IX. Карлскруна

Суббота, 2 апреля

В Карлскруне настал вечер, и опять, как и накануне, луна налилась полным светом еще до того, как окончательно стемнело. Все было тихо и спокойно, хотя опять целый день шел дождь и дул штормовой ветер. Люди, наверное, решили, что это надолго, и попрятались в дома. На улицах тихо и пусто.

Как раз в этот час к городу подлетела стая Акки с Кебнекайсе – Акка искала место для ночлега в архипелаге. На суше они оставаться не могли – их неотступно преследовал лис Смирре.

Мальчик, как всегда, летел на Белом и смотрел на открывшийся внизу архипелаг. Небо над ними уже не голубело, как днем, оно изменило цвет и стало похожим на огромный купол бледно-зеленого стекла. Море тоже перекрасилось – стало молочно-белым и будто светилось изнутри, а по нему медленно катились белые волны с ажурной серебряной опушкой. Только у горизонта, там, где только что исчезло солнце, на воде догорала глянцевая, четко очерченная золотая полоса. Бесчисленные острова казались черными. Неважно, большие или маленькие, покрытые лугами или скалистые, они совершенно одинаково чернели на фоне моря. Даже дома, церкви и мельницы, которые он привык видеть белыми или красными, высились черными силуэтами на фоне холодного бирюзового неба. Ему показалось, что, пока они летели, землю подменили. И если они сейчас приземлятся, перед ними откроется совершенно иной мир.

Он как раз уговаривал себя, что в эту ночь должен обязательно победить страхи, но тут, как назло, увидел нечто и в самом деле пугающее. Стая летела над островом, состоящим целиком из высоких, квадратных скал, а между скалами сверкали золотые украшения – цепочки, кольца и медальоны! Он сразу вспомнил скалу Магле, которую тролли, живущие в поселке Тролль-Юнгбю, время от времени поднимали к небу на высоченных золотых подпорках.

Но ладно бы еще золото в скалах. Мальчугана по-настоящему испугало другое. Вода у берегов кишела всякими чудищами. Киты, акулы, еще какие-то неизвестные сказочные звери. Он сразу понял, что это никакие не киты и подавно не акулы. Остров осадили морские тролли, они собрались биться с сухопутными троллями, облюбовавшими этот странный клочок земли. И сухопутные понимали, что их ничего хорошего не ждет, – мальчик разглядел на вершине самой высокой скалы гигантского тролля, который стоял с поднятыми в отчаянном жесте руками. Тролль явно оплакивал свою судьбу, судьбу родного острова и его обитателей.

Мальчику тоже стало страшно, но когда он понял, что Акка выбрала место именно на этом проклятом острове, страх перешел в ужас.

– Не надо! – крикнул он. – Только не здесь!

Но гуси не расслышали его возгласа. И когда стая опустилась совсем низко, ему стало смешно: надо же, какая чушь померещилась! Никакие это не скалы, а дома. Золотые цепочки оказались уличными фонарями и освещенными окнами. Гигант с поднятыми руками – церковь с двумя плоскими башнями по углам, а все страшные морские чудовища – не что иное, как лодки и корабли, причаленные к пирсам. А пирсов было очень много. На западной, обращенной к материку стороне стояли в основном гребные и парусные лодки, на их фоне маленькие каботажные пароходики и вправду смотрелись как настоящие киты.

А с востока стояли на рейде огромные военные бронированные корабли. Широкие, массивные, с толстыми, откинутыми назад трубами. И другие – узкие и длинные; наверняка очень быстрые, скользят по воде, как дельфины.

Что это за город, мальчик вычислил сразу. Где еще может быть столько военных кораблей? Всю свою недолгую жизнь он был очарован кораблями, хотя никогда ни одного и не видел, кроме разве что бумажных корабликов. Он сам запускал их в плавание в придорожных канавах. Конечно же город, где стоял целый военный флот, не мог быть никаким другим, кроме славной Карлскруны.

Дед Нильса Хольгерссона много лет служил во флоте и без конца рассказывал про Карлскруну, про огромные корабельные верфи, про сам город, про церкви и памятники. И если бы мальчик мог отпустить шею Белого, он потирал бы руки от удовольствия, настолько рад был увидеть своими глазами все, о чем рассказывал дед.

Но зря надеялся: едва он краем глаза заметил крепостные сооружения у входа в гавань, Акка дала команду приземлиться на одной из башен большой церкви.

Для гусей, скрывающихся от неумолимого лиса Смирре, место было, конечно, очень надежным. Лисы лазать не умеют и предпочитают держаться подальше от церквей. И для мальчика тоже – разумеется, если не подходить к краю башни. Ничего, завтра, когда рассветет, он рассмотрит все: и верфь, и корабли.

