Удача бродяги: Рядом, но не вместе

9. Про то, как я спасала Птичку Миру. И про чай

Корабль назывался «Регина» и оказался в этом порту из-за неблагоприятного прогноза по своему основному маршруту: на входе коридор «червяка» оказался ненадежен, и тамошняя харибда автоматически отменила попытку гиперпрехода. Капитан решил шесть дней не ждать, а пройти через астрополис Кинга, сэкономив три дня, но потратив все нервы и прорву денег.

Я слышала, как кто-то из экипажа сетовал коллеге, что в местных ресторанах ужасные продукты, а про воду и говорить нечего. Оставалось за них только порадоваться: им-то не пришлось бежать от пожара в жилом уровне, спасаться от работорговцев и обедать «сбалансированным кормом».

Каюта у нас была одна на двоих, самая дешевая, с крохотным туалетом, совмещенным с ультразвуковым «душем».

Коек тоже было две. Две узкие откидные полки одна над другой. Встроенный шкаф всего один, над дверью. Небольшой – мой студенческий чемодан для путешествий не влез бы…

У противоположной стены – крохотный откидной столик. Стены светлые, бежевые, свет только тусклый, как будто ночной.

На столешнице чем-то выскоблена надпись на незнакомом языке.

– На этот раз никакого пожара случиться не должно, – обнадежил меня Нордвелл. – Я за багажом. Вернусь через десять минут. Никуда…

Я подняла руку, прерывая его:

– Буду в душе.

В последний раз привести себя в порядок мне удалось еще на борту у Освальдеса…

Я не услышала как Нордвелл вернулся: меня полностью поглотил тонкий горячий пар и «Маленькая птичка», которую незаметно для себя я исполнила с душой целых три раза. Пою я хуже, чем танцую, но в душе-то можно!

Вместе эта несерьезная песенка и теплый ароматный пар вернули мне пошатнувшееся душевное равновесие. Хотя любое упоминание о несостоявшейся продаже вернуло бы все обратно, к гадалке не надо ходить.

Я вышла из кабинки почти счастливой, и сразу увидела Нордвелла, склонившегося над знакомым портативным сейфом. И сейф был совершенно точно вскрыт…

Нордвелл стоял, упершись руками в стол и не шевелился. Возможно даже, не дышал.

– Что там? – спросила через полминуты, когда уже надоело ждать, что меня заметят и сами все разъяснят.

Нордвелл резко захлопнул сейф и повернулся ко мне. Он был бледен, и кажется, растерян. За минувшие дни я видела его всяким, и веселым и сосредоточенным, и злым… и бухим в хлам, но только не таким. Я даже не сразу нашла нужное слово.

Испуганным?

Нордвелл испуган?

Так не бывает.

Впрочем, длилось это мгновение или два.

Он снова стал прежним. Широко улыбнулся и заметил:

– План меняется.

– Как?

– Ты полетишь на лайнере одна. А я попробую спрятать это дерьмо как-нибудь так, чтобы никто не смог добраться. Картина такая, сейчас опасность грозит только… только одному юному офицеру береговой полиции, которого я обещал вернуть домой в целости и сохранности.

А я все смотрела на его пальцы, продолжавшие сжимать край стола, как будто это последняя твердая опора.

– Нордвелл, – попросила я, – не надо…

– Нет, именно так надо. Теперь понятно, что Бруно было плевать на весь груз, да и его заказчикам тоже. Они идут по следу вот этого сейфа…

– Что там? – повторила я громко.

От зародившегося умиротворения не осталось и следа. Что он задумал? Что случилось на этот раз?

– Термитник. Если точнее, капсула с материнским зародышем. Военная разработка левата. Запрещен во всех официальных государствах. Но есть много мест, где он крайне востребован.

– Почему?

Нордвелл медленно провел ладонями по лицу.

– Извини. Мне надо поспешить, судно стартует через час. Постарайся запомнить, что я тебе сейчас скажу.

– Ладно.

– Когда будете у Минотавра, переоформишь билет до Катанга. Но сама после пересадки покинешь лайнер на вот этой сервисной станции…

Он скинул мне универсальный идентификатор.

– Хорошо, – кивнула я.

– Не перебивай. Там, на этой станции, в местной сетке найдешь механика Лумара. Передашь ему от меня привет, и скажешь, что тебе крайне нужно домой. Именно в такой формулировке. Ни на Пуэрто-Кристалл, ни на Фелицу. Просто домой. Запомнила?

– Да.

– Вот и молодец. Постарайся все сделать правильно.

Он буднично подхватил сейф и направился к выходу из каюты. Я пару мгновений сверлила взглядом его спину, а потом окликнула:

– Нордвелл! Стой!

Он замер на полушаге. Обернулся, словно хотел спросить: «Ну что еще?».

Не знаю, что было у меня в тот момент в голове, казалось, что я поступаю совершенно правильно.

Я подошла и обняла его: этот бестолковый солнечный пират настолько привык со всем справляться гордо и самостоятельно, что я не удивилась бы, если бы он от меня и в этот раз сбежал.

Не сбежал. Отставил проклятущий сейф на койку, обнял меня в ответ. Я слышала, как бьется его сердце и чувствовала теплое дыхание…

– Реми, – шепнул он. – Только не вздумай в меня втрескаться.

– Еще чего не хватало!

– Вот и хорошо!

– Я тебя почти арестовала, помнишь? Нам запрещено крутить романы с преступниками…

– Какая же ты…

– Что?

– Девчонка маленькая…

– Ладно.

Пусть хоть кем меня считает, главное, пусть выживет, выпутается, вернется.

Он осторожно отстранился. Пальцем нажал мне на нос, действительно, как ребенку. Но улыбка теперь у него была человеческая, живая.

– Офицер Родригес…

– Что, пират Нордвелл?

– Будь осторожна, ладно? Не пропади!

Он подхватил свой груз и быстро, не прощаясь, покинул каюту.

Ну вот, рыдай теперь не рыдай, а он снова все решил сам, даже не подумав ничего мне рассказать.

Да и ладно! В конце концов, нет в мире такой секретной разработки, до которой при должном упорстве не доберется очень упорный молодой офицер береговой полиции Коста Кристалл!

Через четверть часа я уже по самые уши сидела в местной общественной беседке, понятно дело инкогнито, в поисках любых упоминаний «Теримитника». Но то ли у левата для их секретной разработки было свое особое название, либо в астрополисе Кинга она никого и не интересовала.

