Удав, или Мальчики кровавые в глазах

ЧУДОВИЩЕ

26 июля 1990 года в лесу, в трехстах пятидесяти метрах от автомобильной дороги, именуемой Второе бетонное кольцо, напротив указателя «Звенигородское лесничество» лесником был навден человеческий скелет. Точнее, части скелета. Они находились в неглубокой яме, разрытой одичавшими собаками. Была вызвана милиция.

Позднее этот указатель «Звенигородское лесничество» в милицейских протоколах с заголовком «Обнаружение останков неизвестного человека» станет зловещим, будет встречаться часто.

В яме криминалисты нашли череп, нижнюю челюсть, фрагменты костей таза, позвоночника. Некоторые кости от того же скелета, очевидно растасканные животными, были найдены неподалеку. Медико-криминалистическое исследование показало, что на многих костных останках имеются повреждения, нанесенные острым предметом, а в лобной кости был даже найден обломившийся и застрявший кончик лезвия ножа. Кроме того, следы показывали, что труп человека, погибшего не более двух лет назад, не был разодран на части хищниками, а расчленен, причем довольно умело. Стало почти очевидно, что это убийство. Экспертиза определила, что погибший был мальчиком в возрасте 10—12 лет.

Помочь идентификации останков могло то обстоятельство, что в яме с черепом лежал складной перочинный ножик с ручкой зеленого цвета. Кончик его лезвия был целым.

Одинцовская районная прокуратура занялась расследованием. Подняли все дела о пропавших за последнее время детях. И вскоре нашли. 23 сентября 1989 года от гражданки Т. поступило заявление о том, что пропал ее сын Сергей десяти лет. Они жили в деревне Крюково неподалеку от станции Перхушково Белорусского направления.

Мальчик был добрым, доверчивым. Рано стал проявлять самостоятельность, курить. Любил кататься на попутных машинах.

В этот злосчастный день мать собиралась ехать с сыном в Москву. Но Сергей Т. отправился туда раньше нее купить билеты, жвачку и собирался вернуться в деревню. Уехал, разумеется, на попутке. Но не вернулся. По описанию женщины, у мальчика были наручные часы «Слава» и перочинный нож с зеленой рукояткой. Именно тот самый, что был найден в яме вместе с костями...

Зимой на новеньких «Жигулях» новоиспеченный автомобилист почт не ездил, берег. Но с наступлением весны стал кататься почти каждый день, точнее вечер. На работу ездить не нужно было, он ведь жил практически на работе. В Москву к матери, недавно разведенной с ненавистным отцом, — разве что иногда. Он ездил на охоту, на свою осторожную, зловещую охоту, и на машине это было не в пример удобнее, чем пешком.

Выбирая жертву, подолгу стоял на железнодорожных станциях, как бы «калымил» — ничего подозрительного. Но когда попробовал действительно подкалымить в Жаворонках, оказалось, что у местных частников все схвачено и конкуренты им не нужны. Под угрозой прокола баллонов был вынужден веста поиски в менее людных местах Но это было и на руку.

Малолетка, шкет, четвероклассник, не старше, медленно шел по обочине шоссе и курил. Время от времени огладывался назад и поднимал руку, голосуя. Метров за триста Головкин почувствовал, как знакомая жаркая волна ударила в лицо: вот он, тот, кто нужен.

Зоотехник остановился и приветливо распахнул правую переднюю дверь.

— Куда, командир?

— Тут недалеко, в Крюково. — Мальчик выбросил сигарету.

— С ветерком или как?

— С ветерком, пожалуйста.

Безлюдное шоссе плавно поворачивало налево. Там облетающая березовая роща вплотную подступала к асфальту. Кстати, вспомнился весенний лес под Катуаром и мальчик, любитель березового сока.

— Как тебя зовут-то, командир? — весело спросил добрый водитель.

— Сережа.

— О! Тезки будем. Я тоже Сережа. Ну что, тезка, денег у тебя, конечно, нет?

