятие и самообладание. На лице его всегда сияла улыбка, будто он постоянно вспоминал какую-то смешную шутку. Но в работе эта улыбка была опасной приманкой, о чем прекрасно были осведомлены джентльмены, наслаждающиеся развратной жизнью и потому часто бывающие у Фергюсона. Никогда инспектор не был так свиреп и опасен для преступника, как в моменты, когда склонялся над ним с кажущимися любовью в сердце и пониманием в глазах.
В Ярде старший инспектор Фергюсон был известен как человек с феноменальной памятью на даты и числа. У него была привычка постоянно ссылаться на месяцы, дни и даже часы. Он никогда не обращался ни к записным книжкам, ни к календарям, когда речь заходила о времени какого-то события из прошлого, а будто сам был живым дневником.
Клерк зашел в его офис и передал карточку. Фергюсон взглянул и сказал:
— Ага, Эмброуз из Эксбриджа. Хорошо, я могу его сейчас принять, — скажите, пусть заходит. Доброе утро, сержант. Мы раньше не встречались? Вы кажется приходили ко мне тринадцатого октября в прошлом году. Итак, есть новости из Эксбриджа? Вы пришли сюда попросить Ярд приехать и разрешить для вас то дело об убийстве?
Эмброуз засмеялся:
— Это во власти моего шефа, инспектор. Но я надеюсь, что делать он этого не собирается, — по крайней мере пока.
— Как обычно в репертуаре деревенщин. Сначала вы завариваете дикую неразбериху, а потом посылаете за нами, чтобы мы все прибрали.
— В любом случае я приехал сюда поговорить о том убийстве, — ответил Эмброуз. — Не скажу, что я в тупике, но точно в небольшом замешательстве.
— Никогда не доводите себя до замешательства, мой друг, — изрек инспектор. — Плохая привычка, которая ни к чему не приводит. В человеческой природе нет ничего замысловатого, а что таковым кажется, просто подразумевает, что его надо обойти. Итак, что у вас?
— Как я помню, вы некоторое время назад были задействованы в деле о краже в Сильвертон-Курт.
— Ночь 15 июля 1929 года, — сразу ответил инспектор. — И что же?
— И вы поймали вора?
— Блэйтвейта — да. Сообразительный пес, но голова дырявая. Капитан Блэйтвейт. Закончил среднюю школу и университет. И?
— Здоровый кусок дела на ваших плечах, инспектор? — бросил Эмброуз с искоркой в глазах. — Ярчайший пример дедукции, как бы сказал детективный писатель.
Фергюсон посмотрел на него и просиял:
— Итак, к чему вы клоните, сержант? — спросил он. — К чему эта лесть? Это определенно неспроста.
— За вашим расследованием стояло кое-что еще, не так ли?
— Что?
— Анонимное письмо?
Старший инспектор подался вперед:
— Даже если и так, — сказал он, — каким чертовым образом это связано с вами? Что вам об этом известно?
— Что оно было адресовано местному комиссару и было написано мистером Френсисом Хаттоном — человеком, которого убили в Эксбридже в прошлый вторник.
— Э… что? Откуда вы это знаете, сержант?
Эмброуз все рассказал. Инспектора это очень заинтересовало.
— Так вот кто прислал письмо! Я часто думал над этим. Все, что могу сказать, — ваш покойник был чертовски сообразительным малым! Письмо было просто шедевром. Сперва я хотел выбросить его в помойное ведро вместе с остальными мусорными письмами — столь абсурдной казалась его теория. Но чем больше я ее обдумывал, тем яснее мне открывалась холодная логика рассуждений, и я увлекся. И мне не стыдно признаться, что с помощью этого письма я пришел к разгадке. Я бы хотел встретиться с этим парнем, Хаттоном. Но как это связано с его смертью?
— Просто предположение. Блэйтвейт мог каким-то образом разузнать, что это письмо прислал Хаттон и…
— Месть? — перебил Фергюсон. — Не думаю. Блэйтвейт мог рискнуть — и рискнул — делом, достойным тюрьмы, но никогда не сделал бы ничего, что угрожало бы его жизни. Кроме того, ему вынесли приговор во Фраттенбери 24 сентября того года, так что он еще не мог выйти, даже за самое прилежное поведение. Хотя давайте я уточню.
Он поднял телефонную трубку с рабочего стола и позвонил в один из отделов здания.
— Нет! — сказал он, — он все еще в Парк-Херсте. Вот так! Вы молодец, сержант, что разъяснили свое замечание, ведь все это совсем не очевидно. Блэйтвейт вряд ли догадывается, что этот парень Хаттон навел нас на его след. Мы не знали автора письма, не говоря уж об упоминании о письме вообще — конечно мы никому о нем не сказали. По всей видимости только Хаттон и этот ваш профессор знали об этом. Нет! Не стоит рассматривать подобную возможность.