Даже ему самому показалось странным собственное нетерпение – почему бы не выспаться, почему не дождаться рассвета? Он ведь и заснул уже под крылом, но тут его словно толкнул кто-то.

Вылез из-под крыла и по водосточной трубе соскользнул на землю.

Перед церковью была большая, мощенная булыжником площадь. Каждый булыжник с него величиной. Очень неудобно. Примерно так же, как для человека нормальных размеров перепрыгивать с кочку на кочку.

Сельским жителям всегда страшновато в городах. Им, выросшим на просторах лугов и полей, непривычно смотреть на широкие, по линейке проложенные улицы, на застывшие в своей огромности дома. Им кажется, все на них смотрят. И мальчик вдруг пожалел о своем опрометчивом решении. Захотелось вернуться на башню, под теплое крыло Белого.

К счастью, на площади было совершенно пусто. Ни души, если не считать бронзовой статуи на пьедестале. Мальчик долго рассматривал этого высоченного, крепко сложенного дядьку в треугольной шляпе, длинном камзоле, брюках до колен и в больших неуклюжих ботфортах. Интересно, кто он такой? И длинную палку держит так, будто вот-вот готов пустить ее в дело. Поза надменная, и выражение лица неприятное: строгий взгляд, крючковатый нос, некрасивый рот с очень толстыми губами.

– Вот это губы! Интересно, что здесь делает этот губошлеп? – Нильс чувствовал себя таким маленьким и беззащитным на огромной площади, что решил немного подбодрить себя. – Ты такой огромный и бронзовый, а я маленький и беззащитный… и все равно, я живой, а ты нет.

Пусть стоит пока, решил мальчик и двинулся по широкой улице к гавани.

И почти сразу услышал за спиной шаги.

Кто-то тяжело шагал по булыжной мостовой, пристукивая палкой. Можно подумать, здоровенный бронзовый дядька решил прогуляться по ночному городу. Мальчуган прислушался. Шаги стали громче.

Так и есть. Теперь он был уверен, что бронзовый истукан пустился за ним в погоню. Каждый шаг отдавался тяжким медным гулом в пустынных переулках, вздрагивала земля, и тихо позвякивали стекла в окнах. Будто редкие удары большого колокола. В ночной тишине эти шаги звучали особенно грозно. Мальчик вспомнил, как невежливо обошелся с Бронзовым, и испугался. Не решался даже голову повернуть – посмотреть, кто там.

А может, Бронзовый просто пошел прогуляться? Кто угодно устанет стоять на месте целыми днями. Не мог же этот истукан разозлиться на такую ерунду! Губы ведь и в самом деле толстые.

Мальчик ничего плохого в виду не имел, но на всякий случай свернул в переулок. Гавань подождет, надо сначала разобраться с Бронзовым.

И тут же из-за угла появилась величественная бронзовая статуя. К своему ужасу, мальчик понял, что Бронзовый и вправду его преследует, и ему стало очень страшно. Он растерялся – и что теперь делать? Где укрыться? Все подъезды и ворота заперты на ночь.

По правую руку он увидел старую деревянную церковь, стоявшую немного на отшибе, в небольшой рощице.

Если удастся добежать, там его никто не найдет.

Он ринулся к церкви и заметил какого-то старика. Тот стоял на песчаной дорожке и махал ему рукой.

Хочет помочь, обрадовался мальчуган и прибавил шагу.

Но когда он подбежал поближе, обнаружилось, что это тоже статуя, только деревянная. И как же она могла махать?

Довольно грубо вырезанная из дерева коротконогая фигура со свекольной физиономией, черными волосами и шкиперской бородкой. Деревянная шляпа на голове, коричневый деревянный кафтан, деревянные брюки, чулки, деревянные черные сапоги. Недавно выкрашен и отлакирован – иначе с чего бы он так сиял в лунном свете?

Добродушный какой, подумал мальчик, и проникся к деревянному доверием.

Тут он увидел, что в руке у деревянного дядьки табличка, а на ней написано:

Кто б ни был ты, остановись,

Поднять мне шляпу не ленись,

Под шляпой на затылке

Отверстие копилки.

Вот оно что! Копилка! Деньги собирают в пользу бедных. И всего-то. А он думал, что-то интересное. Мальчик вспомнил: еще дед рассказывал про эту деревянную статую, которую почему-то очень любят все дети Карлскруны.

Он пригляделся – и правда что-то было в этом бородатом коротышке. Он был очень старый, наверняка больше ста лет, но казался крепким и жизнерадостным, словно бы говорил: посмотрите, какие молодцы мы были в старину!

Деревянный бородач так понравился мальчику, что он совершенно забыл про своего преследователя. Но тот-то о нем не забыл. Опять послышались тяжелые, гулкие шаги, опять мелко задребезжали стекла в темных окнах. Бронзовый уже свернул к церкви. Куда деваться?

