Глава III

— Итак, — начал суперинтендант, — я хочу узнать, сможете ли вы пролить хоть какой-нибудь свет на сложившиеся обстоятельства. Присаживайтесь, старина, — сигаретку?

Плестоу намеренно предложил свой портсигар — он считал, что на допросе люди должны себя чувствовать как можно более непринужденно. Он объяснял своим друзьям, что иногда это усыпляет бдительность рассказчиков, а в таком случае у них можно больше узнать.

— Полагаю, вы знаете этих джентльменов из комитета? — начал он.

— Да, сэр. С тех самых пор, как они начали здесь встречаться, то есть уже добрую пару лет. Я точно знаю каждого в лицо и поименно.

— Хорошо. Мне представляется, что вы, как и мы — сыщики — должно быть неплохо натренированы обращать внимание на людей, — в вашем случае проходящих через университетские ворота, — не так ли?

— Естественно, ведь это моя работа. Конечно, сэр, время от времени приходят люди, которых я не знаю — гости там всякие, посетители. Но всех, кто имеет отношение к колледжу я знаю, а значит могу узнать и…

— Постороннего? — внезапно спросил суперинтендант.

— Постороннего? Ну, увидев человека я могу понять, что он не из колледжа, если вы это имеете в виду.

— Да. Я имею в виду именно это. Утром вы видели всех этих джентльменов?

— То бишь перед одиннадцатью часами? Да, сэр. Девять человек, из них с тремя или четырьмя я говорил.

— И вы видели как они выходили… Около часу пополудни?

— Мимоходом да. Я был в своей сторожке. Но не могу сказать, что обращал на них особое внимание.

— Понимаю. Получается, вы не знали, что мистер Хаттон оставался здесь?

— Нет, сэр, не знал.

— Хорошо. Заходил ли кто-нибудь посторонний между одиннадцатью часами и временем, когда члены комитета отлучились на обед?

— Да. Компания из четырех американцев.

— Откуда вы знаете, что они были американцами?

Привратник улыбнулся.

— Американцы здесь часто бывают, их сложно с кем-то спутать, — ответил он. — Во-первых, акцент, во-вторых, они были здесь всего шесть-семь минут — в суматохе, как у них и заведено.

— Угу. Кто-нибудь еще?

— Никого, насколько мне известно.

— Хорошо, а сейчас самое важное. Джентльмены из комитета ушли незадолго до часу дня и вернулись около половины третьего. В этот промежуток времени мистер Хаттон был убит. Понимаете?

— Конечно, сэр.

Суперинтендант подался вперед и вытащил изо рта сигарету.

— Так вот вопрос в том, входили или выходили из колледжа какие-нибудь посторонние за это время?

— Ну… сэр, боюсь, что не смогу сказать наверняка. Понимаете, сейчас не время учебы, и как следствие, я позволяю себе работать несколько небрежно. Дайте-ка подумать… Около часа я пообедал в своей сторожке, а затем выкурил трубку. В половину второго я вышел отправить посылку — меня не было минут пять. Затем… да, я уверен что посторонние не входили и не выходили.

— Хм! Это значит, что с часу до часу тридцати пяти кто-то мог войти на территорию колледжа? В вашей сторожке есть окно?

— Да, сэр. Но поскольку сейчас каникулы, я особенно не наблюдал за происходящим.

— Вот несчастье, — заметил Плестоу. — Дайте мне минутку пораскинуть мозгами.

Суперинтендант откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, пытаясь припомнить, что говорил врач. Доктор прибыл в два сорок (он открыл глаза и посмотрел в свои записи, чтобы для себя это подтвердить). В два сорок. И доктор сказал, что Хаттон был мертв не более часа. Даже если убийца вошел в то время, когда привратник отдыхал от своей работы, то мог ли он выйти так, чтобы его не заметили?

Он снова задал вопрос, и привратник снова уверенно заявил, что с часу тридцати пяти никто посторонний не входил в колледж и не выходил из него. Полицейский продолжил допрос. Кто-нибудь приходил или выходил из колледжа между часом тридцатью пятью и половиной третьего? Да, приходил бакалейщик с корзиной продуктов для кухни. Преподобный мистер Чепстоу, старый колледжский дон, приходил с двумя леди показать им окрестности — ушли они буквально через пятнадцать минут, около половины третьего. Еще вышли и вернулись двое служащих. Немногим позже двух часов двое рабочих пришли с обеда. Вот и все.

