Шеф молчал. Долго молчал. Лишь слегка шевелились его рыбьи усы и подрагивали кончики пальцев. Я даже слегка развела руками, как бы признавая, что он имеет право на легкое замешательство: не каждый раз в отдел вваливаются усопшие сотрудники.
Потом я заметила у шефа на столе свою шкатулку с двойной красной раковиной казорской каракатицы. Этот сувенир я притащила из родительского дома, когда спешно его покидала пару недель назад. Потом мне бросилась в глаза моя дорожная сумка на полу возле стола. Я перевела взгляд со шкатулки на сумку, потом обратно, потом на шефа Ларди. Кажется, он заметил мою настойчивую мимику и, наконец, встал.
– Родригес, – сказал шеф. – Родригес, вы отсутствовали больше суток! Объяснитесь!
– Я арестовывала мародера и контрабандиста Александра Нордвелла в Западной бухте. Но во время ареста кое-что произошло. Шеф, это ведь моя ракушка?
– Не отвлекайтесь. Мне нужен подробный отчет обо всем, что с вами случилось…
Я посмотрела, куда бы сесть, но, к сожалению, у шефа в кабинете было только одно кресло. И хотя Ларди в данный момент стоял, опершись тяжелыми руками о столешницу, я сочла, что лучше мне будет тоже постоять. Хотя разговор предстоял долгий. Скрывать свое позорное фиаско с арестом я не собиралась, ровно как не собиралась скрывать ничего из того, что произошло после. Со спокойной душой я рассказала о тайном убежище контрабандистов на дне океана и о незаконной деятельности Ашота и компании из апокалиптического кафе на Фелице.
А потом я вспомнила еще кое о чем.
– Шеф, а вы знаете, кто такой сержант Мозес?
Ларди, до того с каменным лицом фиксировавший мои показания, поднял рыбьи глаза.
– Сержант Густав Мозес? А вы откуда о нем узнали?
– Мы встретили его на Фелице. Нордвелл сказал, что он опасный тип и занимается теневыми контрактами. Он пожалел, что не может предупредить о нем полицию.
– Вы что-то путаете. Или ваш мародер ошибся. Мозес был арестован пару лет назад и сейчас в федеральной тюрьме на Новой Гранаде, и будет там находиться еще лет сорок. К вящему спокойствию мирных граждан…
– Ну, может быть. Но они разговаривали. Мозес и Нордвелл. И Нордвелл его узнал. А он, соответственно, узнал Нордвелла.
Шеф Ларди хмуро кивнул. Потом демонстративно прервал запись разговора и пригласил меня выйти под пальмы маленького дворика за участком.
Там было пусто по случаю сиесты, только кулер на стойке сигналил, что готов оделить всех желающих свежей холодной водой.
Шеф тяжело забрался в барное кресло под навесом, я присоединилась.
Он долго думал, шевелил губами, словно подбирал слова для нового, куда более важного, судя по приготовлениям, допроса.
– Родригес. Что вы можете сказать об этом Нордвелле? Каково ваше впечатление?
Что-то новенькое. Раньше шеф о впечатлениях никогда не спрашивал.
Я ответила, не задумываясь:
– Он солнечный пират.
– Что?
Ну как объяснить? Да, я легко придумываю прозвища и часто они оказываются довольно точными… но я редко делюсь своими придумками даже с друзьями: люди обидчивы, а я не люблю ссориться.
И я только под страхом немедленной смерти расскажу шефу о синей рыбе.
– Он любит риск, браваду, он любит быть во всем прав. Иногда он, как бы поточнее сказать… слишком легкомысленный. Поэтому и солнечный. Он преступник, мародер – значит, пират. Еще, мне кажется… то есть не кажется, я уверена, что он наркоман.
– Что еще?
– Хорошо знает Фелицу. У него там много знакомых, которые его готовы прикрывать от полиции.
– С Мозесом у него какие-то дела? Если это был действительно Мозес, во что я не верю.
Дела? Возможно. Я нахмурилась, вспоминая их короткий разговор.
– Кажется, Нордвелл был не в восторге от этой встречи. Они обменялись колкостями, но это все.
– Еще, Родригес, еще! Что из вас все тянуть приходится, я не понимаю!
– Ну что вы хотите знать? – Взмолилась я. – Ну ладно. Есть еще кое-что. Он как будто играет роль самого себя. Прикидывается. Дурачится, я не знаю. Только всерьез. Не показывает себя настоящего. Но ведь это не преступление? К тому же, может, это он только из-за меня, я же из полиции. Вроде как.
Шеф легким движением руки отмел эту версию.
– А не кажется ли вам в свете вышесказанного, что Нордвелл является агентом какой-нибудь секретной спецслужбы? Или корпорации?
Еще не хватало, подумала я и пожала плечами.
Да какая мне разница? Тем более что я его в ближайшие сто лет не увижу.
– Шеф, – Напомнила я. – Могу я забрать свою ракушку? И сумку?
Ларди помялся. Потом сказал:
– Кое-что из вещей ребята взяли… на память. Уж извини. Кстати, насчет твоей комнаты…
И тут я поняла, что отправленные в архив личные данные – это лишь полбеды. Или даже четверть беды. Возвращать придется очень многое…
Мама, конечно, сказала, что мне надо куда-нибудь уехать. А еще лучше – поселиться у них на острове.
Остров, если подумать, дело хорошее. Но я больше недели на нем не выдерживаю: родители люди положительные и скромные. А я уже на третий день их пляжной жизни начинаю тихо выть. На четвертый – кусаться, на пятый – нырять со скалы, ловить ядовитых черепах и ненавидеть весь мир, а на седьмой сбегаю.
…Когда месяц назад объявился мой «тоже родитель» и открыл чарующие перспективы распрекрасного корпоративного будущего, мама попыталась меня облагодетельствовать, скрыв от его назойливого внимания на Эсмеральде. Которая, как я теперь точно знаю, усилиями «тоже родителя» ей и досталась. Эсмеральда, так называется остров. У меня были другие планы, но мама настаивала. Она почему-то решила, что изолированный тропический островок в океане лучшее укрытие. Хорошо, отчим у меня все-таки нормальный человек – не стал влезать в семейную ссору, а посоветовал перебраться поближе к людям и устроиться на временную работу. Это и вправду осложнило «тоже родителю» поиски. Во всяком случае, хвосты жучка в моей сетке вели не на Фелицу. Да я и не чалилась никуда за эти дни: и некогда было, и незачем. До следующего семестра полтора месяца, а работа в береговой полиции тем и прекрасна, что не сложна и занимает много времени.
…И вот, как и не прошло двух недель, мы сидели втроем на веранде, любовались океаном и вели неспешную беседу. Верней, мама вела беседу, а мы с отчимом внимали.
В некоторых вопросах моя мама еще въедливей шефа Ларди. Утром мне стоило большого труда донести до нее, что моей жизни и здоровью во всем этом приключении ничего не угрожало. Да-да, совсем ничего. И вот не надо, не было никакого похищения.
Мари Родригес относится к тому типу мам, которым нужно знать все о своем чаде, начиная от друзей-приятелей, заканчивая тем, где провела вечер, в каком платье и что ела и пила. И конечно она лучше знает, как правильно и что надо было делать.
Может быть, я именно поэтому стараюсь проводить дома поменьше времени.
