Учебка. Армейский роман.

Глава тридцать четвертая «Человек с аккордеоном»

— Желающие работать на наташе — выйти из строя! — Гришневич пристально всматривался в «залетчиков».

Фуганов не выдержал первым и вышел из строя. Немного поколебавшись, его примеру последовали Кохановский и Бытько.

— А ты, Бытько, чего вышел? — удивился сержант.

— Я в-ведь сегодня п-при подъеме опоздал в строй, — пояснил Бытько срывающимся от волнения голосом.

— И чего этот Бытько вечно заикается, когда волнуется?! — недовольно спросил у Игоря Валик.

В ответ Тищенко лишь растерянно пожал плечами.

— Бытько, стать в строй! Все бы так относились к себе, как ты! Я не понял — Бытько почему-то из строя вышел, а настоящие залетчики все еще в строю?! А тебе, Мазурин, не надо выходить?

Мазурин удивленно поднял брови, но все же поспешил выполнить команду.

— А ты, Тищенко, тоже не желаешь?

— Желаю, — буркнул Игорь и вышел из строя.

Он уже знал по предыдущему опыту, что сержант не отправит его на наташу, а просто поиздевается при взводе. Так оно и оказалось. Гришневич вдруг картинно развел руки и насмешливо «вспомнил»:

— Ах да — я совсем забыл! Майор Томченко освободил драгоценное здоровье Тищенко от всяких нарядов! Так что для того, чтобы наш курсант Тищенко не сдох на помойке, мы его отправим пока в казарму — пусть чистит автоматы для караула.

А началось все с того, что на утреннем осмотре Гришневичу показалось, что у Игоря отросли слишком большие волосы, и сержант в воспитательных целях отправил Тищенко в бытовку делать стрижку себе самому. А когда Игорь выполнил приказ, Гришневич продемонстрировал выстриженную клочьями голову курсанта взводу в назидание тем, кто хотел носить волосы больше двух сантиметров длины. Потом Игоря чуть ли не наголо постриг Ломцев под присмотром Шороха. Именно за это Игорь и попал в очередной раз в число «залетчиков».

Но, в конце концов, оказалось, что Гришневич просто-напросто проверял у курсантов крепость нервов — на натащу должен был идти весь взвод.

— Товарищ сержант, мне ведь операцию сделали. У меня освобождение есть — сегодня погода очень холодная, — попытался возразить только вчера выписавшийся из госпиталя Шкуркин.

— Ничего, Шкуркин — на воздухе быстрее выздоровеешь! Не такой уж сегодня и холод.

— Но…, — начал было Шкуркин.

— Я, по-моему, сказал, боец, что ты пойдешь на наташу! Что не понятно?

Шкуркин опустил голову вниз и больше не спорил.

Взвод пошел на уборку наташи, а Игорь отправился чистить автоматы в казарму. Вначале он переживал из-за оскорблений Гришневича, но потом даже обрадовался такому решению сержанта: «В любом случае чистка автоматов — гораздо более приятное занятие, чем погрузка гниющего, вонючего мусора».

Когда Игорь вошел в кубрик, он сразу же услышал разговор Федорова и Денисова, стоявших на проходе.

— Я бы и сам с радостью поехал. Но половина взвода в столовой и суточном наряде, по штабу тоже один человек… Не идти же с половиной взвода? — доказывал прапорщик.

— Кого же нам тогда послать? — спросил Денисов.

— Может, четвертый взвод и первый? — предложил Федоров.

— Четвертый? Нет, четвертый не пойдет — все-таки кинотеатр. А хотя… Им ведь тоже куда-то сходить хочется. Возьмем четвертый и…

Игорь смекнул, что Денисов хочет вести два взвода в кинотеатр, и тут же выработал план действий. Как только Денисов произнес «четвертый и…», Тищенко сразу же подошел к ротному и спросил:

— Товарищ майор, разрешите обратиться — курсант Тищенко?

