По словам левата, разработка была относительно старой, и действительно когда-то секретной. Если, правда, нам правильно удалось ее идентифицировать.
И это была не боевая, а коммуникационная разработка.
Изначально.
А потом ее украли и продали людям. И оказалось, что синтетический симбионт, который самим левата никак не мешал, будучи подсажен в человеческую нервную систему, приобретал повадки паразита и со временем сначала подавлял, а позже полностью вытеснял сознание носителя. Вернее – носителей. Разработка-то коммуникационная, для создания устойчивой многоканальной телепатической связи.
Один термитник мог включать в сеть до шести человек или левата, придавая им возможность мгновенно обмениваться мыслями и образами, ориентироваться относительно друг друга в пространстве, наделял большей физической выносливостью, заставляя эндокринную систему вырабатывать необходимые для этого гормоны. Знания, умения и навыки каждой особи в конгломерации при этом мгновенно становились общим достоянием. Кроме того, симбионт наделял всю конгломерацию единым псевдо-сознанием, позволяющим ставить ей задачи извне.
Но если левата при работе с симбионтом оставались самими собой, а после – имплант спокойно блокировался и далее никак не влиял на жизнь носителя, с людьми все происходило иначе. Сознание подавлялось быстро, в считанные дни. А новое «коллективное» существо столь же быстро нарабатывало свой собственный опыт.
– В чем же выгода? – спросила я.
– Мощная боевая единица на местности. Ее практически невозможно уничтожить полностью. Единица, способная самостоятельно принимать решения и определять приоритеты, обучаемая, не требующая… как это правильно сказать… – особых условий для существования…
– Это если в систему включены опытные бойцы, – поежилась я.
– Мы точно не знаем, что происходит с людьми, включенными в такую систему, – вздохнул старший. – Ваши правительства делают вид, что не пытались изучать эту разработку и не пробовали использовать ее у себя. Но даже я слышал, что такие опыты проводились и проводятся. И сейчас то, что совершенствуют ваши ученые мало похоже на первоначальный вариант. Однако нам интересно, откуда вы знаете о ней и где ее видели?
Где?
Да вот здесь! На борту! Несколько часов назад!
Но вот куда ее утащил Нордвелл? Это вопрос.
– Я принимала участие в одном расследовании, – заученно повторила я. – это связано с торговлей оружием. Образец термитника был среди прочего изъятого арсенала…
Ну да, звучит намного лучше чем «мы тут сперли контейнер с оружием, а в нем случайно оказался ящик с этой гадостью…».
– Лучше бы найти его и обезвредить.
– А его легко обезвредить?
– Только пока в капсуле. Если он активирован, то, насколько я знаю, лишь вместе с носителем. Но то, что вы описали – это и есть капсула.
– А… как?
– Капсулу легко вскрыть. Но вскрытие капсулы это сразу же – ее активация, получение первичных целей, подготовительная настройка. Внутри не сам симбионт, не готовая модель, а микроботы, которые попадают в воздух, на объекты обстановки, а потом уже – через них или непосредственно при вдохе – в организм будущего носителя. Это безопасно, надежно и удобно. Лишние боты через некоторое время самоуничтожаются. Те, которые добрались до носителя, развиваются. Воссоздают первичные образцы и встраиваются в нервную систему. Для нас – неопасно. Я говорил, после того как необходимость в этом устройстве отпадает, мы можем просто его игнорировать. Вы по каким-то причинам не можете. Для вас, судя по нашим данным – это смертельно опасно. А вот капсулу уничтожить трудно… термоядерная реакция, сверхвысокое давление, излучения некоторых типов… но тут важна длительность воздействия.
– То есть, вариант с мусоросжигателем не пройдет?
Мне стало понятно, почему Нордвелл сбежал с «Регины»: на борту он от капсулы бы не избавился.
– Нет.
– А просто выкинуть в пространство?
– В вакууме включится режим «прилипалы», она поведет себя, как любой другой информационный пакет: прицепится к ближайшему лайнеру, идущему в нужном ей направлении и в конце концов вернется к прописанному адресату.
Возможно это выход… но вот, кто адресат? И знает ли Нордвелл такие детали?
