Макс
Что за гребаное дерьмовое шоу.
Еще долго после того, как Камилла удалилась в свою спальню, я сижу в гостиной и думаю о том, какой катастрофой обернулась эта ночь.
Нужно ли было мне врываться в туалет?
Нет.
Мог ли я справиться с ситуацией лучше?
Да.
Поступил бы я по-другому, если бы у меня был шанс?
Нет.
Нет, я бы не стал. Наблюдение за тем, как Камилла соблазнительно танцует перед тем, как пойти в туалет с другим мужчиной, необоснованно разозлило меня. Это не имело никакого отношения к ее безопасности, а было связано с тем, что другой мужчина прикасался к ней.
И мне это ни капельки не понравилось.
Я не могу испытывать чувства к этой женщине. Я — ассасин, а она — светская львица. Мы из разных миров и полные противоположности.
А я никогда не смешиваю бизнес с удовольствиями.
Кроме того, есть еще проблема, что я в нее стрелял. Если я сближусь с Камиллой и она узнает правду, это будет катастрофа.
Легче ненавидеть врага, чем друга.
Блять.
Трудно выполнять работу, противоположную той, что я обычно делаю.
Я не могу ожидать, что она перестанет жить, но и не могу допустить ни малейшего риска. Одна ошибка, и она мертва.
Через мой гниющий труп она умрет на моих глазах.
Ничего страшного, если она меня ненавидит, лишь бы я сохранил ей жизнь.
Я вздыхаю и поднимаюсь на ноги. Дверь спальни Камиллы открывается, и она выходит в своей обычной футболке и обтягивающих шортах. Босиком она спускается по лестнице и, не взглянув в мою сторону, направляется на кухню.
Улыбка время от времени тебя не убьет. Ей станет легче.
Я иду за ней на кухню и смотрю, как она достает ингредиенты из холодильника.
— Ты голоден? — спрашивает она тихим тоном, лишенным боевого духа, который она демонстрировала ранее.
— Можно перекусить, — отвечаю я.
Несмотря на то, что ее гнев был направлен на меня, я нашел это привлекательным. В ее глазах загорелись маленькие искорки, а щеки порозовели.
Камилла сексуальна, красива и добра. Господи, она идеальная женщина. Если бы все было по-другому, я бы выбрал именно ее.
Я так чертовски рад, что не убил ее.
Я смотрю, как она готовит сэндвичи с курицей и майонезом.
Дай женщине передохнуть, Максим. Она не из твоего мира, и угроза ее жизни, должно быть, очень огорчает.
Тем не менее я не могу рисковать дружбой с ней. Как, блять, я могу предотвратить это?
Камилла поднимает глаза и замечает, что я смотрю на нее. Ее брови сходятся, и она колеблется, прежде чем сказать:
— Я сожалею о сегодняшнем вечере.
Проходит несколько секунд, прежде чем я теряю бдительность настолько, что уголки моего рта подрагивают от улыбки.
Удивление мелькает на ее лице, и за ним быстро следует ее собственная улыбка. Разочарование, поселившееся на ее лице, исчезает, как туман перед солнцем.
Господи, неужели улыбка так много значит для нее?
— Я действительно не думала, что у тебя хватит духу улыбаться, — дразнит она меня.
Я замечаю, как расслабляется ее тело, и чувствую себя придурком из-за того, что не улыбнулся раньше.
Мое жестокое прошлое приучило меня не проявлять эмоций, но теперь, когда мне приходится охранять эту прекрасную женщину, я начинаю понимать, насколько безжизненной стала моя жизнь.
И все же ты не можешь впустить ее.
Камилла раскладывает сэндвичи по тарелкам, прежде чем сесть за столик, вместо того чтобы вернуться в свою спальню. Когда она с надеждой смотрит на меня, я подхожу ближе и сажусь напротив нее.
