Учебка. Армейский роман.

Глава тридцатая В клубе

После завтрака сержант построил в кубрике взвод и объявил:

— Сегодня от нашего взвода пойдут два человека в наряд по клубу. Кто желаем сам?

При этом Гришневич почему-то пристально посмотрел на Игоря. «Чего он на меня уставился — ведь знает же, что меня приказали пока в наряды не ставить?!» — недовольно подумал Игорь и отвел взгляд в сторону. Но у сержанта на этот счет было другое мнение:

— В наряд по клубу пойдут: курсант Тищенко и…

Тищенко с таким выражением лица посмотрел на сержанта, что-то поспешил пояснить:

— Тищенко, чего ты сделал такое грустное рыло? Во-первых, наряд по клубу гораздо легче, чем по столовой или по роте, а во-вторых, он не суточный, а только часов до семи-восьми вечера. Так что никаких проблем со сном не будет. Да и особенной работы там вроде бы нет… Кто хочет в клуб вместе с Тищенко?

— Давайте я пойду?! — неожиданно для всех предложил Туй, поддавшись на рекламу Гришневича.

— Хорошо. Так и решим: старший — ефрейтор Туй, его дневальный — курсант Тищенко. Идите в клуб и ждите там, на первом этаже. Придет старший лейтенант Лозанкин и поставит вам боевую задачу. Вам все ясно?

Так точно, — ответил Туй.

Тищенко промолчал — ему с самого начала не нравилось это задание. Но на молчание курсанта Гришневич не обратил абсолютно никакого внимания и увел взвод в учебный центр.

— Ну что — пойдем в клуб? — спросил ефрейтор.

— А разве у нас есть другие варианты? — вопросом на вопрос ответил Игорь и они пошли в клуб.

В клубе еще никого не было, и курсанты без дела слонялись по первому этажу. Лишь в одиннадцатом часу пришел плотно сложенный, черноволосый старший лейтенант.

— Наверное, это Лозанкин, — шепнул Игорь Тую.

Ефрейтор подошел к старшему лейтенанту, приложил руку к пилотке и доложил:

— Товарищ старший лейтенант, наряд по клубу прибыл в ваше распоряжение. Старший наряда — ефрейтор Туй.

Оглядев наряд с ног до головы, Лозанкин «поставил задачу»:

— Значит так, Туй — вы должны вымыть нижний и верхний этажи и покрасит двери. Идем, я покажу, а то вы мне накрасите!

Лозанкин повел наряд куда-то в боковой проход, в конце которого находились одна за другой две двери. Их и нужно было покрасить. Услышав про покраску, Тищенко хотел побыстрее начать работу. Игорю с детства нравилось все красить — старые вещи и предметы на глазах оживали и получали вторую жизнь. Человек же помогал им в этом, словно был самым настоящим волшебником.

— А где нам краску и кисти брать? — спросил Туй, которому вообще ничего не нравилось, но не подавал виду.

— Хороший вопрос. Зайдите в радиорубку, когда помоете полы. Там найдите Маметкулова. У него и возьмете банку белой краски и кисти.

Как фамилия того, кто в радиорубке? — переспросил Игорь.

— Маметкулов. Да вы его быстро найдете — он сегодня только один в радиорубке будет. Предупреждаю — службу нести бдительно и прилежно. Отлучаться только на обед. Покраску закончить сегодня. В случае чего за все спрошу с тебя, как со старшего! — последнюю грозную фразу Лозанкин адресовал Тую.

— Есть, — поспешно ответил ефрейтор.

Лозанкин ушел, и Игорь плюхнулся на один из стульев, намереваясь немного подремать.

— Ты чего? — удивился Туй.

— Ничего. Садись — немного поспим. Куда торопиться — все равно никого нет, — пояснил Игорь.

— Надо пол мыть.

— Успеем еще.

— Не успеем. Надо еще двери покрасить. Я ведь старший наряда, а не ты. В случае чего мне попадет, а не тебе.

— Вот пристал! Ста-а-р-ший он, видите ли! — недовольно передразнил Игорь.

— Вставай, Тищенко! Пойдем пол мыть, а то еще и в самом деле не успеем! — настаивал ефрейтор.

— Ладно, черт с тобой! — Игорь нехотя поднялся и с большим сожалением оглянулся на стул.

— А где нам ведра и тряпки взять? — задумался Туй.

— Во-во. Можно сказать, что ничего не нашли, — обрадовался Игорь.

