Глава 27

Верона

Желудок урчит с такой силой, что у меня почти кружится голова. Я так голодна. Сегодня я пропустила завтрак, обед и ужин только для того, чтобы не встречаться лицом к лицу с Лукой, и теперь расплачиваюсь за это.

По какой-то причине я подумала, что, возможно, он подойдет после ужина, извинится и предложит мне поесть. Но теперь я знаю, что была слишком наивна. Уже почти десять часов вечера, а я ничего не ела со вчерашнего вечера.

Кипя от злости, я накидываю прозрачное кимоно в цветочек на свою темно-синюю ночную рубашку и выхожу из комнаты. Я на цыпочках прохожу по тихому коридору и спускаюсь по лестнице на кухню. Пересекаю столовую, когда замечаю движение у стола и останавливаюсь как вкопанная.

Я встречаюсь с ним взглядом через всю комнату. Я могу сказать, просто взглянув на него, что он пьян, но почти пустая бутылка виски сразу выдает его.

— Что ты делаешь? — спрашивает он, его слова заплетаются.

Сначала в голове у меня пустота. Я так ошеломлена его расслабленным состоянием. Пиджак перекинут через спинку стула, а рубашка расстегнута, обнажая мускулистую грудь, которая запросто могла бы поместиться на обложке журнала.

— Дай угадаю, — говорит он, растягивая каждое слово. — Ты голодна.

— Да, — шепчу я.

— Надо было спуститься к ужину, — говорит он, пожимая плечами.

— Ты не можешь уморить меня голодом, — с нажимом говорю я.

— Я мог бы, если бы захотел. На самом деле я мог бы сделать с тобой все, что захочу, — признается он. — Не то, чтобы ты этого не заслуживала.

Его слова заставляют меня сделать шаг назад.

— Я ничего из этого не заслуживаю! — Яростно говорю ему. Я устала от его постоянной враждебности по отношению ко мне. — Я никогда ничего тебе не делала, Лука.

Он закрывает глаза, когда я произношу его имя.

— Ты одна из них.

— Одна из них? — Спрашиваю я, не понимая.

— Моретти, — усмехается он, как будто это имя оставляет неприятный привкус у него во рту.

Я не знаю, что будет дальше, но думаю, что, честно говоря, мы с ним только что достигли критической точки.

— Пошел ты, Лука, — шиплю я.

Его глаза открываются и сужаются, когда он смотрит на меня.

— Что ты мне только что сказала?

— Пошел ты! — кричу я.

Не успеваю и глазом моргнуть, как он встает со стула и направляется прямо ко мне. Визжа от ужаса, я поворачиваюсь, чтобы убежать, но он слишком быстр. Лука поднимает меня на руки и подводит к столу, перегибая через край и прижимая мое лицо к дереву. Он заводит мои руки за спину и удерживает их на месте одной из своих больших ладоней, в то время как другой хватает меня за затылок.

— Скажи это еще раз, — шипит он мне сквозь стиснутые зубы.

И я так делаю.

— Пошел ты!

Следующее, что я слышу, — это звук рвущегося кимоно, которое срывают с моего тела, кружевной, нежный материал разлетается в клочья вокруг меня. Его рука тянется к подолу моей ночной рубашки, и я кричу: — Не смей!

Он колеблется, а затем говорит: — Что ты сделаешь, Верона, если я прикоснусь к тебе? Будешь ли ты выкрикивать мое имя и умолять об освобождении, как прошлой ночью?

Мое лицо вспыхивает от смущения.

— Может быть, ты хочешь, чтобы я отшлепал тебя и снова сделал влажной, — шепчет он мне на ухо, и аромат дорогого скотча овевает мое лицо.

— Пожалуйста. Остановись, — умоляю я.

Он сжимает мои руки, прежде чем отпустить, с отвращением усмехаясь. Он начинает уходить от меня из комнаты, когда я кричу ему вслед: — Я не знаю, что, по-твоему, моя семья тебе сделала, но мы ничего не делали!

Он останавливается и оборачивается, выражение его глаз пугает меня до чертиков. Несколькими длинными шагами он сокращает расстояние, между нами, хватая меня за шею. Он прижимает меня к стене и наклоняется, пока не оказывается всего в дюйме от моего лица.

— Кто-то из вашей семьи убил мою мать. Мне было всего двенадцать лет, когда ее хладнокровно убили на нашей гребаной кухне, — говорит он опасно низким голосом.

— Ч-ч-что?

— Ты знаешь, что это делает с мальчиком, когда он видит, как его мать умирает прямо на его гребаных глазах, в его гребаных объятиях?

— Твою мать убили? — Шепчу я.

— Держу пари, твой дорогой старый папаша не рассказывал тебе об этом, не так ли? Нет, ты была слишком избалована, тебя всегда оберегали и держали подальше от всего этого дерьма.

— Откуда ты знаешь, что это сделала моя семья? — Осмелюсь спросить.

— Потому что они всегда убивали своих врагов одним и тем же способом. Трижды перерезая им горло. Столько же кинжалов в фамильном гербе Моретти.

Слезы наполняют мои глаза, когда я понимаю, что он говорит правду. Теперь все имеет смысл. Причина, по которой наши семьи превратились из знакомых в заклятых врагов почти за одну ночь. Я знала, что его мама умерла, но никогда не догадывалась, почему и кто за всем этим стоит.

Я с трудом сглатываю. Он сжимает мое горло, и я инстинктивно поднимаю руки, хватая его за запястье.

— Но я думаю, наши дедушки думали, что этот брак принесет какой-то мир, хотя я никогда не смог бы по-настоящему полюбить никого, кто носит фамилию Моретти.

Мой мозг работает сверхурочно, пытаясь обработать всю информацию. Думаю, меня держали в неведении, потому что мой отец никогда не рассказывал мне ничего из этого. Я понятия не имела, что Витале обвиняют мою семью в смерти матери Луки. Неудивительно, что их ненависть к нам так глубока.

— Пойди, что-нибудь поешь. Смерть от голода — недостаточно жестокая смерть.

Затем он отпускает меня, оставляя в ошеломленном молчании. Лука выходит из комнаты, и я остаюсь одна. Бросаю взгляд на кухню, но сейчас вряд ли смогу что-нибудь съесть. Мой желудок протестующе сводит, но я полностью потеряла аппетит. На самом деле, я чувствую, что меня вот-вот вырвет. Тот факт, что Лука был свидетелем смерти своей матери, вызывает тошноту. Он был таким молодым и невинным. Это объясняет, почему он вырос в холодного, черствого человека, которым. Ее убийство изменило его.

Теперь, когда я знаю правду о его ненависти ко мне, это заставляет меня опасаться за свою безопасность здесь, за безопасность моего отца. Когда я в доме Луки, прямо рядом с врагом, это делает нас всех уязвимыми.

Я тут же решаю, что утром навещу своего отца и докопаюсь до сути всего этого. Если мой отец действительно виноват в смерти матери Луки, то это все изменит.

Загрузка...