– Понятно. Я поговорю с капитаном. До Минотавра почти неделя, что-нибудь придумаем.
– А я попробую расспросить нашего Мозеса поподробней. Вдруг он и вправду не при чем… – Наставник Маер все еще не верил, что их затея с переселением вот-вот провалится. Ведь они питали столько надежд и так долго готовились к этому полету.
– Не стоит. – Старший левата разлил нам последний чай. – Если он – и есть злодей, он волей-неволей вас заподозрит.
– Да, – поспешила я согласиться с иномирянином, – не надо. Лучше держитесь пока от него подальше и никому ничего не говорите.
– Но приаля-то я должен предупредить…
– а этот ваш приаль, это же он больше всего настаивал на перелете. Вдруг он решит напрямую спросить у Мозеса? И как думаете, чем это кончится?
Наставник оказался человеком разумным. Нахмурился, но кивнул.
Капитан был высоким седеющим брюнетом, не толстым, но крепким.
Помощник провел меня в секцию экипажа, стоило намекнуть, что возможно, на борту совершается незаконная сделка. Меня проводили в небольшой полукруглый зал с мягкими напольными креслами, обтянутыми материалом под коричневую кожу и живыми цветами. В центре зала слабо переливался погасшими углями голографер бортового терминала: если задействовать сетку с общим подключением, можно посмотреть какой-нибудь фильм или поиграть.
Возле выхода на обзорную галерею – дозатор напитков и корзинка с леденцами. Мне показалось – бутафорскими.
Я налила себе стакан лимонада, уселась на диванчик (весьма удобный), но не успела сделать глоток, как пришел капитан.
Конечно, я тут же вскочила и по извечной традиции неизбежно облилась.
– Простите…
– Ничего, – сдержанно сказал капитан. – Слушаю вас!
– Вы командуете «Региной»?
– Да, я капитан и совладелец судна.
Прилетела визитка: Виктор Царев, порт Тесей, лицензия перевозчика… разрешение на рейс… маршрутный лист с изменениями… да, понятно. Он тот, за кого себя выдает.
Ну что, открываем карты? Что бы там ни говорил Нордвелл, а в таких условиях просто пересидеть неприятности в каюте не получится. Я же потом себе не прощу.
– Здравствуйте, Виктор. Я зарегистрирована на борту как госпожа Беккер, регистрировал муж, вот карточка…
Я кинула копию билета: все, что у меня было.
Вздохнула, и все-таки призналась:
– Но на самом деле меня зовут Ремедайос Родригес. Я работаю в полиции Пуэрто-Кристалл. И сейчас, так получилось, нахожусь здесь… под прикрытием. Вот моя настоящая карточка.
Понадобилось с полминуты, чтобы сменить сетевую морду и скинуть капитану свою «честную» визитку.
– Береговая полиция Коста-Кристалл… дата регистрации… запись об обучении… ничего не понимаю.
– Мы с напарником выслеживали украденное оружие, – стойко держа лицо, добавила я к визитке. – И след привел нас в астрополис Кинга. К сожалению, бандиты нас раскрыли.
– И вы скрываетесь у меня на борту под чужими именами. И подозреваете, что в покое вас, а заодно и мой корабль, не оставят…
– Ну… мы уверены, что с их стороны вам ничего не грозит, – слукавила я, старательно избегая темы «чужих имен». – Нет, им сейчас не до нас и не до вас.
– Девушка, – склонил он голову к плечу, выражая сомнение. – Что-то мне подсказывает, что вы еще слишком юны для таких операций. Хотелось бы знать, чего вы добиваетесь на самом деле.
Ну конечно. А, между прочим, контейнер выследила именно я!
Но сейчас не время обижаться. А то и вправду будет за ребенка держать. Нет, кое-чему я у Нордвелла все же научилась: что бы вокруг ни говорили, а мордочка должна быть каменной и непробиваемой! Кстати, препод по психологии что-то такое тоже говорила…
– Ну, курс вы ради меня менять не будете, – сухо ответила я. – Я и не собиралась о таком просить. Но есть проблема. Верней целых несколько проблем. Прошу отнестись серьезно, хотя у меня действительно нет полномочий требовать у вас помощи. Решать вам.