— Надо поискать где-нибудь, — возразил Туй.

— И чего ты такой неугомонный?! — в сердцах воскликнул Тищенко.

— Не знаю. Пойдем в подсобку, может там чего-нибудь хранится?

В маленькой подсобке оказалась целая куча тряпок и не меньше десяти ведер.

— Ух, ты — да этим инвентарем можно весь батальон вымыть! — воскликнул Игорь, удивленный увиденным.

— Во-во! А ты еще говорил, что скажем, будто ничего не нашли. Представляешь, как бы нам попало?! — назидательно заметил Туй.

Взяв по ведру и тряпке, курсанты вышли из подсобки. Игорь о чем-то вспомнил и вернулся. Вскоре из подсобки раздался страшный грохот, словно Тищенко намеренно решил перевернуть все вверх дном. Но шум продолжался недолго, и Тищенко вышел из подсобки с двумя щетками в руках:

— Держи одну, ефрейтор — подметать пол ведь тоже чем-то надо.

Туй мыл второй этаж, а Игорю достался первый. Лестницу решили вымыть вместе. Вначале Игорь мыл не очень старательно и лишь перемещал грязь с места на место. Там, где Игорь начинал, пол уже высох, но на нем чуть ли не рельефно проступали те же грязевые пятна, только уже в других местах. Раздосадованному курсанту пришлось возвращаться и начинать все сначала. Теперь он работал более старательно, и грязи почти не оставалось. Для полной чистоты можно было вымыть еще один раз, но это было бы уже слишком — трижды мыть пол тогда, когда за тобой никто не следит.

Закончив с мытьем полов, курсанты отправились на поиски Маметкулова. От главного холла на втором этаже в обе стороны отходили небольшие коридорчики. Курсанты свернули в один из них и начали читать таблички на дверях.

— Библиотека, комитет комсомола, — бормотал себе под нос Игорь.

— Вот радиорубка, — перебил его Туй, занимавшийся изучением противоположной стороны.

Переглянувшись, курсанты в нерешительности остановились возле двери.

— Ну что — надо ведь кому-то войти?! — первым нарушил молчание Туй.

— Надо. Вот ты и войди, — предложил Тищенко.

— А почему именно я, а не ты, например?

— А хоть бы потому, что ты ефрейтор и старший наряда.

— Вот я, как старший и посылаю тебя туда.

— Не пойду я… Ладно, пошли вместе.

Туй согласился и, постучав, они потянули ручку дверей радиорубки на себя. В уши сразу ударила музыка, извергаемая двумя тридцатипятиватными колонками. Игорь слышал ее еще за дверью, но вначале подумал, что играет радиорепродуктор. В комнате никого не было видно, и курсанты нерешительно топтались у порога.

— Што вам здэс нада? — спросил вошедший за ними невысокий, узкоглазый азиат.

— Нам нужен Маметкулов, — пояснил Игорь.

— Зачэм тэбе Маметкулов, а?

— Старший лейтенант Лозанкин сказал, чтобы мы у него…, то есть у тебя краску взяли — двери красить. Да и вообще надо, чтобы он нам все поподробнее рассказал.

— А вы кто такой?

— Мы наряд по штабу.

— А-а. Ясно. Я и ест Маметкулов. Пойдем за краска, — азиат выключил магнитофон и повел курсантов на первый этаж.

Вначале Маметкулов долго и путано пояснил, как надо красить дверь, а затем открыл какую-то кладовку и выдал наряду банку белой краски и две изрядно облысевшие кисти. Подавая кисти, Маметкулов обратил внимание на лычку Туя:

— Ты сколко в армия?

— Почти два с половиной месяца, — искренне признался курсант.

— Ц-ц-ц… Только два месяц. Совсем дух, а уже ефрейтор! Наверное, очко рвал? Да, зома? — насмешливо спросил Маметкулов, который тоже был ефрейтором.

— Почему рвал? Ничего я не рвал! Я ведь не сам — в штабе присвоили. И не только мне одному, — обиделся Туй.

— Э-е! Какой штаб?! Твой сержант тебя в список писал, вот штаб тебе лычка и дал — как будто я не знаю!

— Но ты и сам ефрейтор! — возразил Туй.

— Это совсем другой дело, зома! Я прослужил намного болшэ тебя и этот лычка честно получил.

— Да я тоже вроде бы не крал это звание! — в голосе Туя появились стальные нотки.