Мальчик напрягся. Водитель стал притормаживать и у самой рощи съехал на обочину. До деревни отсюда было уже рукой подать.

— Нету денег. Ну извините, я не знал... — Сережа взялся за дверную ручку.

— Да ладно, что ты, тезка. — Головкин положил широкую ладонь на худенькое плечо мальчика. — Ты не торопишься?

— Ну вообще-то меня мама ждет. А что?

— Куришь, да? — вдруг спросил взрослый десятилетнего и протянул ему сигареты. — Угощайся. — Оба закурили. — Мне тут нужно, понимаешь, на тачке этой тормоза подкачать. Давай заедем ко мне в гараж. Ты тормозную педаль понажимаешь, а я посмотрю.

— Ну я не знаю. Мать будет...

— Да мы быстро. Я туг рядом, в Перхушкове живу. Минут за пятнадцать управимся.

— Ну давайте.

Сереже Т. подумать бы — зачем этот странный взрослый повез его от Перхушкова домой и вдруг на полдороге предлагает вернуться, тормоза подкачать. Иногда эти сексуальные маньяки придумывают самые незамысловатые, даже дурацкие предлоги, чтобы заманить свои жертвы. А жертвам, бывает, как тем щедринским пескарям — чем глупее, тем лучше.

Головкин еще не трогался с места.

— Давно куришь, Сереж?

— С третьего класса.

— А сам в каком?

— В четвертом.

— Хочешь, табачный ларек обчистим?

— Нет, вы что!

— Давай. Чего боишься? Сигарет у тебя будет — во! Торговать еще сам сможешь.

— Нет, вы что!

Головкин все ближе склонялся к мальчику со своего сиденья, все плотнее хватал его своими ручищами, показывая, сколько будет сигарет. Глаза маньяка начали загораться дьявольским огнем.

— Давай, Серега. Не трусь. Сейчас спрячешься в багажник. Незаметно подъедем...

— Не хочу в багажник. Зачем?..

— Хочешь!

Маньяк уже крепко держал мальчика за руку. Так, что на коже под одеждой выступили синие пятна. Навстречу по дороге проехал грузовичок.

— Пригнись! — скомандовал Головкин и надавил сверху.

Мальчик ударился лбом о ручку переключения скоростей. Он не мог даже закричать — стало трудно дышать. Но водитель грузовичка не обратил внимания на возню в «Жигулях», он следил за дорогой.

Когда давление сверху чуть ослабло, Сергей Т. попытался выпрямиться. Бежать, бежать — была одна мысль. И вдруг он почувствовал у своего горла острие ножа.

— Сиди так, не выпрямляйся, Сереженька. Понял? Дернешься — убью. Молодец. А теперь обе руки за спину.

Мальчик повиновался. Головкин мигом крепко скрутил петлей ему руки. Сережа Т. не чувствовал этой боли. Его маленький жизненный опыт еще не мог принять такое — опасность, враг, у которого пока непонятно что на уме, здесь, в двух шагах от родной деревни.

Головкин обошел машину. Открыл дверь со стороны пассажира.

— А теперь давай быстро в багажник. Иначе...

Багажник был со всех сторон изнутри обклеен

войлоком. Отверстия для дыхания выходили в днище. Кричи — не докричишься, но до застенка доедешь живым, как нужно. У мерзавца было все предусмотрено.

— Что вы хотите со мной сделать... дядя Сережа? — пролепетал побелевшими губами любитель кататься на попутках.

— Убить тебя хочу. Сначала попользуюсь тобой, а потом убью, — спокойно ответил Головкин, ощерясь плотоядной улыбкой.

И захлопнул багажник.

Старательно объезжая посты ГАИ, другие места, где возможно было появление милиции, он быстро ехал к себе в Горки-10. Впрочем, тогда до политических и криминальных катаклизмов было еще далеко, в багажники частных автомобилей патрульные службы заглядывали редко. А в этих бежевых «Жигулях» лежал и корчился от страха ребенок, ученик четвертого класса. Сквозь шум работающего двигателя, шелест шин по асфальту маньяк слышал глухие крики, визги, рыдания жертвы, то, как ребенок стучался головой и коленками о стены войлочной тюрьмы, и наслаждался.