– Так. Слушаю.
– Первое. У вас на борту, возможно, путешествует находящийся в международном розыске преступник, торговец теневыми контрактами. Его зовут Густав Мозес, он сопровождает общину какой-то религии «Пяти конфессий», которая якобы летит на Пуэрто-Кристалл.
– Сектанты? Они с нами только до Минотавра…
– Да, у Минотавра их будет ждать корабль. Подозреваю только, что он повезет их не на Кристалл, а на какую-нибудь урановую шахту.
– И что вы хотите, чтобы я сделал? Арестовать его? У меня нет ни доказательств, ни полномочий. Ваши сектанты купили билеты сами…
– Мне нужен доступ к пассажирской базе, чтобы точно удостовериться, он это или нет. Есть сомнения. А сам он из их секции не выходит. Лично же я не могу с ним встретиться: узнает.
– Понятно. Вы сказали, это первое. Что еще?
Я сунула в утилизатор опустевший стаканчик и принялась отряхивать колени от сладкой газировки. Капитан из того же дозатора напитков (и как я не заметила, что оно там есть) вытащил несколько салфеток и протянул мне.
– Спасибо. Да. Мне надо сообщить начальству о том, что здесь происходит. Мы с напарником не должны были покидать систему Диаманта, но обстоятельства решили за нас, с тех пор связи не было, а новостей накопилось. Хочу попросить у вас капсулу экстренных сообщений. Прилипалу. Они у вас должны быть…
Капитан вскинул брови:
– Ничего себе просьба. Ладно. Допустим, вы все, что нужно сообщили начальству и узнали, что ваш преступник – это действительно тот, кого вы ищете. Что дальше?
Я пожала плечами.
– Объявлю общине, что их надули. Может, они сами справятся с Мозесом. Хотя он не один, с ним, как мне сказали, несколько сотрудников… а у них там дети. И старики.
– Мы – гражданское судно. А сектанты ваши специально оговорили условие, что в снятую ими секцию наши сотрудники входить не могут, что бы там ни происходило. К тому же у службы охраны нет оружия сильнее станнеров. И те в сейфе.
– А у Мозеса, – и это действительно проблема, – наверняка есть.
Впрочем, Нордвелл ведь наш «личный багаж» как-то на борт тоже протащил. Этому негодяю патологически везет…
С другой стороны, не мудрено, у Кинга от таможни – одна видимость. Обмануть нужно было только сотрудников с самого лайнера. Ну, или обаять…
Впрочем, капитану пока рано об этом знать. А то еще меня арестует – за незаконный провоз оружия. Хотя затея-то и вовсе не моя. Все равно я – соучастник.
– Капитан, – вздохнула я. – Я сочла своим долгом вас предупредить. И прошу минимальной помощи. Помогите хотя бы идентифицировать преступника.
Он снова в сомнении покачал головой:
– На Кристалле совсем с ума посходили, отправлять под прикрытие таких кукушат… так, девушка, в базу я вас не пущу. Не обсуждается. Однако старпом вам найдет все, что у нас есть по интересующему вас пассажиру. Что же до капсулы… пишите ваше послание. Прямо сейчас. Коротко, быстро. Терминал в полном вашем распоряжении.
Поверил? Неужели поверил?
Мне передалась частичка Нордвелловского везения?
Не бывает!
Но, ура!
В ушах шумело. Этот день, наконец, подошел к концу, я, наконец, одна, нет рядом ни сектантов, ни преступников, ни левата с торианцами…
…интересно, что о моем нынешнем круге общения подумал бы Луис? Про маму я вообще молчу…
В ушах шумел этот безумно долгий день, удлиненный на несколько часов разницей бортового времени и времени астрополиса Кинга, век бы его не видеть.
Шумел, в ритме моего пульса. Словно я не в космолете, а в сломанной лодке с отказавшей шумоизоляцией. Волны в корпус: бубум, бубум, бубум!
Итак, Мозес – это тот самый Мозес.
Бубум, бубум.
Только бы Мира с ее наставником не облажались… лететь еще долго, а сектор у них крошечный. Неминуемо столкнутся…
Бубум. Бубум.
Сейчас это было не важно. Я захлопнула дверь в каюту и упала на койку, как была. Разве что скинула туфли.