Я как раз решила сделать официальный запрос их копам от лица Управления береговой полиции Коста Кристалл (вот ребята удивились бы) как капитан «Регины» объявил о пятиминутной готовности и предстартовой проверке систем.

При проверке внешние устройства блокируются автоматически, включая местные сетки и дополненную реальность. Что же. У меня еще есть судовой информаторий и новостные каталоги станций следования лайнера. Любой каприз…

Информаторий помог мне пополнить багаж знаний о социальном устройстве колоний общественных насекомых разных планет, но это и всё.

Ну ладно… есть и другие источники информации. Торопиться нам некуда, корабль уже летит…

Прогуляться? «Регина» - солидный большой корабль, здесь никому нет дела, каким классом ты путешествуешь, можно посещать все палубы и салоны кроме блока «Е», в котором, согласно предупреждению судовой локалки, обитает радикальное религиозное общество. Общество меня заинтересовало только тем, что летит к нам в систему Диаманта.

Сейчас на Пуэрто-Кристалл у богатеев модно покупать небольшие острова, изолироваться на них и предаваться счастью автономной дикой жизни с доступом ко всем благам цивилизации. Это ли не лучший вариант для религиозной общины? Практически маленький рай личного пользования…

Я поймала себя на том, что злюсь. И отнюдь не на несчастных сектантов.

Зараза он. Гад и заноза. Нет. Не то сравнение. Неправильное! Слишком примитивное. Гадов и заноз много, а Нордвелл такой - один! Нордвелл, как он есть!!!

Ну что, правда, за секреты? И почему я должна сейчас-то тихо сидеть и молчать?

Ни его самого, ни его опасного «багажа» на борту уже нет. А я без всего этого не нужна ни его знакомым-пиратам, ни агентам, ни арматорам… если конечно, они тоже нами интересовались, и он мне не соврал о «заказчиках», чтобы посильней запугать. Я, когда напуганная, такая покладистая делаюсь, самой страшно!

Но сейчас-то, именно сейчас я – в относительной безопасности. А значит, лучше подумать над моими дальнейшими самостоятельными действиями.

Молчать, внутренний голос! Именно самостоятельными. Ведь вероятность того, что мой… ну ладно, далеко не мой «солнечный пират» исчез, увы, с концами, довольно велика.

Чтобы он сам ни говорил. Знаем мы таких говорильщиков! С одним таким даже встречались! Неделю… ну или две.

А этот еще и красавчик, и взрослый, и девчонки все на него влюбленно смотрят. На меня бы так смотрели. То есть, не девчонки, конечно, а кто-то другой…

Так. стоп, Реми! – сказала я себе. Так мы с тобой дорассуждаемся черт знает до чего. Дело! Сначала дело, потом симпатичные пираты!

Итак, один путь отступления мне дал Нордвелл, но мы его оставим на самый крайний случай.

Еще можно же сразу переоформить билет… миссис Беккер поссорилась с мужем и летит домой к Диаманту!

Или вообще, еще раз сменить морду и удрать с лайнера в первом же порту.

А еще, связаться с коллегами или с де Гивом, я ведь могу и без всяких пиратов, используя ресурсы лайнера.

Главное, этого самого пирата не подставить! Сама его заарестую…

Представилось почему-то, что я защелкиваю на Нордвелле силовые браслеты прямо на пляжном песочке Коста-Кристалл и надета на нем при этом не нормальная человеческая одежда, а юбочка из пальмовых листьев… и наша с ним общая «удача моряка». Стало смешно и горько от осознания, что никакой пляжно-романтической истории здесь не выгорит: не тот герой. Да и героиня совершенно не та.

Я поговорю с капитаном. Что значит, интересно, каким способом? Да мало ли. Если очень надо, значит, добьюсь!

Да, их устройства пакетных сообщений – только для экстренных случаев. Это «прилипалы» – крошечные автономные модули, умеющие нырять в чужую червоточину, если ее параметры соответствуют заданным в их полетном компьютере.

«Прилипалы» редко теряются, но бывает, запаздывают, если например, в том месте, откуда их отправляют, вообще слабый космический трафик и подходящую червоточину приходится ждать. Такие есть на всех пассажирских кораблях. Это как бутылка с запиской в древние времена – на случай кораблекрушения, сбоя двигателя или другой серьезной поломки. Вряд ли у капитана их много. Но у меня-то как раз именно что крайний случай!

Просто придется капитана убедить…

Вряд ли он разбирается, чем мой полицейский код отличается от того же кода, но, например, не береговой, а патрульной службы… И не Пуэрто-Кристалл, а например, всей системы Диаманта. Глянуть бы капитанское личное дело… но лайнер приписан к Минотавру, скорей всего и экипаж весь оттуда…

Значит, ладно. По пунктам.

Первое – договориться о пакетном сообщении для ведомства де Гива. Дать знать о себе и загадочном «термитнике».

Второе – придумать это сообщение так, чтобы кроме де Гива никто ничего бы и не понял.

Узнать что-то можно будет чуть позже. Значит, сектор «И», будем разговаривать с капитаном!

Ах да… понять еще, почему Нордвелл этого «термитника так испугался…

К услугам пассажиров эконом-класса на борту «Регины» оказалось несколько кафешек, бар и небольшая дискотека. Но цены в магазинчиках мало отличались от «кинговских», да и весь свежий товар был оттуда. А дискотека с баром меня не привлекали ни названием, ни музыкой, ни подозрительно большим скоплением людей и не людей: двое серокожих левата на входе громко спорили с охранником о своем праве употреблять национальные напитки в любом помещении лайнера согласно их пассажирской карте. Люди подзуживали их, нахально употребляя пиво прямо на входе, а торианец все это старательно фиксировал на ногтевые камеры. Разумеется, в чисто научных целях.

Я улыбнулась помимо воли: скоро во всех развлекательных чатах Тора: зарождение локальных межрасовых культурологических конфликтов в интерпретации младшего помощника старшего научного сотрудника сильгаасского Общества изучения гуманоидов…

Я с трудом пробралась сквозь это развлекательное мероприятие, стараясь ни жестом ни взглядом не привлечь к себе внимания: собравшиеся были уже в той стадии, когда в свидетели и судьи начинают призывать не только бога или дьявола, но и случайных встречных…

Почти повезло!

Между мной и баром расстояние успело увеличиться до пяти шагов, как сзади вдруг раздался чистый звонкий голос, что-то провозгласивший на незнакомом языке.