Она ждет, пока я откушу, а потом забирает половину своего сэндвича. Прожевав и проглотив, она спрашивает:
— Тебе не одиноко держать людей на расстоянии?
Не колеблясь, я отвечаю:
— Нет.
Наличие людей, о которых ты заботишься, дает твоим врагам повод для нападения.
— Я всегда считала себя интровертом, пока не встретила тебя, — упоминает она.
Наши взгляды встречаются, и проходит почти минута, прежде чем она опускает взгляд в свою тарелку.
— Итак, если ты будешь находиться в моем пространстве днем и ночью, как мы поступим, если я пойду на свидание или решу привести мужчину к себе домой?
Христос.
Она неловко хихикает:
— Я сойду с ума, если ты ворвешься в мою спальню, пока я… занята.
В моей груди возникает странное ощущение, и это выводит меня из себя.
Я знаю, что прошу неразумно, но я не могу остановить просьбу.
— Может быть, ты могла бы сделать перерыв в свиданиях, пока я рядом?
Чтобы я не убил невинного ублюдка, потому что мне не понравилось, как ты выкрикивала его имя.
— Что, если пройдут месяцы или год, прежде чем угроза будет устранена?
Тогда я в полной жопе.
Одно дело держаться подальше от Камиллы пару недель, но совсем другое — находиться рядом с ней месяцами.
Я привыкну к тому, что она рядом.
Начну заботиться о ней.
И, в конце концов, я сдамся и ослаблю бдительность.
Избегая проблемы, я говорю:
— Давай разберемся со всем по порядку.
Она кивает и откусывает последний кусочек от своего сэндвича. Вместо того, чтобы оставить тарелку на столе, она ставит ее в посудомоечную машину.
— Ты не обязана содержать квартиру в безупречной чистоте, — замечаю я. Когда она бросает на меня скептический взгляд, я добавляю: — Я хочу, чтобы ты чувствовала себя как дома в своей квартире.
Черты ее лица смягчаются, когда она смотрит на меня.
— Спасибо за попытку, Макс. Я ценю это.
Я киваю, прежде чем загрузить тарелку в посудомоечную машину.
— Не хочешь посмотреть со мной телевизор? — внезапно спрашивает она. — У меня есть закуски, если тебе нужен стимул.
Автоматически уголок моего рта приподнимается.
— Я бы согласился, если бы у тебя было пиво. Я не очень люблю закуски.
Поднимая руку к подбородку, она постукивает указательным пальцем по нижней губе.
— Хммм… У меня нет пива, но есть виски.
— Договорились, — усмехаюсь я.
Эмоции отражаются на лице Камиллы, и кажется, что она вот-вот расплачется. Она быстро разворачивается и бросается к бару со спиртным в гостиной.
Господи, это все, чего она хотела.
Ты мудак, Максим.
Я подхожу к ее буфету и беру пакет чипсов и плитку шоколада, а затем беру содовую из холодильника. С закусками Камиллы в руках я встречаю ее в гостиной.
Я ставлю закуски на диван, где она будет сидеть, и беру у нее стакан виски.
— Спасибо.
— Не за что, — шепчет она, устраиваясь поудобнее на диване.
Как только я сажусь в кресло, она спрашивает:
— Разве ты не хочешь переодеться во что-нибудь более удобное, чем костюм?
Я качаю головой, и когда она поджимает под себя ноги, я быстро смотрю в телевизор, чтобы не пялиться на ее голые ноги.
— Ты не против комедии? — спрашивает она.
Я киваю и делаю глоток виски. Жидкость обжигает горло, и мне кажется, что сидеть перед телевизором совершенно не в моем характере.
Я не могу вспомнить последний фильм, который смотрел.
Думаю, это было, когда я ходил в школу.
Камилла выбирает что-то под названием Телохранитель киллера, и я чуть не хихикаю.
Если бы только она знала иронию этого названия.