Я всегда знала, что Луис приходится мне отчимом, но это было не важно. Он прекрасно справлялся с ролью отца, и я дорожила его дружбой. Да, они с мамой иногда ссорились, потом мирились. Все как у всех. А на остров они перебрались, когда я отправилась учиться на Фелицу, и, кажется, были здесь счастливы.
«Тоже родитель», или говоря профессиональным языком – биологический отец, возник в моей жизни с месяц назад. Как раз начались каникулы, я собирала сумку, чтобы отправиться на остров, и вдруг сюрприз: «Ну здравствуй, Ремедайос. Какая ты стала красавица. Может быть, мама тебе не говорила, но я твой папа!».
Разумеется, я узнала его – кто же не знает Алваро Переса, заместителя мэра Фелицы и преуспевающего бизнесмена, главу крупной по здешним меркам торговой корпорации?
Разумеется, я ему сказала, что его надурили, и он зашел не по адресу… и оказалась в дураках, потому что Перес, конечно, «наблюдал за мной издалека с самого моего рождения» и «уважал решение Мари перебраться на планету, где ребенку, несомненно, лучше, чем в искусственной среде орбитального города». И он просто не хотел вмешиваться в мою жизнь до совершеннолетия, когда я сама смогу принимать решения.
Я сказала, что меня не интересует работа на корпорацию.
Я сказала, что меня устраивает моя семья в том составе, к которому я привыкла.
А он попросил меня просто подумать.
Конечно, когда я вернулась на планету, я была немного не в духе. И вместо того, чтобы собраться с мыслями и все хорошенько обдумать, я заявилась к родителям и потребовала объяснений… и мы конечно, рассорились. И если бы не Луис, который всегда действовал на нас с матерью вразумляюще, я бы ушла из дому окончательно, прихватив с собой лишь сумку и несколько дорогих сердцу сувениров.
Но мы говорили – долго, сидели на пляже у костра и говорили – о прошлом, о будущем, о том, чего я хочу и как достигнуть желаемого. И к утру у меня уже было примерное представление о том, что я буду делать дальше – хотя бы до начала следующего семестра.
Сегодня все было иначе. Хотя новости о моей гибели дошли до острова примерно тогда же, когда появилась я сама, они всерьез напугали маму. Она почему-то решила, что покушались не на какого-то там, – подумаешь! – мародера, а на ее бедовую дочурку. Ее тревога дала мне повод задать нужные вопросы, так что я теперь слушала невнятные и неполные объяснения, которые скорей еще больше все запутывали, чем помогали разобраться.
Я видела, что рассказывать ей неприятно и даже хотела отказаться от расспросов, но она знала Переса, а я нет. И в тот момент для меня было очень важно понять, что он за человек, чего от него ждать и как это все скажется на нашей жизни. Я и представить не могла, насколько скажется, и как быстро.
Мама рассказывала, вглядываясь в мое лицо и видимо, пытаясь угадать, что же я думаю по этому поводу…
– Я была едва старше тебя, а Перес уже тогда был видным молодым бизнесменом. Что я тогда понимала? Все девушки в этом возрасте мечтают о любви, о романтике… Реми, молчи, я знаю твое мнение, и оно никак не противоречит тому, что я говорю! Не перебивай! Или не буду рассказывать. Я подрабатывала в береговом ресторанчике у отеля, в котором он поселился. Мне льстили его знаки внимания, подарки… мы начали встречаться, а позже он забрал меня на Фелицу. Знаешь, мы, наверное, могли быть счастливы… но я, возможно, не самая умная женщина, однако, глаза у меня есть. И уши.
Луис забрал свою чашку и ушел на крыльцо. Мама проводила его печальным взглядом, но все же продолжила рассказ.
– Люди, которые его окружали, мне не нравились. Его бизнес… я вскоре поняла, что помимо «белого» бизнеса, у него есть иной источник дохода. Более прибыльный и намного более грязный. Я стала задавать вопросы. Но он не отвечал или говорил, что это не мое дело и я не должна вмешиваться. Дело осложнялось тем, что у нас как раз родилась ты, и он грозил, что заберет тебя, а меня вышвырнет вон, если не прекращу совать нос в его дела. Я решила сбежать. Уйти.
– И он тебя отпустил?
– Он не хотел. Но как раз тогда он оказался под следствием, и мои показания могли очень сильно навредить его карьере. Я пообещала молчать. В память обо всем хорошем, что между нами было. Он знал, что я всегда держу слово, к тому же все время следил за мной. Через год он попытался меня вернуть, но я уже встречалась с Луисом и не хотела о нем слышать. Что же до острова… он его приобрел и подарил мне еще, когда у нас все было хорошо. Я думаю, для него это была мелочь – с его доходами он может позволить себе и весь Коста-Кристалл со всеми пляжами и отелями. В дальнейшем он никогда не вспоминал об этом месте…
– А что у него был за бизнес?
– Что-то, связанное с банкротством промышленных компаний… но там было что-то еще. Я не берусь судить, документов я не видела, только слышала разговоры. Мне этого хватило. Реми, постарайся с ним не связываться. Я знаю, ты взрослая девочка и сама все решаешь, но все-таки, Алваро Перес – нехороший человек. Каким бы добрым и обаятельным он тебе ни казался.
Луис оставил чашку на крыльце и ушел к морю. Я видела его фигуру на фоне серо-зеленых скал.
– И он с тобой не разговаривал? Я имею в виду… после.
– Лет десять я его видела только в новостных лентах. Но недавно, уже после того, как ты устроилась в береговую полицию, он прислал письмо. Обычное в таких случаях – нам надо встретиться, девочка не знает отца, я не хочу навязываться… Я не ответила.
Н-да. И это я еще считала свою семью самой обыкновенной, а жизнь – скучной и лишенной крутых поворотов.
Алваро Перес, мама права, человек «со скелетом в шкафу». Но чтоб пытаться меня убить? Это она перегибает. Это все-таки охотились на Нордвелла. У него врагов больше. Никто кроме шефа не знал моего тогдашнего маршрута, так что я полностью уверена, что оказалась там случайно.
– Мам, не расстраивайся, – сказала я. – Я не собиралась с ним связываться. Он мне не понравился, и уж тем более – я не стану вести с ним какие-то дела, не поговорив с тобой. И он – притворщик.
Да, притворщик. Соловьиная маска. Поет чужим голосом сладкие песенки. А под маской – совсем не соловей.
Она улыбнулась – как мне показалось, с облегчением. Но в то же время я видела – не верит. Верит не до конца.
– Принесу сок. Отдыхай…
Мама ушла в дом. Я потянулась за панамой, прогулка под дневным солнцем без головного убора, как известно, не так приятна, как в нем, – и вдруг услышала как там, в доме, что-то упало, стукнуло глухо по полу. А потом раздался чуть приглушенный вскрик.
Вообще, мама могла просто уронить кувшин с соком или поскользнуться. Но поскольку за этим не последовало ни крика о помощи, ни эмоционального описания ситуации в коротких и емких фразах, я все-таки тоже пошла к дому, крикнув по дороге:
– Мам? Что случилось?
Не получив ответа, я заторопилась, и зря.
Посреди гостиной стояла мама, у ее ног растеклось большое пятно желтого сока, круглый прозрачный кувшин лежал у ножки стола: видимо, ножка его и доконала. Кувшин треснул.