— Обращайтесь, — поморщился майор, подумав, что Игорь сейчас вновь заговорит о госпитале.

— Товарищ майор, возьмите второй взвод? — попросил курсант.

— Куда взять? А ты хоть знаешь, куда?

— Я слышал — в кинотеатр, — честно признался Игорь.

— Но мы туда работать поедем, да еще, может, и почти до самого отбоя! Хочешь?

Игорь растерянно смотрел на майора, не зная, что сказать в ответ. С одной стороны попасть в город было неплохо, но с другой — неизвестно, как воспримут очередную «боевую задачу» после чистки наташи остальные его товарищи.

— Ну, так как, Тищенко? Чего ты замолчал? — Денисов улыбнулся и хитро посмотрел на Федорова.

— А что — может, и в самом деле их возьмете? — предложил Федоров.

— Ладно, Тищенко, уговорил — беру второй взвод! — объявил Денисов.

— А подменку брать не надо?

Более идиотского вопроса, чем задал Игорь, задать было нельзя. В подменке запрещалось показываться даже родителям, а не то, что пойти в город. Но Тищенко решил «закосить под дурака» и таким образом попытаться выведать, что именно предстоит делать в кинотеатре. В случае чего-либо неприемлемого Игорь уже приготовился рассказать о том, что второй взвод никак нельзя оторвать от ударного труда по очистке наташи.

— Нет, Тищенко — не надо. А почему ты спросил? — удивился ротный.

— Так просто. Вот мы как-то аккумуляторы носили, так я себе кислотой хэбэ прожег. А в подменке было бы не страшно.

— Но переодеться придется. Только не в подменку, а в парадную форму. Где сейчас твой взвод?

— На чистке наташи.

— На чистке чего? — не понял ротный.

Игорь совершенно забыл, что кроме Атосевича никто из офицеров и прапорщиков не любил солдатского сленга и поспешил исправиться:

— На чистке помойки.

— Так-то лучше! А то развели всякие «наташи», «пайки» и «машки»! Ты ведь не в тюрьме, Тищенко! Да к тому же и студент вуза! Наташа — красивое женское имя, а вы этим именем помойку называете. Разве хорошо тебе было бы, если бы помойку именем твоей любимой девушки назвали, а может — матери или сестры?

«Может у Денисова жену Наташей зовут?» — подумал Игорь и поспешил оправдаться:

— Товарищ майор — я ведь не первый! Я пришел, а ее уже так называли. Скажешь «помойка» — никто не понимает. А вот слово «наташа» все понимают. Это плохо, но…, наверное, неизбежно.

— Тьфу ты! И как эта гадость к вам так легко прилипает?! Бегом на помойку и зови сюда весь взвод! Сегодня едем на премьеру фильма «Человек с аккордеоном» в Белоруссии. Поедем в кинотеатр «Москва». Так что вы там будете фильм смотреть, а не работать. Кроме фильма будет большая праздничная программа в честь 13-летия открытия кинотеатра. Считай, что вам повезло! Все — беги, у нас мало времени!

— Есть! — радостно ответил Игорь и побежал во взвод.

— Ты чего? — удивился Лупьяненко, увидев прибежавшего Игоря.

Но Игорь не стал ни с кем разговаривать, пообещав объяснить все потом, и лишь спросил, где Гришневич. Гришневича поблизости не оказалось, но на шум откликнулся Шорох. Увидев сияющего Игоря, Шорох сплюнул на землю и недовольно спросил:

— Што такое, Тищэнка? Наверна, ты или все автаматы пачыстив, или тябе дамой камисавали? Если нет — то прышол ты зра, патаму што табе нада была чистить автаматы!

«Вот скотина!» — подумал Игорь о командире отделения. Все же младшему сержанту не удалось окончательно испортить Игорю настроение, и курсант с чувством собственного достоинства сообщил Шороху:

— Товарищ младший сержант, я попросил майора Денисова, и он взял наш взвод в кинотеатр. Он приказал, чтобы наш взвод срочно шел в казарму и переодевался в парадную форму.

