Уголовного розыска воин

Удар в спину

Конечно, читинцы старшего и среднего возраста помнят талантливого организатора оперативно-розыскной службы подполковника милиции Николая Савельевича Арзубова. Николай Савельевич начал службу в читинской милиции в довоенные годы, был на боевом посту в тяжелые годы войны и в послевоенное время. Он занимал разные должности в областном управлении. Но жители города называли его «главным сыщиком».

Николай Савельевич, как говорят, горел на работе. Годы брали свое, и 11 января 1955 года Арзубов подал рапорт, который и сейчас заслуживает внимания:

«В условиях города Читы я проработал 17 лет. Вследствие длительной работы в отделе уголовного розыска чувствую усталость. Но в то же время хочу трудиться на благо Родины на избранном мною пути по борьбе с уголовной преступностью. В органах милиции работаю 27-й год и все время вел активную борьбу с уголовной преступностью. Прошу учесть изложенное мною и перевести на периферию для дальнейшей работы».

Просьбу Арзубова учли и направили его начальником милиции в центр золотодобывающей промышленности Забайкалья — город Балей.

1978 год был для Николая Савельевича трижды юбилейный. Он отметил свое семидесятипятилетие, сорок лет пребывания в рядах Коммунистической партии и сорок лет работы в органах МВД на Дальнем Востоке.

Придя домой, Николай Савельевич сразу же повалился в постель: смертельно хотелось спать. Позади были три бессонные ночи. Но отдохнуть как следует так и не удалось.

— Папа, папа, — услышал он сквозь сон, как тормошит его девятилетняя дочурка, — телефон звонит.

Николай Савельевич вскочил, схватил телефонную трубку.

— Совершено разбойное нападение на кассу геологической экспедиции, — басовито доложил дежурный по управлению капитан Андреев. — Сторож убит. Преступники с места происшествия скрылись. Возле конторы находится участковый уполномоченный Кузнецов. Собираю оперативную группу.

Николай Савельевич, еще не совсем пришедший в себя после сна, дал указание срочно поднять судмедэксперта, следователя, эксперта-криминалиста, проводника служебно-розыскной собаки и начал одеваться.

«Газик» остановился у конторы геологической экспедиции. Арзубов поднялся на крыльцо, вошел в помещение, оглядел его. Вещи беспорядочно раскиданы. В углу сейф с отвисшей набок дверцей. На полу, в луже крови, лежит человек в беличьей шапке-ушанке с полотенцем вокруг шеи. На столе пустые бутылки из-под перцовой настойки, недоеденные рыбные консервы в банке. Валялись окурки, кусок хлеба. На стуле — осколки разбитого стакана с запекшейся кровью, тут же шерстяной в красную полоску шарф.

Оценив обстановку, Арзубов подал проводнику служебно-розыскной собаки старшине милиции Никулину шарф и приказал пустить по следу Рекса.

Собака юлой закружилась возле конторы, наконец рванулась вперед. Никулин и Арзубов еле успевали за Рексом. Луна ярко освещала голубоватый снег. Высокие сосны далеко отбрасывали черные тени. Дорога казалась разлинованной. Мороз был сухой, крепкий, обжигающий. Снег под ногами хрустел, словно кто-то ломал сухой валежник. Собака выбежала на окраину города, к лесу, подбежала к крыльцу большого дома под железной крышей, стала мордой тыкаться в дверь, царапать ее лапами.

Арзубов и Никулин забарабанили в дверь.

— Кого там нелегкая принесла? — простуженно прохрипел недовольный женский голос. Потом уже более мирным тоном спросили: — Кто там?

— Откройте, пожалуйста! Милиция.

Звякнула щеколда, и молодая женщина, посторонившись, впустила их в дом. Пахло винным перегаром. Муж женщины, видимо, только что проснулся и недоуменно таращил заспанные глаза. Арзубов задал ему несколько вопросов, но вразумительных ответов не получил. Хозяин как будто не мог понять, чего от него хотят, и только бессмысленно моргал глазами.

— Одевайтесь, поедете с нами, — сказал Арзубов. Тот снова что-то промычал и шагнул к выходу.

— Куда же вы его уводите? — заплакала хозяйка. — Ничего муж не мог сделать плохого! Ничего!

Арзубов не сомневался в причастности этого человека к преступлению и решил незамедлительно поговорить с ним. Однако подозреваемый говорил отрывисто, изредка бранился да просил закурить. Из всего сказанного им можно было понять только, что он — Каретин Игорь Сергеевич.

Так ничего и не добившись, Арзубов распорядился его задержать.

В маленькой камере спали двое. Каретин толкнул одного в бок, тот подвинулся. Он рухнул на освободившееся место и тут же захрапел.

Часов в девять утра его подняли. Милиционер принес завтрак, но Каретин есть не стал, его мутило. Когда немного пришел в себя, понял, что посадили его не случайно. Что-то он, вероятно, натворил. Он припомнил, как минувшей ночью пил со стариком сторожем в конторе геологической экспедиции, как сторож, разозлившись, ударил о стол стаканом, разбил его и порезал себе руку. А он помогал старику замотать руку тряпкой, А дальше? Дальше — туман... Больше он ничего вспомнить не мог.

