Уцелевший

8. Рекс ван Рин идет в атаку

Шесть часов спустя зевающий от усталости Рекс улегся в роскошную герцогскую ванну. Ванная комната впечатляла: пятнадцать на двенадцать футов, затемненные стекла, протертые до хрустальной чистоты зеркала, хромированные краны, бесчисленные флаконы и фиалы.

Кое-кому это показалось бы излишеством в дурном вкусе, но де Ришло вовсе не разделял предрассудка, требовавшею являть сдержанность запросов и умеренность даже при большом богатстве. Аристократия, говаривал он, любила жить во блеске, и незачем лишаться великолепия в угоду низменным критикам.

Предки де Ришло гордо выступали во главе конных и пеших копейщиков, предшествуемые тридцатью двумя телохранителями. Герцог весьма сожалел, что нынешняя мода предполагает лишь ливрейного лакея в испано-сюизе, да шофера... Денежные средства де Ришло были, мягко говоря, значительны, скупостью герцог не отличался ни в малой мере и, не обзаведясь законными наследниками, справедливо полагал, что на его оставшийся век хватит с избытком, даже если забавы ради пускать золотые монеты по воде «блинчиком». «После меня — хоть потоп», — говаривал де Ришло с добродушной улыбкой, щедро одаривая оказавшихся в затруднении знакомых. Здесь, вероятно, сказывалась безрассудная широта натуры, унаследованная от русской матери.

— Покуда в Англии существует частная собственность, будем ею пользоваться, — прибавлял иногда герцог. — А то, чего доброго, они и сюда явятся.

«Они» относилось к большевикам, которых де Ришло недолюбливал.

Рекс уже не раз и не два пользовался роскошной, утопленной в кафельном полу, ванной — вернее, небольшим бассейном, а потому окружавшая роскошь не производила на американца особого впечатления. Куда больше ван Рина занимала ужасная головная боль, напавшая на рассвете. Похмелье исключалось — три-четыре легких коктейля не ввергают человека в подобное состояние. А голова буквально раскалывалась — такое с Рексом было только один раз, в юности, когда «сухой закон» привел к подпольному винокурению и Соединенные Штаты потонули в самогоне, ласково именовавшемся «moonshine» — лунный свет. Ван Рин хватил однажды пару стаканов мутноватой, крепкой, словно кислота, жидкости и закаялся на веки вечные пробовать жидкие продукты любительского происхождения.

Огромная губка, смоченная горячей водой и положенная на темя, принесла изрядное облегчение. События предыдущей ночи возникли в памяти Рекса с предельной отчетливостью. Да, это следствие столкновения, произошедшего в темной обсерватории. Прогулка по дому Саймона, казалось, высосала из атлетического тела всю энергию, обычно бившую ключом и просившую выхода. Во время беседы с герцогом Рекс еще держался, но потом нервное напряжение взяло свое и ударило наотмашь.

Н-да! Человек водит гоночные машины со скоростью свыше двухсот миль в час. Летает на самолете со скоростью втрое большей. Человек пробежался в компании друзей по морозным просторам «запретной территории», слыша визжащие возле самого уха пули и хладнокровно отстреливаясь. Человек угодил прямо в котел кубинской революции, где, опять же, пришлось и на курок нажимать, и кулаками работать. И нигде, ни разу не выматывался до такой степени, не ощущал себя выжатым, точно лимон.

Отвратительная, пагубная фигура вновь предстала мысленному взору ван Рина. Неужели тихий, вежливый, уступчивый Саймон по доброй воле способен был впутаться в столь устрашающую дьявольщину? Или впрямь не ведал, что творил?

* * *

— У короля губа не дура, — заметил Хуан.

Родриго сощурился, перегнулся вперед и наградил подручного увесистым подзатыльником.

— За что? — взвыл оскорбленный баск.