Только загнав машину в гараж и тщательно заперев дверь, Головкин выпустил Сережу Т. из багажника. Оборудованного подвала у него тогда еще не было. И существовал риск, что кто-нибудь, проходя мимо, может услышать крики мальчика. Заткнуть же рот ребенку он не хотел. Рот ему был нужен для гнусных целей.

Но мальчик уже не мог кричать. Он жмурился от яркого света электрической лампочки, всхлипывал и только тихонько молил:

— Не убивайте меня, пожалуйста. Дядя Сережа, пожалуйста, не убивайте...

А страшный дядя подвел мальчика к стенке, левой от входа, поставил под вваренной в стену металлической скобой. Достал откуда-то тонкий крепкий капроновый шнур, профессионально ловко сделал скользящую петлю, надел ее мальчику на шею. Другой конец перекинул через скобу и привязал к железному кронштейну, державшему полку.

— Дядя Сережа, я прошу вас, пожалуйста, не надо. Я все сделаю, что вы хотите, только не убивайте.

— Минет мне сделаешь — не убью.

— Сделаю. А что это такое?

Головкин объяснил. Мальчик покорно кивал. До него не сразу дошло, что он стоит со спущенными планами с петлей на шее под виселицей.

— Дядя Сережа, я все сделаю. Зачем вы мне веревку на шею надели?

— Просто так.

Десятилетний мальчик был самой юной из жертв этого маньяка. В положении приговоренного к виселице человека, покорно исполняя все извращенные желания этого типа, он верил, что вся эта атрибутика — игра, странная, опасная игра этого черного человека.

И кульминация игры началась, когда сияющий от восторга Головкин, удовлетворив свою физическую похоть, застегнулся и протянул длинную руку к веревке между скобой и кронштейном. Потянул на себя...

Лицо удушаемого мальчика было в нескольких сантиметрах от его лица. Когда ноги жертвы оторвались от земли, маньяк мог буквально вплотную наблюдать чужую смерть. Позже, несмотря на и без того сильные эмоции, с этим связанные, он даже пожалеет, что все так быстро кончилось. Но он еще будет делать все, что угодно его больному воображению, над мертвым телом.

Кто самый свирепый из хищников животного мира, сохранившихся в Подмосковье? Наверное, волк. Может быть, какой-нибудь волк и наблюдал издали той сентябрьской ночью за во сто крат более свирепым двуногим. Как он остановился на своей машине у окраины Звенигородского лесничества, как поволок мешок в глубину леса, как рыл яму саперной лопаткой, как потом с яростью отрезал руки, нош, голову, бил ножом в лицо мертвеца с целью вскрыть череп. Волку этого было не понять. Волк в ужасе убежал подальше.

Когда почти через год были найдены останки Сережи Т., следствие по делу Удава-Фишера почт сразу предположило, что это дело рук того же маньяка, который в 1986 году убил детей под Катуаром и у пионерского лагеря «Звездный». И второй раз местом преступления стал Одинцовский район Московской области.

То, что расчленение трупа было сделано довольно профессионально, позволило выдвинуть версию, что убийца знаком с анатомией. Начались проверки работников мясокомбинатов, работников медицинских и ветеринарных учреждений.

Тогда, летом 1990 года, впервые в поле зрения следствия попал Московский конный завод N° 1. Но среди его работников мужчины, разбирающегося в анатомии, не интересующегося женщинами, но зато умеющего находить контакт с мальчишками, как будто бы не было. Директор мог думать о своем зоотехнике первой категории, награжденном серебряной медалью ВДНХ СССР, С. А. Головкине только как о передовике производства.