Но в гостиной мама была не одна. Со стороны кухни в дом вошли непрошеные гости, и вошли не с добрыми намерениями. Один держал в руке полицейский гуп, покрупней тех, что сейчас на вооружении моей конторы, а у второго «гостя» и вовсе было что-то, подозрительно похожее на запрещенный в цивилизованной части вселенной огнестрел. Видела такое, но только в каталоге. А, нет. Еще в сетевой игре «Особь».
Одеты в темное – безрукавка, узкие штаны, в которых обычно рассекают дайверы. Похожи на местных, обоим сильно за тридцать…
За те несколько секунд, что у меня были, больше я ничего не заметила.
Хорошо, что гуп – оружие направленного действия, да и радиус эффективного поражения не очень большой. Он нужен для задержания и не предназначен для того, чтобы держать в луче сразу нескольких человек. Хозяин его уже накрыл лучом мою маму, а я была от него слишком далеко.
Зато второй вскинул свое хищное оружие и сказал:
– Девушка, без фокусов! Медленно подними руки и иди сюда. В центр комнаты.
Я – что делать? – выполнила.
– Вот, хорошо. Тут и стой.
Интересно, как они прошли сквозь охранную систему? С оружием еще… и неизвестно, сколько их.
Я осторожно спросила:
– Что вам нужно?
С неудовольствием поняла, что голос дал петуха.
Обладатель огнестрела скривил рот в улыбке:
– Если вы не Ремедайос Родригес – то совершенно ничего.
Соблазн соврать был столь велик, что я быстро спросила:
– А от Ремедайос что вам нужно?
Мужчина снова очень нехорошо улыбнулся. А я вдруг поняла, что он находится в вирт-сетке, зрачки слишком часто перепрыгивают с одной точки пустого пространства на другую.
– Кертис! – вдруг крикнул он. – Где тебя носит, мне нужен сканер!
И тут же, словно в ответ на его крик, с берега раздались выстрелы. Громко, гулко… где-то же там Луис!
Держащий нас на прицеле боевик махнул стволом, указывая на дверь:
– Вы, обе. На выход! Роб, убери свою пугалку, только людей смешить… давай вперед! Найди Кертиса! Я тут разберусь.
Я подхватила маму под руку – вовремя. По себе знаю – когда резко прекращается действие гупа, на некоторое время теряешь ориентацию. Голова кружится, в ушах тамтамы… неприятное чувство. И еще несколько минут по инерции выполняешь все обращенные к тебе приказы. Мы пошли к выходу. Я спиной чувствовала направленное на нас оружие.
Пошли в сторону беседки, теперь уже в качестве пленниц. Снаружи ничего за эти минуты не изменилось. То же солнце, те же волны и пальмы. И песок безмятежного тропического пляжа…
…а что на острове действительно прекрасно, так этот пляж. Скалы уходят в воду по колена, и в свете солнца кажутся рыжеватыми, а на самом деле они сине-зеленые. Луис говорит – из-за примесей меди в составе местных горных пород. Когда я была маленькой, он мне много рассказывал о минералах и ракушках, это было его хобби.
Первое, что я увидела, когда мы оказались возле беседки, это Луис.
Луис лежал на песке метрах в двадцати от нас и не двигался. Рядом медленно возился, силясь встать на ноги, один из нападавших.
Тот, кого главарь называл Робом, крикнул, подбежав к нему:
– Далли, Кертис ранен!
– Что? – Наш конвоир подтолкнул меня в сторону беседки, чтобы лучше видеть происходящее на берегу.
– Кертис ранен! Но говорит, что встать может.
– А этот? Которого взяли? Тащите его сюда!
Мама вдруг тоже увидела лежащего Луиса, закричала в голос и побежала к нему. Попыталась побежать.
Далли поймал ее за руку и толкнул в беседку, следом за мной. Он отвлекся и я решилась.
– Мам, – шепнула я. – Садись на лавку. Давай помогу…
Я ее усадила и незаметно подхватила свой гуп. Сейчас, когда этот гад здесь один и с оружием… и пока остальные тоже заняты… только бы с Луисом было все в порядке!..
Я осторожно навела гуп на этого Далли. Прибор сухо щелкнул, сообщая о захвате цели. Сказать ему, что он арестован? Ну, нет!
Луч накрыл его так же быстро, как всего несколько минут назад накрыл маму. Я подошла, забрала у него оружие. Приказала сесть. Поискала, чем бы связать, и даже нашла. У отчима в беседке все время лежат какие-то инструменты, обрывки веревок, куски дерева – он любит мастерить. Мама смотрела на меня округлившимися глазами и молчала: на берег смотреть она боялась.
Я накинула веревку на податливые запястья обездвиженного Далли, затянула петлю. Но окончательно зафиксировать узел не успела.
И с чего я решила, что их на острове всего трое?
От дома появился еще один, пониже ростом, чем другие, седой.
Хмыкнул, вскинул руку – тоже не пустую. Тут-то бы все и кончилось в один бесславный момент: я не могла одновременно держать и гуп, и тяжелое металлическое оружие Далли. Упасть под защиту деревянной стенки беседки я не успевала, да и мама не успела бы тоже. Я даже выстрелить не успевала – понятия не имею, как стрелять из этой металлической штуки…
И я сделал самое глупое, что только можно вообразить – зажмурилась.
Раздался сухой, совсем нестрашный щелчок – выстрел.
Мама вскрикнула, я снова испугалась до трясущихся колен и обернулась к ней. И увидела совсем рядом тяжело бредущего Луиса и двоих бандитов. Один из них и вправду порезан охотничьим ножом по руке ниже локтя. Молодец, Луис! Второй пытался поддерживать их обоих. Верней, приятеля – поддержать, а Луиса – придержать. У Луиса по рубашке растекалось большое кровавое пятно.
Я обернулась к седому, и увидела, что он лежит у крыльца с аккуратной дыркой посреди лба. Луис, видимо, тоже увидел, и из последних сил рванул вперед, к сомнительному укрытию беседки.
И тут снова щелкнул выстрел. Я опять не поняла, откуда, но отчетливо увидела фонтанчик из песка, взвившийся у ног раненого Кертиса.
Оба бандита отступили к берегу, а я помогла Луису укрыться. Рубашка его промокла от крови, правую руку он придерживал. Кровь продолжала вытекать из раны в плече, и я зашарила взглядом, чем бы ее зажать.
Нас не учили справляться с огнестрельными ранениями – ну запрещен этот вид оружия и в секторах Регулуса не производится! Он жесток и негуманен – куда чаще калечит, чем убивает.
Но кое-что об открытых ранах я все-таки знаю. Из курса выживания и от Луиса, который немного фанат дикой жизни… вот и пригодится.
Только чем его перевязать? Форменной рубашкой?
Снова зазвучали выстрелы. Я завертела головой, выискивая источник звука, и увидела, как кто-то осторожно перебрался через декоративную каменную изгородь у дома. Духи Океана! Еще один! Но времени на какие-либо действия у меня тоже не оставалось. Далли, как оказалось, успешно воспользовался тем, что я отвлеклась на Луиса и отложила гуп. Почему я решила, что связала его надежно? Потому что нас учили, что от воздействия гупа человек отходит минут десять, и этого достаточно, чтобы при необходимости повторить воздействие?