Ах, значит двое рабочих. Суперинтендант сделал заметку в блокноте. Нужно опросить их как можно скорее. Они находились у подножия лестницы с двух часов, и все посетители обязательно должны были пройти мимо них.

— Еще один вопрос, — сказал Плестоу, глядя поверх блокнота. — Здесь, конечно, есть люди, все это время не выходившие из колледжа. Кто они?

— Служащие в сокращенном составе — некоторые уехали на каникулы. И мистер Доусон, казначей. Он все каникулы провел в своей резиденции. Еще мистер Хьюит, один из донов. Скорее всего весь сегодняшний день он провел в своем кабинете — работает над книгой, так что вообще выходит очень редко.

Суперинтендант пожал плечами.

— Мне придется встретиться с каждым из них — таков порядок. Дайте им знать об этом. И еще скажите мне вот что: кто присматривает за этими комнатами, пока мистер Хенлоу в отъезде?

— Уильямс, парнишка на побегушках мистера Хенлоу.

— Понятно.

Суперинтендант поднялся, пересек комнату и открыл дверь в спальню.

— Предполагаю, что мистер Хенлоу спит здесь?

— Да, сэр. Когда остается в резиденции.

Плестоу еще раз вошел в спальню и осмотрелся. Привратник прошел за ним. Обращаясь скорее к себе чем к своему спутнику, полицейский сказал:

— Нет. Я не представляю, как кто-либо мог здесь спрятаться.

— Если только в гардеробе, сэр.

— Я заглядывал в него, — объяснил Плестоу, снова отворяя дверцы, — внутри только одежда, видите? Ладно, пойду поговорю с рабочими.

На лестничной площадке полицейский внезапно остановился. До него вдруг дошла мысль, что он ни разу не обратил внимания на противоположную дверь. Плестоу повернул ручку. Она была заперта.

— Что там? — спросил он у привратника.

— Эта комната почти не используется, она также принадлежит мистеру Хенлоу. Он хранит там книги и всякие коробки.

— Где ключи?

— Должны быть у Уильямса.

— Хорошо. Пойдите и скажите Уильямсу, чтобы шел сюда с ключом. Я хочу осмотреть это помещение.

Они спустились вниз. У подножия лестницы стояли Эмброуз с рабочими. Заметив вышедших, сержант тут же доложил:

— Я пытался разузнать все подробности, сэр.

— Хорошо. Сейчас мы ими займемся, но сначала я хочу сам задать этим мужчинам пару вопросов, — он обернулся к старшему из рабочих.

— Во сколько вы начали работать сегодня утром?

— В семь часов, сэр.

— Во сколько вы ушли на обед?

— В час.

— Вы были здесь все время?

— Да, сэр, мы с помощником оба были здесь.

— Значит никто без вашего ведома не мог подняться по лестнице?

— Скорее всего.

— Кто поднимался?

— Только джентльмены, прибывшие на встречу — девять человек. Я их считал.

— И тот другой тип, чуть раньше, — вставил младший рабочий.

Суперинтендант резко обернулся к нему.

— «Другой тип?» Кого вы имели в виду? Кто это был?

— А, — ответил старший, — он имеет в виду парня, пришедшего прибрать комнату перед встречей. Это один из служащих колледжа. Вот он, сэр, идет сюда.

Плестоу посмотрел в сторону, в которую указывал рабочий: к ним навстречу с дальнего конца дворика шел человек на вид лет около сорока, чисто выбритый и в темном костюме. Суперинтендант продолжил задавать вопросы:

— Никто больше не проходил?

— Нет, сэр.

— Во сколько вы вернулись с обеда?

— Около двух часов.

— Кто входил после этого?

— Те же джентльмены, что и утром, сэр. Возвращались все по очереди в течение получаса.

— Кто-нибудь выходил до того, как они вернулись?

— Нет, сэр. В этом могу поклясться.

Суперинтендант обернулся к только что подошедшему мужчине:

— Вы — Уильямс?

— Да, сэр. Привратник сказал, что вы хотите меня видеть.

Говорил он спокойным, почтительным тоном.

Суперинтендант обратился к Эмброузу:

— Вы сказали, что разузнали все подробности, — где был найден нож и так далее.

— Да, сэр, думаю, все.

— Хорошо. Тогда вы двое, — он обратился к рабочим, — можете продолжить работу. Но не уходите из колледжа без моего разрешения. А сейчас Эмброуз, Уильямс, будьте добры подняться со мной наверх.

— Для начала я хочу, чтобы вы открыли эту дверь, — сказал он Уильямсу, когда они поднялись на площадку. — Вы принесли ключ?