— Просто так, — ответил Родриго. — Не болтай попусту. Но приступим, наконец, господа хорошие. Распяльте красавицу, а я полюбуюсь.

— Нет! — опять закричала Эрна, когда могучие лапы наемников распахнули ей ноги, выставляя сокровенные прелести пленницы на обозрение кастильскому рыцарю.

Тот немного помедлил и пробежал умелыми, властными пальцами по явившимся ему шелковистым лепесткам.

Эрна зажмурилась и попыталась не думать о происходящем и предстоящем. Нужно лежать не шевелясь, безучастной и безразличной ко всему, что учинят эти животные...

Испанец точно читал в ее мыслях, а потому и не торопился. Ладони Родриго ползали по телу баронессы, дюйм за дюймом лаская нежную кожу, задерживались на бедрах, кружились по животу. Подымались вдоль боков, гуляли под мышками, оглаживали и слегка стискивали понемногу напрягавшиеся груди.

На разные манеры владевший за свою жизнь едва ли не пятью тысячами женщин, Родриго хорошо понимал: золотоволосая красотка беспомощна перед натиском, вынуждена принимать любые ласки, а потому рано или поздно против собственной воли разгорячится и потеряет голову.

Если, разумеется, не холодна от природы.

Родриго улыбнулся про себя.

Звуки, то и ночь долетавшие до его комнаты из супружеской опочивальни де Монсерратов, не давали оснований заподозрить жену Бертрана во врожденном холоднокровии...

Испанец наклонился и легонько ужалил Эрну в пупок влажным языком. Живот молодой женщины затрепетал, баронесса вздрогнула.

«Отлично, милая, отлично», — подумал Родриго.

Мигель отпустил Иветту, поднялся с пола, посмотрел на происходящее рядом, одобрительно кивнул и покинул хижину. Тот же час вошел заждавшийся Диего. Служанка вскочила, но баск повалил ее на плащ и безжалостным, кусающим поцелуем приглушил пронзительный вопль.

— Будешь брыкаться — пожалеешь, — раздался прерывистый голос баска.

Эрна де Монсеррат хотела сделать победу испанца пресной и безрадостной, однако способ для этого избрала неудачный. Извивайся баронесса, дергайся она, вырывайся, делай усилия, напрягай мышцы — острота ощущений намного уменьшилась бы, а то и совсем исчезла. Эрна же, решившая остаться презрительной и равнодушной в объятиях насильника, лежала расслабившись. И со смятением чувствовала, как по каждой жилке начинают струиться истомные, горячие токи.

Почуял это и Родриго.

Продолжая целовать баронессу в живот, он упер локти в медвежий мех подле ее боков, завладел грудями женщины, осторожно сжал и вытянул оба соска.

Первый стон вырвался из разомкнувшихся уст Эрны, женщина плеснула бедрами, на мгновение коснулась лобком тела Родриго, отпрянула, точно ожегшись, и прижала упругие ягодицы к постели.

«Пора...»

Кастилец распрямился, оставаясь на коленях посреди ложа. Медленно вдвинул указательный палец в приотворившийся меж ног очаровательной пленницы розовый зев — уже влажный и послушный — мелко, изощренно зашевелил рукой, готовя решающую атаку. Затем извлек мокрый перст, отстранился, устроился поудобнее — и надолго прильнул жадными губами к вожделенному влагалищу.

Соски Эрны поднялись и встали сладострастным торчком, веки разомкнулись, ошалелые глаза устремились на Родриго.

— Заневестилась, — выдохнул один из басков.

Рыцарь ловко и быстро скользнул вперед, жаркая глыба похоти легла на вскрикнувшую баронессу. Огромный бивень коснулся ее лона, отверз, погрузился — глубоко и безжалостно.

Эрна ахнула.

Могучий зад испанца равномерно и безостановочно заплясал.