Через четыре минуты фильма я начинаю смеяться, когда подопечный телохранителя убит. Не из-за убийства, а из-за выражения лица Райана Рейнольдса.
Может, я и не смотрю часто телевизор, но я знаю, кто есть кто в мире развлечений. Я же не живу в танке.
Я чувствую на себе взгляд Камиллы, но сосредотачиваю свое внимание на фильме.
Я расслабляюсь и каждые пару минут хихикаю.
— Видишь, могло быть и хуже, — говорит Камилла легким и игривым тоном.
Недолго думая, я поддразниваю:
— Если ты устроишь мне хоть половину того дерьма, которое пришлось пережить этому бедняге, я, пожалуй, убью тебя сам.
Она смеется, как будто я только что рассказал ей самую лучшую шутку, и я перевожу взгляд на нее. При виде того, как она удобно устроилась на диване со своими закусками, в моей груди разливается тепло.
Этой женщине так легко угодить.
Мы смотрим фильм, и я должен признать, что мне нравится саркастический юмор больше, чем я думал. Но, возможно, мне смешнее из-за моей работы.
Когда начинаются титры, я действительно разочарован.
Как будто Камилла может прочитать мои мысли, она говорит:
— Есть продолжение. — Когда мой взгляд задерживается на ней слишком долго, она добавляет: — Если только ты не хочешь пойти спать.
Я качаю головой.
— Я посмотрю продолжение при одном условии.
В ее глазах появляется любопытство.
— Каком?
— Завтра ты найдешь немного времени, чтобы выйти и пофотографировать.
На ее лице мелькает удивление, затем она кивает.
— Окееееей? Это не то, что я ожидала услышать.
— А чего ты ожидала?
Она хихикает.
— Того, что ты скажешь мне, чтобы я никогда не нарушала ни одно из твоих правил.
— Это само собой разумеющееся.
Камилла поднимается с дивана и берет пустой стакан.
— Хочешь еще?
Когда я киваю, и она идет к бару с напитками, мой взгляд останавливается на ее заднице.
Мой контроль ускользает от этого сексуального зрелища, и я задаюсь вопросом, каково было бы отшлепать ее, чтобы она подчинилась.
Она несет стакан с виски в гостиную и, передав напиток мне, признается:
— Мне это нравится. Спасибо, что приложил усилия.
Она уже второй раз благодарит меня только за то, что я с ней общаюсь. Должно быть, для нее важен контакт с людьми.
Я ставлю стакан на приставной столик и спрашиваю:
— Если тебе так нравятся люди, почему ты ненавидишь быть светской львицей?
Камилла ищет продолжение и прикусывает нижнюю губу, обдумывая свой ответ.
— Я ненавижу фальшь, окружающую светских львиц. Все всегда пытаются превзойти друг друга. Все дело в статусе и деньгах.
Понимая, я киваю.
— Зачем ты это делаешь?
— Это то, чего ожидает от меня мой отец.
Наклонив голову, я спрашиваю:
— Но он любит тебя.
Камилла вздыхает и отправляет в рот чипсы.
— Мой отец — властный человек. Он не хочет, чтобы я работала, и настаивает, чтобы я вела жизнь светской львицы. — Ее глаза встречаются с моими. — Он подарил мне удивительную жизнь, меньшее, что я могу сделать, это следовать паре правил.
— Если бы у тебя был выбор, какую работу ты бы предпочла?
Ей не нужно думать над своим ответом.
— Я бы стала профессиональным фотографом. — Она морщит нос, из нее вырывается смешок. — Сомневаюсь, что заработаю хоть какие-то деньги, но мне бы это очень понравилось.
Мой взгляд устремляется в коридор, и я просматриваю ее коллекцию фотографий.
— У тебя талант, Камилла. Уверен, ты бы заработала на продаже своих работ.
Когда она ничего не говорит, я снова смотрю на нее. Ее губы приоткрыты, брови сведены, в глазах дрожат эмоции.