Ну еще бы. Остальные селекционеры, занимаясь искусственным оплодотворением, обслуживали за смену две-три кобылы, а Головкин — семь-восемь. Да при этом еще и пел от чувств, подолгу

не вынимая руки в длинной резиновой перчатке из влагалища животного. Люди улыбались, глядя на это, крутили пальцами у виска, в шутку называли коллегу «сексуальным маньяком». Когда надо было снимать шкуру с павшей лошади, никого не допросишься. Неохота пачкаться. А Головкин — всегда пожалуйста. «Садюга», — шутили коллеги.

А когда женщины в поселке говорили о страшных делах — мальчик в Перхушкове пропал, а потом нашли расчлененное тело, — Головкин сокрушенно кивал и говорил: «На куски бы разрезал такого мерзавца». Женщины думали: какой сердобольный человек.

Следствие появилось на конном заводе и прошло мимо настоящего преступника, который к тому же в это время был в очередном заслуженном отпуске и был очень занят — готовился к новому преступлению.

Теперь он надежно застраховался от случайностей и добился воплощения мечты своей жизни — он мог пытать. Весной, когда земля прогрелась и подсохла, Головкин углубил и расширил у себя в гараже подвал. Теперь даже он сам при его высоком росте не мог дотянуться там до потолка. Провел туда свет, со всех сторон забетонировал, укрепил в стенах специальные скобы, крючья. Здесь эта нелюдь проводила лучшие часы своей жизни. Домашний застенок. Сам себе и заплечных дел мастер, и дьяк Тайного приказа. Купил две паяльные лампы. Оцинкованную железную хозяйственную ванну.

Сознание маньяка давно определило самый привлекательный для него физический тип мальчика. Теперь, разъезжая по загородным дорогам на машине в поисках жертв, он вывел для себя и любимый психологический тип. Точнее, тот, который легче обмануть и заманить к себе в застенок. Эго были в первую очередь «трудные» подростки, склонные пошляться, пообщаться с незнакомыми людьми и даже совершить мелкие преступления. Например, обчистить чужой сад или сигаретный ларек. Что ж, в определенном возрасте каждый второй мальчишка склонен к опасным шалостям. Возможно, в некоторой степени Головкин считал себя санитаром, очищающим общество от хулиганов. Тоже кошмарный выверт гебоидного сознания тимуровца-переростка. Во вторую очередь его объектами были добрые романтические натуры. Именно таким оказался Паша П., останавливав-щий попутки на дороге неподалеку от той же станции Перхушково.

Ему было уже пятнадцать лет, но давали обычно меньше. Тихий, мечтательный мальчик, больше всего на свете любивший дарить цветы. Он жил в Калужской области в Балабанове. В семье, в школе был тихим и незаметным, добрым и отзывчивым. Таких называют «ангельская душа». Должно быть, душа его, невинно убиенного, и попала к ангелам. Мальчик искренне верил в Бога и умер тихо, как жил. Даже останков не нашли.

11 августа 1990 года в разгар активных розыскных работ по убийству Сережи Т., скелет которого обнаружили около двух недель назад, Паша П. сел в Балабанове на автобус до Москвы. На промежуточной остановке в Перхушкове мальчик вышел и купил букет цветов. Отсюда было недалеко до по-

селка Власиха, где располагался военный городок Одинцово-10. Там жила крестная Паши. Но до нее он так и не доехал.

Головкин был несколько озадачен, когда мальчик с цветами сел к нему в машину. В подвале у него все было уже готово для первой жертвы. Но как туда заманить такого, по виду блаженного? Когда взрослый заикнулся было о краже сигарет, то мальчик посмотрел на него, совсем не понимая, что это ему предлагают. Тогда «педагог» стал быстро говорить, что, мол, пошутил и конечно же ничего незаконного не хочет, а только проверить в гараже тормоза. Паша П. помогал всем и всегда. Как можно было отказать этому интеллигентному человеку?