И через какое-то время поняла, что не смогу уснуть.
Может, виной леватский чаёк, может, перевозбуждение, или все сразу – но я не могла успокоиться.
Маленькая каюта была совершенно темной, только контрольная панель у выходя синими и зелеными огоньками успокаивала: условия комфортные, здесь все в порядке, Реми! Отдыхай спокойно: мы бдим! Мы сразу просигналим, если упадет давление или содержание кислорода, а температуру ты и сама почувствуешь, и мы в красную зону уползем… и вообще.
Молодцы, приборы. Держитесь! Так держать!
Нет, в обычной жизни я с посторонними огоньками не разговариваю. Но что поделать, если вокруг давно и прочно нет хороших… ладно, нормальных людей?
Я сжалась в комок под одеялом, и попыталась считать. Сначала овечек, потом космолетики, потом просто.
Когда оказалось, что считаю вслух, дрожащим тонким голоском, врубила свет и скрылась от проблем в душевой кабинке. Там было много влажного пара, теплого и приятного, и много света. В каюте освещение почему-то более тусклое. Хотя, может, его просто заело в режиме ночника.
Стояла, прижавшись лопатками к теплой влажной стенке, и медленно дышала паром, уговаривая себя, что все в порядке. Что прямо сейчас и здесь все живы и здоровы, и никто никого не убьет и не похитит. И что капитан обо мне знает. И что письмо для шефа Ларди, опечатанное так, что кроме него никто не прочитает, уже в пути… лишь бы только интеллектуальная капсула-прилипала быстро нашла подходящий корабль и добралась в Пуэрто-Кристалл раньше меня.
Лишь бы больше ничего плохого не случилось. Ни со мной, ни… ни с кем либо еще.
Вдруг до меня дошло, что последние несколько часов я если и вспоминала Нордвелла, то вскользь, мимолетом: либо его словечки, либо его насмешки. Что бы он сказал или сделал в той или иной ситуации. Просто не до того было. А сейчас… сейчас вдруг кажется, что это не я в беде. Что это там, в астрополисе Кинга что-то пошло не по плану…
Хотя, у Нордвелла никогда ничего не идет по плану. У него нет плана. Он импровизирует. Но на этот раз, возможно, удача оказалась не на его стороне. И что-то пошло не так.
А я даже не узнаю. Никогда не узнаю…
Почувствовав, что на меня снова накатывает это странное «бубум, бубум», я открыла глаза и свирепо заставила себя думать о другом. Не о Нордвелле. А о…
Как, интересно, там круиз? Мама и Луис на огромном белом лайнере… синее небо Кристалла, Диамант на закате подкрашивает волны в цвет ягодного мороженого…
Пейзаж представился, как наяву.
Ага. И сидят они вдвоем за столиком на верхней палубе. И думают, куда же задевалась их бестолковая я? Ни писем, ни приветика по сетке…
Есть, о чем беспокоиться. Ну, ничего. Если капсула долетит, Шеф Ларди придумает, что им соврать, чтобы не так сильно беспокоились. Скажет, что я на стажировке где-нибудь…
Только бы еще Перес не догадался им написать и разболтать о похищении. Вот это было бы совсем…
Я прислушалась к себе, но новое «бубум» осталось где-то в глубине на этот раз, лишь напугав тайным знанием, что оно никуда не делось, а все еще где-то близко.
Нехотя я вернулась в постель. Может, это как раз и есть то, что взрослые умные люди называют депрессией? Или все-таки леватский чай? Или?..
Мысль ускользнула.
На следующий день из каюты я не вышла. Было страшно. Нет, не из-за Мозеса. И не из-за Нордвелла. Просто абстрактно страшно. Умом знаешь, что там, за переборкой продолжается обычная нормальная человеческая жизнь. А где-то внутри все равно уверен, что за дверью каюты – черный безвоздушный мрак и абсолютная тишина. Космос. И никого-никого, ни одной живой души.
И весь мир сжимается до размеров твоего тела. И бессмысленно ругать себя, смеяться над собой, заставлять себя. Все бессмысленно: тело знает, что как только откроет дверь – сразу смерть. Взрывная декомпрессия.
