Удар молнии

Глава 16.

Переходы и лестницы были тихи и пустынны, я мчался по ним бесшумно, подобно привидению, решившему заняться оздоровительным бегом. Перед каждым поворотом замедлял бег и прислушивался.

Путь мой лежал вовсе не к выходу, а вниз, к большой пещере, где среди прочего хранились признаки моей "греховности", отданные в день посвящения, в том числе такие полезные, как деньги и пистолет.

Никакой охраны у Созерцающих Красоту не было. Чужому не перебраться через стену, а свои воровать не будут – незачем. А такие ренегаты, как я, встречаются нечасто…

У двери в хранилище я остановился и еще раз прислушался. Все было тихо и я извлек из-под балахона прихваченную из оранжереи небольшую лопатку. Замок крякнул под ударом и развалился на блестящие кусочки.

Я прошел внутрь.

Брат-казначей, как я знал, отличался особой любовью к порядку, так что все мои шмотки лежали точно на том же месте, куда их положили тридцать дней назад, как и деньги, спрятанные в сейф.

Балахон цеплялся за меня, будто живое существо, не желающее расставаться с хозяином, но я все же содрал его с себя. Мирскую одежду пришлось вытряхивать от пыли. Пистолет занял привычное место в кобуре под мышкой.

Настало время вернуть деньги. Будем считать, что я сдавал их на хранение.

Импульсное оружие обладает одним важным преимуществом – оно стреляет тихо. Поэтому я раскурочил замки нескольких стоящих рядом сейфов, похожих на бронированных гиппопотамов, не произведя никакого шума. О том, что внутри хранилища что-то происходит, не догадался бы и стоящий у двери.

Деньги по закону подлости обнаружились в последнем сейфе.

Сунув капиталы и идентификационную карточку на имя Герхарда Майнингера в карман, я двинулся к выходу. На мгновение показалось, что в коридоре раздаются шаги. Я притаился за стеллажом, гадая, кто это мог быть. Дверь хранилища скрипнула, шевельнулась, я поднял пистолет и… ничего не произошло.

Тишина и пустота. Впору задуматься о галлюцинациях.

Я выбрался в коридор, где не оказалось никого. Для успешного бегства мне предстояло заглянуть еще в одно место – на кухню. Пускаться в дорогу через пески налегке мне казалось слишком рискованным.

До кухни я дошел, никого не встретив, хотя иногда мне слышались шаги за спиной. Я сунул в рюкзак флягу с водой и немного провизии, после чего выбрался во двор. Негромко шелестели листвой деревья, блестели под звездным светом стеклянные крыши оранжерей.

В одном из домиков горел свет – кто-то из братьев наносил на холст свой вариант Красоты Господа. На мгновение я ощутил трепет, подобный тому, что испытал в тот день, когда узнал, как именно Созерцающие служат Богу, но поспешно отогнал его.

Я больше не монах и вряд ли когда возьму в руки кисть!

До ворот оставалось несколько шагов, когда от стены отделилась темная фигура. Я судорожно ухватился за пистолет. – Не беспокойся, – шепот принадлежал брату Владимиру. – Я не буду тебя останавливать… – Что? Как ты тут оказался? – спросил я, пытаясь сообразить, что делать дальше. Убить главу обители, недавно спасшего меня от верной смерти, я бы не смог. – Провожаю тебя. – Ты знал? Знал, что я собираюсь уйти? – от удивления я говорил несколько громче, чем хотелось. – С первого дня, – он кивнул, – люди не приходят отдать себя Богу, принеся с собой оружие и кучу денег. Ты явился к нам переждать, залечить рану, чтобы потом вернуться на мирские пути. – И ты все равно принял меня? – Конечно, – брат Владимир говорил спокойно, ясно было, что он каким-то образом догадался, что я уйду именно сегодня и ждал меня у ворот. – Каждый имеет право получить нашу помощь. И я не пожалел о своем решении. Ты был хорошим братом, прилежно трудился и пытался искать Красоту… – Не пожалел? – я ощутил, как посреди не очень теплой ночи мне стало жарко. – Несмотря на то, что из-за меня погиб брат Карл? – Таков был его путь, – глава обители безмятежно пожал плечами. – Господь всех забирает к себе вовремя, что бы ни думали об этом люди. – А… – не в первый раз я убеждался, что брат Владимир мыслит очень необычным для человека образом. – И что теперь? – Я открою ворота, – он подошел к створкам, негромко лязгнул засов, – и выпущу тебя. Утром братья будут гадать, куда ты делся, но я им ничего не скажу. Каждый имеет право на собственные пути. – И все? – Да, еще… – он повернулся ко мне, – я должен последний раз просить тебя передумать. Там, снаружи, только смерть и грех… Останься в обители. – Нет! – я едва сдержал истерический смех. Каким бы ни был странным этот человек, в пророчества я не верил. – Ты сам выбрал, – он толкнул ворота, обнажилась узкая щель, из которой пахнуло пустыней. – Прощай! Да пребудет красота Бога с тобой! – Спасибо, и с тобой тоже, – ответил я, едва удержавшись от обязательного "Аминь".