— Принес, сэр.

Он вставил ключ в замок и распахнул дверь. Все трое вошли внутрь.

Это была маленькая душная комната без ковров, наполненная особенным ароматом типографской краски и тоненьким запахом сырости. Несколько шкафов у стен были забиты книгами; книги также лежали и на полу рядом с несколькими коробками и старым чемоданом.

— Эта комната служит мистеру Хенлоу чуланом, — пояснил Уильямс. — Он никогда не использовал ее иначе, чем для хранения книг и всяких вещей, которые ему долго не надобятся.

Суперинтендант кивнул, внимательно осмотрел комнату, вышел из нее и вместе со своими спутниками вернулся на место преступления. Здесь он начал допрашивать Уильямса.

— Я правильно понимаю, что вы — слуга мистера Хенлоу?

— Да, сэр.

— Где сейчас находится мистер Хенлоу?

— В Швейцарии, он уехал туда на каникулы.

— Но он позволил джентльменам — комитету — собраться здесь?

— Да, сэр. В первый вторник месяца.

— Кто следит за комнатами во время отсутствия хозяина?

— Я, сэр.

— Они запираются?

— Конечно.

— У кого есть ключи?

— У меня. На самом деле сейчас это единственный ключ — их было два, но один потерялся. Мистер Хенлоу отдал мне оставшийся в день своего отъезда.

— А! — воскликнул суперинтендант. — Так значит, есть второй ключ, и кто-то вполне мог завладеть им, и входить в комнаты, когда ему заблагорассудится.

— Я так не думаю, — ответил Уильямс. — Второй ключ был моим, и я знаю, где его потерял.

— Если вы знаете место потери, то почему до сих пор его не нашли? — резко спросил Плестоу.

— Потому что не могу, сэр. Я был на речке с друзьями — катались на лодке. Этот ключ вместе с некоторыми другими вещами выпал из кармана, когда я снимал пиджак, и упал прямо в воду.

— Хм! И вы уверены, что нет других ключей?

— Насколько я знаю, их нет.

— Хорошо, продолжим. Итак, уезжая, мистер Хенлоу отдал вам свой ключ. Часто ли до сегодняшнего дня отпирались эти комнаты?

— Не могу сказать точно, сэр. Три или четыре раза — проветрить, прибрать.

— Угу, замечательно. Перенесемся в сегодняшний день. Перед тем, как уехать, мистер Хенлоу говорил вам о том, что вы должны все приготовить к собранию комитета?

— Нет, сэр. Но он написал мне уже из Женевы. Вот письмо, я принес его с собой на случай, если вы захотите взглянуть.

Суперинтендант прочел:

Отель «Мон-Блан»,

Женева.

22 августа 1931 г.

Дорогой Уильямс,

прошу Вас подготовить мой кабинет к встрече консультативного комитета в следующий вторник. Я напишу мистеру Пеннингтону, что не смогу на ней присутствовать, но комната будет, как обычно, в его распоряжении.

И еще, всех желающих следует напоить чаем.

Искренне Ваш

Сидни Хенлоу

Плестоу продолжил допрос:

— Расскажите, как вы подготавливали комнату этим утром. Можете вспомнить, во сколько точно вы начали работу?

— В половине девятого я отпер дверь и разжег огонь — все для этого я подготовил с вечера. Утро было холодным. Я расставил стулья вокруг стола и окончательно привел кабинет в порядок к прибытию гостей.

— Вы заходили в спальню?

— Да, сэр.

— Зачем?

— Мистер Хенлоу отправил один из своих плащей в чистку. Плащ вернулся сегодня утром, и я зашел повесить его в гардероб.

— Теперь все ясно, — пробормотал Плестоу. Таким образом единственное место где кто-то, мог прятаться, было чисто. — Продолжайте. После этого вы возвращались в кабинет?

— Я заглянул в половине двенадцатого спросить, кто из джентльменов останется на чай.

— А потом?

Уильямс, ранее исправно отвечавший на вопросы, впервые замялся и даже побледнел.

— Ну, сэр… Не хочу ничего от вас утаивать, сэр…

— Вам этого лучше не делать!

— Так вот, сэр. Я заходил поправить огонь, когда комитет ушел на обед.

— Да? И что? — подавшись вперед, спросил полицейский. — Во сколько вы заходили?

— В час дня, сэр.

— Черт возьми! И кто там был?

— Только мистер Хаттон.