— Што ета такое случылась?

— Просто идем в кинотеатр. Могли и какой-нибудь другой взвод ваять, если бы я вовремя не попросил, — сказал Игорь скорее для взвода, чем для Шороха.

— Папрасив? Ладна… Иш ты — ен папрасив! Взвод, станавись! Гутиковский!

— Я!

— Збегай за сержантам Грышневичам, а мы у казарму пашли.

— Есть.

Гутиковский побежал искать сержанта, а взвод, наскоро вымыв руки в мойке, отправился в казарму. Кухонному наряду это не понравилось, но возражать Шороху они все же не решились.

В казарме получили парадку у Черногурова и сразу же принялись приводить ее в порядок. Игорь недовольно покосился на свои стертые пуговицы и вспомнил о том, что его фамилию записал патруль: «Хорошо, что пока ничего не слышно. Может быть, еще и обойдется — никакого преступления я не совершал?! Подумаешь — пуговицы стерты!

Пуговицы следовало перешить, но, во-первых, было некогда это сделать, а, во-вторых, у Игоря не было самих пуговиц.

Почти все уже были готовы, но не было Гришневича. Прибежал Гутиковский и сообщил, что сержант скоро будет в казарме. Краем уха это услышал стоявший рядом Денисов и сразу же подозвал к себе курсанта:

— Где твой сержант, боец?

— Сейчас идет. Он руки моет.

— Что же ему на руки час времени надо, что ли?! — раздраженно спросил Денисов.

Оба взвода были готовы, поэтому ждали только одного Гришневича. Денисов пришел в ярость оттого, что он должен ожидать одного-единственного сержанта. Но без Гришневича идти ротный тоже не хотел. Наконец, появился Гришневич. Чтобы не подрывать авторитет сержанта, Денисов, едва сдерживая распиравший его гнев, приказал Гришневичу собираться чуть быстрее. Сержант принялся переодеваться в парадку.

— А Денисов вначале сказал, что мы там работать будем. Я даже поначалу испугался, — сообщил Тищенко.

— Из-за тебя, дурака, могли и в самом деде на какие-нибудь работы попасть! — ехидно перебил его Резник.

— Сам ты дурак? — огрызнулся Игорь.

— Чего ты, Резняк, к нему прицепился?! Если бы не Тищенко, ты бы вместо кинотеатра, может, еще и сейчас чистил наташу! А он для взвода старался, так что нам всем нужно еще спасибо ему сказать! Да и многие из вас к Тищенко плохо относились только потому, что вас Гришневич науськивал! — вмешался в разговор Доброхотов.

Резняк хотел ему что-нибудь возразить, но в кубрик вошел сержант, и все предусмотрительно замолчали.

— Гришневич, ты готов? — недовольно поинтересовался Денисов.

— Готов, — буркнул сержант.

— Тогда все на улицу — строиться перед казармой! — приказал ротный.

День выдался теплым и погожим, так что в кинотеатр решили идти в одних парадках.

— Берите с собой деньги, там, скорее всего, будет возможность что-нибудь в буфете купить, — предупредил взвод Гришневич.

Последним из казармы вышел старший прапорщик Федоров. Денисов сразу же дал команду, и колонна направилась к КПП.

На троллейбусе доехали до стадиона «Динамо» и там вышли на улицу. Здесь было множество передвижных тележек, из которых продавали мороженое. Их тут же окружила зеленая курсантская масса (естественно, с разрешения Денисова). Игорь мороженое покупать не стал. Во-первых, Тищенко его не любил, а, во-вторых, он решил приберечь деньги для кинотеатра, где могло быть и что-нибудь поинтереснее.