— Я понял, особенно учитывая то, что Блэйтвейт все еще в тюрьме.
— Но если взглянуть немного глубже, этот факт не должен отметать вашу теорию.
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду, что у Блэйтвейта есть жена, которая не в тюрьме. И я бы скорее заподозрил в мести женщину, чем мужчину — даже если бы она свершилась через много лет. Я не говорю, что это как-то вяжется с делом, но думаю, мне стоит рассказать вам все, что нам известно о семье Блэйтвейтов. Это может быть вам полезно, если вдруг Блэйтвейт решит по выходу из тюрьмы попроказничать на вашей территории.
Он снова взял телефонную трубку и отдал приказ. Через несколько секунд вошел клерк с небольшим портфолио в руках и положил его на инспекторский стол.
— Ага! — сказал Фергюсон, открывая папку. — А вот и мы. В основном информация, которую мы собрали уже после ареста Блэйтвейта. Некоторая была получена после вынесения приговора. Когда птичка попадается в нашу маленькую сеть, мы хотим вытрясти из нее все, что можем. Ничего не бывает бесполезным. Давайте-ка глянем — я расскажу вам суть. Хартли Джеймс Блэйтвейт, образование в Банхерсте и Эксбридже. Личный секретарь сэра Питера Деверела во время проживания в Америке; служил во Франции во время Первой Мировой — честно дослужился до капитана. Затем кажется пробовал себя в разных занятиях и в последнее время весьма успешно. Принимался в светском обществе. Обвинен в краже жемчужного ожерелья и других украшений у леди Фалингер, приютившей его с женой в своем доме во время их отдыха в Сильвертон-Курт. Следующая информация указывает на связи с криминальным миром, но ничего не доказано. Дело против жены не заведено, хотя она и подозревается в сообщничестве во время кражи драгоценностей.
После вынесения обвинительного приговора мужу миссис Блэйтвейт заняла дом на Элсуорт-Роуд, Хэмпстед, под своей девичьей фамилией Хартфорд. Залегла на дно. Конечно под частичным наблюдением, но пока ничего не произошло. Заметка — бдительное наблюдение за обоими супругами по выходу Блэйтвейта из тюрьмы.
Ага! — продолжил инспектор. — Видите, у нас есть некоторые подозрения насчет его жены. Я поместил ваши предположения в раздел «важное», но не думаю, что они могут помочь вам в расследовании именно вашего дела. Совсем не похоже, чтобы кто-либо из них хоть немного заподозрил Хаттона в написании нам письма. Могу я еще чем-нибудь вам помочь?
— Нет, благодарю.
— Если понадобится помощь, дайте мне знать. Ну ладно, удачи вам, сержант. Надеюсь, вы поймаете злодея. Интересное дело судя по тому, что о нем пишут. Как раз такие мне по душе — возможно я им когда-нибудь и займусь! — со смехом добавил инспектор, когда сержант-детектив собрался уходить.
Эмброуз засмеялся в ответ:
— Надеюсь, что нет — ради моей репутации.
На минуту главный инспектор Фергюсон немного засомневался, а затем мягким голосом произнес:
— Я собаку съел в таких делах, дружище, и знаю, что вы сейчас чувствуете. Но мы не гоняемся за преступниками только ради поддержания репутации, и успех работы полиции в основном базируется на командной работе, а не на одной личности, — мы живем в реальном мире, а не в детективе. И еще кое-что — уже не официально: мне нравится видеть перед собой смышленых людей. Если вам когда-нибудь понадобится совет от сведущего человека, приходите ко мне — по-дружески.
Эмброуз буквально остолбенел от такой приветливости, внезапно нашедшей на главного инспектора. Бывают моменты, когда человеку помимо официальных разграничений необходимо еще и доверие, и Фергюсон как раз сейчас предлагал установить столь нужную часть взаимоотношений. Молодой человек, уже вот-вот готовый выйти, задержался с рукой на дверной ручке. Немного постояв, он закрыл дверь и вернулся на место.
— Вы очень добры, — сказал Эмброуз. — Тогда можно у вас кое-что спросить — по-дружески?
Фергюсон усадил гостя в кресло.
— Давайте, — сказал он.