— Теперь внимательнее, Уильямс! Это чрезвычайно важно. До сих пор мы полагали, что последним человеком, видевшим мистера Хаттона живым, был Стенхоуп. Расскажите мне в точности обо всем, что происходило. Что делал мистер Хаттон?

— Стоял у книжного шкафа, спиной ко мне. Когда я вошел, он обернулся.

— Да? Он вам что-нибудь сказал?

— Я сказал, что пришел поправить огонь в камине, на что он ответил что-то вроде: «Давайте, Уильямс, сегодня прохладно». Вот и все, сэр.

— Как долго вы оставались в комнате?

— Всего пару минут, сэр.

— Когда вы уходили, он все еще стоял у шкафа?

— Нет, сэр. Он зашел в эркер и больше не обращал на меня внимания — просматривал какую-то бумагу.

— Это была газета?

— Нет, сэр. Просто бумажка, может половина листа писчей бумаги. Не могу ничего сказать наверняка, я всего лишь взглянул в его сторону.

— Чем вы занимались после этого?

— Вернулся на кухню, — продолжил Уильямс, — могу даже назвать точное время, когда вернулся — шесть минут второго.

— Откуда вы знаете?

— Дело в том, что мистер Доусон, наш казначей, как раз в тот момент вошел на кухню и спросил у меня точное время — его часы остановились. Я сверял свои по радио в десять часов, так что смог ему сказать.

— Иными словами, у вас есть алиби, начиная с шести минут второго?

— Да, сэр.

Плестоу нахмурился.

— Уильямс, я должен вас предупредить, что вы находитесь в щекотливом положении. Я…

— Сэр, надеюсь, вы меня не подозреваете?

— Я этого не говорил. Напротив, я хотел попросить вас никому не пересказывать того, о чем мы с вами говорили, до дознания, на нем вам, безусловно, придется дать показания. Буду откровенен: вы не должны удивляться, если вдруг обнаружите, что за вами наблюдают. Не волнуйтесь — мы совсем не хотим ополчиться на невиновного. Просто в моей профессии нельзя рисковать. Сейчас можете идти!

— Он не должен покидать колледж, — обратился суперинтендант к сержанту после того, как слуга вышел. — И нам нужно следить за ним после того, как я позволю открыть ворота. А сейчас, Эмброуз, что вы обо всем этом думаете?

Все это время сержант-детектив сидел и молча курил трубку. Он ничего не говорил, но внимательно слушал. Мистер Эмброуз был человеком лет около тридцати; темные волосы, лысеющая макушка, чисто выбритое лицо и торжественно глядящие совиные глаза были самыми заметными атрибутами его внешности. У него была странная привычка сидеть с приоткрытым ртом даже во время молчания. Прибавьте к этому постоянное деревянное выражение лица без каких-либо эмоций. Вероятно в профессии сыщика все его действия и привычки были эффективны и оправданны, но со стороны он выглядел глуповато. Но это только со стороны.

Это был один из типичнейших современных полицейских. Сын деревенского священника, он учился в средней общеобразовательной школе. Попав со смертью отца в достаточно затруднительное положение, он обнаружил, что даже выпускники государственных школ не всегда занимают прибыльную должность. Сирота бродил по свету, прикладывая молодую руку к самым разным занятиям, но все они в конечном итоге оказывались или временными или неподходящими, пока он не поступил на службу в полицию в начале двадцатых годов — эта работа оказалась близка ему по духу, хоть в бытность констеблем Эмброузу и приходилось выполнять рутинную работу. Когда представлялась возможность, он проявлял себя в более сложных и тонких процессах, то есть в тех видах полицейской работы, в которых нужно, как говорит молодежь, «шевелить извилинами». Старший констебль округа, имевший нюх на способных подчиненных, заметил его и продвинул на занимаемую им ныне должность.

Он был скромным интеллектуалом. Что касается личной жизни, сержант до сих пор поддерживал связь с людьми, которых снобы скорее бы назвали «его кругом». С начальством же и другими сотрудниками он старался быть «полицейским».

— Эмброуз, что вы обо всем этом думаете?

Суперинтендант Плестоу вопросительно посмотрел на подчиненного. Сам он был одним из современных образованных полицейских, идущих в ногу со временем. Но где-то в глубине своего сознания он чувствовал, что у Эмброуза была интуиция, действительно заслуживающая внимания, даже если временами она и не проявлялась.

Эмброуз вынул трубку из рта и неторопливо проговорил:

— Сэр, я не думаю, что нам нужно волноваться насчет этого парня, Уильямса. Сказанное им ставит точку в вопросе о маленьком бородаче, который как нам казалось, видел Хаттона последним. Теперь он очищен от подозрений.