* * *

Во-первых: Моката — приверженец того, что де Ришло определил как путь левой руки, и с непонятной целью пытается заполучить Саймона. Во-вторых: благодаря своевременному вмешательству, сатанисты бежали вон из Аароновского дома, прихватив хозяина. В-третьих: Саймона должны кощунственно крестить, по каковом обряде он будет, по словам того же де Ришло, за пределами всякой возможной помощи. В-четвертых: сегодня — канун Первого Мая, праздника весны, и с наступлением ночи должен состояться Великий Шабаш, ежегодное действо. В-пятых: надлежит полагать, что Моката ухватится за возможность погубить Саймонову душу именно когда настанет Walpurgis Nacht. В-шестых: на розыски Мокаты и вызволение Саймона остается лишь двенадцать часов. В-седьмых: единственная возможность напасть на след Мокаты — лестью, мольбами либо угрозами заставить разговориться очаровательную девушку по имени Танит...

Рекс прекратил намыливаться и громко выругался при мысли, что единственная женщина, которую он хотел повстречать целых три года, замешана в этой пакости. А вдобавок придется играть роль частного детектива на разламывающуюся голову. Инструкции де Ришло были вразумительны и недвусмысленны. Любой ценой, любым способом заполучить необходимые сведения.

Побрившись и одевшись, Рекс почувствовал себя неизмеримо лучше. Ласковый свет последнего апрельского дня вливался в оконные стекла, теплыми косыми угольниками ложился на пол, согревал и бодрил. До лета было еще ох как не близко, но в воздухе уже витало предчувствие волшебных дней, на которые английская сумрачная погода столь щедра в начале мая.

К удивлению своему, Рекс обнаружил, что де Ришло, имевший стойкую привычку пребывать в постели часов до двенадцати, покинул дом в половине девятого. Для герцога это было подвигом — и серьезным. Он действительно вознамерился провести долгий, насыщенный день среди рукописей и коллекций Британского Музея, освежая давние познания по части забытых и полузабытых культов, отыскивая заклинания, способные предохранить от зловредного влияния противоестественных чудовищ... чего именно?

Рекс наморщил лоб и напряг память.

Чудовищ Внешнего Круга. Правильно.

Монстров нечеловеческого происхождения.

Вошедший Макс предложил американцу плотный, изысканный завтрак, но Рекс решительно отказался. Есть ему хотелось меньше всего. Стучало в висках, давило на глаза, перед зрачками время от времени проплывали багровые пятна. Рекс упорствовал в нежелании питаться, даже когда Макс пытался соблазнить гостя его любимейшим омлетом.

— Но герцог будет весьма, весьма огорчен, — объявил слуга.

Ван Рин сдался, присел к столу, рассеянно поковырял вилкой в тарелке. Хлопотавший у кофейника Макс тихонько ухмыльнулся. Распоряжения, отданные господином, в первую очередь предусматривали нежданные капризы со стороны Рекса, даже вспыльчивость и грубость... Ох и проницательный человек их светлость! Никто не знал де Ришло дольше и лучше старого личного слуги, Макса.

Лакей достал из буфета серебряный поднос. На подносе красовался высокий стакан, до краев полный пенистой пахучей жидкостью.

— Господин де Ришло разъяснили, сэр, — сказал Макс почтительно, — что у вас невралгия. Велели обязательно и непременно выпить вот этого. Как жаль, вы так молоды, сэр, и уже страдаете от подобной напасти... Ладно, мы, старики. Но уж вам-то грешно, право слово. Попробуйте. Ей-ей, вкус очень приятен. Похоже на сок гренадильи. Клянусь, не пожалеете. А помогает-то как!..

Рекс подозрительно оглядел стакан и не без опаски пригубил загадочную смесь. Макс явно преуменьшил, расхваливая: настой оказался восхитителен.

— Иногда джентльмены предпочитают молоко, — заговорщически шепнул Макс, — а иногда — просто рассол от пикулей. Но уверен: его светлость понимает в лечении лучше остальных...