— Итак, вот как, — начал Эмброуз. — Я напал на след человека, который по всем взглядам и предположениям подходит под описание убийцы мистера Хаттона, и против которого есть даже маленькая толика свидетельства — свидетель, который точно видел этого типа рядом с Хаттоном за очень короткое время (вероятно не более нескольких минут) до убийства. Я знаю, что у него был нож в руке все время, что он находился с Хаттоном. Мне также известно, что у него прескверный характер, и именно он предположительно затеял длительную ссору с убитым. Я точно знаю, что у него были все возможности убить Хаттона и уйти из колледжа незамеченным, да и на самом деле он вообще единственный человек, который в принципе мог все это совершить в пределах установленного экспертизой времени. Но несмотря на все это, я совершенно не уверен… что-то мне подсказывает, что убийца не он.
— Однако кое-что совершенно точно, — сухо заметил Фергюсон. — Преобладание какой-либо возможности зачастую затуманивает рассудок и заставляет нас идти на риск. Но вы меня заинтересовали. Я не собираюсь лезть в ваше дело, просто разговариваю с вами: поделитесь со мной деталями?
Кратко как только мог Эмброуз рассказал ему о визите Финмера в комнаты Хенлоу и пересказал свой разговор с художником Гастингсом. Главный инспектор слушал молча, но те, кто хорошо его знал, могли бы заметить на его лице легкую добродушную улыбку, которая свидетельствовала о глубокой заинтересованности.
— Вот так, — закончил Эмброуз. — Я был бы рад услышать ваше мнение.
— Что думает на этот счет ваш суперинтендант? — резко спросил Фергюсон.
— Вместе с главным констеблем за кандидатуру Финмера. Они очень хотят его поймать.
— Хм! Вполне естественно. В любом случае вам нужно присмотреть за этим типом.
— Знаю. Если бы он был дома, мы бы его непременно задержали.
— Да. Но вы всегда можете его забрать — у нас же есть экстрадиция. Вы хотите услышать мое неофициальное мнение? Хорошо. Я разделю его на «за» и «против». С одной стороны — вспыльчивый человек внезапно встречает того, кто встал у него на пути: спор — внезапный приступ ярости — удар подвернувшимся под руку оружием — стремительный побег с места преступления. Но вот только все остальное не сходится. Есть одно большое «против» — его поход к художнику и их разговор о визите к Хенлоу, встрече с Хаттоном и выковыривании конкретным ножом канцелярских кнопок. Только полнейший дурак завел бы подобную беседу. Полагаю, — продолжил он, внезапно наклонившись вперед, — вы точно уверены, что Хаттона зарезали именно тем ножом? Что говорит об этом врач?
— Он очень четкий и осторожный человек, — ответил Эмброуз, — и отказывается говорить что-либо свыше того, что рана была нанесена колким режущим инструментом и что этим инструментом предположительно мог быть тот нож.
— Что заставляет его сомневаться?
— Он говорит, что ширина пореза немного больше ширины лезвия, но что это вполне могло быть вызвано неосторожным движением вбок в момент нанесения удара, но он не может этого утверждать.
— Понятно. Ладно, оставим это. Давайте лучше попробуем трезво проследить и обдумать действия Финмера. Если он действительно совершил это преступление, доказать это будет весьма сложно. У вас только один свидетель, и видел он подозреваемого лишь мгновение и мимоходом. Вторая и последняя улика — это разговор Финмера с художником, но нельзя полностью полагаться на него, ведь парень мог и солгать. Не думаю, что у вас достаточно оснований для экстрадиции, но в то же время разумно было бы поймать Финмера как можно раньше, точно не дожидаясь его приезда в Англию. Допустим он невиновен, но вы утверждаете, что в таком случае он бы вышел на связь. Не подходит. Сквайр уехал до того, как новость попала в газеты, а он, как нам известно, едет на материк. Так что вполне вероятно, что он даже не читал английских новостей. Вы сказали, он сначала собирался у Париж и упомянул, что возможно после отправится в Эвиан-ле-Бан?
— Да.
— Так что нет причин сомневаться в его словах, если он невиновен, верно? Теперь вот что: так получилось, что я знаком с районным commissaire[9]— оказал ему однажды хорошую услугу во время решения одного из дел. Я позвоню и попрошу уведомить меня, если Финмер объявится на его территории — ему в любом случае придется зарегестрироваться при въезде в отель. Это сэкономит ваши силы и время. Затем вам нужно будет поехать в Эвиан-ле-Бан — думаю, вы согласуете это с вашим супером?
— Легко.
— Отлично! Как только мне что-нибудь станет известно, я вам позвоню в Эксбридж.
— Огромное спасибо.
— Не стоит. И еще кое-что (хотя готов смело предположить, что вы уже об этом и сами думали): если Финмер не тот, кого вы ищите, то все, что могу сказать, — вы имеете дело с чертовски умным парнем!