Ворота с негромким хлопком закрылись за спиной, я последний раз оглянулся на высокие стены и зашагал на запад, в ту сторону, откуда пришел тридцать дней назад.

Солнце светило мне в спину и я ощущал себя так, словно шагал прочь от доменной печи. Плывущие в жарком мареве дома приближались слишком медленно и я всерьез опасался, что просто не дойду.

Чуть в стороне от жилищ виднелось похожее на башню здание, над ним торчали многочисленные антенны, говорящие сведущему человеку, что перед ним пусть небольшой, но все же космопорт.

Для селения при космопорте поселок выглядел на удивление маленьким, и это было странно. Зачем сажать корабли в столь глухом месте, вдали от транспортных путей? Хотя есть ли они, эти пути, на такой дикой планете?

Среди домов двигались люди в белых шлемах и высокие фигуры в длинных, до земли накидках. Шоссы, коренные обитатели планеты, сто лет назад принявшие людей так же спокойно, как песчаную бурю.

Ступив на твердую поверхность, я допил воду из фляжки, после чего уселся прямо на бетон и принялся вытряхивать из ботинок песок. Его туда, судя по ощущениям, набилось несколько килограмм. – Плохие ботинки, – шипящим голосом сказал проходящий мимо абориген. – В таких ты далеко не уйдешь.

Я посмотрел на его круглую голову, покрытую серо-желтыми чешуйками, похожими на монеты, заглянул в бесстрастные змеиные глаза. – А где можно достать хорошие ботинки? – В лавке Рыжего Мати, – в узких ноздрях что-то чуть заметно трепетало. – Вон там, в середине улицы. У него есть все, чтобы выжить здесь.

Он пошел дальше, а я остался сидеть, недоуменно моргая.

Встречные люди, все в высоких сапогах и округлых шлемах, глазели на меня с изумлением и тут же переводили взгляд в сторону космопорта. Чужак тут мог появиться только из космоса.

Взгляды шоссов были равнодушными или я ничего не мог в них прочитать.

Пару раз навстречу мне провели громадных животных, похожих на неуклюжих мохнатых ящериц. Навьюченные, со сбруей, они послушно топали за хозяевами, которых могли перекусить одним движением челюстей.

Лавку я определил сразу, по аляповатой вывеске "Товары". Напротив расположился дом, украшенный надписью "Таверна". Я заколебался, желание выпить чего-нибудь прохладительного навалилось с исключительно сильным.

Но благоразумие одолело порок. Гордясь собой по этому поводу, я переступил порог лавки и тут же едва не споткнулся о крошечного рыжего человечка, яростно колотящего молотком по полу.

Обнаружив мое присутствие, рыжий поднял голову и улыбнулся: – Добро пожаловать, добро пожаловать! – сказал он басом. – Чего изволите? Ага, все понятно!

Вот уж точно, встретили по одежке. Мати поднялся, небрежно швырнул молоток в угол и повел меня в прохладные глубины лавки, где грудами был навален разнообразный товар, а под потолком чуть слышно гудели кондиционеры. – Начнем с обуви, – сказал рыжий, вытаскивая из пирамиды коробок нижнюю. Остальные с грохотом рухнули, но хозяин лавки не обратил на это внимания. – Снимай ту рухлядь, в которой ты сюда прилетел…

Через полчаса я стал выглядеть как самый настоящий обитатель Эммериха. Получил толстые сапоги с отводом тепла через пятки, охлаждающий шлем, маску на лицо, пылезащитную накидку и еще кучу всяких вещей, без которых умереть в пустыне легче, чем высморкаться. – Ну вот, – проговорил Рыжий Мати, с масляной улыбкой принимая деньги, – теперь ты если и сдохнешь здесь, то только по собственной глупости… – О, этого добра у меня хватает, – ответил я, довольно неловко чувствуя себя в новой одежде. – Где тут можно остановиться? – В таверне сдают комнаты, – он проворным движением сунул деньги в карман. – Да, и два бесплатных совета в качестве бонуса – не пробуй местный кофе и всегда верь шоссам. Они не люди, они не врут.