— Все-то вы знаете, старый ворчун, — осклабился Рекс, возвращая опустевший стакан на место. — Не пьянствовали мы ночь напролет. Но лучше бы пьянствовали...

— Ну уж нет, сэр! Кстати, не мое это дело, да только сдается, господин Аарон был немного не в себе, если можно так выразиться, когда... гм!.. явился к нам после ужина.

— Да... конечно. Вы же устраивали гостя на ночь, я и позабыл.

Макс виновато потупился. Добрый старик был совершенно уверен, будто напутал, совершил неправильный, глупый поступок, срезав непонятный медальон с шеи Саймона. Тот, на хмельную голову, оскорбился и бежал, разъяренный.

Старик закашлялся и побыстрее сменил тему:

— Их светлость велели передать вам, сэр, что прогулочный роллс-ройс целиком и полностью отдается в ваше распоряжение. И второй шофер тоже, коль скоро не пожелаете править сами.

— Разумеется, пожелаю. Распорядитесь подать автомобиль к парадному, хорошо?

— Вот и чудесно, сэр. А теперь я, с вашего дозволения, откланяюсь и отправлюсь в Пенгбурн, подготовить коттедж к вашему приезду.

— О’кэй, Макс. Увидимся позже... надеюсь.

Рекс выбрал и закурил сигарету. Он чувствовал себя гораздо лучше и свежее.

Любопытно, какие травы использует герцог в этом снадобье для оживления мертвецов? Макс говорил, похоже на гренадильи... Превосходный тоник!

Рекс откинулся и начал обдумывать предстоящую атаку на гостиницу Кларидж.

Только бы удалось повстречать Танит и поговорить с нею. Но каким же образом? Разыскать настоящее имя девушки среди перечня постояльцев? Нельзя. Если послать наверх свою визитную карточку и попросить о свидании, Танит просто-напросто не захочет принимать вчерашнего знакомца. Почти наверняка. Они, по сути, устроили в доме Саймона побоище, расстроили собрание — каковы бы ни были цели собравшихся, — а сама девушка связана с Мокатой и заранее полагает Рекса противником. Преодолеть враждебное отношение можно при личной встрече, но добьешься ли доступа? Следует, пожалуй, порасспрашивать посыльных...

В конце концов, Рекс порешил отправиться в Кларидж, поудобнее расположиться в холле, не терять из виду лифты и дождаться появления Танит. Не Бог весть что, но лучшего замысла у американца не было. Едва ли приехавшая в Лондон женщина усидит в номере весь день напролет. Следует проявить выдержку и хладнокровие. Прогонит прочь — тем хуже. Пускай сам де Ришло попробует изобрести другой порядок действий.

Привыкший к широким, скоростным шоссе родного штата, Рекс ругался напропалую, пробивая себе дорогу сквозь плотный, непрерывный транспортный поток, не спеша струившийся по сравнительно, достаточно и очень тесным улицам, улочкам, переулкам. Но всему приходит конец. Обменявшись двумя-тремя словами с приветливым швейцаром, Рекс попросил разрешения запарковать роллс-ройс у самого входа в отель.

— Да хоть на неделю, сударь, — добродушно ответил служащий.

Ван Рину подсознательно хотелось оставить машину поближе.

* * *

Молния поразила голову Торбьерна-Волчьей Шкуры далеко за полночь, ударила с изумительно ясного звездного неба, обуглила пику, нырнула в дикий камень толстенной башенной стены, спаянный на долгие века известью, которую замешивали на сыворотке и яичном белке. Сотрясла замок Хлафордстон сверху донизу, от зубцов парапета и — до глубочайших подземных казематов, до потайных каменных мешков, где издавна тлели всеми забытые скелеты неведомых узников, ибо норманнский пришелец так и не узнал от убитого им саксонского тана о многих и многих секретах замка, взятого с бою и ставшего достоянием новой фамилии.