— Это самая приятная вещь, которую кто-либо когда-либо говорил мне.
Еще больше тепла проникает в ледяные покои моего сердца, и я начинаю беспокоиться, что, если дам этой женщине хоть полшанса, она почувствует себя как дома в моей груди.
Этого не должно случиться.
— Пора спать, — говорю я, поднимаясь на ноги.
— А как же фильм?
Я качаю головой и начинаю проверять каждое окно.
— Уже поздно. Мы можем посмотреть его в другой раз. — Когда я заканчиваю со своими проверками, направляюсь к лестнице и бормочу: — Спокойной ночи, Камилла.
— Спокойной ночи, — шепчет она, и я чувствую, как ее глаза провожают меня всю дорогу до самой спальни.
Господи, мне придется ходить по натянутой проволоке, стараясь быть помягче с Камиллой и не уделять ей слишком много внимания.
Просто убедись, что эта гребаная проволока не станет петлей у тебя на шее.
_______________________________
Пока Камилла дремлет, я достаю телефон и пролистываю список контактов, пока не нахожу номер Николая. Нажав на кнопку набора, я подношу аппарат к уху.
Я давно с ним не разговаривал и просто хочу связаться с ним.
Звонок проходит, затем мой друг рычит:
— Да?
На моем лбу появляется морщинка, когда я спрашиваю:
— Все в порядке?
— Нет, — бормочет он, явно чем-то расстроенный.
Когда у Николая плохое настроение, нужно просто слушать. В большинстве случаев мне удается его успокоить.
— Хочешь поговорить об этом?
— Я трахнул одну из посетительниц.
Я качаю головой, не понимая, почему это могло его расстроить.
— И?
— Она гребаная заноза в моем боку.
Я хихикаю.
— И ты решил, что трахнуть ее будет лучшим вариантом действий? Почему?
— Господи, это трудно объяснить, — ворчит он. — Она полна дерзости и пытается свести меня с ума.
Даже вполовину не так сильно, как Камилла сводит меня с ума.
Я ничего не говорю, потому что этот разговор не обо мне. Вместо этого я говорю:
— Да, я все еще не понимаю, почему ты решил трахнуть ее и почему это проблема.
Наступает минутное молчание, прежде чем он признается:
— Она мне небезразлична.
Мои брови взлетают вверх, потому что это впервые. Николай — холостяк по собственному выбору, и самые длительные отношения у него были, когда он женился на моей сестре, потому что я попросил его об этом.
— О, — бормочу я. — Насколько она тебе небезразлична?
— Слишком сильно. Я, блять, попросил Виктора отменить контракт на нее.
— Подожди. — Я чуть не давлюсь слюной и прочищаю горло. — Насколько я помню, было два активных заказа. О каком из них мы говорим?
— Эбигейл Сартори.
Чертовски удивленный, я почти кричу:
— Ты трахал дочь Сартори? — У меня вырывается приступ смеха. — Господи, теперь эта история становится все интереснее.
Сартори — враги Братвы и мафии. Чтобы Николай трахнул Эбигейл, женщина должна что-то значить для него.
— Отъебись, — бормочет Николай.
Я сдерживаю свой смех, затем спрашиваю:
— Еще раз, почему это проблема?
Николай вздыхает.
— Потому что я люблю свою жизнь такой, какая она есть, и мне не нужна женщина, разрушающая мой распорядок.
— А ты не задумывался, что, возможно, женщина улучшит качество твоей жизни?
— Да, так скажи мне, почему ты до сих пор не женат? — спрашивает он.
— Потому что я еще не встретил ту единственную.
В голове всплывает лицо Камиллы, но я быстро трясу головой, чтобы прогнать ее из своих мыслей.
— Точно. — Николай снова вздыхает, затем говорит: — Эбигейл — гребаное наказание. В конце концов, мы поубиваем друг друга.
Пытаясь быть голосом разума, я говорю:
— Ты этого не знаешь.