Суперинтендант немного покраснел. Было бы логично, если бы со Стэнхоупом он был так же резок, как с Уильямсом. Он взглянул на бесстрастное лицо коллеги, но оно ничем не выдавало, что Эмброуз имел в виду именно эту мысль.

— Да, знаю. Но общее представление о деле? У вас есть какие-нибудь мысли?

— Так вот, следует рассмотреть всех, кто был внутри в пределах обозначенного времени — с пяти минут второго до половины третьего. Или даже до пяти минут третьего, то есть до времени, когда вернулись рабочие, ведь они видели, что с тех пор никто не выходил. Если в стенах колледжа найдутся люди без алиби на этот отрезок времени, то, конечно, их следует взять на заметку. Сэр, вы опросили привратника. Что он сказал о входивших в это время?

— Он не уверен, по крайней мере в первом получасе.

— Хм! Как бы то ни было, я не слишком на него надеялся. Сейчас каникулы, а эти ребята в такое время дают себе расслабиться. Да и естественно кто-то мог бы войти еще раньше утром.

— Я думал об этом. Но сейчас это исключено — в квартире никто не мог спрятаться до встречи комитета. Единственное место, где можно было укрыться, — это гардероб в спальне, но Уильямс открывал его, когда заходил разжечь огонь. И рабочие внизу сказали, что никто не заходил внутрь.

Эмброуз на пару минут задумался, а затем сказал:

— Еще рано формировать предположения, но есть пара странностей, с которых следует начать. Во-первых, почему Хаттон не пошел обедать вместе со всеми? Он говорил, что собирается писать письма, но этого никак нельзя подтвердить. Далее — он не начал есть свой обед, даже не притронулся к нему. Так по какой же причине он остался здесь? Все выглядит так, как если бы он условился с кем-то о встрече в этом кабинете. Вторая странность — исчезновение рисунка, приколотого секретарем к шкафу. Это нужно объяснить. И третья странность — вот эта газета.

Ранее, во время допроса суперинтендантом Уильямса, сержант поднял просмотреть лежавшую на полу газету.

— Это та газета, которую, вероятно, читал мистер Хаттон перед тем, как мистер Стэнхоуп обнаружил его труп в кресле.

— Да, знаю. Вы изучили ее? Это вчерашняя «Ивнинг Газетт». Причем ранний выпуск — посмотрите вот на эти строки. Они о результате голосования в палате общин. Вот здесь: «Второе чтение закона о местном налоге. Правительственное большинство — 91». Заметка о голосовании не могла появиться здесь до семи вечера.

— И?

— Логично предположить, что газета была куплена вчера вечером в Лондоне. Иначе она не успела бы сюда попасть.

— Она могла прийти с почтой.

— Да, могла. Это значит, что нам нужно опросить каждого члена комитета, получил ли он газету с утренней почтой или принес ее с собой. У нас есть их имена и адреса, так что я позвоню или напишу каждому уже сегодня. Если нет, то, очевидно, кто-то купил ее в Лондоне — либо вчера вечером, либо сегодня утром. Вчера вечером она могла прибыть только на одном поезде — в одиннадцать тридцать пять. К этому времени ворота колледжа уже были закрыты, и кто-то должен был отпереть их. Это легко проверить. Если после этого времени никто не приходил, то все выглядит так, будто газету принесли сегодня.

— Ну, Хаттон мог получить ее с утренней почтой и в самом деле читать, когда его внезапно убили.

— Конечно, это возможно. Мы должны спросить у его сестры. Хотелось бы мне оказаться здесь до того, как Стэнхоуп снял газету с тела. Это могло бы облегчить задачу. Но я сомневаюсь, что Хаттон действительно читал ее.

— Почему?

— Если бы убийца застал его врасплох, он скорее всего не стал бы церемониться и ударил ножом через газету, но дырок в ней не было. Либо Хаттон сжал бы ее, и тогда Стэнхоупу наверняка пришлось бы эту газету порвать, вынимая ее у бедолаги из рук — хватка мертвеца, как известно, очень сильна; или Хаттон просто отбросил бы ее в сторону. Может я выражаюсь не очень понятно, сэр, но я имею в виду, что газета не была бы аккуратно над ним расстелена, как нам рассказал Стэнхоуп.

— Но как же тогда она приняла это положение? А! Я кажется понял, о чем вы говорите, Эмброуз. Очень умно!