Так или иначе, времени прошло втрое меньше, а Далли почти справился с моим узлом и был уже на ногах. Оставалось только вскочить и толкнуть его обратно. Но нет, руки Далли были уже свободны…
Да, он еще слаб, и голова, наверное, у него кружится, но он все равно намного сильней меня.
Оттолкнул. Ухватил и потянул к себе свой ствол. Дернул с усилием, так, что мои пальцы скользнули по рукоятке, вдавливая и нажимая все, что можно вдавить и нажать.
И это тяжелое, неудобное, черное вдруг с силой дернулось, ударило по рукам болезненной отдачей. И по лицу словно брызнуло кипятком.
Далли захлебнулся кровью и осел мне под ноги. Шея у него превратилась в красное месиво.
Я поспешно бросила оружие и отскочила в сторону.
И вдруг сквозь звон в ушах услышала смутно знакомый голос:
– Офицер Родригес, у вас, я смотрю, привычка влипать в истории.
Нордвелл присел снаружи беседки, я могла его слышать, но не видела. Нордвелл! Но он-то как здесь оказался?
Я, наконец, оторвала взгляд от трупа у моих ног и посмотрела на родителей. Живы. Мы каким-то чудом все живы… но это пока. Ничего еще не кончилось.
– Эй! – меня снова окликнули снаружи. – Родригес, вы там как? В состоянии двигаться? Берите родных и бегом к причалам. Ваш скутер, к сожалению, снова выведен из строя, но моя лодка на глубине под скалой. Свистеть умеете?
– Справлюсь.
– Когда поднимитесь на борт, дайте команду «на грунт». Искин вас поймет. С медицинским оборудованием разберетесь сами. Все понятно?
– А вы?
– На острове где-то еще человек пять по моим подсчетам. Идите, я прикрою. А то, как бы они не решили тоже возвращаться к берегу.
Луису было очень больно и тяжело. Но он не жаловался. Они с мамой быстро решили, что я главная, и теперь слушались. Единственное, что я себе позволила – это стянуть салфетку с этажерки в гостиной – это у самого входа, две секунды! Луис, шипя, зажал рану.
Мы помогали ему идти, благо до причалов недалеко. И если бы напавшие знали географию острова, они, может, все пришли бы к нам через дом, а не по берегу. А может, и знали, просто решили исключить случайности.
Мы брели сквозь заросли, а я думала – неужели и на этот раз нападение произошло из-за Нордвелла?
Да нет, ерунда. Далли сразу сказал: у них дело к Ремедайос Родригес. То есть сугубо ко мне. Тогда почему они… почему стреляли в Луиса? Почему седой был готов меня убить?
Да кто они такие?
У нашего причала я увидела вместительную лодку-амфибию, выскочившую носом на берег. У лодки лежал труп еще одного человека в черном. Сколько же смертей… сколько убийств за один всего лишь неполный час…
У берега я свистнула. В два пальца. Как когда-то Луис научил.
Лодка отозвалась. Она вынырнула в тени скалы и ткнулась носом в берег у самых наших ног. И была она точной копией той, что несколько дней назад безвременно почила в океане.
Я обрадовалась знакомой каюте. Быстро нашла аптечку и набор для экстренной помощи и передала маме.
Вышла на бак и, чувствуя себя полной дурой, скомандовала «на грунт». Дрессированная лодка знакомым приятным голосом попросила всех занять сидячее положение, потому что мы готовимся к погружению. И почти сразу за иллюминаторами плеснула нежной зеленью вода.
Я метнулась к посту рулевого – должен же здесь быть выход на внешние каналы связи. Нордвелл, конечно, перестраховщик. Но вот знал ли он заранее, что на Эсмеральде его ждет такая теплая встреча?
Канал береговой полиции, слава духам Океана, нашелся. И я с огромным облегчением увидела перед собой всегда такое невозмутимое лицо шефа Ларди.
– Шеф, на наш дом на острове только что напали. Я… мой отчим ранен, мы едва успели скрыться.
– Родригес, четко. Медленно. Только важное.
– Только что… ну нет, с четверть часа назад. На наш дом на острове Эсмеральда напали неизвестные. С огнестрельным оружием, их много… я не знаю сколько, не знаю. Двое… нет трое, мертвы. Они стреляли в нас. Луис ранен в плечо, потерял много крови. Я нормально, а скутер они уничтожили. Но гуп я в этот раз не потеряла, хотя это не важно. Я там убила человека! Да понимаю. Четко, по делу. Сейчас. Одеты в черное, без каких-то опознавательных знаков. Прибыли на лодке-амфибии, довольно вместительной, спортивной. У одного был полицейский гуп, но не такой, как у нас, крупнее. Огнестрельное оружие у них разное. Есть совсем маленькое, а из которого я… это такая как короткая металлическая трубка с рукояткой и какие-то еще детали выступающие. Не видела таких раньше даже на картинках.
– Ремедайос. Не части. Вы сейчас в безопасности?
– Да. Наверное, да. Мы на лодке Нордвелла. Но где он сам, я не знаю. Он остался на острове.
– Хорошо. Оставайтесь на месте. Я отправил экстренное сообщение планетарникам. Им ближе и у них лучше снаряжение. Жаль, что у вас на острове нет телепорта. Держитесь, помощь уже идет.
Я отключилась. Что еще можно сделать? Пояс со всем полицейским оборудованием остался на веранде. Ах, как опрометчиво! Но биосканер все равно сквозь толщу воды не пробился бы. И расстояние… наверняка слишком большое расстояние.
А так было заманчиво последить за событиями на острове прямо отсюда. Впрочем…
Как обращаться к искину лодки я не знала. Потому просто спросила полушепотом:
– Есть ли какой-то обмен данными с владельцем лодки? Связь? Биометрия?
Лодка не отозвалась, но передо мной на контрольной панели появились цифры. Знакомые параметры – полицейские сканеры выдают подобную информацию. Судя по цифрам, Нордвелл в порядке, только пульс чуть выше нормы.
Хорошо. Что еще нужно сделать? Прямо сейчас, прямо здесь. Что?
Я вернулась в каюту. Мама уже, как могла, перевязала Луиса, но это мало помогло – кровь продолжала просачиваться сквозь повязку.
– Ремедайос, – сказала она хрипло, – ты сегодня… ты так уверенно действовала, как будто какой-то другой человек. Я тебя не узнаю.
Луис улыбнулся с койки:
– А я всегда знал, что в тебе это есть, недаром же ты выбрала полицию!
Мама нахмурилась:
– Я считала, что полиция – это не армия. Никогда не думала, что вас там учат стрелять…
– Мам, я нас спасала, – напомнила я. – И я не стреляла. Это случайно вышло. Случайно.
Она покачала головой.
– Прости. Так ты пригласила своего нового знакомого в гости? Это ведь был тот самый молодой человек, из-за которого ты попала в переделку в прошлый раз?
– Мари! – возмутился Луис. – Ремедайос же все тебе рассказала.
Но мама уже выбрала виновника всех бед. Бедный Нордвелл, лучше бы я его тогда арестовала совсем…
– Мам, он появился как раз вовремя. Ты понимаешь, что нас могли убить, если б не он?
– Там где он – всегда неприятности. Я сама его убью при встрече.