Автомат на шее торианца произвел мгновенный перевод на интер. И главное, громко так произвел, четко, даже где-то с сохранением интонаций:

– …но ведь перед богом все одинаковы, и те, у кого кожа имеет ровный гладкий цвет, и те, кому случай попал дурной быть с пупырчиками и безобразные складки… и вообще все безобразные господа создания! Почему им дозволение отсутствует пить то, что их родина им дарит? Неужели хозяин здесь не знаком с основные постулаты гуманистической декларации пяти конфессий?

Далее забурчали комментарии уже на торианском. У торианцев к любому лингвоанализатору всегда присовокуплен небольшой энциклопедический словарь – для лучшего понимания гуманоидных видов, коих вселенная знает немного. Зато каких…

Потребители пива заржали в голос. Левата озадаченно замолкли – очевидно, выслушивая синхронный перевод призыва по сетке.

Я рискнула обернуться.

Обладателем, точней обладательницей, звонкого голоса и дурной головы оказалась девица лет пятнадцати, если перевести ее возраст на счисление Пуэрто-Кристалл, с темной косой, уложенной венчиком на голове, в сером бесформенном одеянии а ля простыня с дырой. Простыня, впрочем, красиво колыхалась и девице даже была к лицу. Пожалуй, если бы она была хоть немного сообразительней, замолчала, и по-тихому сбежала отсюда, все бы и обошлось. Но она, видно, впервые выбралась в большой мир без контролирующего крыла любимого наставника, и сердце ее пылало жаждой изменить этот самый мир к лучшему хотя бы здесь и сейчас. В общем, та самая «маленькая птичка, трепетное сердце». Даже внешне похожа – носик длинный, глазки черненькие, блестят.

– Бог говорит нам помогать соседям! – воскликнула девушка, а транслятор перевел. – Почему ты весь смеешься?

Из бара на общее веселье выглянули еще люди.

Охранник нахмурился и предложил:

– Девушка, вам бы вернуться в ваш сектор.

– Не-не, пусть еще чего-нибудь скажет! – возмутился парень с козлиной бородкой и капельками пота на носу.

Их была здесь целая компания – уже основательно вкусивших не самых слабых напитков и готовых к приключениям парней моего возраста и чуть старше.

– Но почему вы не хотите помогать соседям? – скорбно вопросил транслятор.

«Потому что левата – не люди. Если они свою бурду в баре раскупорят, то провоняют весь сектор, и для них это будет тонкий аромат и букет, а для всех остальных – несколько часов с завязанным носом».

– Идея! – предложил все тот же поддатенький юноша. – А давайте, наши уважаемые друзья с Леввы сопроводят свою защитницу в свой сектор и там угостят ее… этим… наци… налным напитком. Это должно укрепить… ик! Межпланетную дружбу. И приобщит! Ик! Ее к новому опыту…

Старший из левата (у них с возрастом глаза из желтых становятся оранджевыми, даже кажется, что вот-вот начнут светиться), принял идиотское предложение за чистую монету и предложил на почти чистом интере:

– Если уважаемой хомо-фем интересно, то мы с радостью и спокойствием угостим ее самым легким и безопасным для человека чаем…

Девушка оказалась более любопытной, чем доверчивой, и радостно кивнув, заявила:

– Мне говорил, что левата не дружественный народ! А вы – дружественный!

Торианец зарождающейся дружбой заинтересовался тоже, и незаметно подобрался ближе. Они ведь очень любопытные, торианцы. И хотя на планетах земной ойкумены они все еще редкость, на планетах корпораций и дальних станциях скорей покажется странным, что их нет. На вид как гибрид кота-сфинкса с элегантной осминожкой, они – один из древнейших и загадочнейших межпланетных видов. Разлетаются по вселенной в поисках новых знаний и соревнуются, кто больше новооткрытых миров включит в свои каталоги.

Кстати, всегда путешествуют парами. А вот торианских детей никто никогда не видел. А на Торе до сих пор действует запрет на частные визиты: родная планета этого чудного народа открыта только для дипломатических миссий и торговых представительств.

Обитатели бара продолжали развлекаться, не понимая, что шутка может выйти им боком. Чего доброго, наивное дитя все-таки решит попробовать «чай», который на самом деле по вкусовым ощущениям должен быть похож на одеколон из протухшей колбасы. И тут одно из двух – или медотсек, или стошнит. А это на чайной церемонии – что плевок в лицо принимающей стороне!

А если откажется пробовать – левата не то чтобы обидятся, но сделают выводы. Левата очень не любят оказываться в неловком положении. Лучше, если в неловком положении окажется кто-то, кто его заслужил…

А девушка уже охотно шла с двумя серокожими кабальеро. И все, кто еще был в состоянии, топали следом: сначала трое обитателей бара со стаканчиками в руках, следом торианец с похрюкивающим энциклопедическими подсказками лингвоанализатором, а за ним – я.

Не знаю почему. Может… а, кого я обманываю. Может, просто показалось, что «маленькая птичка» на самом деле чем-то на меня похожа. Я тоже в ее возрасте была готова залпом выпить стакан водки, смешенной с шампанским – просто на спор.

И лодку Луиса взломала потому, что казалось, что на Эсмеральде не осталось укромных мест, а значит, надо расширять жизненное пространство на соседние острова.

Правда, я и тогда уже чужакам не доверяла. Особенно тем, которые потом являются и радостно объявляют: «Я твой папа!».

Сектор левата оказался близко к бару, и те, немного подумав, решили, что вся свита – тоже претендует на чай, в связи с чем гостеприимно разблокировали шлюз, пропуская гостей вперед. Все, кроме торианца и девушки, попытались сделать вид, что просто шли мимо. Но удалось только мне, потому что торианец ненавязчиво перекрыл пьяненькой троице путь к отступлению.

Ну что же…

Пора вмешаться. Все-таки два года в универе не должны пройти даром! Да и если что, я-то как раз всегда успею удрать!

К тому же, эти двое левата (ну, по крайней мере, один- точно) владеют интером, а может и другими человечьими языками.

– Спокойного дня, уважаемые лев-тоа.

Они оба, резко, обернулись ко мне.

Значит, все-таки старик профессор не соврал, когда подсказал эту фишку. Хочешь привлечь внимание левата – пожелай ему спокойного дня.

Для них это маркер того, что желающий предполагает: день может оказаться неспокойным в самом зловещем для собеседников смысле.

Профессор, правда, говорил еще, что в их языке «спокойный» и «опасный» – слова примерно одной эмоциональной окраски.

Как для нас слово «затишье» обязательно предполагает в перспективе бурю.