— Конечно вы понимаете, сэр. Если бы кто-то вошел, — к примеру, Уильямс, — то все выглядело бы так, будто Хаттон, читая, уснул у камина. Никто ничего бы не заподозрил и не тронул бы его. Именно так и решили Стэнхоуп и прочие, вернувшись с обеда. Так что убийца, кем бы он ни был, — тип хладнокровный — после содеянного преспокойно привел все в порядок. И еще: сдается мне, убийство едва ли было преднамеренным.

— Вы имеете в виду, что раз он воспользовался этим ножом, то значит он не принес другого оружия?

— Именно. Схватил его со стола. Но, сэр, продолжим. После того, как он привел здесь все в порядок, он спрятал нож в той яме у лестницы. Это должно было произойти до двух часов, то есть до того времени, как вернулись рабочие.

— И тогда он улизнул из колледжа?

— Конечно. Если он ушел из колледжа. Но вы сказали, что по словам привратника, после часа тридцати пяти никакие посторонние из колледжа не выходили?

Суперинтендант сверился с блокнотом.

— Бакалейщик пришел и ушел. Мистер Чепстоу приводил двух леди и так же с ними и вышел. Двое служащих колледжа выходили и вернулись. Вот и все. Все выглядит так, будто это произошло в промежутке между часом и часом тридцатью пятью — если это все-таки был посторонний! Тем не менее, — задумчиво продолжил он, — здесь есть сложность. Смотрите, Эмброуз: вы, я и доктор прибыли сюда без четверти три, разве не так?

— В два сорок один, если быть точным, сэр.

— Вот именно. Доктор совершенно уверенно заявил, что Хаттон был мертв не так уж много времени — «точно не более часа», вот как он сказал. А если это так, то он не мог быть убит до часа тридцати пяти, не так ли?

— Или после двух часов.

— Почему? А, да, понимаю. В два часа рабочие вернулись, и с тех пор никто не выходил из квартиры. Странно. Нет ли из этих комнат какого-нибудь другого выхода?

Эмброуз встал и обошел комнату, подходя к каждому окну. Затем он заглянул в спальню, а сразу после вышел на лестничную площадку.

— Нет, — сказал он, вернувшись. — Окна во двор, находятся слишком высоко, чтобы из них выпрыгивать, но даже если бы кто-то и смог спрыгнуть, то рабочие услышали и увидели бы его. Нет, сэр, отсюда помимо двери выход только один, но это не очень-то правдоподобно.

— И что же это за выход?

— Убийца мог выбраться через эркерное окно, повиснуть на руках, и спрыгнуть на тротуар — здесь не больше десяти футов. Но там же людная улица, так что это крайне маловероятно!

— Хм! Я должен поговорить с доктором. Он мог ошибиться. Даже показания эксперта о времени смерти могут быть ненадежны. А теперь мы с вами побеседуем со всеми в колледже. Если разделим их между собой, сэкономим время. Ах да, я обыскал карманы Хаттона — их содержимое на столе, я все оставил специально для вас. Хотите взглянуть?

— Нет, сэр. Я бы предпочел изучить их в свободное время. У меня есть сумка и я сложу все в нее… А что это за бумаги?

— Подозреваю, что их здесь оставил секретарь, мистер Пеннингтон. Похоже на наброски.

— На всякий случай прихвачу и их.

Эмброуз собрал все в сумку. Суперинтендант в последний раз окинул взглядом комнату, и они с коллегой вышли на улицу.

Плестоу запер кабинет и соседнее помещение и сунул оба ключа в карман. Впоследствии он рассказал об этом Уильямсу, добавив, что никому нельзя входить в эти помещения без его личного разрешения.

Суперинтендант и сержант-детектив приступили к очередной скучнейшей рутинной работе по опросу всех находившихся в пределах колледжа, но в итоге это не принесло никаких плодов. Все сотрудники, казначей и мистер Хьюитт смогли доказать, что между часом и двумя они не заходили в квартиру Хенлоу. Единственным исключением был Уильямс, но он уже рассказал свою историю.

— Вот! — сказал своему клерку Джордж Уилкинс, выглядывая из окна напротив. — Наконец-то они отпирают ворота, суперинтендант только что ушел. Бадген, даю слово, там что-то случилось! Полиция, скорая, вынесли тело, и все эти франты ушли так рано! И вот еще — приехали репортеры из «Эксбридж Обсервер» и разговаривают с полисменом у входа! Как только выйду, я обязательно выясню, что там стряслось.

Загрузка...