На улице в меня вновь вцепилось солнце, но теперь я был защищен, и если раньше падающий с неба жар казался нестерпимым, то сейчас я ощущал только легкое тепло.

Было искушение для пробы прогуляться по пустыне, но я отверг его и толкнул дверь "Таверны", настолько ветхую, что прикасаться к ней хотелось не иначе как в белых перчатках.

Едва я сделал шаг внутрь, как мне тут же попытались дать в морду. От неожиданности я даже не попробовал уклониться и чей-то кулак въехал в мой подбородок. Я вздрогнул, выронил рюкзак, который нес в руке, и ударил в ответ. Но вокруг творилась такая свистопляска, что понять, кто именно саданул меня, было просто невозможно.

Я ударил кого-то, потом мне врезали еще раз, чей-то сапог постарался сломать мое ребро. Происходящее больше всего походило на драку из древнего вестерна, разве что не было слышно звона разбиваемых бутылок, только надсадное дыхание десятка мужчин.

Кончилось все на том, что кто-то свалился на пол. Тут же остальные перестали махать кулаками и как ни в чем ни бывало, похлопывая друг друга по плечам и оживленно переговариваясь, отправились к столикам.

Поверженный остался на полу, а я, как дурак, в боксерской стойке у двери. Тут то меня и заметил торчащий за стойкой толстопузый субъект в грязном фартуке, судя по всему, хозяин. – Эй, почтенный! – крикнул он. – Не стой там, да! Походи сюда, да!

Я не заставил себя упрашивать. – Пива, да? – спросил он, не успел я занять высокий табурет. – Да, – в тон отозвался я. – У вас всегда так весело? – Не, – ответил хозяин заведения, суя подозрительной чистоты кружку под ударившую из крана пенную струю. – Это гуртовщики гуляют, да! – Гуртовщики? – Ну, которые баллогов разводят, – он сунул мне кружку и щедро насыпал в мисочку сухариков, – не знаешь, да? Видел животные такие большие, да? – Видел. – Так вот они их пасут там, у гор, – последовал взмах головой куда-то в сторону севера. – А иногда их хозяин отпускает отдыхать, да? А они там так друг другу надоедают, каждый день здесь морду бьют! Там нельзя, да! Там работа, там накажут! – Понятно, – ответил я, осознав, что наблюдал некий сеанс коллективной психотерапии по-местному, и принялся за пиво.

Гуртовщики, судя по всему, пили куда более крепкие напитки. Поверженный с кряхтением поднялся, выплюнул зуб и пошатываясь, присоединился к товарищам. Его приняли со смехом и радостными воплями. – Как насчет у вас остановиться? – спросил я, покончив с пивом. Оно оказалось куда лучше, чем на некоторых высокоцивилизованных планетах. – Надолго, да? – До первого каравана, который пойдет… – я напрягся, вспоминая название, услышанное от Деметрио, – …в Нак-Караздх.

– О! – хозяин посмотрел на меня с удивлением. – Комната есть, да. День обойдется в пятнадцать партангов.

Я уже знал, что в это равняется примерно одной федеральной денежной единице, поэтому просто кивнул. – Только когда такой караван, я не знаю, – пожал он плечами. – Может завтра, да? А может и через месяц…

Пессимизм хозяина таверны не оправдался, я прожил у него всего пять дней. На шестой утром, когда я в гордом одиночестве завтракал, в помещение неторопливо вошел один из обитателей поселка, хозяин ремонтной мастерской по имени Шейд. К этому дню я был со всем знаком, все знали, чего я жду, поэтому он сразу перешел к делу. – Прибыл большой караван, – сообщил Шейд, едва сев ко мне за стол. – Уходит в нужном тебе направлении вечером. – Благодарю, – я кивнул и махнул хозяину, чтобы тот налил доброму вестнику пивом. – Завтра уедешь, да? – спросил владелец заведения, подлетая с полной кружкой. – И мы так и не узнаем, откуда ты взялся, да? – Не узнаете, – я усмехнулся.