На второй день стало голодно: в эконом-классе доставки в каюту нет.
Я бы даже готова была потерпеть, в конце концов, без еды человек может долго, а питьевая вода сюда все-таки подается. Но голод не уходил, а к обеду ко мне в личное пространство стукнулся старпом, который ранее поделился информацией из пассажирской базы про Мозетса. Он обеспокоенно сообщил, что в секции общины была драка и один из пассажиров прямо сейчас находится в медотсеке корабля. И «возможно вам будет это интересно».
Интересно – это не правильное слово.
Прочитав сообщение, я поняла, что мне тревожно, тоскливо до зубной боли, но никак не «интересно». Однако это был отличный повод взять себя в руки. Хотя бы потому, что посещение медицинского отсека можно разложить на серию простых действий и выполнять их пошагово, как инструкцию: не задумываясь и не отвлекаясь на всякие фантомные ужасы. Душ, прическа. Одежда… с этим надо что-то делать. Мой гардероб – это по-прежнему синие штанишки, простая пляжная блузка, спортивные туфли, когда-то подаренные доктором Лопес и «удача бродяги». Все порядком поистрепалось. А если б у меня не было возможности время от времени стирать одежду и белье, я бы уже выглядела бездомной бродягой.
…но самое главное, поговорив с пострадавшим, я смогу забежать в ресторан и перекусить. И купить чего-нибудь с собой – чтобы не приходилось выходить из каюты чаще, чем необходимо.
И все равно, несмотря на все самоуговоры, я около минуты проторчала у двери, не решаясь ее толкнуть. Космос усмехался там, снаружи, точно зная, насколько я, оказывается, его боюсь…
Так. Вдох, Реми. Сжать кулаки, досчитать до десяти. Медленно! Спокойно! Все, пошли!
Улыбку на лицо и вперед!
Я увидела себя в зеркальной поверхности одной из декоративных панелей и чуть не рассмеялась: встреть я нечаянно где-нибудь кого-нибудь с такой вот улыбкой, стала бы заикой, пожалуй.
Это была очень широкая улыбка.
Очень широкая и очень фальшивая улыбка.
Незнакомец – бледный мальчишка лет на пять младше меня, – смотрел из-под густых рыжих бровей так, словно надеялся убить взглядом.
Правда, «зрячим» у него оставался всего один глаз, левый. Правый заплыл огромным синим фингалом. Фингал поблескивал медицинским гелем, а на шее и на скуле красовались аккуратные стикеры.
Меня тоже как-то раз украшали подобные: под клейкой поверхностью – микрокапсулы с лекарством. Оно постепенно попадает в кровь через кожу и способствует быстрому заживлению ран, как-то так.
– Привет, – сказала я, усаживаясь на стул неподалеку от парня. – Я Реми. Я из полиции.
– Привет, – нехотя ответил он. – Какая-то ты молодая, чтобы быть копом.
Угу. Стерпим! К тому же, я тоже уже так думаю. Работала бы себе официанткой в ресторанчике в Байя-Соледо, и горя бы не знала.
– Уж, какая есть. Я бы тебе значок скинула, но у тебя же сетевого импланта нет, наверное.
Он покачал головой.
– С кем подрался? Я понимаю, что у вас договор с перевозчиком, что они к вам не лезут. Но за трупы на борту отвечает капитан, ему это совершенно не нужно.
– А ты что, на корабле работаешь? У них тут другая форма…
– Полиция Пуэрто-Кристалл системы Диаманта, Управление береговой полиции Байя Соледо, – отрапортовала я. – Но у меня договоренность с экипажем. Если честно, они сами ко мне обратились за помощью.
– А…
– Да не переживай. Разговор чисто между нами.
– Ладно…
– Так с кем подрался?
– С одним… он за Мирой следил. Ну… Мира, это моя… э… ну, то есть, короче, она моя знакомая. Хорошая девчонка. А этот старый хрен…
Я приподняла брови. Мира опять вляпалась? Этого не хватало…. Ведь говорил ей отчим вести себя тихо… Ну ладно. Может, не все так плохо.
– Эй, – сказала я. – Давай спокойно и подробно. Что за старый х… хомо-мен приставал к твоей подружке и почему ты решил вмешаться?