— Э-е, зома, а чего ты крычишь, а?! — недовольно спросил Маметкулов и подскочил к курсанту.

— Я просто так говорю, а не кричу, — Туй не хотел связываться с Маметкуловым.

— А то смотри у мэня! Я не стану терпет, чтобы дух так со мной говорил! Приступайте к работа! — Маметкулов многозначительно взглянул на курсантов и ушел в радиорубку.

Маметкулов был такого же роста, как и Игорь, но немного плотнее.

— Вот доход — еще и указывает! — недовольно проворчал Тищенко.

— Ему по сроку службы положено. К тому же ты ведь и сам слышал, что Лозанкин нас именно к нему отправил, — Туй неторопливо взболтал краску, открыл крышку и сунул в дырку кисть.

Кисть была широкая и, вытаскивая ее назад, Туй измазал краской все пальцы. Увидев это, Игорь поспешил «застолбить» вторую, более узкую и аккуратную кисть:

— Раз ты ту взял, я эту возьму. Давай ты изнутри дверь будешь красить, а я снаружи?

— Давай, только, как мы будем с двух сторон красить из одной банки?

— Я сейчас полулитровую банку с подоконника принесу, ты мне туда и отольешь.

Игорь принес банку и получил свою долю резко пахнущей краски. Туй работал быстрее, потому что захватывал своей кистью гораздо большую площадь дверей, зато Игорь красил куда более аккуратно и тщательно. К тому же с широкой кисти краска постоянно сползала Тую на руку, а вот руки Тищенко были почти чистыми. Тем не менее, работа продвигалась далеко не так быстро, как этого бы хотелось курсантам. Так и не закончив покраску дверей, они ушли на обед.

Рота уже пообедала, и Игорь быстро определил, что на столе наряда остается лишняя пайка. На всякий случай он переспросил у допивавшего свой чай Калиновича из третьего взвода, который был дневальным по роте:

— Слушай, все поели?

— Не знаю… Вроде бы все…, — не совсем уверенно ответил Калинович.

— Да, наверное, все — наряд по роте поел, мы с Туем поели! Вроде бы больше никто не должен придти?! — настойчиво предположил Игорь.

— Ну, тогда все, наверное! Неужели ты такой голодный?! — Калиновичу надоели вопросы Игоря.

— Как будто бы ты сытый! Дело не в голоде — зачем пайке зря пропадать?! — обиделся Игорь.

Калинович ушел, и Игорь, немного поколебавшись, принялся за вторую порцию. Он уже допивал компот, как вдруг появился сержант Яров с красной повязкой дежурного по роте на правой руке. В душе Игоря зашевелились какие-то неприятные предчувствия. Они оказались не напрасными: Яров подошел к столу наряда с явным намерением пообедать. Не найдя своей порции, он вопросительно посмотрел на курсантов:

— Товарищ сержант, здесь стояло только четыре порции, — поспешно соврал Игорь, не выдержав слишком пристального взгляда Ярова.

— Никак не могут столы по человечески накрыть — вечно чего-нибудь не хватает, — буркнул Яров и посмотрел по сторонам, желая как можно быстрее выйти из этого неловкого положения.

Едва не захлебнувшись компотом, Тищенко выскочил из-за стола и, ничего не говоря ожидавшему его Тую, поспешил к выходу. «Сейчас остановит меня Яров и заставит искать ему пайку! Сейчас… Нет, вроде бы тихо. Надо быстрее отсюда уходить, пока Яров ни о чем не догадался!», — думал Игорь по пути к выходу. Все понявший Туй побежал вслед за Игорем. На улице шел дождь, но Игорь не собирался задерживаться в столовой и сразу же пошел в клуб. Немного подумав, Туй последовал за ним.

— Ну что, Тищенко — хорошо тебе дополнительная пайка пошла? — полушутливо, полуукоризненно спросил ефрейтор, отворачивая лицо от жестких дождевых струй.

— Пайка-то пошла неплохо, да вот со временем может быть не совсем хорошо. Если, конечно, Яров узнает, что было пять порций, а не четыре.

— Конечно же узнает!

— Как? Ты думаешь, кто-то помнит, сколько накрывали?! Могли ведь и в самом деле только четыре порции накрыть?!

— Могли, но только Яров узнает обо всем гораздо проще, чем ты думаешь.

— Как?

— Калинович видел, как ты чужую пайку съел, или слышал, по крайней мере — ты даже базар какой-то совершенно лишний устроил!