Споры о том, откуда я появился, были главной темой разговоров в поселке. Никто не спрашивал впрямую, но каждый считал своим долгом поговорить со мной и попытаться выведать истину.

Я их вполне понимал. В космопорт в тот день не прибыл ни один корабль, да и вообще они садились тут очень редко, а то, как я вышел из пустыни, никто, похоже, не видел, кроме одного шосса.

А его мнением, как и точкой зрения прочих аборигенов никто не интересовался. Люди и шоссы жили в одном поселке, в одинаковых домах, ходили по тем же улицам, ежедневно сталкивались, но при этом существовали словно в двух отдельных мирах. – Откуда ты такой злой взялся, да? – с хитрой улыбкой вздохнул хозяин таверны.

Караван остановился на предназначенной для подобных визитов площадке. Тут имелась тень – громадные навесы на тонких столбах, и пункт продажи воды. На другой планете подобная вещь выглядела бы дико, но только не на Эммерихе.

Селение обеспечивал водой один сгуститель, и счет влаги шел на литры.

Старший каравана, высокий шосс по имени Кобад-ал, выслушал мою просьбу с невозмутимостью китайского мудреца. Глаза его не выражали ровным счетом ничего, а сам он походил на статую змеиного бога, наряженную последователями в нелепую глухую накидку. – Хочешь ехать с нами? – переспросил он после паузы. – В Нак-Караздх? – Да, – я всем видом демонстрировал безусловную решимость. – Ты уверен? Это долго, тяжело и дорого, – несмотря на шипящие интонации, его произношение было почти безупречным. – Если тебе нужно в космос, то не проще ли дождаться корабль здесь. – Не проще, – ответил я, вспоминая рассказ Малезани, что упросить кого-либо из садящихся здесь контрабандистов взять на борт пассажира сложнее, чем уговорить пьяницу отказаться от дармовой стопки. – Пустыня не любит слабых, – проговорил шосс со странной интонацией. Я все никак не мог понять, что именно скрывается за его бесстрастностью – равнодушие, нежелание брать меня или еще что-то? Невозможность воспринимать собеседника невербально нервировала. – Ты можешь погибнуть. – Я знаю. – Хорошо, – он повернулся на месте так резко, что полы накидки тревожно зашелестели, – пойдем, посмотрим, как на тебя отреагируют баллоги…

Вблизи гигантские звери выглядели еще страшнее – покрытые слизью глаза, большущие зубы в пасти, мощные кривые лапы. От животных исходил слабый, совсем не неприятный запах.

При моем приближении один из баллогов вынул голову из кормушки, откуда с чавканьем пожирал какое-то месиво, и поглядел на меня с выражением престарелого лорда, отдых которого потревожил соседский мальчишка. – Некоторых людей они на дух не переносят, – сказал шосс. – И если вожаку ты не понравишься, то я просто не смогу тебя взять…

Я замер. Баллог фыркнул, обнюхал меня, а потом вновь ткнулся носом в кормушку. Послышались хлюпающие звуки, точно остатки воды выливались из очень большой ванны. – Все нормально, – мне показалось, или в голосе Кобад-ала послышалось облегчение. – Ты едешь с нами…

Повторно я явился на площадку для караванов за час до заката, как было велено. Тут вновь кипела суета, но на этот раз более осмысленная и деловитая. На спины животным навьючивали груз, те фыркали и трясли головами. – Герхард, – подозвал меня Кобад-ал, – вот Харет-та, на его баллоге ты отправишься в путь.

Харет-та отличался от старшего только ростом, да еще чешуйки у него на голове блестели. Полировал он их, что ли? На меня шосс поглядел без всякого любопытства. – Проверим твое снаряжение, – сказал он, когда мы подошли к баллогу. – Посмотрим, что оставить при тебе, а что отправить в грузовой ящик.

Из вещей у меня был только рюкзак, при виде пистолета Харет-та одобрительно хмыкнул и велел держать его под рукой, добавив: – Пустыня опасна.

Времени размыслить над философской глубиной этого замечания у меня не осталось, поскольку над караваном прокатился низкий гудящий сигнал и пришлось спешно занимать место на спине чудовища. – Хватайся за шерсть, – посоветовал шосс, правильно оценивший мою неуверенность, – а ноги ставь в стремена.