Дозорный потихоньку дремал, прислонясь к зубцу и, сброшенный с ног в тяжелом полусне, покатился по гулким плитам, звеня кольчугой. Это спасло ему жизнь: Бертран де Монсеррат, снедаемый не слишком веселыми раздумьями, томился от бессонницы. Осушив несколько добрых кубков, рыцарь угрюмо направился проверять караулы. Проверка продвигалась от замкового двора к нижним помещениям, а оттуда — вдоль стены, по периметру бастионов. Удостоверившись в безупречной службе латников, де Монсеррат замкнул неторопливый круг и решил заглянуть на площадку главной башни.

Площадка была самым высоким, безопасным и неприступным местом во всем Хлафордстоне, и пожилой Ансельм решил немного прикорнуть, справедливо полагая, что часовому на эдакой верхотуре окромя собственных отцов-начальников опасаться нечего и некого, а на изощренный в долгих боевых трудах слух седовласый латник полагался всецело.

Само по себе рассуждение Ансельма было, повторим, справедливо, но, как явствует из описываемого, дозорный обманулся. Так или иначе, старику было несдобровать: вольностей на посту барон не прощал и неукоснительно карал за них плахой, а кружка темного эля, пропущенная перед заступлением на стражу, притупила бессознательную собачью бдительность латника.

Удар молнии спас Ансельму жизнь, однако не рассудок.

На виду у закаленного, давно уже почти равнодушного ко всему, кроме выпивки да сна ветерана лицо Торбьерна замерцало жутким фосфорическим светом. Раздался отчетливый, натужный скрип. Голова казненного поворачивалась на пике, будто на шее. Оцепеневший Ансельм пытался крикнуть, призвать помощь, но мертвый варяг устремил горящий взор прямо ему в глаза...

* * *

Бертран пошатнулся и едва не слетел стремглав по крутой винтовой лестнице. Он ударился о стену, потерял равновесие и неминуемо скатился бы, не угоди обтянутая плетеной стальной перчаткой рука в узенький проем оказавшейся рядом бойницы. Де Монсеррат вцепился в толстый прут, стягивавший камни для пущей надежности, обрел неожиданную точку опоры. Увлекаемый собственной тяжестью, описал полукруг, едва не вывихнув при этом кисть, опять ударился о стену полутора ярдами ниже, охнул и неуклюже сел на ступеньку.

— Sacre bleu![13]

Дикий звериный рев доносился с башенной площадки. Бертран встал на ноги, еще раз выругался и заспешил наверх.

Скорчившийся у самого выхода латник непрерывно, как лишь коты мурлычут, орал, широко разинув рот и вытягивая перед собою руки. Де Монсеррат нагнулся и с размаху — раз и другой — хлестнул воина по лицу. Вопль продолжался.

— Убью! — рыкнул Бертран и ударил еще дважды.

Ансельм простерся на каменных плитах, милосердно лишенный чувств.

Барон огляделся и не сразу понял, почему вместо узкого серпа на небе взошла полная луна и отчего стоит ночное светило так низко. Де Монсеррат смигнул, помотал головой — и застыл, точно пригвожденный к площадке; замер, отвесив челюсть и облившись холодным потом.

Раздался громкий, свистящий, скрежещущий голос.

Голова Торбьерна заговорила.

* * *

— Мистер вэн Рэн, сэр? — прощебетал подросток-рассыльный.

Рекс ошеломленно поглядел на мальчишку, приблизившегося быстрым, небрежным шагом, лишь только американец вошел в вестибюль со стороны Дэвис-Стрит.

— Ван Рин, — поправил он машинально.

Кто, кто, ради всего святого, мог угадать его намерение отправиться в отель? Разве только де Ришло пытается передать некое срочное известие...

— Это вы, сэр?

— Да, — кивнул Рекс, и едва не шлепнулся, услыхав:

— Лэди, которую вы хотите увидеть, послала предупредить, что минут через пятнадцать спустится сама.