Нордвелл вошел в каюту от глубинного шлюза. Мокрый, в порванной одежде. Хотя вру – шорты уцелели. А вот майка, похоже, близко познакомилась с зарослями полосатого лимонника, что каждый сезон разрастается у причалов, Луис едва успевает вырубать. Несколько глубоких царапин остались и на коже.
И я снова это почувствовала – как с его появлением любое помещение словно усыхает. Становится меньше.
– Что там? – тихо спросила я.
– Плохо, они дом подожгли. Не смог помешать. Простите.
Он посмотрел в глаза моей матери, и я поняла, что убивать она его не будет. Но возможно их обоих убьем мы с Луисом – за публичное попрание семейных ценностей.
– Вы ведь Мари Родригес. Приятно познакомиться.
И он – вот гад! – протянул ей руку. А когда она протянула для пожатия свою – весьма галантно и по-светски коснулся ее пальцев губами. Мама, тут же, конечно, растаяла и забыла о коварных планах мести.
Луис, впрочем, прервал идиллию, напомнив о себе легким покашливанием.
– Извините, я вам не мешаю?
– Луис Адамс, мой муж.
Нордвелл посерьезнел:
– Как вы? Я смотрю, кровь остановить не получилось. Давайте поменяем повязку. Родригес, надеюсь, вы сообщили о случившемся в полицию и вызвали помощь?
– Конечно. Но им понадобится время, чтобы сюда добраться.
– Похвально. Идите сюда, поможете. Я думаю, Луис, вам будет тяжело сидеть без поддержки. Пуля прошла на вылет, повезло. Но хорошего мало. Давайте, Родригес. Мне надо руки помыть. Садитесь рядом и поддерживайте его, чтобы не упал. Мари, ваша помощь тоже нужна.
С повязкой мы провозились несколько минут, и в этот раз все получилось намного успешней.
Нордвелл между делом успел сменить порванную майку на такую же целую, отдать какие-то распоряжения искину лодки о маршруте, и окончательно влюбить в себя мою маму сообщением, что она может чувствовать себя здесь как дома и что каюта и кухня – в ее распоряжении.
Когда обессиленный Луис снова лег в постель, а мама принялась хлопотать рядом, я убежала от этой идиллии на бак – отдышаться и собраться с мыслями.
Идея оказалась не очень хорошей. Стоило остаться одной, как волной накатило все, что только что с нами случилось: седой, целящийся в меня из огнестрельного оружия. С восьми шагов не промахнулся бы. Развороченная шея и забрызганное собственной кровью лицо Далли. Фонтанчики песка там, куда ударили пули. Мертвый седой. Мертвый тот человек у причала. Окровавленный Луис. Окровавленный Кертис… или как его там…
Я сглотнула скопившийся в горле ком, и вроде бы смогла выдохнуть, но в этот момент на бак вошел Нордвелл. Скользнул по мне равнодушным взглядом и взобрался в кресло рулевого.
Я спросила, сама удивившись, какой у меня ровный и спокойный голос:
– Как вы оказались на острове?
– Мне нужно было с вами поговорить. Может даже не с вами, а с вашей матерью. Кое-что уточнить.
– Да ну?
– Какое вы имеете отношение к Алваро Пересу?
– А вам-то он зачем?
– Так и будем отвечать друг другу вопросами?
– Вы первый. Как вы оказались на острове? Охранная система не сообщила ничего.
– Мой транспондер был включен. Да я и через серво-сеть запрос кидал. Очень не хотелось появиться неожиданно. Так что, не работала ваша станция. Мне это показалось немного странным, но я не ожидал, что окажусь у вас в разгар вечеринки.
– Вечеринки, – повторила я задумчиво. – Вечеринки…
Подошла к стеклу, чтобы он, не дайте духи Океана, не увидел выражение моего лица. За прозрачным окном скользила подводная чернильная мгла. Мне казалось, что Нордвелл улыбается. Расспрашивает меня с этим своим вечным нехорошим прищуром.
– Ваша очередь. Кем вам приходится Перес?
– Тоже родитель. В смысле, отец… биологический. Мама считает, это его люди на нас напали. А я думаю, это его враги. Все странно запуталось. Такой клубок. Зачем вам Перес?
Он не отвечал так долго, что я даже обернулась.
Нордвелл стоял у пульта рулевого, даже не стоял, почти лежал на нем, и сверлил меня взглядом. Потом вдруг тряхнул головой, и вновь стал похож на себя:
– Да почти ни зачем. Тоже вот хотел ему пару вопросов задать.
Я кивнула. Правды он мне не скажет. Никто никогда не говорит правду. Всем есть, что скрывать. Кроме меня.
– Долго нам… добираться?
– В надводном режиме – не больше часа. Но будет потряхивать, если волна. Я отвезу вас в Коста Кристалл. Там лучшие медицинские центры и проще затеряться. Свяжетесь оттуда с вашим шефом, объясните, что мы не хотели рисковать.
– Конечно.
Куда бы спрятаться? Свободным от людей остается только шлюз и гальюн. И там и там – тесно и неуютно.
Нордвелл неожиданно подошел ко мне. Остановился в полушаге, и сказал:
– Родригес, не нойте. Вы сегодня герой. Вы спасли семью. Настоящий офицер полиции, а глаза сырые.
Неправда. Я не ныла. И глаза у меня сухие. Пока сухие. Просто никто не хочет говорить правду, никто не хочет отвечать на мои вопросы. И не надо мне льстить…
– Это все вы, это не я. Без вас все бы плохо кончилось. А я убила человека. Я убила человека. Понимаете?
– Вы защищались. Родригес, у вас кровь на лице и… на одежде. Умойтесь. Хорошо? И возвращайтесь. Осталось недолго.
Я кивнула и сосчитала в уме до трех, перед тем, как идти умываться. Слез не будет. И нытья тоже не будет! Я герой или нет? Да я героичней эпических героев. Медаль мне. Нет, дайте две!
В зеркале я, наконец, увидела свою чумазую физиономию. Н-да, то еще зрелище. Самое оно для жареных новостей! Правда, чужая кровь с лица по большей части, высохнув, отшелушилась, но на левой щеке, и на шее… и конечно, вся майка.
Я попыталась отстирать одежду, и с удивлением обнаружила, что у меня получается.
Отмылась, мокрыми руками провела несколько раз по волосам – они встали на голове смешным дикобразом. Ну и пусть. Осталось недолго. Все скоро закончится… я надеюсь, что закончится.
Мокрая одежда облепила фигуру, мне пришлось вытащить из-под майки наружу нордвелловскую «удачу бродяги». Нехорошо, надо было еще в прошлый раз отдать. А я с ней как-то уже сроднилась. Ну вот. Привычный пляжный вид возвращен. Лучше бы я форму не снимала, конечно. Но у меня – официальный отпуск, что же мне, и купаться в форме?
Я почувствовала, что лодка набрала скорость и теперь идет много ровнее, срезая верхушки волн. Мы на поверхности, плыть уже меньше часа. Можно подняться на флайбридж – а там я и на старой лодке у Нордвелла не была.
Одежда там быстро высохнет. И волосы высохнут.
В каюте Луис дремал, мама пристроилась рядом на одном из складных сидений. Одновременно со мной с бака в каюту вошел Нордвелл и одарил нас самой лучистой из своих улыбок.