— Ты думаешь, что Калинович меня заложил? Мы ведь земляки — вместе из Витебска призывались. Думаю, что никаких закладываний не будет!

— Да я просто уверен, что он заложит! Ты заметил, что в последнее время Калинович и Яров частенько вместе?

— Ну и что?

— А то, что они немного сдружились между собой, и Калинович, скорее всего, расскажет обо всем Ярову. Причем не потому, что захочет тебя заложить, а потому, что они приятели.

— Ну, так что уж теперь делать — пайку назад не вернешь?! А так хоть поел нормально.

— Поел он нормально! Вот увидишь — сегодня вечером тебе эта пайка боком вылезет! — подытожил Туй, когда курсанты подбежали к клубу. Едва они поднялись на крыльцо, как дождь почти тут же закончился.

— Вот так всегда. Пока шли — на головы лил дождь, когда пришли — перестал, — недовольно пробурчал Игорь, входя в клуб.

Вновь принялись за двери. Но какая-то непонятная серо-голубая краска, до этого покрывавшая двери, здорово просвечивала через только что нанесенный слой белой.

— Придется несколько раз красить, а то старая краска будет просвечиваться. Давай подождем, пока двери обсохнут, и покрасим еще раз, — предложил Тищенко.

Туй согласился, и они уселись на подоконник окна, выходящего прямо на плац. Там вновь усиленно проводился «строевой тренаж».

— Хорошо все же, что мы не попали на строевую, а сидим здесь! — обрадовался Тищенко, глядя на усталые лица курсантов второго взвода, который ходил коробкой сразу под окнами клуба.

— Эгей! А шито это вы так плохо работаете? — спросил неизвестно откуда взявшийся Маметкулов.

— Почему плохо? Просто ждем, чтобы краска на двери немного подсохла, и можно было красить во второй раз, — пояснил Игорь.

— Э-е, не трахай мозга! Надо быстро работать, а то не успеете! — недовольно сказал Маметкулов.

Тищенко промолчал, а Туй вообще отвернулся и начал смотреть в окно. Это вывело из себя маленького и тщедушного Маметкулова и он, подскочив к Тую, дернул ефрейтора за руку и зло прошипел:

— Я кому говорю?! Думаешь, если лычка ест, можно в окно смотрет, да?

— Ничего я не думаю, — удивленно ответил Туй, несколько ошеломленный натиском Маметкулова.

— Тогда беры и крась, ну! — Маметкулов еще раз дернул Туя за руку.

Туй взял в руки кисть и начал красить дверь. Краска ложилась плохо, потому что первый слой еще не засох.

— Я ведь говорил, что надо подождать! — не выдержал Тищенко.

— Тебя, очки, не спрашивают! Беры тожэ кист и помогай ему! Ну!

Пожав плечами, Игорь все же подчинился.

— Вот так и делайте. Я приду и проверю — чтобы к концу наряда вес двер был покрашен. А не то…, — Маметкулов хотел сказать что-нибудь впечатляющее, но так ничего и не смог придумать и ушел, сообразив к тому же, что он не прав.

Едва только Маметкулов скрылся из поля зрения, Игорь сразу же бросил кисть и уселся на прежнее место.

Туй продолжал красить.

— Да перестань ты — все равно это все бестолку будет, пока дверь не подсохнет, — недовольно сказал ему Игорь.

— А если этот опять придет?

— Ну и черт с ним! Он, по-моему, и сам понял, что надо вначале подождать, а уже потом опять красить.

— Что же он нам этого не сказал?

— Не «дух» все-таки. Надо свою репутацию поддерживать. Да и к тому же если он и придет, мы все равно услышим и вновь начнем красить.

— Услышим, как же! В этот раз мы услышали? Нет! — недовольно пробурчал Туй, но красить все же перестал.

Дверь сохла медленно, и курсанты с отрешенными лицами часа два сидели на подоконнике. Маметкулов пока не появлялся. Бездельничать, в сущности, было бы очень и очень неплохо, если бы не одно «но» — краска воняла столь сильно, что у курсантов начали болеть головы.

— Так и токсикоманами можно стать, — раздраженно заметил Игорь.

Ему казалось, что мельчайшие частицы краски проникли в самый мозг и буравят его во всех возможных направлениях. Открытое окно было тоже далеко не самым лучшим решением — после дождя здорово похолодало, и курсанты оказались перед довольно сложной дилеммой: что выбрать — запах краски или промозглый холод. Дилемму они решали с переменным успехом для каждой из двух составляющих. Если очень уж одолевал запах, они открывали окно на полную мощность, если же становилось слишком холодно — закрывали его вновь.