И вдруг деревянный старик нагнулся и протянул ему большую, похожую на лопату руку. Мальчик тут же вспрыгнул на ладонь – почему-то он точно знал, что этот старый сборщик подаяний никакого зла ему не причинит. Старик, недолго думая, приподнял шляпу, посадил мальчика на лысину и опять ее надел. Поправил и застыл.

Не успел Деревянный спрятать мальчика, появился бронзовый великан и стукнул тростью по земле с такой силой, что старичок закачался.

– Ты кто такой?

Деревянный со скрипом поднял руку и приложил к шляпе.

– Русенбум, если позволите, Ваше Величество, – сказал он. – Когда-то служил боцманом на линкоре «Отважный». С военной службы уволился, работал церковным сторожем в Адмиралтейской церкви. Ныне, будучи вырезан из дерева и покрашен, стою на погосте, дабы собирать подаяния для неимущих сынов Отечества.

«Ничего себе! – подумал мальчик. – Ваше Величество

Только сейчас он сообразил, что статуя на центральной площади не может принадлежать никому иному, кроме как основателю города. То есть он нагрубил ни больше ни меньше как самому королю Карлу Одиннадцатому!

– Вот и молодец, Русенбум! А теперь скажи, не видел ли ты сопляка-недоростка, который шатается по городу без дела? Нахальный и невоспитанный мальчишка. Мне бы только его поймать, задам я ему трепку.

Он опять шарахнул бронзовой тростью о мостовую так, что у мальчика внутри все задрожало.

– Как не видел, Ваше Величество! Конечно видел!

Тут мальчику стало совсем плохо. Он затрясся как осиновый лист. Сквозь щелку в деревянной шляпе он видел физиономию короля, и физиономия эта ничего хорошего не предвещала. Но как только деревянный боцман произнес следующие слова, у него отлегло от сердца.

– Еще как видел! – повторил Русенбум. – Сопляк, Ваше Величество, побежал к верфи. Намеревается скрыться, Ваше Величество! – Подумал и добавил: – Осмелюсь доложить!

– Вот как! Тогда нечего тебе прохлаждаться на своих подмостках, Русенбум. Приказываю идти со мной. Четыре глаза лучше, чем два. Мы его разыщем!

– Нижайше прошу позволения остаться на месте, Ваше Величество! – жалобно сказал Русенбум. – Я только с виду такой бравый, это все краска и лак, а на самом деле… фальшивый блеск и обманчивый лоск, Ваше Величество! Боюсь рассыпаться. Вся основа прогнила.

Бронзовый был не из тех, кто терпит возражения.

– Это еще что за глупости! – рявкнул он. – Приказываю идти со мной, Русенбум!

С этими словами он поднял трость и треснул деревянного боцмана по плечу.

– Вот видишь, ничего не случилось, – успокоил он старика.

А если бы случилось? Тебя бы так! – подумал мальчуган, сидя под шляпой. Он уцепился за край щелки для монет, чтобы не соскользнуть по гладкой, как шар, лысине.

Старик, скрипя, слез со своего помоста. Они двинулись в путь и остановились у широких ворот. Это была знаменитая судоверфь в Карлскруне.

Около ворот дежурил матрос, но Бронзовый ударом ноги открыл створки, и матрос, как показалось мальчику, ничего не заметил.

Верфь оказалась похожей на крытую гавань, разделенную на отсеки мостками на деревянных сваях. И почти в каждом отсеке стоял военный корабль. Много кораблей. Вблизи они казались еще более страшными, чем с воздуха.

«Ничего удивительного, что я принял их за морских троллей», – подумал мальчуган.

– И где же нам теперь его искать? – спросил король.

– Думаю, в модельном цехе, – услужливо подсказал боцман. – Там и кораблики ему по росту.

Вдоль дороги, ведущей от ворот к воде, стояли несколько старинных домов. Бронзовый король уверенно пошел к одному из них, самому приземистому, с крошечными окнами и солидной черепичной крышей. Он ткнул тростью в дверь, и она открылась настежь. Боцман следовал за своим монархом. Они поднялись по стертым деревянным ступенькам и оказались в зале, забитом маленькими кораблями с полным такелажем и парусным вооружением. Мальчуган сообразил, что это модели всех кораблей, сошедших со стапелей этой верфи и пополнивших ряды славного шведского флота.

Каких только судов здесь не было! Линейные корабли с длинными рядами пушечных амбразур по бортам, высокими надстройками на корме и на носу и с бесчисленным количеством парусов на мачтах. Маленькие гребные галеры для патрулирования архипелага, с отверстиями для весел. Беспалубные пушечные ялы, фрегаты с богатой позолотой – модели королевских флагманов. Тяжелые паровые броненосцы с башнями и орудиями на палубах. И разумеется, последний крик корабельной моды – узкие, сверкающие, как рыбы, торпедные катера.