– Я с прискорбием должна сообщить, что эта хомо-фем еще совсем юна и не может перемещаться по станции без сопровождения.

– Что? – девушка так зыркнула на меня глазами, что показалось, сейчас клюнет. – Да я…

– Она еще не пробовала даже легких напитков, что же касается «чая» – на подлинную церемонию у нас не хватит времени, а для малой…

Старший левата слегка сощурился и вдруг с вполне человеческой интонацией уточнил:

– Эти трое хомо-мен ведь уже вкусили крепких напитков, а значит, вполне могут завершить церемонию?..

Трое пытавшихся незаметно скрыться парней разом поскучнели. Еще бы! Торианец бдел. А его попробуй сдвинь, он под два метра ростом а размах верхних ходовых щупальцев, если нужно, будет от одной стены коридора до другой.

– Не мы же напросились… – мяукнул самый трезвый из них.

– Вообще-то, – улыбнулась я, – именно вы – вот, у уважаемого ученого…

Так, все-таки, судя по нашивке на комбинезоне – торианец – второй младший помощник ученого консультанта, а не старшего научного сотрудника. Это для них важное отличие. Так и скажем, пусть уважают!

– …у уважаемого младшего помощника ученого консультанта даже подтверждающая запись есть. Так что, если не хотите межвидового культурологического скандала…

– Вы же проводите девушку к ее родичам? – уточнил у меня второй левата.

На искусственных языках вообще чисто говорить невозможно – нет эталона, на то они и искусственные. Но этот – умудрился.

Все левата прекрасно видели и понимали с самого начала, так что скорей всего, зря я влезла. Но – что вышло, то вышло.

– Я Риг–лия’ар, – кивнул мне младший. – Если вам интересно, то еще одна чайная церемония назначена на час стабилизации. Можете прийти.

Ого!

Если левата кого-то приглашают к себе, отказываться нельзя. Выходит, я в ту же ловушку влипла, что и юные пьянчуги! Но мне-то вонючий чай нюхать не придется: для иномирцев они заваривают вполне щадящие «человеческие» чаи. Кстати, все тот же профессор говорил, что для левата наш чай – что болотная вода. С душком, но пить можно.

Девушка вдруг вскинула подбородок и потребовала:

– Но я тоже хочу! Церемониться с чай!

– Вы тоже приглашены. В час стабилизации. – Посерьезнел младший. – С тем, кто должен вас сопровождать.

– Но я уже…

– Тихо, – шепнула я ей. – Идем со мной, потом объясню…

– Вас отчим прислал? – вскинула она красивые брови.

Ну вот! У нее тоже отчим… у нас действительно много общего.

– Я коп, – уверила я ее. – Отойдем в сторонку, покажу личный код. А сейчас – просто валим отсюда. Через минуту здесь будет очень дурно пахнуть!

Ее звали Мира. И на наш пересчет, ей было не пятнадцать, а едва-едва четырнадцать. И она действительно сбежала из сектора «Е», потому что отчим стал слишком много себе позволять: кричит на нее, ругает, заставляет строго соблюдать все посты, обеты и послушания, хотя остальным детям разрешает почти все то, что запрещает ей. Ну, еще бы, остальные-то родные. И вообще, может, ей не интересна ни колонизация, ни перспектива стать женой проповедника. Ведь Господу можно служить не только в храме…

Птичка щебетала, уплетая сладкую булочку за мой счет в одной из кофеен на втором уровне нашего эконом-класса. Денег у Миры не было – их у адептов «учения пяти конфессий» и вообще-то не было, всей кассой распоряжался их главный. А раньше они жили в одном астрополисе, «но там было тесно и воздух дорогой», так что было решено продать свою долю общей собственности остающимся обитателям станции и на вырученные деньги перебраться туда, где всем будет хорошо и тепло.

Мира имела за плечами общие курсы в химическом колледже и полный курс духовной семинарии общины.

Я попыталась скинуть ей свою полицейскую визитку, но ничего не вышло: оказалось, у нее нет доступа в бортовую сетку. Однако после двух минут разговора она и так уже доверяла мне как лучшей подруге: удивительно доверчивое и бесстрашное создание.

Она немедленно перестала возмущаться и принялась щебетать о своей прежней жизни и о планах на жизнь новую – ведь на новом месте все будет по-другому, правда?

«А правда, что на планете небо будет синее, и воду можно пить, сколько хочешь? И даже купаться?».

Я не стала ее разочаровывать.

Ну да, небо, море. Пляж. Отдыхающие.

Но вы-то едете жить, а не отдыхать. А значит, все это курортное разнообразие будет от вас за стеклом. А на острове жизнь, в конце концов, вернется к привычному укладу.

У меня тоже ведь всегда возвращается. Верней, возвращалась. Раньше. До Нордвелла. И до Переса.

Как же все запуталось! И что с этим делать?

– А почему мне нельзя было пить чай с левата? Он что, алкогольный? Если что, я вино уже пила.

– Он зверски, неприлично вонючий. – Вздохнула я. – Ну как… с чем сравнить-то?

– Как носки наставника Лота после недельного аскетизма?

– Слабо! Умножь на три и добавь сверху запах гнилой тушенки…

– Ой! А как же этот… а что, эти, с пивом, будут его пить?

Я пожала плечами.

– Надеюсь, ума хватит только вид сделать. Левата-то оба поняли, что парни тебя подставили. Так что тебе бы нормальный чай достался, скорей всего. Но так веселее получилось. Будут знать, как подставлять отважных космических путешественниц!

– Это кого? – хлопнула глазами моя птичка.

– Это нас с тобой. Но все равно был шанс, что эти левата людей раньше не видели, могли попробовать напоить. Чайная церемония для них святее, чем для японцев…

– Что такое японцы? – тут же спросила она. – И как святым может оказаться то, чего не касался Бог?

Я поняла, что вечер будет долгим…

Чаепитие у левата – действительно часть национальной культуры. Беда в том, что наций у них примерно столько же, сколько у людей, и некоторые вообще не признают «архаических традиций», а для некоторых умение смешивать запахи – чуть ли не единственный критерий доверия. Ну, так говорили на лекциях, и это правда.

Наши оказались торговыми представителями большой международной компании, занимающейся интеграцией их технологий с иномирскими, в том числе нашими, человеческими. Они много где побывали в пределах человеческой ойкумены, младший даже выучил, частично, английский.

Час стабилизации, как подсказал нам бортовой информаторий – это в нашем случае примерно за сорок минут до общего отбоя: на «Регине» стандартные сутки слегка отличались от времени, принятом на Кинге, так что ждать было всего ничего.