— Сколько там время на твоих «золотых»? — спросил Туй.

— Уже седьмой час…

— Может, в казарму сходим?

— А как же быть с дверью? Она скоро подсохнет…

— Вернемся перед ужином и докрасим. Я уже околел совсем!

— Ну, пошли, если так, — согласился Тищенко, который и сам уже не меньше Туя выбивал зубами барабанную дробь.

В казарме курсанты увидели взвод, занятый редким для себя занятием — препровождением свободного времени. После холодного клуба, пропитанного запахом краски, казарма казалась более привлекательной, и Туй ни за что не хотел возвращаться назад, мотивируя это тем, что наряд и так закончится через полчаса. Тищенко же, еще раз взвесив все «за» и «против», решил не искушать судьбу и отправился в клуб один.

«Вот козел — остался, а мне за него теперь нужно отдуваться! А если не пойти, то еще хуже может быть», — раздраженно думал Игорь по дороге в клуб.

Дверь он красил быстро, желая поскорее «отбыть номер». Вновь пришел Маметкулов, посмотрел по сторонам и удивленно спросил:

— А гдэ ефрэйтор?

— Он в казарме остался.

— А что — я разве отпускал?

— Он сказал, что наряд уже кончился, — ответил Игорь.

Тищенко закапал себе краской лицо, и это не добавило ему теплых чувств в адрес Туя. Игорь решил не выгораживать ефрейтора, потому что тот бросил его одного.

— Ещо десят минут до конец наряда. Гдэ он сейчас?

— В казарме, наверное…

— Иды и приведы его сюда! Стой — сначала докрас. Я буду вас ждать в радиорубка.

Игорь быстро закончил работу и пошел за Туем. Туй вовсе не горел желанием идти к Маметкулову и набросился с упреками на Игоря:

— А зачем ты ему сказал, что я ушел в казарму?

— А что я должен был сказать?

— Ну, сказал бы, что я вышел… в туалет, к примеру.

— Туалет в клубе есть… К тому же он долго со мной сидел, — соврал Игорь.

Ему уже не хотелось вести Туя в клуб, но и отвечать за двоих при возможной случайной встрече с Маметкуловым Игорь тоже не собирался.

— Слушай, Туй, давай так — в наряде мы были вместе, значит и говорить с Маметкуловым тоже пойдет вместе?

— Но…

— Ты хочешь, чтобы он Гришневичу настучал или встретил бы нас с дружками где-нибудь за углом?

Последний аргумент показался Тую наиболее убедительным и, вздохнув, ефрейтор вслед за Игорем поплелся в клуб.

— Я шито? Я… Меня можно не слушать и пробросить, да?! Чего ты моличиш? — Маметкулов сразу же набросился на Туя, едва только курсанты переступили порог радиорубки.

— Я думал, что наряд уже кончился, — как-то невнятно пробормотал Туй и попятился назад.

— Кончился? А он почему пришел? — Маметкулов показал на Игоря.

Тищенко молча наблюдал за происходящим.

— Меня просто на работу отправили, — попытался обмануть Туй.

— Какой работа? Он мне все сказал — у тебя никакой работа не был, ты просто не пошел! Ты думал, что Маметкулов дурак? Я еще говорю — он мне сказал, что у тебя никакой работа не был, — Маметкулов вновь показал в сторону Игоря.

«Вот недоумок узкоглазый — теперь Туй подумает, что я его просто сам заложил!» — недовольно подумал Тищенко и поспешил внести некоторую ясность:

— Я только сказал, что ты решил, что наряд уже кончился.

Маметкулов не обратил на слова Игоря никакого внимания, потому что полностью сконцентрировался на Туе. Лицо ефрейтора выражало полную подавленность, и даже некоторый страх, чем хозяин рубки не преминул воспользоваться. Маметкулов действовал по принципу «куй железо, пока горячо» и не сбавлял натиск, тонко уловив психологическое состояние Туя:

— Как ты стоишь, боец?!

Туй недоуменно пожал плечами и взглянул на потолок.

— Ты сюда смотри, в мой глаза! Прими стойку «смирно», «душара»!

Туй нехотя вытянулся.

— Ноги вместо! — заорал окрыленный Маметкулов и ударил Туя по сапогам.