Баллог выглядел как шевелящаяся мохнатая скала и лез я на него с некоторой опаской, ожидая, что в любой момент зверь попросту стряхнет меня. Но все прошло спокойно, я забрался в высокое седло со спинкой и ощутил себя там вполне комфортно.

Старший каравана еще раз протрубил в рог, меня качнуло и я неожиданно осознал, что мы движемся, медленно, как ледник, но почти так же величественно. Из-за тюка спереди я видел голову погонщика, сзади, ближе к хвосту, сидел еще один шосс. – Свалиться отсюда сложно, – сказал Харет-та, повернувшись. – Так что можно не держаться. Но лучше не спи – кое-кто в песках охотится ночью.

Погонщики выстроил баллогов сдвоенной цепочкой и, тяжело покачиваясь, будто ожившие монументы, звери двинулись в пески. Когда я оглянулся, то поселок исчез за горизонтом, торчали только антенны космопорта.

– Попей, – Харет-та повернулся и протянул мне несуразно толстую флягу, обернутую тканью. Но я уже знал, что только в таких сосудах с тройными стенками хранят воду в пустыне. В любой другой посуде она быстро протухает. – Вам, людям, нужно много пить…

С этим спорить было трудно. По части экономии влаги шоссы оставили далеко позади даже верблюдов. Каждому хватало глотка в день. Людям, особенно тем, кто не родился на Эммерихе, приходилось куда хуже. – Спасибо, – я поднес флягу ко рту и нажал дозатор. В рот пролилась тоненькая струйка, слишком быстро закончившаяся.

Смочил горло, но и это можно считать праздником. Я вернул флягу.

Мы шли по пустыне пятые сутки. Обычно переходы совершались по ночам, но вчера мы достигли оазиса, где провели день и ночь, а сегодня с рассветом отправились наверстывать упущенное.

Солнце жарило так, словно решило запечь планету в собственном соку. Несмотря на все накидки, я обливался потом и чувствовал себя курицей в духовке. Даже баллоги брели медленнее обычного, низко опустив головы. – Плохое место, – проворчал шосс за моей спиной. Звали его Каллах-ло и в нашем "экипаже" он исполнял обязанности охранника. – Почему? – спросил я, поворачиваясь. – Тут может быть опасно, – загадочно ответил Каллах-ло и замолк.

Дальше спрашивать было бесполезно. Уже в первый день путешествия я понял, что Рыжий Мати дал мне хороший совет. Шоссы никогда не врали, говорили то, что думали и видели. Но если один из этих чешуйчатых типов не захотел с тобой разговаривать, то не будет, хоть облей его драгоценной водой!

Я на всякий случай проверил, как выходит из кобуры пистолет.

Песок на склоне одного из барханов взвихрился, брызнул в стороны. Из появившегося отверстия высунулось нечто желтое и зубастое. Тварь, похожая на лягушку размером с дога, прыжком вскочила на спину одного из баллогов. Оттуда раздался крик, сухо щелкнул выстрел.

Каллах-ло за моей спиной неразборчиво выругался.

Словно по команде, склон бархана вспучился в десятке мест одновременно. – Что это такое? – крикнул я, вытаскивая пистолет. – Каттеот, – сказал Харет-та и зачем-то перевел, – живой песок…

Один из хищников выкопался в десятке метров от нас, оскалил мелкие острые зубы и зашипел. Я вскинул пистолет и выстрелил прежде, чем тварь, покрытая мелкой чешуей и на самом деле словно слепленная из песка, успела прыгнуть. Выстрел разворотил ей бок.

Полувой-полуплач понесся над барханами.

За спиной хлопнуло примитивное пороховое ружье Каллах-ло, еще один каттеот захрипел, поджимая задетую лапу. Вторая пуля размозжила ему череп, на песок брызнула алая кровь.

В целом караван погрузился в хаос, вопли людей и шоссов смешались с воем хищников. Неподалеку от нас каттеот сбросил наездника и вцепился баллогу в загривок, тот с ревом поднялся на дыбы и опрокинулся набок, стряхивая поклажу и надеясь подмять врага под себя.