И вот оно, логово серокожих алиенов, столь похожих внешне на нас, но все-таки отличающихся и нравами, и культурой и… и много чем еще.

Например, запахи, я уже говорила. То, что для нас – резкая вонь, для них – едва заметный оттенок, который могут отличить лишь гурманы.

Кстати, больше всего пахнет на церемонии не сам чай, а ароматические капсулы, специальным образом встроенные в стол или стакан, и «открывающиеся» для каждого этапа церемонии отдельно. Но и напиток, который нам предложили, был словно слегка приправлен одеколоном.

Да, птичка была здесь. И не одна. С тем самым злобным отчимом, на деле скорей производившим впечатление крайне усталого колониального интеллигента. Он даже чем-то похож на Луиса… не внешне, просто «чем-то». Я ведь могу ошибаться, поговорить-то мы с ним толком не успели.

Птичка после кафе решила, что мы теперь друзья и я забираю ее себе под опеку, а злые родичи и сотоварищи по перелету – пусть гуляют лесом. «А куда мы дальше пойдем? А покажешь, где ты живешь? А если ты вправду коп, то сколько уже преступников поймала? Ой, это тайна, да? Государственная? А что нужно сделать, чтобы мне тоже пойти в полицейские?..»

Вот тут-то я и поняла, что влипла не меньше, чем с Нордвеллом.

Причем, Нордвелл-то хоть точно знал, чего хочет и что со мной делать… а мне с этой птичкой что делать? Вернуть родным? Она сочтет, что я ее предаю. Отбрыкаться и грубо послать искать приключений самостоятельно? Она ведь найдет…

– …а пойдем мы, – сказала я, прорвавшись сквозь ее непрерывный щебет, – сдаваться твоему отчиму. Если я не ошибаюсь, твои родные наверняка уже с ума сходят и достают бортовую службу безопасности, а может и требуют вернуть корабль в астрополис Кинга, если потеряли тебя еще до отлета…

Она осеклась на полуслове и уставилась на меня испуганными глазами.

Я как будто отняла у ребенка конфету. Да еще внутренний голос ехидно подсказал: а сама-то сбежала! И даже писем родным не пишешь!

«Но это – другое дело!» – одернула я настырное альтер-эго. – «Из дома я не сбегала! И мама была в курсе, почему я осталась на острове, а не поехала в круиз!». А все, что случилось потом – не по моей вине случилось! Черт… ну, не только по моей. И вообще. Я собираюсь вернуться, а Птичка – нет!

– …а я тебе поверила!.. – выдохнула она, и так резво выскочила из кафе, что я даже не успела развить мысль или смягчить впечатление.

Посидела немного над чашкой с кофе. Ну что делать?

Выкинуть из головы – и дальше побрести, к капитану, потом к левата, как опять, с ощутимой долей сарказма советует внутренний голос? Или?

Я расплатилась, ругнувшись про себя в неподражаемом нордвелловском стиле, и отправилась на поиски. Нашла я Миру даже раньше, чем надеялась: она зашла во все тот же бар, заказала кружку пива… но внезапно выяснилось, что у нее нет ни кредитки, ни денег. В своем-то секторе она могла брать любую пищу в рамках дневной нормы расхода, питание у переселенцев было предоплачено. А пиво – нет. И понять ошибку она не успела, потому что сбежала из кафешки чуть раньше, чем я оплатила ее булочку.

Повторное шоу собрало меньше народу, потому что скандал только начал разгораться к моему приходу. Правда, Птичка, пойманная охранником и уже успевшая проникнуться чувством вины, слега присмирела, и при виде меня не стала совершать вторую попытку улететь, а закусила губу и всем видом постаралась показать, что она страдает за правду, а я – жестокий предатель, которому она вынуждена подчиняться. Я молча скинула бармену стоимость напитка, а сама глазами показала ей – на выход!

Она мотнула головой.

Я попробовала вспомнить, что в таких случаях делает Нордвелл…

Хмурится? Нет. Ругается?

Пока я соображала, Мира с высоко поднятой головой прошествовала мимо посетителей бара и мимо меня, так и стоявшей, застыв, у входа, с красноречиво направленным на дверь пальцем.

Точно. Не ругается и не хмурится. А сдерживая зубовный скрип, ждет, когда кто-то... не будем показывать пальцем… сам не догадается, чего, собственно от него требуется.

Плечи опущены и вздрагивают. И ведь не играет, действительно расстроена и разочарована во мне.

Пришлось буркнуть: «Давай за мной!» и привести в нашу с Нордвеллом каюту.

Показала ей на койку, села рядом. Каюта тесная, других посадочных мест нет. Она шмыгнула носом, и призналась:

– Я не хочу туда опять! Они думают, я только и мечтаю, что молитвы читать или в жены к кому-то из проповедников, или вообще… а у меня есть парень, а они говорят, что он дурак, а они откуда знают? А на корабле столько укромных мест… я думала, уйду, и все. И никто не догадается. Я даже место нашла, где жить… таааам… никто… не хооодит!

Я выщелкнула из дозатора стакан воды и протянула Мире. Она благодарно клацнула о край зубами, отпила несколько глотков и немного успокоилась.

– А ты не пробовала все это объяснить маме… или отчиму?

– Они только радуются, что будем жить на планете. Понимаешь, ведь это для них офигеть, какая смена статуса. Только они не понимают. Мне в астрополисе было лууучше! Там у меня все друзья остались, и вообще…

Я кое-что начала подозревать.

– Погоди, а тот парень, который не дурак. Он тоже остался в астрополисе?

Она уныло кивнула и снова всхлипнула.

– У него отец – приаль и трактователь писаний. Ну, то есть, в маленьких мирах он был бы… такое слово…

– священник?

– Ну не, он учит и показывает на своем примере... но не учитель и не наставник, потому что не учит специально, просто он как пример…

Я сдалась.

– Ясно, понятно, большой человек. Важная шишка. А что он с вами не полетел?

– А он и нам говорил не лететь… и Андрис мне говорил, чтобы я не летела, и я бы не полетела, только у нас же не спрячешься, родители всегда найдут. А они твердо хотят жить на этой адовой планете… им же этот… который предложил контракт, он картинки показывал… а там такие картинки… просто рай.

Не знаю, что меня вздернуло. Возможно, наконец, проснулось полицейское чутье. Потому что в ином случае, как объяснить, что совершенно невинное упоминание слова «контракт» да еще произнесенное в совершенно не том контексте, вдруг заставило меня вскинуть руки, тем самым останавливая Мирины излияния.