Туй приставил ногу и, отбросив последние сомнения, принял почти идеальную строевую стойку.

Выше подбородок! — Маметкулов добавлял последние кирпичи к зданию своей психологической победы.

Туй подчинился, окончательно потеряв способность сопротивляться. Все это начало раздражать Тищенко. Раздосадованный безволием товарища, Игорь больше всего хотел сейчас заехать сапогом в рожу Маметкулову, но его сдерживали опасения неприятных последствий. Но все же Тищенко нарочито отошел подальше от Маметкулова и, став к нему вполоборота, принялся небрежно пялиться в окно, всем своим видом показывая независимость поведения. Но Маметкулов был слишком поглощен Туем и вновь не обратил на Игоря никакого внимания. Победно взглянув на ефрейтора азиат принялся напыщенно пояснять Тую «смысл службы»:

— Зачэм так делат?! Я не дурак — я сам был «дух»! Так шито я все это знаю. Шитобы в этот радиорубка попаст, я много бегал. Теперь живу здэсь нормално. Правда в казарма еще и тепер мозга трахают, но скоро ужэ приказ и год позади. Ладно — сегодня я тебя прощаю. Можэш идти!

Переглянувшись, Туй и Тищенко направились к выходу.

— Постой, зома, шито это у тебя на рука? — остановил Игоря Маметкулов.

— Часы. Мне их дед подарил, — неохотно пояснил Тищенко.

Ему не нравилось подозрительное любопытство Маметкулова.

— Дай пока поносит, зома, а? — неожиданно попросил Маметкулов, подтвердив, в сущности, опасения курсанта.

— Они ведь мне и самому нужны — может, завтра в наряд пойду. Да и в увольнении без часов нельзя, — уклончиво ответил Игорь.

Отдавать часы Маметкулову в его планы никак не входило.

— А что — часто в уволнение бываешь? — спросил Маметкулов, уводя разговор в сторону.

— Недавно был.

— Давай так — ты мне даш толко на несколко дней. Мнэ очэнь надо! А потом я тебе отдам?

Маметкулов сказал это так искренне, что Игорь сразу же ему поверил и отдал часы, взяв обязательство в их возвращении по первому же требованию курсанта. Маметкулов заверил Тищенко, что все будет в порядке и курсанты пошли в казарму.

— Плакали твои часы — зачем ты их только ему отдал? Неужели ты не понимаешь, что он тебе их не вернет? — спросил Туй, глядя Игорю прямо в глаза.

— Почему это не вернет — вернет?! Я почти на все сто процентов в этом уверен.

— Что ж — посмотрим.

— Посмотрим, — согласился Игорь.

На самом же деле Тищенко и сам стал сомневаться в искренности Маметкулова, едва только вышел из клуба. Туй же лишь усилил сомнения курсанта. «А что, если этот чертов чурбан и в самом деле не отдаст часы? И зачем я ему их отдал — сказал бы, что не могу и все дела?! А Туй тоже хорош — сам едва в радиорубке в штаны не наложил, а меня поучает насчет часов». Только Игорь об этом подумал, как Туй вновь насмешливо сказал:

— Я бы ни за что просто так часы не отдал! Ну, ты даешь!

— Может быть. Зато ты по стойке «смирно» перед «свистком» стоял, — в отместку огрызнулся Тищенко.

— Я не знал, что он «свисток». Ты ведь тоже вначале думал, что он «черпак» или «дед», — сконфуженно оправдывался Туй.

— Не знал? Он ведь в конце сам сказал, а ты все равно продолжал стоять! — со злобным торжеством заметил Игорь.

Туй обиделся, и больше они на эту тему не разговаривали.

До ужина оставалось совсем немного времени, но в этот момент к Игорю подошел Лупьяненко и озабоченно передал приказ сержанта:

— Гришневич требует тебя к себе. Так и сказал: «Как только Тищенко появился — сразу его ко мне!»

— Интересно, зачем это я ему понадобился? — удивленно спросил Игорь.

— Я точно не знаю. Они там вместе с Яровым сидели и про какую-то пайку говорили. Ты иди быстрее, а то Гришневич сегодня не в духе — Фуганов на физо никак не мог через коня перепрыгнуть.

— Ясно. А где они сейчас? — спросил Игорь.

— В соседнем кубрике — на кровати Ярова сидят, — пояснил Антон.

С недобрыми предчувствиями подходил Игорь к расположению третьего взвода. По пути он раза три обругал себя за проявленную во время обеда жадность, но было уже поздно.