Ошеломленный американец сверлил рассыльного глазами, пока тот не смутился и не отбежал прочь.

Каким, черт побери, образом Танит узнала о посещении? Увидела из окна приближающуюся машину? Вчера они с герцогом ездили в испано-сюизе, а роллс-ройс — крытый автомобиль с притемненными стеклами, даже сокол никого не опознал бы внутри...

Помедлив, Рекс покинул гостиницу и купил в маленькой цветочной лавке на Брукс-Стрит огромный букет свежей сирени. Однако, вернувшись в отель, американец осекся: настоящее имя Танит оставалось полной и покуда неразрешимой загадкой. Куда отослать цветы?

— Человек!..

Уже знакомый рассыльный подкатился к Рексу услужливой маленькой мышкой.

— Сделайте милость, отнесите букет в номер дамы. С наилучшими пожеланиями от Рекса ван Рина. Отнюдь не вэн Рэна, понятно?

— Так точно, капитан, — ухмыльнулся мальчишка и, смерив добродушного незнакомца наметанным взглядом, дерзко взял под козырек.

* * *

Баск Мануэль пребывал в душевном расстройстве, которое грядущие, несравненно более изнеженные и чувствительные поколения неминуемо определили бы как выраженное начало нервного срыва.

И было от чего.

Все четверо молодцев, определенные честно брошенным жребием в немилые любовники служанки Иветты, успели должным образом побывать в лесной хижине, покинуть ее, и сейчас лениво развалились на подстеленных дорожных плащах, потягивая из обтянутых грубой холстиной фляг нехитрое вино, выжатое из благословенного сока нормандских лоз, перебродившее в наспех, однако накрепко сколоченных бочках и доставленное в Хлафордстон морским путем. Усталые бойцы набирались новых сил.

Хижину покинули все. Кроме Родриго и его помощников.

Кастилец продолжал управляться с баронессой уже добрых сорок минут. Мануэль скрипел зубами, прохаживался по широкой прогалине, временами ложился и молчал, вызывая веселые улыбки отворачивавшихся приятелей.

Улыбаться Мануэлю в лицо не решался никто — уж слишком грозным бойцом был нахальный, не знавший удержу ни в схватке, ни в разгуле крепыш. А накатывавшие на этого баска приступы неукротимого бешенства, когда глаза метали пламя, а рука разила все и вся, давно стали притчей во языцех.

Безопаснее и спокойнее казалось не дразнить Мануэля, не склонять к стычке с почти неминуемым исходом.

— Уснул он там, что ли? — прорычал воин, скрещивая руки на груди.

— Чего нет, того нет, — миролюбиво заметил Диего. — А ежели совсем невтерпеж, пойди, проведай служаночку, — полегчает.

— Пошел ты сам!.. — загремел разгневанный наемник. — Мне выпало спать с баронессой — правда, последним из первых, но не беда: сочные кусочки вполне в моем вкусе. А теперь этот...

— Осторожнее, дружище, не надобно говорить лишнего, — вставил Диего.

— ...капитан, — бойко продолжил Мануэль, — заграбастал красавицу на целую ночь! Так, что ли? No hay derecho![14]

— Hay derecho del fuerte![15] — засмеялся наглец Гонсало.

Рука Мануэля метнулась к рукояти широкого охотничьего ножа, и Гонсало немедля смолк.

— Потерпи еще немножко, — заметил Альваро, самый старший и рассудительный. — Ты не первый день знаком с капитаном. Сеньор де Монтагут всегда испытывает выдержку друзей — такова уж его природа... Дай командиру потрудиться на славу — не будет же он усердствовать до утра? Твой черед настанет, и скоро: Хуан и Алонсо наверняка не смогут немедленно заняться козочкой, наглядевшись на такую любовь!

Дружный хохот огласил поляну.