От стадиона ехали на трамвае и вскоре вышли возле какого-то железобетонного моста-эстакады, перекрывающего более низкую автомагистраль. На мосту вновь выстроились в колонну, но шли не в ногу, чтобы не вызывать резонанс и не разрушить сооружение. Игорь знал об этом еще со школьных уроков физики.

Кинотеатр «Москва» поразил Игоря своей величиной и великолепием. Витебский «Беларусь» был, в принципе, лишь немногим меньше, но Тищенко был там всего несколько раз и, к тому же, все новое всегда производит более сильное впечатление, чем виденное ранее. Только возле самого кинотеатра Денисов разрешил спрятать сигнальные флажки, вызывавшие до этого немало насмешек прохожих.

Внутри «Москвы» тоже было неплохо, но такого растительного великолепия, какое было на втором этаже витебского кинотеатра «Беларусь», Игорь не увидел. Но это ничуть не испортило его первоначального впечатления. После казармы «Москва» показалась Игорю если не жилищем Бога, то уж дворцом монарха наверняка.

В зал пока еще никого не приглашали, и Денисов посадил людей в фойе на стулья, правильными рядами расставленные напротив большого белого экрана. Минут через пять экран засветился, потому что на него начали проецировать мультфильмы. Пришли какие-то танкисты, а затем и артиллеристы. Игорь внимательно всматривался в лица проходящих мимо солдат в надежде, что среди них окажется Алексеевич. Но напрасно. Игорь посмотрел несколько выпусков «Ну, погоди!», а потом, когда пошли какие-то аллегорические ленты, ему это надоело, и курсант принялся смотреть больше по сторонам, чем на экран. Так делали почти все остальные. Заметив это, Денисов разрешил сходить в буфет. Почти все представители второй роты вскочили со своих мест, но тут раздался предостерегающий окрик Гришневича:

— Не толкаться, придурки! Это же кинотеатр!

Несколько человек, одетых в хорошие костюмы, удивленно обернулись и взглянули на сержанта. Денисов вспыхнул, подошел к Гришневичу и что-то процедил сквозь плотно сжатые губы. Сержант смутился и всю остальную часть вечера вел себя более сдержанно.

В буфете образовалась большая очередь, но Игорь, тем не менее, без колебаний пристроился сзади — пока все равно было больше нечего делать. В очереди стояли солдаты самых разных родов войск и редкие гражданские посетители. Именно благодаря присутствию последних, а также нескольких офицеров в очереди сохранялся строгий порядок, и «дедам» и сержантам приходились стоять столько же, сколько и «духам». За стеклом прилавка-витрины были выставлены всевозможные сладости и соки. Некоторые из них Игорь видел впервые в жизни. Ему очень хотелось попробовать яблочное желе, но он не знал названия блюда и решил спросить у Лупьяненко:

— Антон.

— Чего тебе?

— Как ЭТО называется?

— Что?

— Да вон — на холодец похоже.

— Ну, ты даешь! Неужели ты это видишь в первый раз? — удивился Лупьяненко.

— Почему это в первый раз? — смутился Игорь.

— Потому, что ты об этом спрашиваешь.

— Я ел ЭТО раньше, просто забыл название.

— Так говоришь — название забыл? — хитро улыбнулся Лупьяненко.

Игорю стало стыдно за свою дремучую провинциальность, но, вместе с тем, он пришел в раздражение из-за бесцеремонности Антона:

— А если даже и не ел, то что с того? Не хочешь говорить — не говори!

— Ладно — не обижайся! Это яблочное желе.

— А-а. Сюда, наверное, желатин добавляют, — с видом знатока кулинарии сказал Игорь.

— Не знаю — может быть, — равнодушно ответил Антон, все своим видом показывая, что ему все равно, что туда добавляют.

Впрочем, Игоря это тоже не слишком волновало, и он стал выбирать, что бы купить еще. Тищенко добрался до кассы и тут вдруг понял, что забыл название заинтересовавшего его блюда. Лупьяненко только что отошел к одному из столиков, и спрашивать было не у кого. Правда, позади стоял Гутиковский, но Тищенко не хотел, чтобы через пять минут весь взвод узнал, что Игорь — дремучий провинциал.