— А-а, Тищенко! Ну-ка, иди сюда! — приказал Гришневич, увидев подошедшего курсанта.

Игорь нерешительно подошел к кровати и доложил:

— Товарищ сержант, курсант Тищенко по вашему приказанию прибыл!

— Как там дела в клубе? Никаких происшествий не было?

— Никак нет — наряд прошел нормально. Мы с Туем красили двери.

Тищенко понимал, что разговор о клубе всего лишь прелюдия, и вскоре Гришневич спросит о главном. И сержант не заставил себя долго ждать:

— Слушай, Тищенко, а сколько паек ты съел в обед?

«Наверное, Калинович уже обо всем Ярову рассказал», — подумал Игорь и решил не отпираться:

— Две.

— Хорошо хаваешь, Тищенко! А ты знаешь, что из-за этого сержант Яров остался без пайки и вынужден был идти просить себе обед?! Хорошо у нас получается — «дух» по две пайки рубает, а сержант-«черпак» не может пообедать. Что, Тищенко — нюх теряешь?! Или, может быть, тебе двойную пайку в санчасти прописали, а?!

— Виноват, товарищ сержант. Я думал, что никто больше не придет, и эта пайка все равно пропадет. И к тому же после меня еще одна пайка оставалась — я не знаю, кто ее взял!

— Никакой там больше пайки не оставалось — ты при мне последнюю доедал! — раздраженно сказал сидевший рядом Яров.

— Виноват, — пролепетал Игорь.

— Так что же будем делать, а? Или ты решил стать таким же толстым, как и Фуганов? — язвительно спросил Гришневич.

— Никак нет. Но немного поправиться мне бы не помешало, — попытался улыбнуться Игорь.

Но эта его улыбка лишь вывела Ярова из себя. Подскочив к Игорю, Яров негромко, но отчетливо произнес:

— Еще раз повториться — морду набью!

Почувствовав всю серьезность происходящего, Тищенко перестал улыбаться и растерянно взглянул на Гришневича.

— Что, Тищенко — обидел ты сержанта Ярова?! А ведь он и в само деле может тебе морду набить. И я ему мешать не буду, а скорее даже помогу. Понял?

— Так точно, — хмуро ответил Игорь.

— Тогда улетел отсюда, чтобы я тебя не видел! — прикрикнул сержант.

— Есть, — ответил Игорь и поспешил выполнить приказание, не желая испытывать сержантское терпение на прочность.

После ужина Игорь собирался написать письмо домой, но его планам было не суждено сбыться — в половине девятого в роту пришел майор Денисов, построил личный состав и объявил:

— Первый, второй и третий взвода сейчас отправляются на разгрузку картошки. Сержанты идут вместе со своими взводами. Пришло шесть машин — по две на каждый взвод. Каждый взвод будет заполнять свое хранилище, так что сразу будет видно, кто как работает.

— Товарищ майор, а мы разве успеем до отбоя — уже без двадцати девять? — засомневался Гришневич.

— Послушай, Гришневич — можно подумать, что ты первый месяц в армии?! Не успеем до отбоя — будем разгружать дальше! Хоть всю ночь!

— Понял. Разрешите выполнять? — недовольно спросил сержант.

Ему было неприятно, что Денисов отчитывает его при подчиненных.

— Выполняйте.

Построив взвод перед казармой, Гришневич повел его к овощехранилищам, не дожидаясь остальных.

— Чего это мы раньше всех поперлись — больше всех нам надо, что ли? — недовольно пробубнил Кохановский.

— Ну, ты и дурак, Коха! Сказано ведь — на наш взвод две машины. Раньше закончим — раньше ляжем спать, — пояснил Байраков.

— Рты закрыли! — прикрикнул шедший в арьергарде Шорох.

— Кто это там рот разевает? Сейчас он у меня будет за четверых работать!