Маньяк вез жертву к себе в Горки, всю дорогу что-то говорил об автомобилях и лошадях, со страхом поглядывая на доверчивого подростка. Заставить или убедить его залезть в багажник, чтобы избавить себя от случайных свидетелей, убийца не мог. Но ему повезло. Никто не обратил внимания, как в шесть вечера зоотехник въехал в гараж с пассажиром, а уже в одиннадцать вывез оттуда пассажира по частям.

В опасности чрезмерной доверчивости Паша убедился, когда этот разговорчивый взрослый тщательно запер гараж изнутри, разделся догола и вооружился ножом.

— А теперь добро пожаловать вниз.

— Что... что это?

Паша со страхом переводил взгляд с огромного возбужденного дядьки на распахнутую крышку подвала. Там горел свет, и оттуда тянуло смертельным холодом.

— В Бога веришь? — усмехнулось чудовище. — Так вот это ад.

— Ад, — как эхо повторил обреченный.

В подвале, не видимый, не слышимый никем, кроме жертвы, маньяк вытворял что хотел. Насиловал мальчика всеми известными ему способами, бил, связывал, а потом повесил на бело-голубом канате, перекинув орудие убийства через перекладину железной лестницы. Мальчик принял мученическую смерть, подобно первым христианам.

Но для Головкина адское веселье еще продолжалось.

Убедившись, что смерть наступила, он вынул тело голого мальчика из петли и подвесил за ноги, подставив снизу хозяйственную ванну.

Эксперты-криминалисты — люди ко всему привыкшие. Но даже они ужаснулись, когда поняли, что это за странный бурый порошок находился в хозяйственной ванне, обнаруженной в подвале гаража Головкина после ареста хозяина. Порошок лежал слоем толщиной сантиметров десять. Так выглядела выжженная паяльной лампой человеческая кровь. Слой заключал в себе кровь восьмерых жертв.

Впервые она была выпущена из тихого Павла П. Затем маньяк принялся его расчленять долго и тщательно, испытывая при этом какой-то запредельный, непрерывный оргазм. Чудовищу наконец стало дозволено это. Некоторые куски оно откладывало на чистую тарелочку, а потом, лишь слегка опалив паяльной лампой, пожирало...

Кровь брызгала во все стороны. Оно, именуемое Головкин, орудовало ножом и топором в течение четырех часов, пока не пресытилось.

Лишь через два дня он вывез останки к тому же указателю «Звенигородское лесничество» и закопал далеко от дороги в нескольких местах. Ни до, ни после ареста Головкина найти их так и не смогли. В одну из ям вместе с упакованными в пакеты кусками тела мерзавец бросил букетик цветов, с которым мальчик сел в его машину.

Перед тем как облить бензином и сжечь одежду убитого, Головкин обнаружил в кармане его брюк десять рублей и оставил их себе, так же как и наручные часы «Электроника». С убитого до Паши П. Сергея Т. Головкин тоже снял часы. Он хранил чужие вещи обычно до следующего преступления, почитая их за талисманы.

Может показаться забавной юридической казуистикой, но в приговоре суда присвоение этих талисманов, сувениров было инкриминировано С. А. Головкину как кража личного имущества, и он был осужден по 144-й статье на два года лишения свободы. Но в приговоре были и расстрельные статьи.

От мальчика, не доехавшего до своей крестной, у Головкина остался и другой, более страшный сувенир — голова. Этот кровавый зоотехник немного разбирался и в таксидермии — искусстве изготовления чучел. В его служебной квартире при конном заводе имелись пособия по этому вопросу. В результате всех гнусных манипуляций с такой реликвией Головкин выжег паяльной лампой все мягкие части головы, мозг и оставил один детский череп.

Лишь где-то через год он его расколол на мелкие косточки и выкинул, а до этого череп хранился в подвале гаража. Он показывал реликвию дру-

I

гим мальчикам, оказывавшимся в этом подвале. О том, что они кому-нибудь расскажут об этом, Головкин не беспокоился. Ни один из малолетних посетителей мрачного застенка не выходил оттуда живым.