– Он не приставал, а следил, – буркнул парень. – И она мне не подружка. Просто… ну… в общем, этот тип, он из консультантов фирмы, которая нас сопровождает. Мерзкий тип…
– Старый и мерзкий…
– Конечно старый, ему стандартных лет тридцать! И борода!
Эй, Нордвеллу тоже стандартных лет тридцать! Только где он старый-то?
Впрочем, не о нем речь.
– Я поняла. Давай последовательно, как было дело?
– Ну, в первый раз я заметил на проповеди. Она впереди стояла, я чуть сзади… ну то есть, я не специально, у нас принято, что женщин вперед пускать… вооот. И я увидел, что этот тип на нее смотрит. Я подумал – она симпатичная, вот он и засмотрелся. Хотел сказать наставникам, чтобы поговорили с ним и объяснили… ну, что это неприлично. А потом днем, на занятиях, смотрю, опять он рядом крутится. И вот прямо до каюты за ней шел… но так, чтобы она его не увидела.
– Понятно. Что потом?
– Потом, сегодня утром, он вообще к ней подошел, нет, нормально, да? Им же ясно сказали, что у нас свой уклад, и что по нашим законам, чужакам нельзя… ну то есть не рекомендуется вмешиваться во внутренние дела общины. А она его испугалась! Я же видел, когда он к ней! Ну, я к нему и подошел. Я говорю «что тебе от нее надо?». А он давай смеяться. Ну, я и… а потом другие прибежали. Ну и… меня сюда отне… то есть проводили.
– Угу. Дальше!
– А дальше – все! Я здесь лежу, а она там одна… а этот тип…
– Типа, скорей всего, приструнили свои же, – задумчиво сказала я. А про себя подумала: «Чтобы не спугнуть! Миру явно в чем-то подозревают! Диабло! Только этого не хватает!».
– Знаешь что, – сказала я, – Ты молодец! Как выпишут, постарайся быть таким же внимательным, ладно? И больше не дерись с придурками, которые тебя заведомо сильнее.
– А что мне было делать? Просто смотреть? Или бежать жаловаться? Как бы я выглядел…
– Действительно. А тебе не приходило в голову, что он тебя и убить мог?
– Не мог, – голос у мальчишки потерял половину уверенности. – Они в Бога верят. И у нас контракт.
Уходя, я обратила внимание, что неподалеку от медицинского отсека вроде бесцельно мнется неприметно одетый человек. Человек равнодушно скользнул по мне взглядом: не счел опасной. Вообще-то в медотсеке, пока мы разговаривали с мальчишкой, успело побывать человек пять: кто к автомату за лекарством, кто на сканер записаться, у кого зуб заболел, а у кого щупальце зашелушилось. Что же, будем надеяться, что моя скромная персона успешно затерялась в ряду болящих. Уходя, я даже картинно схватилась за виски, как будто у меня раскалывается голова, а лекарства не помогают. Нормальная же ситуация? Или нет?
По дороге я все-таки зашла в ресторан. До Минотавра еще лететь и лететь, а кушать-то хочется! Доплатила, чтобы мне приносили еду прямо в каюту и сразу уж затарилась до конца дня: сама пообещала себе, что из соображений конспирации лучше по кораблю не шастать. И так уже…
Было ощущение, что кто-то смотрит в затылок. Пялится беззастенчиво и внимательно, как на картину докосмической эры.
Потребовалось немало усилий, чтобы не начать крутить головой. Каждый третий человек казался шпионом или злодеем. Вот, например, этот, у бара: делает вид, что что-то просматривает в личном пространстве по сетке. Но только делает вид. Кажется. Взгляд сфокусирован. И поза такая… напряженная.
А вот еще один. У выхода, со стаканом воды… явно же кого-то или чего-то ждет, тянет время. Старается не привлекать внимания. А поздно, уже привлек! Знать бы, чем привлек! Что моему перевозбужденному мозгу показалось в нем странным или неправильным?
Так, стоп. Еще немного, и здравствуй, паранойя.