Мальчика просто распирало от гордости. Подумать только, все эти роскошные корабли построены в Швеции! Мало того, в Карлскруне, совсем недалеко от его хутора.

Времени рассмотреть модели оказалось больше чем достаточно: бронзовый король увидел все это великолепие и совершенно забыл, зачем пришел. Он осмотрел все модели до одной и без конца задавал вопросы. А Русенбум, старый боцман, рассказывал все, что знает: о корабелах, о капитанах и их судьбе. Рассказывал о Чапмане[11], о Гогланде и Свенсксунде[12]… Рассказ его кончился 1809 годом, когда старый Русенбум ушел в отставку.

И королю, и старому боцману больше всего по душе были старинные парусные корабли. Современные неуклюжие и тяжелые железные чудища их раздражали.

– Вижу, Русенбум, ты тоже не в восторге от этих новомодных уродов, – с одобрением громыхнул бронзовый король. – Пошли дальше! Ты очень порадовал меня, Русенбум!

Он совершенно забыл о негодном мальчишке, который посмел оскорбить самого короля, назвав его – подумать только! – губошлепом. И физиономия у этого Бронзового, оказывается, вовсе не такая злая, как показалось сначала.

Они обошли все мастерские – пошивочную, где шили паруса, якорную кузницу, столярный цех, длинную-предлинную крытую дорожку, где вили канаты. Мачтовые краны, доки, склады, пушечный двор. Один из доков был прямо в скале. Наверное, когда-то потратили много труда: долбили, вывозили камни, опять долбили… Но теперь этот док выглядел пустым и заброшенным.

Прошли по укрепленным на сваях пирсам, где были зачалены новые военные корабли, зашли на миноносец и начали со знанием дела обсуждать его достоинства и недостатки. Боцман – понятно. Боцман Русенбум провел на море всю жизнь. Но мальчика удивило, что и король неплохо разбирается в морском деле.

Под деревянной шляпой он чувствовал себя в полной безопасности, поэтому ему было очень интересно, как в старые времена люди из сил выбивались, чтобы построить, оснастить и постоянно улучшать свои корабли. Флот был важнее всего, без флота они не смогли бы защитить большую и малонаселенную страну. Мальчик, потомок моряка, даже пару раз прослезился. Как здорово, что он все это узнал!

И напоследок необычная пара вышла на открытый двор, где были выставлены деревянные скульптуры, когда-то украшавшие форштевни боевых кораблей. Ничего более странного мальчик прежде не видел. Эти устрашающие, оскаленные физиономии, могучие фигуры с русалочьими хвостами были полны той же нескрываемой и даже слегка хвастливой гордости, что и каждый корабль, построенный на верфи в Карлскруне. Они пришли из другого, незнакомого мальчику времени, и он почувствовал себя еще меньше, чем был на самом деле.

Король остановился. Он долго смотрел на эти фигуры и вдруг воскликнул:

– Шляпу долой, Русенбум! Поклонимся всем, кто строил эти корабли, всем, кто сражался за Отечество!

Бедняга Русенбум, скорее всего, просто забыл, что именно заставило его пуститься в это небезопасное для его деревянных суставов путешествие. Он сорвал с головы шляпу и закричал:

– Я поднимаю шляпу перед теми, кто создал эту замечательную верфь, кто построил наши непобедимые корабли! Вечная слава королю, возродившему геройский шведский флот!

– Спасибо, Русенбум! – громовым голосом грянул король. Словно колокол ударил. – Хорошо сказано, Русенбум! А что у тебя на голове, Русенбум?

А на голове Русенбума стоял Нильс Хольгерссон. Но теперь он уже ничего не боялся. Сорвал свою белую шапочку с кисточкой, замахал восторженно и пропищал:

– Вечная слава королю-губошлепу!

Бронзовый впечатал трость в землю так, что Русенбум покачнулся, и мальчик еле удержался у него на лысине.

Как собирался наказать дерзкого мальчишку король, осталось неизвестным. Потому что именно в эту секунду из-за горизонта брызнули первые солнечные лучи, и оба, и Бронзовый, и Деревянный, исчезли, точно их и не было, точно возникли они из предутреннего тумана и рассеялись вместе с ним.

Мальчик стоял, мало что соображая. Он даже не знал, что дикие гуси уже снялись с церковной башни и ищут его по всему городу.

Наконец они разглядели своего миниатюрного спутника. Белый отделился от стаи и подхватил ошеломленного и радостного Нильса Хольгерссона.

Загрузка...