— Что вам, молодой человек? Говорите быстрее! — раздраженно потребовала грузная тетка, стоящая за прилавком.

— Тищенко — не тормози! — подтолкнул его в бок Гутиковский.

Делать было нечего, и Игорь попросил самую обычную кремовую корзинку за двадцать две копейки, двести граммов мороженого и по стакану яблочного и березового сока. Блюдо, так заинтересовавшее Игоря, сохранило свою тайну.

— А почему ты не взял желе? — удивленно спросил Лупьяненко, когда Игорь перенес на столик все свои покупки.

«Тьфу ты, черт — желе! Как же я мог забыть!» — раздраженно подумал Игорь, но постеснялся признаться в этом Антону:

— Я передумал. Вдруг оно невкусное? Только зря бы деньги перевел!

— Так ведь чтобы узнать, вкусно или нет, надо вначале попробовать.

— Как-нибудь в следующий раз. Интересно, а скоро все это начнется?

— Сейчас поедим и начнется. Чего нам торопиться?

— А вдруг все это мероприятие продлиться до одиннадцати, а нас в половину десятого уведут в казарму?

— Наверное, Денисов знал, когда все закончится, раз нас сюда привел! К тому же… Неужели ты всерьез думаешь, что можно ни с того, ни с сего увести несколько взводов во время демонстрации фильма? Ведь самый настоящий скандал может получиться!

Доводы Лупьяненко вполне убедили Игоря, и он принялся поглощать купленные сладости. Едва Игорь успел допить березовый сок, как в буфет ворвался Шорох:

— Быстрэе заканчывайте и выхадите — пара садицца.

Игоря удивило такое обращение. Логичнее было бы услышать что-нибудь вроде: «Две минуты — и все отсюда улетели!»

— Наверное, Шорох потому такой добрый, что здесь есть гражданские, — догадался Тищенко.

— Конечно, поэтому! Или ты подумал, что он волнуется, чтобы ты свой сок допил?! — усмехнулся Лупьяненко.

Игорь быстро допил свой сок и поспешил вместе с другими курсантами к выходу. Там их уже поджидал Денисов:

— Быстрее. Рассаживаться на два наших ряда, там вам их покажет старший прапорщик Федоров.

В наполовину заполненном зале курсантов поджидал Федоров. Он приказал рассаживаться на тридцатый и тридцать первый ряды. Нельзя сказать, чтобы эти ряды были очень уж близко расположены к сцене, но по сравнению с последними рядами места достались вполне приличные. Тем более что достались они совершенно бесплатно. Хотя в этом Игорь засомневался и спросил у сидевшего справа Туя:

— Слушай, а мы бесплатно сюда пришли или за нас часть заплатила?

— А я почем знаю? Скорее всего — бесплатно. Наш комабат за копейку удавится — лучше лишнюю банку краски для штаба купит! — после некоторого раздумья ответил ефрейтор.

Игорь ничего же мог сказать о щедрости или скупости Томченко, поэтому не стал спорить, а просто принял слова Туя к сведению.