– Я связался с госпиталем спасателей на Коста-Кристалл. Нас встретят у самого причала. Кроме того, они уже информировали городское полицейское отделение и управление береговой полиции в Байя Соледо.
Мама разулыбалась в ответ. Конечно, его помощь неоценима, и какое счастье, что он оказался рядом в этот трудный момент, и как Ремедайос повезло с таким знакомым…
Если не Луис, то я сама кого-нибудь из них сейчас убью. Только великая сила воли заставила меня сдержаться. Я сказала сквозь, надеюсь, не менее лучезарную улыбку, что у Нордвелла:
– Я поднимусь наверх. Не теряйте!
На флайбридже было празднично от солнца, играющего бликами на волнах и на металлических элементах фальшборта. От самого ощущения полета над волнами – в потоке легких брызг. Солнца и ветра было столько, что хоть расправляй крылья и взлетай. Солнце словно выжгло, за минуту вытопило из сердца скопившийся там комок дрянных печалей. Ветер унес все мысли, оставив гулкую звонкую пустоту.
Удобные сиденья успели высохнуть, осталось несколько брызг по углам. Я взобралась на спинку, схватилась за поручни и стала смотреть на горизонт, к которому мы летели на самой полной скорости. Я могла бы так сидеть бесконечно. Но кто бы мне дал.
– Пришли проверить, не свалилась ли я за борт?
– Сбежал от расспросов вашей матушки.
Нордвелл тут же привычно подставил физиономию солнцу – для этого ему пришлось от меня отвернуться.
Да, мама у меня заботлива сверх меры и весьма внимательна. Особенно – к мелочам.
– Сочувствую, – вздохнула я. – Вы ей понравились.
– Вижу, вы вернули себе присутствие духа. Приятно слышать.
Вернула ли? Я посмотрела на Нордвелла, мысленно дорисовывая ему опереточную шляпу с пером, кожаную жилетку и абордажный меч. В конце концов, в истории цивилизации бывали не только космические пираты. Верней вот как раз космических пиратов-то в чистом виде и не было.
…и серьгу в ухо. Золотую. Из монеты.
– Для пирата, – сказала я, – вы слишком филантроп. Шеф Ларди вообще считает, что вы – тайный агент то ли какой-то корпорации, то ли иностранной спецслужбы.
– Родригес, да у вашего шефа фантазия почти такая же буйная, как у вас.
– Почему вы вмешались? Какое вам дело до меня и моей семьи?
– А вам что-то не нравится?
– Мне не нравится, когда я чего-то не понимаю. Вас я не понимаю.
– А скажите, Родригес. Вы бы что, на моем месте поступили как-то иначе?
– Я на своем месте, – пробурчала я. – А вы – на своем. Или это не вы в розыске за мародерство?
Да, некрасиво прозвучало. Даже грубо. Получилось, как будто я подозреваю его в трусости или еще в чем похуже. Какой пират это снесет? Кажется, следовало быстренько извиниться. Но я не успела.
И разозлила я его всерьез.
Отвернулся от солнышка. Встал между мной и горизонтом, смерил желтым яростным взглядом от макушки до пальцев ног. Я видела, как у него раздуваются ноздри, и знала, что вот сейчас он меня с полным правом может скинуть за борт.
Но в некоторых вопросах мы с мамой очень похожи. И я не отвела взгляд.
Несколько секунд я изучала очень близко злые желтые глаза, но мне не было страшно. Потому что я видела, каким его взгляд был в ночь нашего знакомства. Я знала, какого Нордвелла надо бояться.
Он вдруг усмехнулся. Поднял руку, и пальцем провел по ракушкам у меня на груди. Амулет. Опять я про него забыла.
– Он ваш, я сейчас… надо было сразу отдать.
Попыталась снять «удачу бродяги», чтобы вернуть законному владельцу, но у владельца на этот счет оказалось свое мнение. Он перехватил мои руки и все с той же полуулыбкой-полуухмылкой сказал:
– Нет уж, пусть у вас остается. Вам сейчас нужнее.
Мне так мне: в амулетную удачу я не верю, а ожерелье симпатичное.
– Родригес, у вас есть подружка? Или друг? С которым вы могли бы поговорить, и который бы вас выслушал? Полиция вам непременно назначит психолога, так положено после всяких подобных инцидентов, но психолог, это не всегда то, что нужно.
Я подумала, что в кампусе у меня было довольно много подруг и приятелей, но в каникулы их где сыщешь-то? Зато сразу вспомнился Джо Мартинес.
– Да. Есть, конечно.
– Вот и хорошо. Как только все утрясется, сразу встретьтесь с ней. Поговорите. Расскажите ей все, что не готовы рассказать посторонним или родным. Сможете?
Я кивнула. Мои мысли были в этот момент заняты тем, что Нордвелл как поймал мои руки так и не выпускал их. И от его рук моим было тепло. И возмутительно уютно.
– Вот и славно.
– Почему – Родригес? Вы же знаете, как меня зовут. Я говорила.
– Говорили – роботу у Ашота. Не мне.
Я попыталась поймать его взгляд, но куда там. Он смотрел мне за плечо, на восток, где небо потихоньку начинало темнеть. Туда, где постепенно растворялся в волнах пенный след лодки.
Зато на западе, прямо под солнцем, в золотистой дымке показались берега Коста-Кристалл. Совсем недолго осталось плыть.
– И пообещайте мне еще одну вещь.
– Что?
– Держитесь подальше от Переса. И от меня держитесь подальше.
– Столько добрых напутствий, сдохнуть можно.
Я осторожно, хоть и не без сожаления, высвободила ладони и поспешила вниз.
Как будто мне мамы мало раздавать полезные советы и предостерегать от плохих парней.
Эск экстренной помощи мы заметили, еще не причалив. На последних метрах Нордвелл сам взял управление и подогнал лодку почти вплотную к участку берега, где уже ждали врачи. Они сами поднялись на борт, сами переложили на носилки и унесли Луиса. Мама улетела с ним вместе. Я, подумав, осталась, предварительно уточнив, где смогу завтра навестить родных.
Снова связалась с шефом Ларди, объяснила ситуацию. Шеф глядел на меня не просто синей глубинной рыбой, а глубинной рыбой, слегка подвяленной на солнце – ему явно было нехорошо.
Он поделился неутешительными новостями. Наш дом на Эсмеральде сгорел полностью. Прибывшие агенты трупов на острове не нашли, но нашли пятна крови по всей территории. По ДНК сразу установили личности и сейчас собирают данные о них. А на Фелице кто-то попытался убить Алваро Переса. Но пострадал только секретарь.
Федеральные власти закрыли телепорты. Начались глобальные проверки и на планете и в орбитальном городе.
Моим родителям выделили персональную охрану и как только появится возможность, их спрячут так, что никто не найдет, даже если будут точно знать где искать. Если я хочу, мне, кстати, тоже выделят охрану и препроводят на секретный адрес для последующего инструктажа и отправки в страшно секретное место пережидать события.
Дурацкое предложение. Конечно, никуда я не поеду. Завтра вернусь в участок и продолжу работать… или что там полагается? А, медицинское освидетельствование? Да пожалуйста. Куда явиться? Хорошо. Ладно, согласна на охрану. Да мне все равно, кто. Агент из федерального агентства? Да хоть два. Нет, стоп, я пошутила, двух не надо.