– Стооооп!

– А?

– Ты сказала: «контракт»?

– Ну… я же говорила. Мы продали свою часть станции тем, кто…

– Мира, это важно! Дай сообразить. Значит, ваша община ни с того, ни с сего, решила переселиться на планету в другой звездной системе. Так?

– Ну да, то есть, не совсем так…

– Вопрос, зачем вам для ваших внутриобщинных разборок понадобился какой-то посредник с картинками? Это он предложил вам переселиться?

– Ну, вроде бы да. Он такой общительный, и уважительно к старшим относится. И в Бога верит… Ему же не сразу поверили. Он предложил нашим приалям самим слетать и посмотреть остров. И они слетали. Я бы тоже полетела… но кто бы меня туда взял?

– И что?

– Ну, вот тогда приали между собой и поругались. От нашей церкви приаль Доффир, он сказал, что надо лететь, потому что астрополис не вечный и станция у нас не узловая. А отец Андриса, приаль Конрад, сказал, что через его труп. Потому что денег за продажу станции они наверняка получат меньше, чем она стоит, и перелет придется отрабатывать… или что-то такое, это мне Андрис так объяснил. Хотя, станция у нас хорошая, крепкая, и астрополис в хорошем состоянии…

Мне все равно казалось, что что-то здесь не чисто. Просто потому, что еще и дня не прошло с того момента, когда мне самой предложили подписать один весьма сомнительный контракт.

Ну, не может такого быть! Просто не может. Кому надо продавать в полном составе целую религиозную общину? Это ж на психиатрах разориться можно…

Сделка века, тоже мне.

И я, уже убедив себя, что ошибаюсь, напоследок, практически в шутку, уточнила:

– А этого вашего посредника часом зовут не Мозес?

И тут же поняла, что попала в точку.

По тому, как округлились Птичкины глаза, и как она заморгала, пытаясь понять, откуда я знаю такие подробности.

– Мира?

– Его зовут Анджело Мозес. Ну… наши в его имени увидели как бы знак. А что не так?

Я припомнила, как выглядел этот человек. Видела я его недолго, не больше минуты, пока они с Нордвеллом пикировались взглядами в одном из технических переходов Фелицы… Правда, тогда он точно был не Анджело. А с другой стороны, мало ли в обитаемой вселенной Мозесов?

И все равно тревога не проходила. Может, во вселенной Мозесов и не мало, но со словом «контракт» у меня рифмовался только один. Я попробовала еще раз развеять сомнения:

– Темные курчавые волосы, крупные зубы. Улыбается широко. Рост ниже среднего…

– Ну… примерно. То есть, да, зубы у него заметные.

Сомнения, ликуя, превратились в уверенность.

– Птичка, – сказала я, и сама удивилась, как прозвучал мой голос. Как натянутый между пальцами волосок. – Кажется, мы очень крепко влипли. А этот ваш… он здесь, на борту?

Она поняла, что дело серьезное, и что уже не до личных обид и страданий. Кивнула:

– Он в нашем секторе. С ним охранник и еще несколько человек сотрудников. Да что с ним не так? Эй, Реми! Ты меня пугаешь!

Она впервые за время нашего знакомства назвала меня по имени. Запомнила!

– Ну, дело в том… я принимала участие в одном расследовании. И там подозреваемым был сержант Густав Мозес…

– Наш – не Густав! – не очень уверенно возразила Мира.

– Да, но по описанию ты сказала, что похож. Так вот… этот Мозес преступник. Несколько месяцев назад он находился в тюрьме и его не должны были выпустить.

– Но наш не в тюрьме…

– Погоди. Тот Мозес сбежал из тюрьмы. Я видела его на Фелице всего несколько недель назад. Фелица – это орбитальный город возле Пуэрто-Кристалл, я там жила несколько лет. Раньше.

Мира передернула плечами и спросила:

– И что это значит?

– В экономической зоне Диаманта теневые контракты запрещены… как только перелетим туда…

Я захлопнула рот. Ага, перелетим. А там, на выходе, уже ждут: контрабандисты, арматоры, федералы, и вместо оркестра – мой «тоже родитель» со своими неразборчивыми в методах подчиненными. И кто сцапает лайнер первым, неизвестно.

И вообще, надо бы предупредить этих несчастных переселенцев. Может, они не захотят смиряться с нахлынувшими бедами и помогут повязать сержанта Мозеса, если это и вправду он? Только надо предупредить капитана…

И левата же еще…

– Но самое печальное, – сказала я Мире, – что если я права, и ваша община в опасности, то надо им хотя бы сказать об этом… а я сама это не смогу сделать. Мозес меня видел раньше и сразу поймет, что его план рухнул…

Если этот план вообще был.

Может, сержант, вопреки мнению шефа Ларди, сбежал из тюрьмы исключительно, чтобы заняться честным бизнесом?

– Но что же тогда… – растерялась Мира. – А может… ничего страшного? Ну, то есть, я просто сбегу и все, а…

– А остальные пусть умирают? Тебе их совсем не жалко?

– Умирают? Но нам сказали, что задолженность после перелета будет совсем небольшая, и мы ее отработаем за год…

Я закатила глаза. Внутренний голос, подозрительно похожий на голос Нордвелла, мерзко захихикал: «Теперь ты понимаешь, каково мне пришлось?».

– Мира. Теневой контракт – это не жизнь в раю с посильным трудом во имя общего блага. Теневой контракт – это когда ваша жизнь, здоровье, мнение ничего не стоит. Это хорошо, если вас привезут на Кристалл, там я смогу сообщить коллегам и вас спасут… наверное. А если нет? если распродадут по шахтам, по борделям и еще невесть, куда по всей вселенной, куда даже официальных рейсов не проложено?

Кажется, бордели ее впечатлили сильнее непосильного труда.

– Прости. Я не подумала. Но я придумала! Предупрежу отчима. И всех. Только не знаю, послушают ли меня. Я же сбежала… запрут же просто… и слушать не будут.

– Да, проблема. А ты знаешь сетевой код твоего отчима?

– Ой.

– Что?

– Мы не пользуемся сетевыми имплантами, это же чужие технологии…

Ага, значит, чай с левата мы пить готовы, а пользоваться плодами иномирского интеллекта – религия не позволяет. Но как обидно-то! Можно было просто вызвать ее отчима на разговор, типа, для возвращения найденной девушки в лоно семьи…

– Так, – сказала я. – на корабле должна быть база всех пассажиров, может, моего допуска хватит, чтобы проверить, тот ли это Мозес… Но как нам убедить твоего отчима... а в каких случаях тебе разрешено находиться где-то одной? Как тебя вообще-то выпустили из вашего сектора?