Народ тем временем потихоньку прибывал, и вскоре почти весь зал оказался заполненным. Правда, массовость не в последнюю очередь обеспечивалась за счет стройных рядов школьников, студентов, милиционеров и тех же солдат и курсантов. Наконец, на сцену вышла плотная, светловолосая женщина лет сорока, и гудящий зал затих, словно она успокоила его одним взмахом волшебной палочки. Но застыл зал вовсе не из-за уважения, а из простого любопытства. Едва только женщина пояснила, что до начала демонстрации фильма она скажет несколько слов о его создателях и истории, как гул тут же возобновился. Игорю было интересно послушать женщину, но сидящий неподалеку Байраков смешил всех какими-то пошлыми анекдотами, и из-за этого ничего нельзя было услышать. Тищенко даже обрадовался, когда Гришневич прикрикнул на не в меру расходившегося курсанта. Байраков моментально затих, и Игорь получил возможность слушать женщину. Она долго рассказывала о фильме и об исполнителе главной роли Золотухине. Игорь полюбил одного из героев Золотухина — Бумбараша и к тому же читал, что Золотухин работал вместе с Высоцким в театре на Таганке и был чуть ли не другом последнего. Высоцкого Игорь почти боготворил, поэтому рассказ о Золотухине слушал очень внимательно, стараясь не пропустить ни единого слова. После женщины появилась актриса, также игравшая в этом фильме. Ее Игорь слушал уже с гораздо меньшим интересом. Во-первых, потому, что она говорила слишком долго, а, во-вторых, подругой Высоцкого она не была. Вспомнив о том, как Байраков моментально затих после окрика сержанта, Игорь принялся размышлять о пользе и вреде тоталитарного воспитания: «Вот вроде бы и плохо, что Гришневич так на нас орет и слишком жестко держит в узде, а с другой стороны, он лишь слово сказал и Байраков сразу же успокоился. А вот будь на нашем месте школьники — учителю пришлось бы здорово попотеть, чтобы ученики сидели так же тихо, как сейчас сидим мы. А, может быть, и вообще учитель не смог бы?! И то плохо, и это! Где же выход? В сознательности? Но разве есть сознательность и воспитанность у Байракова, Резняка, да и многих остальных?! Но, с другой стороны, разве я имею право их осуждать? А, может, им просто скучно, вот и всё?!» Задав себе массу вопросов и не найдя ответов на большую часть из них, Игорь вновь переключился на происходящее на сцене.

— А сейчас мы выносим на ваш суд фильм «Человек с аккордеоном»! — объявила женщина, рассказывавшая про Золотухина.

Фильм Игорю понравился. Золотухин играл просто здорово, и Тищенко целиком погрузился в события, происходящие на экране. И, странное дело, он как бы отрешился от проблем внешнего мира и, вместе с тем, ни на секунду не забывал, что находится не дома, а в армии. Сильнее всего на Игоря подействовал эпизод, в котором главный герой встретился с женщиной, которую он когда-то любил. Тищенко почти физически почувствовал боль человека, который в виде шута явился в дом той, которую любил, чтобы ублажать ее и ее мужа. «Так ведь и у меня Ольга сейчас живет нормальной, человеческой жизнью, а я… Кто я сейчас такой? Курсант без элементарных человеческих прав! У меня нет ничего, а Березнякова свободна, как ветер! Почему так устроен этот мир?! Почему?! Почему я все время мямлил в школе вместе того, чтобы сказать, что я ее люблю?! А кто я теперь? Униженный и забитый солдат, который даже на очко не может сходить без разрешения сержанта. Нужно достать адрес Ольги. Сергей обещал попробовать помочь, может, что и получится… А вдруг и я, как и человек с аккордеоном, когда-нибудь приду в какой-нибудь дом и случайно увижу там Ольгу с красивым и богатым мужем? Она, может, и разговаривать со мной не захочет», — мысли неслись такими каскадами, что Тищенко едва успевал их осознавать. И, вместе с тем, он внимательно следил за происходящим на экране, стараясь не пропускать ни одного кадра. Молодость главного героя, совпадающая по времени с молодостью родителей Игоря, Ольга и осознание своей несвободы слились в какую-то сладковато-грустную смесь. Игорю казалось, что где-то в недрах его души зазвучала какая-то волшебная музыка, звуки которой поднимались под самый потолок, постепенно заполняли зрительный зал и, наконец, мощными потоками разливались по всему миру, неся огонь любви к такой теперь далекой Березняковой. Хотелось оторваться от земли и плыть вслед за этими чарующими, небесными звуками. Хотелось обнять Ольгу и говорить, говорить… И, вместе с тем, Игорь ничего этого сделать не мог. От этого Тищенко почувствовал себя несчастным. Волшебные звуки тотчас исчезли, и, казалось, что само здание скорбит вместе с курсантом. «Да — не скоро я смогу увидеть Ольгу…», — последние мысли отвлекли Игоря от экрана, и он даже не заметил, что фильм уже закончился.