Сразу за причалами Коста-Кристалл начинаются пляжи, на которых полно народу даже сейчас, на закате. В летних кафе играет музыка, мерцают декоративные огни.
Нордвелл брел по линии прибоя в сторону бухты. Прямая спина, лицо – к закату. Солнце уже почти село, но он все равно пытается поймать последние лучи. Как будто он – солнечный элемент питания. Или плавучий цветок-компас. Только не плавучий, а идучий. Идущий. Идущий в закат компас-пират.
Я спрыгнула на берег. В туфли сразу же насыпался еще не остывший песок, пришлось их снять и взять в руку. Снимать оказалось трудно – почему-то руки плохо слушались, а равновесие все время ускользало. Наверное, мы слишком долго пробыли на воде, и я привыкла к небольшой качке. А теперь, на твердом берегу, пожинаю последствия. Правда, никогда раньше таких неприятностей со мной не бывало.
И можно было сразу уйти в город… или все-таки догнать и попрощаться.
Я решила догнать.
А через несколько минут обнаружила себя сидящей на песке у самого прибоя. Сидеть было тепло и удобно, только голова все время падала – не куда ее, бедную, приложить. Разве что прямо на песок.
А что такого – ночи сейчас жаркие. Кто меня прогонит с пляжа-то? Да еще полно народу на берегу, хотя стало почти темно! Лодка Нордвелла рядом, а сам он, наверное, уже где-то далеко-далеко, за горизонтом… так и идет вдоль прибоя. Примерно через неделю он своим ходом придет к своей лодке с другой стороны острова…
Нордвелл присел рядом. Я не услышала, догадалась. А через секунду получила подтверждение:
– Родригес, вы что-то совсем раскисли. Давайте я провожу вас до гостиницы.
– Справлюсь. День паршивый был просто. Ну, вы знаете.
Я встала. Отряхнула колени. Вот же! Прекрасно стою!
– Идите сюда. Да что вы от меня все время шарахаетесь!..
Я молча вцепилась в его локоть – чтоб только перестал обвинять, что шарахаюсь. Меня просто немного качает! Был паршивый день, я говорила.
Думаю, встречным казалось, что я пьяна до потери человеческого вида. Но это все равно. Оказалось, что если попасть в ритм шагов Нордвелла, то вполне можно идти, не спотыкаясь, и даже не очень висеть у него на локте.
Мы миновали улочку прибрежных отелей и гостиниц, вышли к ярмарке. Я подумала, что номер на ночь можно было снять рядом с пляжем, и не заморачиваться дальней ходьбой, но вероятно, Нордвелл руководствовался соображениями конспирации.
Хотя, сетевой след в толпе отдыхающих спрятать трудно.
Миновали ярморочную площадь, поднялись по пешеходной улочке-лестнице, миновали еще одну узенькую и не очень чистую улицу. Я вскоре перестала даже пытаться запоминать маршрут, и не знаю, сколько времени мы бродили по городу, пока не оказались у небольшого, нового коттеджа над бухтой. Нордвелл махнул рукой над сенсором, открылась дверь. В прихожей тут же вспыхнул свет, потянуло прохладой.
…крошечная комната, плетеный пляжный шезлонг вместо кровати. Правда, на шезлонг горой навалены круглые подушки, лежит несколько пледов. Нордвелл подвел меня к этому «спальному месту», усадил, точно куклу.
– Ну вот. Отдыхайте.
Может он еще что-то добавил, да я не расслышала: спала.
Проснулась от отчетливого Нордвелловского рыка:
– Вы должны были предвидеть! У вас такая работа. И почему ее должен делать я?
Кто-то что-то невнятно пробубнил в ответ.
Я протерла глаза, выглянула в окно. Солнце, оказывается, поднялось уже довольно высоко, а значит, надо спешить. Мои, может, еще в больнице. В серво-сети никаких новых сообщений нет, так что скорей всего, их еще никуда перевести не успели.
За дверью, в гостиной, что-то хрустнуло. Я прислушалась.
– Кто мог предвидеть, что Бруно ради сиюминутной выгоды рискнет налаженным каналом поставки? Эсмеральда – его ошибка!
Голос гостя был обыкновенным. Раздраженный тихий баритон.
– А я его понимаю. Для вашего Бруно несколько важней сейчас прижать к ногтю Переса, иначе Перес, с его обширными политическими связями, почти не напрягаясь, получит его бизнес со всеми поставщиками и всеми посредниками. Вы знаете, что меня на острове срисовали? В полный рост? Вероятно, вам придется искать другого человека на мою роль.
– Федералы подчистили на острове. По нашим данным, у Бруно к вам нет претензий. Слушай, Ксандер, ты же сам заварил эту кашу… кстати, во всей этой истории с Родригес есть один очень неприятный момент. В первую очередь для тебя.
– Всего один? Да ну?
– Перес узнал о тебе и близко к сердцу принял твое появление на горизонте. Даже отправил своих мальчиков разобраться.
– Так что ж «мальчики» меня до сих пор не нашли? Теряет хватку старый лис, что ли?
– Мальчики нашли. На лодке. Пару дней назад. И уничтожили. Вместе с лодкой…
– Понятно. Одной загадкой меньше. Так что, я дальше работаю по Бруно?
– Да. Надо понять, куда они дели груз, и не начал ли он продавать его маленькими партиями…
– Понимаю. Что по моему вопросу? Есть подвижки?
Я поняла, что Нордвелл очень не хотел спрашивать. Но спросил.
– Пока к сожалению… Но Перес точно причастен. И не мне тебя учить, но ты, мне кажется, совершили большую ошибку, не воспользовавшись картой, которая сама шла в руки!
– О чем речь?
Да, о чем? Мне тоже интересно!
– Родригес была у тебя на лодке. Практически, вот, в руках. Ты мог ставить Пересу любые условия, моя помощь не понадобилась бы! Но отчего-то решил…
Ага, понятно. Очень доходчиво объяснил, спасибо! Значит, я – удобный инструмент, чтобы диктовать условия Алваро Пересу. Ах-ха-ха! Знали бы вы, господа, как это смешно выглядит со стороны. Да Пересу до последнего времени до меня не было никакого дела!
В любом случае, безобразие это надо прекращать. Жаль, из окна здесь не вылезешь – слишком высоко оно над улицей. Вид открывается чудесный, а вот для утренней альпинистской тренировки – как-то совсем нехорошо.
Я поправила одежду и волосы, вставила ноги в кеды и решительно толкнула дверь.
– Привет, – сказала я обоим собеседникам.
Нордвелл сидел ко мне лицом и ничуть не удивился. Даже легонько кивнул.
Его собеседнику пришлось обернуться. Высокий, симпатичный. Темные волосы уложены в строгую прическу, одет весьма официально, разве что пиджак снял и бросил на кресло у входа.
– Нордвелл, у тебя гости? Какого черта не предупредил, что у тебя женщина?
– Познакомься, Ханс, Ремедайос Родригес, та самая. Родригес, и вы познакомьтесь – Ханс де Гив, человек, благодаря которому мы с вами встретились.
– Вы тут, – вздохнула я, – так душевно рассуждали о моей предполагаемой роли в ваших интригах, что я невольно решила присоединиться. Продолжайте, что уж!
Нордвелл хохотнул и даже откинулся на спинку своего кресла. И даже ноги вытянул, расслабившись. Всем своим видом он демонстрировал – выкручивайся, де Гив, сам, как хочешь!