Грозное предупреждение Гришневича возымело свое действие, и до самых хранилищ в строю было слышно лишь прерывистое дыхание курсантов да топот сапог. Овощехранилища располагались сразу за столовой. Возле одной из машин, до верху заполненных картошкой, стоял толстый прапорщик с болезненным, отечным лицом. Он быстро «поставил задачу» прибывшему взводу, и вскоре курсанты уже вовсю бегали с металлическими решетчатыми ящиками от машины к специальным отсекам внутри хранилищ и обратно. Кохановского, Бытько и Фуганова Гришневич отправил наверх, чтобы они наполняли ящики картошкой и подавали их с машины вниз. Остальные брали ящики, несли их к лестнице, ведущей вниз, и ставили на специальный металлический желоб. По желобу ящики со страшным скрежетом и грохотом съезжали вниз. Внизу их принимали Тищенко и Резняк и передавали курсантам другой половины взвода, которые и высыпали их в дощатые отсеки. Ящики были большими и достаточно тяжелыми, и минут через тридцать курсанты заметно сбавили темп от усталости. Чтобы исключить возможность уклонения от работы, Гришневич спустился вниз, а Шороха оставил наверху.

Картошка была мокрой и грязной. Песок и грязь, попадавшие между металлом ящика и кожей руки, действовали наподобие наждака, и вскоре руки курсантов покрылись мелкими, зачастую кровоточащими ссадинами. Тищенко и Резняк едва успевали подхватывать съезжавшие ящики и передавать их дальше. Стоило Игорю немного зазеваться, как один из ящиков наскочил ему на большой палец правой руки, разбив его в кровь. Из-за этого Тищенко стал работать еще медленнее.

— Что ты еле возишься? Или ты думаешь, что я за тебя буду всю работу делать? — недовольно спросил Резняк.

— Ничего я не думаю — я просто палец разбил! — пояснил Игорь.

— Нечего было спать! Работай быстрее — не спи! — заорал Резняк, видя, что ящики, непрестанно сыпавшиеся сверху, заполнили весь желоб и даже начали скатываться на лестницу, просыпая на ступени картошку.

— Наверху, заметив это, остановились.

— Што такое? — раздался голос Шороха, и в проеме лестницы показалось его недоумевающее лицо.

— Тищенко еле шевелится — вот пробка и возникла, — охотно пояснил Резняк, стараясь отвлечь от себя подозрения в плохой работе.

— А картошку чаго прасыпали?

— Так ведь я и говорю, что Тищенко, — снова начал Резняк.

Но Шорох не дал ему договорить:

— Бегом сабрать картошку и расчыстить праход!

Тищенко и Резняк принялись собирать картошку. Снизу показался Гришневич. Узнав, в чем дело, он отправил Тищенко и Резняка носить ящики в отсеки, а вместо них поставил более крепких Федоренко и Стопова. Работа пошла быстрее. Уже разгрузили одну из машин, но стрелки часов показывали четверть одиннадцатого.

— Шевелитесь быстрее! Неужели вам спать не хочется? — подбадривал Гришневич.

Спать курсантам хотелось, но они уже здорово устали и работать быстрее не могли при всем своем желании. Игорь давно уже не мог носить ящики на вытянутых руках (что он делал в самом начале работы) и теперь просто прижимал их к хэбэ. От этого оно сильно измазалось и мало чем отличалось по внешнему виду от грязной и сырой картошки. «Теперь придется с ног до головы стираться», — сокрушенно подумал Игорь. Но у него уже не оставалось сил носить по другому и, с сожалением глядя, как грязь все глубже впитывается в хэбэ, Игорь все так же прижимал ящики к животу. Впрочем, кроме Петренчика и Кохановского точно так же поступали и все остальные, работавшие внутри хранилища. По цепочке вниз пришла радостная весть — в кузове второй машины осталось не больше четверти первоначального объема картошки. Тищенко носил ящики из последних сил. Железо нестерпимо резало пальцы, и Игорь, превозмогая неизвестно откуда появившуюся в животе боль, едва доходил до барьера и, собрав, как ему казалось, последние силы, высыпал содержимое в отсек. Наконец, Лозицкий высыпал последний ящик, и курсанты получили долгожданный отдых.

Второй взвод закончил разгрузку раньше других и Гришневич, спешно построив курсантов, повел их в казарму. Там он осмотрел взвод, недовольно хмыкнул и не очень уверенно сказал:

— Вы, конечно, грязные, как свиньи… Может быть, нам постираться?

Курсанты притихли, подозрительно поглядывая на своего командира. Каждый из них мечтал лишь об одном — побыстрее добраться до кровати и закрыть глаза. Гришневич все понял по их лицам и, махнув рукой, добавил:

— Ладно — постираетесь завтра. Все-таки сегодня вы неплохо поработали.

Некоторые пошли мыть сапоги в умывальник, но у Тищенко не было на это ни сил, ни желания и он одним из первых лег в кровать, стараясь не транжирить зря драгоценны минуты сна.