После фильма состоялся небольшой концерт. Было уже без пятнадцати двенадцать, но Денисов и не думал вести курсантов в казарму.

— Черт — не выспимся сегодня! — недовольно проворчал Туй.

— Да черт с ним — с этим сном! Сегодня такой прекрасный вечер! Разве он не стоит нескольких часов сна?! — удивленно возразил Игорь.

— Концерт ничего, но спать хочется, да и поесть не мешало бы, — вздохнул Туй.

— Так ведь ты с нами в буфете был!

— В буфете только сладости. А я бы какой-нибудь каши сейчас поел.

— Может быть, нас по возвращении покормят?

— Станут нас в двенадцать часов ночи кормить, как же! — насмешливо возразил Туй, всем своим видом показывая, что его забавляет наивность Игоря.

В полночь концерт закончился, и Денисов приказал курсантам строиться на улице перед кинотеатром. Транспорт ходил уже не очень хорошо, и майор решил вести людей от проспекта Машерова до Ленинского проспекта и дальше на Маяковского пешком. Чтобы сэкономить время, шли через какие-то дворы и подворотни. Иногда в этих подворотнях попадались компании парней. Некоторые молча и удивленно провожали взглядами неизвестно откуда взявшуюся в их дворах военную процессию, некоторые же воспринимали солдат довольно агрессивно. В одном из таких дворов из беседки, стоявшей в тени старых кленов, на роту посыпались оскорбления:

— Эй, лысые — как дела?!

— Эй, придурки — смирно!

— Поцелуйте в зад своего майора!

— Эй, бойцы — хотите бабу пощупать?!

— Да у них не встают, наверное! — раздался циничный женский смех.

Денисов хотел сдержаться, но последняя реплика переполнила чашу его терпения, и ротный нервно спросил:

— Ребята — может быть, хватит?!

— Ой-ой-ой, как страшно! А что нам будет? Может, на губу посадят?

— Товарищ майор, разрешите, мы с ними поговорим?! — не выдержал Байраков.

— Отставить, Байраков! Эй, в беседке — тут мои орлы просятся с вами немного побеседовать… Так что или вы успокойтесь, или я отдам приказ, и вас успокоят!

— Ух, ты! Ребята, да это же Суворов! — откликнулся кто-то из беседки, и там вновь засмеялись.

Но все же предупреждение майора подействовало, и в беседке замолчали, испугавшись, что может и в самом деле последовать атака солдат. Но Денисов явно блефовал, когда грозил беседке — ему никогда не простили бы организацию массовой драки с местным населением. Если бы это все же случилось, Денисова могли запросто уволить по служебному несоответствию (и это был бы далеко не самый худший вариант). Так что такой приказ никогда не был бы отдан и ротный был рад, что все так хорошо закончилось.

— Ничего, ребята — скоро и им служить! Это ведь сопляки совсем — после армии так не кричат. Так что скоро и они попробуют солдатского хлеба и поймут, что так кричать не стоит, — успокаивал майор курсантов, поглядывая на их хмурые и злые лица.

Всю дорогу в казарму Игорь думал об Ольге, о своей любви и о будущей вольной жизни.

К удивлению курсантов для них оставили ужин. Хоть он и остыл, все равно было приятно подкрепиться на ночь. Спать тоже можно было ложиться без лишней суеты. Сдав парадку Черногурову, Игорь пошел чистить зубы. Спать легли где-то в половине второго. «Ну что же — спать осталось чуть больше четырех часов. Но сегодняшний вечер стоил того…» — подумал Игорь, погружаясь в сон.