Каспар
— Ты сообщил ей слишком много, Каспар, — предостерег Фабиан у меня в голове. В его голосе явно чувствовалось недовольство.
— Ты говоришь, как мой отец, — огрызнулся я.
— Чем больше ты ей расскажешь, тем сильнее навредишь. А я уверен, что никто из нас не желает этого.
— Она задала вопрос, Фабиан, на который я дал ответ. Я не сказал ни слова о сагеанах, только об Атенеа.
Фабиан мысленно вздохнул.
— Просто не навреди ей. Она очень хрупкая, и не только физически.
Меня охватил гнев.
— Ты считаешь, что я этого не знаю? Думаешь, я желаю ей зла?
Он молча раздумывал, что добавить, но я ощущал его печаль.
— Раньше мне бы это и в голову не пришло, но в последние пару лет все изменилось.
Навалились тяжелые мысли о матери, я вспомнил ее веселый, заливистый смех.
— Не надо впутывать в это мать! Кроме того, кто бы говорил. Ты причинил Виолетте боль хотя бы тем, что пошел за ней!
— Ты говоришь так, словно за тобой нет никакой вины, — с презрением бросил он.
— Это не так, — возразил я.
— Тогда, возможно, тебе стоит разобраться с собственными чувствами, — выпалил Фабиан. — Даже не надейся, что я не заметил, как ты себя ведешь, когда она рядом. Ты флиртуешь, любезничаешь и проводишь с ней намного больше времени, чем кто-либо из нас, — горячился он.
— Это неправда, — запротестовал я. — Не понимаю, на что ты намекаешь. Поэтому проваливай из моей головы!
Миниатюрная девушка повернулась ко мне. Она стойко выдер жала мой хмурый взгляд, потом посмотрела на мои руки, которы ми я все крепче сжимал руль. Я не понимал, о чем говорил Фаби ан. Я не испытывал к ней тех же чувств, что он. Но в одном я был уверен: я воспринимал ее иначе, чем три месяца назад.
— Ты рассказал ей слишком много, Каспар.
Знакомое выражение легкой озабоченности исказило черты е лица, когда она заметила мой сердитый взгляд. Меня захлестнула очередная волна сомнений, которые возникали в моей душе лишь после слов отца.
— Я только ответил на ее вопросы, не более.
Сказав это, я вздохнул, не сомневаясь, что мои слова слышал не только Фабиан.
— Ты совершил нечто большее, чем просто ответил на ее вопросы, — услышал я голос, который, без сомнения, принадлежал Лли-риаду Алъя Атенеа, королю Атенеа.
— Просто превосходно!
Мои подозрения о том, что отец позволял подслушивать, подтвердились. Лишь из необходимости проявлять уважение я вежливо ответил королю.
— Принц Каспар, — продолжил он тем же отеческим тоном, — осведомлены ли вы о возможных последствиях ваших действий?
Я мысленно вздохнул, теряя терпение и гадая, как Фэллону удавалось скрывать от отца мнение относительно того, что не нужно держать Виолетту в неведении.
— Конечно.
Вмешался еще один незнакомый голос, и я почти поверил, что каждый присутствующий на собрании мог слышать меня. Почти автоматически мой разум начал закрываться, пряча как можно дальше мои секреты.
— Тогда скажите, Ваше Высочество, если вы понимали, какими могут быть последствия, почему это вас не остановило?
Во мне заклокотала ярость.
— Я не сказал ни слова об измерениях. Но я бы рассказал о них если бы мог. Она заслуживает знать правду.
В сознании появился еще кто-то, мощный и недовольный, Ко нечно, это был отец.
— Каспар, — прогремел его голос.
Не обращая на него внимания, я продолжал, потому что больше
мог терпеть их мелкие политические интриги.
__ Ты не сможешь вечно скрывать от нее. К тому же она очень любопытна, и это тебе тоже не по силам изменить. Если ты откажешь ей в правде, Виолетта возненавидит нас, а она нам нужна, особенно если Пророчество сбудется и у Майкла Ли будут развязаны руки.
Король начал терять терпение.
— Да как ты смеешь, Каспар? Проси прощения.
— Нет!
Я не собирался извиняться лишь за то, что не согласен с подобным положением вещей, которое поддерживал Совет измерений.
— Возьми свои слова обратно, не то пожалеешь, — прошипел он. Это могло стать последней каплей, но я все равно продолжил:
— Пожалею? Ты же знаешь, что я дело говорю, но не можешь принять этого. Матери было бы стыдно за тебя.
Отец начал ворчать. Это ворчание слышал не только я, но каждый в Варнли, любой на многие мили вокруг. В конце концов, закрыв свой разум для всех, он обратился только ко мне:
— Начиная с завтрашнего полудня ты больше не притронешься к этой девушке, Каспар. Ни зубами, ни пальцами, ничем.
Я открыл свой разум, чтобы меня услышали все:
— Да пошел ты!
Волна удивления прокатилась по собравшимся. Даже Виолетта, беспомощный человек, выпрямилась, широко раскрыв обеспокоенные глаза.
Подъехав к дому Чарли, где мы условились встретиться, я выключил двигатель. Я повернулся к Виолетте, смотревшей в окно, и взял ее за руку.
— И снова добро пожаловать в Лондон, Виолетта!