Удержать мою невесту

Глава 14

Лука

После того, как принимаю душ и одеваюсь, я сразу спускаюсь вниз. Чертовски голодный, надеясь, что у персонала уже готов завтрак. Но когда я вхожу в столовую и слышу громкие крики, думаю, что еда — последнее, о чем все думают этим утром.

Крики становятся громче с каждым шагом. И когда я толкаю кухонную дверь, то вхожу по колено в… пену?

Повсюду гребаная пена. Ей заполнена вся комната!

Мои глаза обшаривают кухню, но все заняты тем, что перекрикиваются по-итальянски. Верона стоит в другом конце комнаты, по ее лицу текут слезы, в то время как мои сотрудники называют ее каждым проклятьем из книг.

Данте отвечает им по-итальянски, в то время как Верона просто смотрит на него с благоговением, так что я предполагаю, что она даже не знает языка. Удивительно, учитывая, кто ее отец. Но опять же, может быть, и нет. Возможно, он не хотел, чтобы его дочь была посвящена в его частные встречи. Вероятно, он хотел держать ее в неведении.

Данте притягивает Верону в свои объятия, потирая ладонями вверх и вниз по ее спине, успокаивая. Моя кровь, блядь, закипает в венах при виде интимного контакта.

— Верона! — рычу я. Внезапно в комнате становится тихо, и Верона отстраняется от объятий Данте, будто ее только что обожгло.

Ее большие глаза медового цвета расширяются, когда она смотрит на меня. Я вижу страх в ее взгляде, и по какой-то долбаной причине это меня заводит.

— Пойдем со мной. Сейчас же! — Требую я, разворачиваюсь на каблуках, оставляя за собой комнату, полную пузырьков.

Я иду прямо в свой кабинет, не останавливаясь, чтобы посмотреть, следует ли она за мной. Я знаю, она пойдет за мной, как хорошая, маленькая, послушная жена, которой и является.

Я останавливаюсь у двери своего кабинета, давая ей шанс догнать меня. Закрывая клавиатуру своим телом, набираю код, а затем открываю дверь, заходя внутрь и придерживаю ее, чтобы она вошла. Я чувствую себя львом, который только что поймал ягненка. Она моя добыча. Но больной ублюдок во мне хочет сначала немного поиграть с ней, прежде чем я уничтожу ее.

Я захожу за свой стол и стою там, наблюдая, как она робко проходит вперед. Жду несколько долгих секунд, заставляя ее понервничать. А потом очень спокойно спрашиваю: — Почему у меня на кухне столько пены?

Ее длинные темные ресницы все еще мокрые от слез, когда она смотрит на меня своими глазами медового цвета.

— Я… я… я налила не то мыло в посудомоечную машину, — говорит она, смущенно глядя в пол.

— А почему ты включал посудомоечную машину?

— Я проснулась раньше всех, — объясняет она. — Там было так много грязной посуды. Я… я просто хотела помочь, — говорит она, пожимая плечами.

— Никогда не пользовалась посудомоечной машиной раньше? — Спрашиваю ее, уже зная ответ.

Когда она качает головой, я закатываю глаза. Уверен, что милой маленькой принцессе дома никогда и пальцем не приходилось шевелить. Так зачем же ей пытаться сделать это здесь и разрушить мой дом? Она намеренно пытается все здесь испортить? Саботировать меня?

Я обхожу стол и встаю позади нее. Схватив за шею, заставляю ее наклоняться, пока лицо не оказывается прижатым к моему столу. Ее дыхание учащается, она кладет ладони на дорогой дуб рядом со своей головой. Когда я отпускаю, Верона остается в этой позе с опущенным лицом и задранной задницей, выставленной мне напоказ. Она такая маленькая, что ей приходится вставать на цыпочки, и мне нравится, как она ерзает, так стараясь быть хорошей девочкой для меня. Черт возьми, ее послушание настолько нравится, что мне приходится отойти, чтобы она не почувствовала моего возбуждения.

— Ты хоть представляешь, что мои сотрудники кричали тебе там? — Спрашиваю я ее, любопытство берет верх надо мной.

— Нет, — говорит она, прерывисто дыша.

— Я удивлен, что твой отец не потребовал, чтобы ты выучила итальянский. Возможно, он хотел что-то скрыть от тебя.

Она на это не реагирует.

Я делаю шаг вперед. На ней короткое голубое платье, ничего особенного, но материал задрался, открывая мне соблазнительный вид на ее задницу. Я вижу нижнюю часть ее идеальных шаров и кружевных светло-голубых стрингов. Ухмыляюсь, зная, что у нее нет особого выбора, поскольку я заказал только стринги. Не могу не задаться вопросом, носила ли она когда-нибудь подобное нижнее белье.