Этак-то вообще каждого можно в шпионы записать. Кому ты нужна, Реми Родригес, без термитника и без Нордвелла? Только маме с Луисом. Да может, «тоже родителю», хотя в последнем я не уверена, он меркантильный. Ему нужна не блудная дочь его, а выгода, которую он через эту самую дочь может заполучить.
Кстати, интересно, чего он хотел получить, когда явился ко мне с лозунгом «Я твой папа!»?
Хотя, нет. Не интересно…
Я забрала покупки. Вышла.
Нордвелл! Скотина! Как же мне тебя не хватает!
Сил не было сидеть без дела. И показалось невероятно важным настроить в каюте нормальный свет. Чтобы еще один день, а главное – ночь! – не таращиться в полутьму.
Это не должно быть сложно, надо только подключиться к судовому терминалу… готово. Включить диагностику системы освещения в моей каюте… есть! И посмотреть, что там не в порядке. Скорей всего, поломка не механическая, скорей всего, кто-то перестроил свет под себя и забыл поставить отметку, что настройка временная…
Ну вот! Точно!
А как теперь сделать, чтобы оно отзывалось на голос… или оно изначально это не умеет?
По голосовой связи объявили, что коридор на червяка для нас открыт, так что, «Уважаемые пассажиры, примите горизонтальное положение и подключите страховочные ремни»…
О том же когда-то просил меня нежный голос бортового искина нордвелловской лодки, за несколько минут до того как нас с ней атаковали наемники «тоже родителя».
Дежавю оказалось настолько сильным, что я посмотрела на клапаны страховки у койки, как на норки кусачих песчаных змей. Ну, нет! Не сегодня!
Я просто забралась на койку, обхватила руками колени и зажмурилась. Переход по червоточине – это не так и долго. И я уже ведь пару раз через него проходила… и даже один раз – в зале полетного контроля.
Сердце снова колотилось, как бешеное. И в этот раз это состояние нельзя уже было списать на чай левата – не может он столько действовать, я же помню, что как бы эта штука ни воняла, она не опасна для жизни и здоровья.
Хотелось забраться под покрывало, зажмуриться, и там, в тихой темноте, спокойно умереть. От старости.
Начало разгона заставило-таки улечься. Я вцепилась в мягкий бортик койки и стала ждать, когда небольшое и ненавязчивое ускорение ненадолго обернется невесомостью, а потом вернется снова – усиленным вдвое. Минотавр, это огромный газовый гигант, вырваться из объятий его гравитации даже такому здоровенному кораблю, ка «Регина» будет не просто. И никакие гравикомпенсаторы не смогут полностью убрать эффект.
Вчера казалось, что без Нордвелла мне легче. Не спокойней, а именно что – легче. Не маячит перед носом ни одна из его странностей и загадок. Не нужно быть начеку, чтобы отбиваться от его шуточек и подколок. Не нужно бояться, что какая-то из его авантюр раскроется, и я внезапно окажусь сообщницей бессовестного пирата. Одна сплошная выгода.
Но на деле…
Что на деле.
На деле я готова, если попросят, заложить душу, только бы узнать, что он выжил, выбрался сам и смог обезвредить капсулу, которую, по словам тех же левата – только ядерным взрывом…
Только бы знать, что там, на страшном Кинге, он не угодил ни в лапы коррумпированных копов, ни к работорговцам.
А если кто-нибудь скажет, что я когда-нибудь потом, пускай не сейчас, а в далеком будущем, но смогу его увидеть… тот человек мною немедленно будет признан святым.
Кстати, о святых…
Лежать, зажмурившись, придавленной к койке перегрузкой, было почти приятно: когда так, то точно никто не ворвется в каюту и не начнет меня убивать. Это особый режим, все входы-выходы в пассажирских секторах заблокированы.
Так вот, о святых… надо будет, как только маневр закончится, найти способ поговорить с главой общины. Как она сказала? Приаль? Вот с ним. С приалем. Если община решит переоформить билеты, и лететь дальше на лайнере, кое-кому это может не понравиться…
Ну почему я все время влезаю в какие-то истории, из которых сама потом не могу выпутаться? Да я уже почти своя в преступном мире! Видел бы меня шеф Ларди…
Судно штатно, не сильно, толкнуло, я почувствовала, как все поплыло перед глазами: входим в червяка! А потом слегка «поплыла» и сама: инерция и простые физические законы попытались оторвать меня от койки и отправить в свободный полет, но я держалась крепко. И лишь через несколько ударов сердца гравитация вернулась и снова начала потихоньку расти. Ну и слава небесным кротам… и прочим землеройкам.