Но тот соскочил, ловкий, точно кошка, и приземлился на четыре лапы. Я попал ему точно в середину спины, так что повторный выстрел кого-то из шоссов смысла не имел. Тварь издохла до того, как пуля угодила ей в голову. – Похоже, все, – сказал Харет-та спокойно, – они уходят…

Уцелевшие хищники спешно закапывались в песок. Делали они это быстро, будто ныряли в воду, и не оставляли при этом никаких следов. На том месте, где укрылась тварь весом килограмм в пятьдесят, песок выглядел таким же гладким, как и рядом. – Ты держался достойно, – проговорил Каллах-ло. – Ага, – я кивнул, ощущая, как по телу все еще гуляет дрожь. На самом деле я просто не успел как следует испугаться, так быстро все произошло. А если честно, то я вовсе не чувствовал себя великим победителем чудовищ. Моя специализация – разумные существа, люди или еще кто… – Доблесть не останется незамеченной, – добавил охранник.

Баллоги успокаивались медленно, мотали головами и ревели, как сбесившиеся пароходные сирены. У раненого зверя оказался выдран кусок лохматой шкуры, но серьезную рану хищник нанести не успел.

С людьми и шоссами дело обстояло хуже. Я видел как среди тюков устраивали ложа для раненых, а в стороне рыли могилы для нескольких особо невезучих. – А они не боятся, что эти твари снова вылезут? – спросил я. – Может быть, стоило отъехать подальше от их логова? – У каттеотов нет логова, – ответил Харет-та, – они скользят под песком и сейчас затаились глубоко. Их не найти, но и они нас не потревожат. Они никогда не нападают дважды на одном и том же месте.

Могилы выкопали неглубокие, едва прикрыли тела песком и тут же двинулись дальше. – Я знаю, человек, ты удивлен, что мы бросили мертвых, – сказал Каллах-ло, когда место схватки осталось позади.

– Ну, как бы да, – не стал запираться я. Как-то стыдно обманывать того, кто не умеет врать. – Но это лишь тела, прах, – голос охранника звучал ровно, монотонно. – И он вернется к праху. А проводы их духу мы устроим сегодня вечером.

Я ощутил неодолимое желание выругаться. Похоже было, что эта планета набита религиозными философами под завязку! Впору было удивляться, как нам еще не встретился раввин, по сходной цене предлагающей обрезание и лекцию по основам Каббалы!

На ночевку мы остановились между скал, торчащих полукругом, словно в давние времена тут похоронили челюсть какого-то исполина. Между скалами обнаружился источник, питающий небольшое озерцо. Окруженное зеленью, среди пустыни оно выглядело настоящим чудом.

Само собой, караваны тут останавливались регулярно. Кострища помнили сотни ночевок, вонь сгоревшего помета баллогов, используемого в качестве топлива, впиталась в скалы.

Я слез со спины зверя, ощущая как ноет натруженная задница, размял ноги. Кобад-ал подошел неслышно. Я обнаружил его, только когда высоченный шосс оказался прямо передо мной. – Говорят, ты хорошо сражался, – сказал он торжественно. – Спас одного из животных. – Э, что-то было такое, – ответил я, не очень понимая, к чему вся эта помпезность. – Если когда-то ты останешься без работы, найди меня, – Кобад-ал чуть наклонил голову, – я с удовольствием возьму тебя охранником в свой караван. – Спасибо за предложение, но вряд ли, – голос мой звучал довольно кисло.

Старший каравана отошел, а я все смотрел ему вслед. Неторопливое путешествие через бескрайнюю пустыню словно перенесло меня на тысячу лет в прошлое. Когда-то наши предки точно так же странствовали по планете на спинах лошадей и верблюдов, мы же покоряем Галактику на громадных звездолетах и в силу этого считаем себя пупами мироздания…

На мгновение мне опять захотелось остаться здесь, на этой планете.

– Смотри, облака, – проговорил Харет-та с таким благоговением, что я не сразу понял, о чем речь.

В вышине, подгоняемые легким ветром, величаво плыли тонкие, почти прозрачные облака – все, что могла выдавить из себя бедная водой атмосфера Эммериха. Для местных жителей они были настоящим чудом, так что я благоразумно проглотил фразу на тему "эка невидаль".

Облако закрыло солнце, умеряя его безумную яркость.

Я собрался вновь погрузиться в полудрему, которая так легко охватывает, когда монотонно покачиваешься на спине громадного зверя, но разговор неожиданно решил поддержать Каллах-ло. – Лучше тебе не спать, человек, – проговорил он твердо, – быть бдительным. – Почему? – поинтересовался я, зная, что без причины такие советы никто из шоссов давать не будет. – Пустыня тут особенно опасна, – как обычно, никаких подробностей мне сообщить не соизволили.