Но де Гив, очевидно, тоже был из тех, кому палец в рот не клади. Он чуть развел руками и спросил:
– Вы же в курсе затруднений сэра Нордвелла?
– Это кроме вас? Ах, да. И разумеется кроме меня?
– Ваш отец считает, что Нордвелл хочет его убить. А Нордвелл хочет всего лишь задать ему пару неприятных вопросов.
Нордвелл нахмурился и прищелкнул пальцами:
– Это сложно. Не берите в голову, я не собирался воспользоваться идеей Ханса, если это вас тревожит.
– Отчего же? Всем надо что-то спросить у сеньора Переса, и все почему-то считают, что сеньор Перес будет покладистей, если будет волноваться за мою судьбу. А никому в голову не приходило, что сеньору Пересу до меня, по большому счету, нет никакого дела? Бедный-бедный сеньор Перес…
– Да есть ему дело! – легонько хлопнул ладонью по столу де Гив. – Ладно, ребята. Я смотрю, вы тут и без меня можете разобраться…
– Да, – поспешно сказала я. – Мне тоже пора. В больницу.
– Лучше не надо. – Де Гив стал вдруг хмур и строг. – За людьми Бруно, конечно, присматривают. Сейчас – с особым тщанием. Но пока игра не окончена… для вас это все еще может быть опасно.
– Согласен, – хмыкнул Нордвелл. – Ханс, проводишь девушку до госпиталя? Искупи часть своей вины.
Де Гив приподнял брови. А Нордвелл пояснил специально для меня:
– Если бы мой приятель вовремя решил проблему жирных насекомых в собственном сетевом пространстве, мне не пришлось бы снимать легальную морду, и ваш био-сканер никогда бы меня не обнаружил на пляже. Вы никогда не догадались бы попытаться меня арестовать, а мне не пришлось бы доводить до конца сделку по продаже партии огнестрельного оружия не самым миролюбивым парням Пуэрто-Кристалл.
Называется, объяснил. Но, похоже, прав был мой шеф Ларди – Нордвелл чей-то агент. И де Гив чей-то агент. И вокруг меня одни спецагенты и преступники, и только я одна – честный полицейский.
Да-да. Из береговой полиции, которая дока по разниманию пьяных драк и присмотру за порядком на пляжных вечеринках.
– Так это я виноват? – возмутился де Гив. – Подумай, Ксандер. Однажды я перестану тебя прикрывать, и тогда…
– Идите! Родригес, этому чучелу можно доверять. Но будьте с ним осторожней, он сердцеед и ловелас!
Мы спускались к телепортационной станции по длинной улице-лестнице. Солнце нещадно пекло, людей было мало. Я спросила:
– Вы друзья? С Нордвеллом?
– Сложный вопрос. У нас паритет. Он помогает нам, мы помогаем… насколько это возможно легальным путем… помогаем ему.
– Но не сильно стараетесь, так? Он вам зачем-то нужен.
Де Гив впервые внимательно посмотрел на меня:
– Лично я с ним честен. Но не думаю, что мне стоит ждать от него помощи за рамками наших соглашений.
– А кто вы? Я имею в виду… работу. По которой паритет.
– Федеральное агентство расследования экономических преступлений. Не хотите поменять место службы, кстати? У нас весело. Правда, придется поучиться…
– Я подумаю. Спасибо. А кто такой Бруно?
– Не забивайте себе вашу хорошенькую голову. Вам это совершенно…
Я перебила:
– Его люди сожгли мой дом. Нет уж, мне надо знать. И мне надо знать, если вдруг на меня попытаются снова напасть, с кем я имею дело. И чего от них ждать!
Вовсе я не была так уверена в себе, как хотела показать. Но де Гиву знать об этом совершенно не обязательно.
И он, о чудо! поднял руки, показывая, что сдается.
– Бруно – бизнесмен. Скажем так… бизнесмен, большая часть дел которого связана с криминалом. К сожалению, появился он на горизонте недавно, и прямых доказательств его экономических преступлений у нас нет. Но. Он своими активными… действиями… привлек внимание Алваро Переса. Что-то они не поделили. И началось. Это еще не война, но уже – маневры. Бруно заполучил, нашим недосмотром, признаю, партию запрещенного оружия. Вернуть эту партию сейчас наша главная задача, тем более что люди Бруно, возможно, с теми самыми стволами, отметились на Эсмеральде. Вот такой расклад… а вот и телепорт. Идемте!
Мама наставила на меня палец и сказала:
– Реми, ты едешь с нами.
Я посмотрела на Луиса, который в нашей семье самый уравновешенный и рассудительный. Но Луис, похоже, решил умыть руки.
– Нет, – вздохнула я. – Не еду.
– Но почему? Я уже договорилась. Послушай, это всего лишь на пару недель. Как раз закончатся строительные работы на Эсмеральде, можно будет вернуться домой. Ремедайос, отказываться глупо! Как еще ты бы попала на круизный лайнер премиум класса?
– Мам, мне скоро возвращаться на Фелицу. И у меня работа. Я обещаю болтать с тобой каждый день и рассказывать все новости. К тому же суровые дяденьки из агентства по экономическим преступлениям заверили, что опасности уже почти никакой нет. Не о чем переживать.
– Переживать всегда есть о чем! Я разговаривала с Алваро сегодня утром. Он сам счел нужным со мной связаться… он говорит, что на лайнере нам будет обеспечена максимальная охрана. И среди пассажиров – сплошь приличные люди. Ты могла бы воспользоваться этим, чтобы завести полезные связи.
– Мам, хватит с меня полезных связей. Так это сам… – я сбилась, потому что называть его «тоже родителем» вслух было бы грубо, а отцом назвать – язык не поворачивался. – …сам Перес предложил тебе спрятаться на лайнере? Его была идея?
Она немного смутилась.
– Идея была не его. Но он поддержал и предложил помощь! Он очень за тебя беспокоится!
Я снова посмотрела на Луиса. Да, ему тоже не нравилось участие моего «тоже родителя» в этой истории. Но он мог себе позволить мудро переждать мамин энтузиазм, а потом сделать так, как считает нужным. У меня на дипломатические маневры времени было меньше.
– Вот не надо ему беспокоиться. В общем, я пришла не спорить! Я пришла вас проведать и узнать, как дела. Кстати, шеф Ларди вернул мне мою комнату, так что адрес будет прежний.
– Реми. Это нерационально и попросту опасно!
Да-да, конечно! Может, она и права. И Перес, и все, кто придумал этот план с круизом.
Но они для себя правы. И по-своему правы. А я знаю, что есть где-то на планете или около некто Бруно, из-за которого я убила человека. И этот Бруно желает мне отнюдь не добра, и может быть, решит повторить попытку. Так уж лучше, пусть в тот момент мама с Луисом будут где-нибудь подальше. И еще. Может, у меня и не слишком надежная психика, может мне и следует поучиться выдержке и все такое. Но я не намерена оставлять все как есть. Эсмеральда – немного и мой дом тоже. И это дело – дело Бруно – немного, ну совсем капельку, но уже касается береговой полиции.
Правда, говорить я этого пока никому не буду. Во избежание.
Надо еще как следует все обдумать.
И может быть, с кем-нибудь обсудить.