– Ну… нас водили на медсканер. Всех кто младше шестнадцати стандартных лет. Ну, мы же без имплантов, потому наши данные остались в базе астрополиса, нужны новые…

– И?

– И я задержалась. Специально. А потом потихоньку ушла.

Плохо… что придумать-то?

– А может, я скажу, что встретила кого-то, кто захотел послушать о Боге?

– Торианец! – предложила я. – торианцы все очень любопытны.

– Будет ругать, – покачала головой Мира. – Потом запрет. Потом выслушает…

Хм. У нас оставалось часа два до чайной церемонии, так что и на «ругать» и на «запрёт» время было. Хоть и впритык, кажется.

– Не говори ничего важного. Скажи про чай, что есть возможность приобщить к вашей церкви… ну, меня и двух левата, что ли. Постарайся быть убедительной. И не попасться на глаза Мозесу. Если это тот Мозес, он может догадаться, что ты теперь про него знаешь…

– А где встретимся?

– У сектора левата. Буду ждать до последнего!

– Похоже на план, – кивнула Мира. – Мне нравится! Правда, придется пять минут терпеть нравоучительные речи…

Я приподняла брови: всего пять? Да ее отчим святой…

И вот, мы сидим друг напротив друга в полутемном «салоне» в секторе левата.

Чайная церемония для них – это не просто ритуал, я уже говорила. Это в первую очередь регламент разговора – от самого общего к самому важному. Чтобы ароматы, заботливо смешанные для нас хозяевами, соответствовали настроению, царящему за специальными полупрозрачными «чайными» столиками.

Кто-то из наших профессоров считает, что левата каким-то образом даже слышат запахи.

Допустимые первые темы разговора (я подсмотрела в сетке перед тем, как идти): место, где довелось встретиться. Любимые запахи. Если встретились коллеги или любители одного дела – отвлеченные общие научные теории.

Запах оттеняет разговор. А сам чай – напиток, который не является источником основного запаха, но должен его подчеркивать, пьют в тишине, в те минуты, когда одна тема себя исчерпает, и приходит время перейти к следующей.

Там было еще что-то про длительность чайных пауз, но я не запомнила.

– Скоро такие лайнеры даже в вашем координационном пространстве перестанут эксплуатироваться, – младший из наших серокожих хозяев начал разговор первым, вежливо покачав головой и подождав, не появится ли других желающих. – Корпорации начали закупать новый тип разгонных систем, так что, вероятно, на новых кораблях будет больше свободного пространства и время в пути еще сократится.

– Большинству людей, – улыбнулся Мирин отчим, – между звездными системами доводится путешествовать не чаще одного раза в жизни. И в этом путешествии комфорт не столь существенен, как сама цель. Для нас очень важно понятие «дома»…

Мне он представился наставником Маером. Вот так – без фамилии. Ну, или если Маер – это фамилия, то без личного имени. Ну да, это вам не Ремедайос Августа Адамс-Родригес. А ведь в не таком уж далеком прошлом мое имя могло состоять слов из пятнадцати. Космос многое упрощает.

– Однако ваш вид распространяется по вселенной очень быстро, быстрей многих других. – Вежливо удивился этому утверждению старший из левата.

– Одно другому, молодые люди, – хорошо поставленным голосом опытного рассказчика ответил наставник Маер, – совершенно не мешает. Людям нужен дом… свой собственный дом, место, куда можно возвращаться. И чтобы его найти, мы готовы отправиться куда угодно, на другой край вселенной… раз уж так получилось, что в родной системе пригодных для жизни планет всего три и места на них на всех не хватает.

– Интересно то, – продолжил старший из левата, – что о вас в большой вселенной никто так долго ничего не знал. Это удивительно, как, не обладая всегалактическими технологиями, вы смогли самостоятельно колонизировать столько миров, да еще и создали конкурентную инфраструктуру, которую наши ученые только начали изучать!

Мне подумалось, что некоторые разделы этой инфраструктуры, хорошо бы, так и не стали достоянием всегалактичкской культуры – стыда же не оберешься.

– Вот взять этот лайнер! – отметил младший, тот, кто представился мне, как Риг-лия’ар. – с одной стороны, тесно, сложно устроен, относительно медленный. Зато воздух – бесплатно. Никаких гибернационных ячеек, чем грешат наши корабли, есть возможность выкупить сектор и настроить условия под себя. Даже вот, чай дозволен. Торианцы, например, арома-мастров на свои суда не допускают…

Мы еще поговорили о достоинствах человеческих кораблей, но тема оказалась не самой животрепещущей.

Так что время первой чашки (на самом деле – наперстка) чая пришло довольно скоро.

Вторую тему – о семье, здоровье и домашнем укладе, честно отработали Мира и ее отчим: о том, как живет их община, мне тоже было интересно послушать.

Когда же нечаянно речь зашла о моем семействе, я сочла, что это хороший повод подвести разговор к тому, что действительно важно и интересно.

Я сказала:

– Мы с матерью и отчимом живем на острове, на Пуэрто-Кристалл. Не знаю, как эта планета обозначается в ваших каталогах. У нас вилла, небольшое хозяйство и лодка. Это теплая, уютная планета, а дома всегда есть чем заняться. Но кроме этого, у меня есть родной отец. Он – не самый достойный человек в мире, и среди его знакомых есть люди, с которыми я не хотела бы общаться. Но это – тема для следующего чая…

Запах, если так можно сказать, стал резче и глуше. Он оставался очень сильным, но я, вероятно, принюхалась, потому что к пятнадцатой минуте церемонии уже могла различать оттенки. Его нельзя было назвать неприятным. Просто если раньше это было что-то отдаленно – растительное, то сейчас скорей пряное и отчетливо искусственное. Пожалуй, было бы интересно изучить эту их церемонию поглубже… когда-нибудь.

Кстати о чае… чай нам предложили обыкновенный, на основе классических природных основ, только с специфической отдушкой. Никакого алкоголя, легкий тонизирующий эффект. Бодрят скорей окружающие запахи.