Встряхнувшись и потерев лицо для бодрости, я задумался по поводу "особой опасности". Тут имелись в виду не пылевые ловушки или трясинные пески, следить за которыми – обязанность погонщика, ведущего караван.

Хищники? Но нападение каттеотов не проспишь, а мелкая пустынная фауна представляет опасность только ночью, когда изъявляет желание загрызть пару-другую разумных существ.

Разъяснилась загадка ближе к вечеру, когда солнце нависло над барханами, грозя расплавить их до стеклянного состояния. На головном баллоге неожиданно затрубили в рог, и словно в ответ на этот звук с запада донеслись завывающие вопли. – Вот они, – сказал Каллах-ло, – как всегда, атакуют по солнцу. – Кто? – я вытащил пистолет. – Дикие шоссы, – сообщил охранник, – есть племена, которые не приняли человека и того, что он принес с собой. Они живут в глубине пустыни и сердца их полны злобы и зависти!

На вершинах западных барханов возникли фигуры всадников. Разглядеть подробности мешал слепящий свет, но баллоги у них были мельче наших, но зато куда проворнее. – Спускайся, – велел мне Каллах-ло, – с земли отстреливаться легче!

Первые выстрелы прозвучали еще до того, как я спустился с баллога. Дикие племена неплохо умели обращаться с пороховым оружием, а по разрушительной силе оно не так уж уступает импульсному.

Я шмякнулся лицом в горячий песок и пули, словно только и дожидавшиеся этого момента, начали свистеть вокруг с назойливостью очень рассерженных пчел. – Вот дьявол! – сказал я, ощущая, что схватка вряд ли будет легкой.

За спиной ревели баллоги, погонщики пытались сбить их в круг. Главная цель – не дать разбойникам напугать и разделить животных. Обившийся от стада баллог – потерянный баллог, это я уже понял.

Первым же выстрелом я снял гордо красовавшегося в седле шосса в разноцветном одеянии. Его голова лопнула, как переспелый арбуз от удара палкой, а лишившееся всадника животное, вспахивая песок, понеслось за барханы. – Отлично, человек! – сказал Каллах-ло, щелкая затвором. – Эти твари всегда берут наглостью!

Если так, то им было чем брать. Разбойники вопили, точно стадо демонов и не забывали стрелять. Неподалеку скорчился один из охранников-людей, вокруг него растекалась и быстро впитывалась в песок лужа крови.

Я выстрелил еще раз. Попал в баллога. Тот дернулся и всадник с воплем вывалился из седла. Подскочивший шосс из тех, кто шел с караваном, ударом ножа перерезал тому горло.

После этого успеха меня заметили и я обнаружил, что на меня во весь опор несется громадный рыжий зверь. Всадник на его спине прижался лицом к шерсти и был почти невидим. – В сторону! – рявкнул Каллах-ло. – Затопчет!

Ощущая себя змеей на ипподроме, я завозился. Баллог вырастал с ужасающей быстротой, я никогда и подумать не мог, что эти гиганты способны бегать с подобной скоростью.

Грацией мой прыжок в сторону не отличался, но в этот момент о грации я думал меньше всего. Что-то ударило меня по ноге и я покатился по бархану, потеряв шлем. Песок радостно набился мне в волосы, за шиворот, захрустел на зубах.

И все же я успел поймать врага до разворота. Вскочил и красивым выстрелом снял наглеца, вздумавшего втоптать меня в землю, с седла. Он покачнулся и рухнул, а я остался стоять, тяжело дыша.

Бой как-то неожиданно закончился. Неподалеку толпились животные каравана, вокруг них бегали погонщики, разбойники куда-то делись, а на песке там и сям валялись трупы.

Наполовину ушедшее за горизонт солнце невыносимо жгло голову. – Пойдем, – сказал Каллах-ло, подавая шлем, – сейчас придется копать много могил, каждая пара рук пригодится.

И мы пошли копать, и копали до остервенения, стирая руки до крови, но не прекращая работы. Мертвые должны быть погребены сразу – таков закон Эммериха, возникший сотни лет назад, и сегодня его никто нарушать не собирался.

На ночь остановились прямо тут, поскольку сил двигаться дальше не было ни у кого. Баллоги, чующие запахи крови и смерти, все не желали успокаиваться и время от времени из тьмы доносились нервные взревывания.