Норррдвелл! Совести у тебя нет…
Где ты?
Вечером пришло тревожное сообщение от старпома: мальчишку забрали из лазарета, несмотря на то, что ушиб локтя до конца не был залечен, да и синяк сошел тоже не полностью. Среди «забирающих» был один из членов общины, но командовал не он, а человек в гражданской довольно дорогой одежде. Во всяком случае, так показалось медикам. В «хламиде» вообще был только один из троих. И он как раз держался в сторонке и только кивал и улыбался. Именно он настаивал, что мальчику нужно вернуться, потому что де, им скоро всем пересаживаться на другой корабль.
Я уточнила у космолетчика, не пытался ли кто-то из общины связаться с экипажем и переоформить билеты, но оказалось, что нет. Не пытались. И вообще с той самой драки сектор никто не покидал.
Это могло означать что угодно. Что блаженные сектанты решили поверить Мозесу, а не мне. Что там случился вооруженный захват заложников. Или же, что они просто хотят, чтобы их молодежь вся была под контролем, когда наступит время покинуть корабль. Что никто нигде не затеряется, не спрячется и не сбежит.
Но проверить… проверить надо.
Могу же я проведать знакомых? Вроде бы Мира ничего не говорила про запрет разговаривать с посторонними. Им, то есть, нам, просто нельзя в их монастырь со своей колокольней. А так-то…
Ну не произвели на меня ни Мира, ни Маер, ни тот мальчишка из лазарета впечатление экзальтированных фанатиков. Обычные люди. Ну да, не без странностей. Но кто без странностей?
В моем окружении таких нет. Разве только капитан «Регины», и то, только потому, что я его плохо знаю…
Я предупредила старпома, что попробую сунуть нос в общину. И что если я не вернусь в каюту к моменту стыковки, значит, со мной что-то случилось.
Старпом – я даже ни разу его не видела, мы общались только по сети, – обеспокоился, и предложил подождать до сервисной станции на Медее, а там можно будет предупредить полицию. Медея – очень старый, хорошо развитый узел, один из самых старых в человеческой ойкумене.
Вот только, будут ли основания для вопросов у тамошних полицейских к людям, у которых в порядке документы, полностью оплачен перелет, нет сетевых имплантов, чтобы в случае чего позвать на помощь, а сопровождают их нанятые ими же охранники, дабы защитить от враждебного окружающего мира? Хватит ли моего слова? Разве что, рассказать про Мозеса, он в международном розыске. Ну тут уж… Тут может всякое случится.
– Я осторожно. Просто попрошу приаля поговорить со мной. Спрошу, как дела у Миры и у того мальчика, которого они забрали. Внутрь заходить не буду. Да мне же, если формально, то тоже нельзя… а господин Мозес вряд ли сторожит вход лично.
– Будьте осторожны. Я подключусь к системе безопасности, пусть ведет запись. Когда вы планируете к ним наведаться?
– Да прямо сейчас. До посадки ведь недолго?
– Недолго до Медеи, это у нас техническая станция. А нас ждет еще один планетоид Минотавра – Эфра. Сейчас внутренние рейсы стартуют оттуда. У Эфры нет пустот под грунтом и нет такой пыли, как на Медее.
– А община где должна сойти?
– Не… не знаю. Я был уверен, что на Эфре, но если они летят не на Тесей, то могут и на Медее пересесть, это немного выгодней по времени.
– Вот! Лучше подстраховаться. Я буду крайне осторожна!
Сказала и сама поежилась от нехорошего предчувствия. Но разве можно сейчас все оставить, как есть? Там Птичка Мира, если ничего не сделать, ее могут продать, как чуть не продали меня… и хорошо, если на какую-нибудь нищую сельскохозяйственную планету. Хорошенькую девчонку без имплантов, дома и регистрации могут продать и куда похуже…
– Предупрежу капитана. Может, что-нибудь придумаем…