Я постаралась как можно детальней объяснить и хозяевам, и особенно – гостям, чего именно я опасаюсь и в чем подозреваю господина Мозеса (Анджело он там или Густав – не очень важно). Очень не хотелось выставлять человечество в дурном свете перед лицом чужаков, но и врать было бы некрасиво. Не потому, что левата как то особо чутко реагируют на ложь, они и человеческие эмоции-то не всегда адекватно «переводят», а потому что самой хотелось разобраться в происходящем. При этом интересно, что наставник Маер больше интересовался перспективами контрактников, а левата – экономической целесообразностью использования рабского труда в условиях существования относительно дешевых альтернативных кибер-решений.

– …в результате у контрактников один выход, выдавать хозяевам результат за возможность получить контейнер с едой или может, возможность возвращения в отдаленной перспективе. – Закончила я основную мысль. – Вот такая история. И я подозреваю, что один из известных вербовщиков сейчас находится в секторе «Е» нашего корабля, сопровождая группу переселенцев.

– Насколько я понимаю, – посмотрел мне в глаза Риг-лия’ар, – вы же представитель закона и можете его остановить.

– Представитель. Но, к сожалению, на глубокий космос мои полномочия не распространяются…

Это если умолчать, что скорей всего, они вообще аннулированы. А что мой код еще считывается в сети как действующий, так все потому, что я несколько далеко нахожусь от родного участка. А дистанционно такие штуки не снимаются.

– Решить эту проблему может только бортовая служба охраны. Борт же приписан к Минотавру, а я не знаю, какие там законы.

– Вы считаете, что Анджело Мозес и человек, о котором вы рассказали нам – одно лицо?

Наставник побледнел и вообще выглядел растерянным.

– Да.

– Не может быть. Я читал контракт. Там все довольно прозрачно. И потом, юрист тоже смотрел…

– У вас в астрополисе был юрист с международным дипломом?

– Это был приглашенный юрист. Его нам предложил…

По лицу было видно. Мозес и предложил.

Я повернулась к левата:

– Простите, этот разговор не для церемонии. Я не должна была поднимать эту тему.

– Напротив! – старший из левата снова покачал головой, – это как раз разговор для церемонии. Только чай и только правильный запах могут помочь найти решение самых сложных проблем. Но нам понадобится еще чай…

Еще чай и новый оттенок запаха – орехово-миндальный, терпкий и отчетливо соленый…

Мне начинает нравиться у левата!

– Каковы же ваши планы? – спросил он, когда чай был разлит в очередной раз.

– Это не секрет. У нас оплачен перелет до следующей разгонной станции. Но из-за ремонта лайнер пошел к Кингу, рейс задержался. А там нас должен был ждать специально нанятый катер до Кристалла… во всяком случае, именно так мы летели в прошлый раз, когда нас возили знакомиться с нашим новым домом.

Интересно. А им никто не сказал, что рано или поздно, но «Регина» сама придет в систему Диаманта?

Скорей всего, наемный катер увезет новоявленных контрактников… куда? Куда угодно кроме Пуэрто-Кристалл.

– Значит, – предположил любознательный Риг-лия’ар, – там их будет ждать покупатель. Так?

– Похоже, – я кивнула. – И скорей всего, это будут вооруженные бандиты. От них не уйти…

– Это если Анджело Мозес – действительно тот, о ком вы говорите. Пока я не вижу доказательств…

– У вас есть его снимок?

– Нет. Он говорит, что не публичная персона и не любит этого. Я кстати, тоже. Это не преступление.

– Понятно. Ну что же… Я предупредила.

Наставник Маер вскинул обе руки:

– Девушка, я не сказал, что не верю вам. Но все необходимо проверить. Потому что если вы правы, у нашей общины перспективы очень печальные.

– Почему? – удивился старший левата.

– Свой прежний дом мы оставили. Все средства вложили в аренду острова, на который, если все так, как говорит эта юная особа, нас везти никто не собирался. Значит, и арендовать его для нас не было смысла. То есть наши деньги уже присвоены, нового дома у нас не будет. И на Пуэрто-Кристалл нас никто не ждет.

– Вы уже подписались под чем-то? – спросила я осторожно.

– Да. Контракт об аренде, отработка недостающих средств с доходов после переселения… эти документы подписал приаль еще до… и прописал всех, кто пожелал перебраться на новое место.

Вот же! ¡maldita sea!

С другой стороны, в правовом пространстве Пуэрто-Кристалл…

Предупредить капитана?

А какое ему дело до того, что станет с пассажирами, когда они уже сойдут с корабля?

Если подумать. Впрочем. Есть вариант!

– Есть вариант. – Вздохнула я. – Но мне все же придется поговорить с капитаном: без поддержки экипажа ничего не получится.

– Что именно? Я должен знать о ваших планах!

– Арест Мозеса и остальных его сообщников вместе с судном, конечно. У меня-то здесь никаких полицейских полномочий, а капитан корабля – другое дело. Он может кое-что приказать. И мне надо связаться с моим начальством… и с напарником. Если получится.

Если правда, капитан захочет меня слушать. Я – всего лишь стажерка из фелицианской бурсы, с временным значком и с самой, наверное, короткой и неудачной практикой в полиции за всю историю ее существования!

Маер уныло кивнул. Мира смотрела на меня с таким восторгом, что стало немного страшно. А Риг-лия’ар со свойственной его сородичам невозмутимостью разлил по чашкам еще одну порцию чая.

– Общие проблемы мы обсудили, – сказал он. – Поговорили и о самом важном. Однако есть что-то, что тревожит вашу идентичность…

– Душу?

– Я так и сказал. Это синонимы, разве нет?

Международные синтетические языки, к сожалению, за века обрастают трактовками и значениями и теряют первоначальную убогую, но не дающую ошибиться однозначность.

– Синонимы, – согласилась я, чтобы не спорить.

– Так в чем же ваша проблема?

«Вы» и «ты», кстати, даже не синонимы, а одно слово. Просто у нас на Фелице считался правильным более отстраненный перевод.

Я пожала плечами. Сами спросили, так?

– Что такое «Термитник»? В информатории сказано, это разработка вашего народа.

– Термитник?

Пришлось напомнить себе, что в языке левата он наверняка называется как-то иначе.

Что я успела заметить, пока сейф у Нордвелла был открыт?

– Мой напарник сказал, что это ваша секретная военная разработка. Маленькая желтая капсула… – я показал пальцами размер и форму – с такими… как антенны или отростки с обеих сторон. Он сказал, это опасная штука, которая запрещена почти во всех цивилизованных мирах.

Наши хозяева тревожно переглянулись, и младший снова потянулся за «чайником» – высоким узким сосудом из прозрачного пластика.

Значит, хотят углубиться в эту тему…