Костер зачадил, распространяя вокруг жуткую вонь. В первые дни она казалась мне невыносимой, но постепенно я привык. Но вот повешенный над костром котелок, в котором что-то булькало, я видел первый раз. Раньше еду готовили почти без применения воды. – Это еще что такое? – негромко спросил я, подойдя к одному из выживших охранников-людей. После сегодняшнего боя их осталось трое. – Кофе варят, – ответил он меланхолично. – Сегодня погибло много их товарищей, так что будет ритуальное кофепитие… – Кофе? Настоящий кофе? – не поверил я. – Да нет, местный, – он усмехнулся. – Видел такие кусты, похожие на шары? – Ну, видел, – пустыня, вопреки первому впечатлению, оказалась полна жизни. В скалах, в тени дюн, везде, где было чуть прохладней, ютились растения, большей частью стелющиеся. Упомянутые кусты напоминали футбольные мячи из колючей проволоки и на первый взгляд казались безнадежно высохшими.

Но любого, рискнувшего оторвать хотя бы листик, ждало серьезное разочарование. – Раз в год на них вызревают какие-то семечки, – сообщил охранник, – так вот шоссы и готовят из них черную гадость, которую мы называем "кофе". Как они ее зовут, лучше не спрашивай – человеческий язык этого не выговорит.

Запах от котла тек резкий, горький, словно там варили какие-то травы.

Я собирался спать, когда из тьмы беззвучно, заставив меня вздрогнуть, возник Каллах-ло. Вид у шосса был торжественный, глаза мерцали. – Пойдем, – сказал он. – Куда? – настороженно спросил я. Кто знает, вдруг эти двоюродные братья змей и всяких прочих крокодилов решили принести меня в жертву? – Ты сражался сегодня вместе с нами, – возвестил Каллах-ло, – и удостоен чести причаститься к священной чаше!

Некоторого труда стоило удержать отпадающую челюсть. Надо же, с чего все началось – с банальной командировки, а кончилось чем? Тем, что инопланетянин с дикой планеты предлагает мне нечто вроде трубки мира в местном эквиваленте. Вот уж в будущем точно – никакой инициативы! – Пойдем, – согласился я. Отказываться не рискнул – обидятся еще. Бросят в пустыне без воды и через пару дней от тебя останутся только кости.

Шоссы сидели ровными рядами вокруг костра и смотрели на меня. Я ощутил себя кроликом, забредшим на ферму по разведению удавов и на всякий случай нервно улыбнулся.

Кобад-ал встал и только тут я обратил внимание, что все они без привычных накидок, лишь в чем-то напоминающем комбинезоны из шелковистой материи. Тела шоссов выглядели невероятно сухощавыми, точно составленными из палок, в них не было ни капли жира. – Прими эту чашу и осуши ее до дна, – проговорил старший каравана, протягивая мне что-то, похожее на наперсток, – за тех, кто сегодня бился вместе с тобой и остался в песке, чтобы ты мог продолжить путь. – Чтобы ты мог продолжить путь, – прошипели остальные шоссы так зловеще, что у меня мороз пошел по коже.

"Чего же они других охранников-людей не позвали? – подумал я, принимая "наперсток". – Или это церемония одноразовая?".

Перед тем как пить, пришлось выслушать длинную речь о том, что с этого дня я получаю статус друга всех шоссов каравана и почти неограниченно могу пользоваться их гостеприимством. Смысл во всем был такой – "Мой дом – твой дом, мой жена – твой жена", но Кобад-алу понадобилось на рассказ об этом минут десять. Я подобающим образом кивал, улыбался и нюхал "кофе".

Пах он безобидно, словно настой багульника или еще какой травы.

Под одобрительные возгласы я опрокинул "наперсток" и едва не заорал. В первый момент я решил, что меня заставили выпить кипяток и только потом, тщетно пытаясь удержать льющиеся из глаз слезы, понял – такой чудовищной горечи я не пробовал ни разу в жизни.

У меня мгновенно отбило вкус, а в голове словно что-то взорвалось. Перед глазами замелькали яркие вспышки, я ощутил, что меня куда-то сажают и только через пять минут смог хоть как-то соображать и видеть.

Голова кружилась. Я еще услышал, как шоссы начали петь, низкими шипящими голосами, а потом сознание покинуло меня, улетев куда-то в вертящуюся разноцветную даль.