— Знаю. Никто никогда не выводил меня из себя так сильно, как она.
Встав с дивана, я иду на кухню и беру бутылку воды из холодильника.
— Почему она тебя бесит?
— Она, блять, флиртует так, будто это какая-то гребаная работа, и ничего не воспринимает всерьез.
У меня вырывается еще один смешок, потому что это звучит так, как будто она подходящая женщина для него.
— Эй, противоположности притягиваются. Учитывая, что ты дотошно относишься к своему распорядку дня и к тому, где все должно быть, ее взбалмошность может стать хорошей переменой.
Николай издает разочарованный стон.
— Между нами восемнадцать лет разницы в возрасте. Я достаточно взрослый, чтобы быть ее отцом.
— Но ты ей не отец, — констатирую я очевидное. — Возраст, блять, не имеет значения, пока обе стороны согласны на отношения.
— Ты, блять, не помогаешь, — ворчит он.
Сделав глоток воды, я говорю:
— Я не скажу тебе то, что ты хочешь услышать, Николай. Думаю, что если тебе небезразлична эта женщина, то стоит попробовать наладить отношения. Худшее, что может случиться, — это то, что ты потрахаешься с ней какое-то время и поймешь, что она не та, кто тебе нужен.
Трахнуть ее пару раз будет недостаточно.
— Она уже проникла мне под кожу. Если я впущу ее, то уже не смогу вытащить.
Я ставлю бутылку с водой на стойку и оглядываю гостиную.
— Я не понимаю, почему это является для тебя проблемой.
— Конечно, не понимаешь, ведь не твоя идеально выстроенная жизнь разлетится на куски.
Я вздыхаю, затем говорю:
— Послушай меня, Николай. Ты же не хочешь однажды проснуться и понять, что позволил единственной женщине, которую смог полюбить, уйти. — Я делаю паузу. — Не торопись и хорошенько все обдумай. Если твои чувства к женщине продолжат расти, тогда дерзай. По крайней мере, шансы будут в твою пользу.
— С чего ты это взял?
— Она позволила тебе трахнуть ее. Для женщин это эмоциональный акт. — Вот почему я должен держать Камиллу на расстоянии и не переходить с ней никаких границ. — Перестань волноваться и позволь всему течь своим чередом. Ты не можешь контролировать все, блять, в этом мире.
— А я, блять, буду пытаться, — бормочет он.
— Мне жаль женщину, которой приходится иметь дело с твоим ОКР и проблемами контроля, — поддразниваю я своего друга.
— Да, как ты это делаешь уже более тридцати лет.
Я прижимаю руку к груди, на моем лице улыбка.
— Черт возьми, ты прав. Мне жаль себя.
— Отвали, — хихикает он.
— Чувствуешь себя лучше? — Спрашиваю я.
— Да.
Зная, что это отвлечет его от проблемы, я решаю немного преувеличить ситуацию со своей стороны, говоря:
— Хорошо, теперь о Камилле Дюбуа. Эта женщина чертовски бесит.
Как я и надеялся, Николай начинает смеяться. Проходит некоторое время, прежде чем он переводит дыхание.
— Ты только что прочитал мне лекцию о любви и отношениях. Ты что, пропустил весь разговор?
Нахмурившись, я бормочу:
— Мне плевать на эту женщину.
— Пока, — усмехается он. — Дай ей время. Скоро она проникнет тебе под кожу, и ты не успеешь опомниться, как уже трахаешь ее до потери сознания, а твой лучший друг скажет тебе просто позволить всему течь своим чередом.
Качая головой, я рычу:
— Сегодня с тобой невозможно разговаривать. Я позвоню завтра, когда ты будешь в лучшем настроении.
В трубке раздается смех Николая, когда я завершаю разговор.
Черт, мне нужно быть осторожным с Камиллой, иначе я окажусь в том же положении, что и Николай.