— Как ты думаешь, каким должно быть твое наказание за то, что ты испортила мою кухню?

— Мое… мое наказание?

Я слышу беспокойство в ее голосе, и это заставляет мой член подергиваться в штанах. Меня тошнит, что я получаю удовольствие от ее страха, но ничего не могу с собой поделать. Я уже давно хотел, чтобы она страдала. Она и вся ее гребаная семья.

У меня руки чешутся вынуть ремень из петель и избивать ее до тех пор, пока она не перестанет ходить. Но я знаю, что если начну причинять ей боль, то, возможно, не смогу остановиться. Не уверен, что не зайду слишком далеко.

Сжимая руки в кулаки, понимаю, что предпочел бы выместить свое разочарование и ненависть на ее отце. Но поскольку его здесь нет… Думаю, ей придется принять на себя основную тяжесть моего гнева.

Подходя к ней, я провожу рукой по ее заднице. Она подпрыгивает от прикосновения, а затем медленно расслабляется. Мне нравится, как сильно она меня боится. Насколько не доверяет.

— Считай, Верона, — говорю я ей, поднимая заднюю часть платья, чтобы полностью обнажить ягодицы.

— Что? — спрашивает она как раз перед тем, как я опускаю руку на ее восхитительную задницу.

Она вскрикивает от удивления, но не дает мне того, чего я хочу.

— Это был один, — говорю я, наклоняясь, чтобы прошептать ей на ухо.

— Один, — говорит она в знак согласия.

Я хлопаю ее по другой ягодице, и она кричит: — Два!

Мои руки думают сами за себя, когда они ласкают ее плоть между шлепками. Ее задница приобретает восхитительный темно-розовый оттенок, и я все еще хочу большего. Я шлепаю снова и снова, наслаждаясь криками боли, срывающимися с ее губ.

Светло-голубые стринги между ног становятся темнее. Это ее заводит. Кто знал, что Верона окажется маленькой шлюшкой от боли? И, черт возьми, не могу не задаться вопросом, насколько влажнее она может стать только от того, что я ее шлепаю.

— Пожалуйста! — внезапно вскрикивает она.

Я наклоняюсь и шепчу ей на ухо: — Это значит, что ты хочешь, чтобы я остановился, или что ты хочешь, чтобы продолжал?

Она закрывает глаза, отгораживаясь от меня, и дрожь пробегает по ее телу.

Вставая и отходя от нее, я говорю: — Иди в свою комнату. — Я хочу, чтобы она почувствовала себя плохо воспитанным ребенком. — Кому-то другому придется убирать твой гребаный беспорядок.

Со слезами на глазах она медленно встает, поправляет платье и выбегает из моего кабинета. Мой член болезненно давит на молнию, и я прижимаю к нему ладонь. Мне, блядь, нужна разрядка, но сейчас не время. Придется разбираться с дерьмом, благодаря моей новой жене, которая пытается быть полезной.

Потратив несколько минут на то, чтобы прийти в себя, я, наконец, приручаю зверя в своих штанах, чтобы решить ситуацию на кухне. Когда я переступаю порог, персонал все еще громко спорит. Они даже не начали уборку, потому что слишком заняты борьбой за то, кто должен это делать.

Бенито и Данте смотрят на меня и мгновенно замолкают. Я смотрю на пятерых домработниц и говорю им: — Sei licenziato! (с итал. вы уволены) Убирайтесь нахуй из моего дома.

Они все смотрят на меня, а потом друг на друга, думая, что ослышались.

— Вы уволены! — Я говорю им на этот раз по-английски. — Никто не проявляет неуважения к моей жене в моем собственном доме.

Я смотрю и жду, пока они все выйдут из комнаты. Бенито и Данте смотрят на меня, ожидая, что будет дальше.

— Бенито, найми новых сотрудников. Я хочу, чтобы они начали сегодня. И убедитесь, что они подписали соглашение о неразглашении конфиденциальных данных.

— Да, конечно, — говорит Бенито, выходя из кухни, чтобы приступить к выполнению задания.

А затем, с ухмылкой на лице, я говорю Данте: — Убери этот беспорядок, прежде чем уйти от сюда.

Если Данте думает, что имеет надо мной какую-то власть, потому что знает Верону лучше меня, тогда мне придется ставить его на место каждый гребаный раз, когда он пытается переступить свои границы. Большинству мужчин отрубили бы руки за то, что они прикоснулись к чужой жене. Ему повезло, что я позволяю держать руки при себе достаточно долго, чтобы убрать беспорядок, который устроила Верона. В следующий раз может не так чертовски повезти.