Часов в одиннадцать Каретина вызвали на допрос. Он уже собрался с мыслями и, казалось, знал, что сказать, как оправдаться. Но под суровым взглядом Арзубова растерялся. А тот напрямик, не давая сосредоточиться, спросил:

— Расскажите, как вы ограбили кассу? За что убили сторожа? Назовите соучастников.

— Никакого сторожа я не убивал и кассу не грабил.

Каретин понимал, что его спасение — в полной откровенности. Он попытался овладеть собой. Здоровый, сильный мужчина выглядел сейчас жалко: вьющиеся волосы спутались, упали на глаза, руки дрожали.

— Старик хотел побить меня, — начал он. — Замахнулся стаканом. Я толкнул его. А он с размаху стаканом ударил о стол. Потом мы помирились. Допили третью бутылку, и я ушел домой.

— На какой почве возник скандал? — в упор посмотрел на Каретина Арзубов.

— Длинная это история, товарищ... гражданин Арзубов. Дед грешил на меня из-за сына... Я работал старшим рабочим на буровой вышке. Однажды сын старика — Ванюшка — попросил отпустить его в деревню. Я согласился. Ванюшка двое суток прогулял в деревне, вернулся пьяный и принес с собой несколько бутылок. Я отругал парня, а он, паршивец, снова напился, подрался с рабочим и сломал тому ключицу. Что делать? Я хотел все уладить по-мирному, но рабочие не согласились и велели сообщить о нем в милицию. Я так и сделал. Иван получил срок. Вот дед на меня и взъелся. Я ему много раз объяснял, как дело было, но никак не мог убедить. Вот и решил после получки еще раз объясниться, — торопился Каретин, искательно заглядывая в глаза Арзубову.

— Так и запишем, — обмакнул в чернила ручку Арзубов. — Теперь перейдем ближе к делу. Когда и за что вы убили сторожа?

— Я не виноват. Я не убивал! Я... я... я... — Каретин задыхался.

На третий день во время очередного допроса молодая женщина, следователь прокуратуры, подвинула Каретину постановление с большой гербовой печатью.

— Прошу расписаться. Вы арестованы.

Каретин как-то сразу обмяк, облизал сухие губы, дрожащей рукой поставил подпись и тихо, покорно сказал:

— Невинного человека сажаете.

Арзубову стало не по себе.

В его практике было много случаев, когда преступник поначалу не сознавался, отрицал неопровержимые доказательства, но на второй или третий день он начинал с мельчайшими подробностями воссоздавать картину преступления. Но Каретин оставался невозмутимым и ко всему безразличным. Психологического перерождения арестованного не получилось.

И в последующие дни он слово в слово повторял одно и то же, категорически отрицая свое участие в убийстве сторожа и ограблении кассы.

— Дактилоскопическая экспертиза подтвердила идентичность оставленных следов на бутылке с отпечатками ваших пальцев. Судебно-медицинской экспертизой установлено, что смертельная рана в спину сторожа нанесена вот этим вашим охотничьим ножом. Биологическая экспертиза обнаружила кровь убитого сторожа на вашей одежде. Исследованы также окурки. Папиросы «Север» курили только вы и сторож. Теперь что вы скажете, Каретин? — растягивая слова, спросила следователь.

— Что же вы молчите? — не выдержал Арзубов.

— Ничего, — ответил Каретин и взглянул на Арзубова так, точно видел его впервые.

— Будем начинать все сначала? — загорячился Николай Савельевич, потирая шершавой ладонью вспотевший крутой лоб.

— Я не грабил! Не убивал! — отчаянно зашептал арестованный. Все детали этого кошмарного преступления в конторе геологической экспедиции были против него, решительно все...

Каретин со всем соглашался, все улики признавал, но как только доходило до прямого вопроса, он неизменно отвечал: «Я не грабил, не убивал».

Следователь склонялась к тому, чтобы предъявить арестованному обвинение в умышленном убийстве и направить дело в суд. Но Арзубов не торопился. Он до мелочей анализировал добытые данные, взвешивал все «за» и «против». Тогда на месте происшествия не ускользнула от его наметанного глаза даже такая деталь, как шапка на голове убитого. «Когда и зачем он ее надел, сидя в теплой комнате?» — думал Николай Савельевич. А в ушах Арзубова звучал голос жены Каретина: «Ничего муж не мог сделать плохого! Ничего!»

Николай Савельевич созвал оперативное совещание. В просторном кабинете собрались оперативные работники уголовного розыска. Когда Николай Савельевич высказал сомнение в причастности Каретина к делу об убийстве сторожа, оперативники удивленно посмотрели на него.

Слушая выступления своих сотрудников, Арзубов вдруг припомнил одну старую историю, случившуюся с ним, когда он только начинал свою службу в уголовном розыске.

В «крестовом доме» под железной крышей, большими окнами смотревшем на реку Ингоду, повесилась женщина, грузная, тяжелая.

Осмотрев место происшествия, Арзубов со следователем пришли к заключению — обычное самоубийство. Тем более что опрошенные показали: муж той женщины частенько приходил пьяный, в доме вспыхивали скандалы, и женщине приходилось ночевать у знакомых.

Но когда они собрались уходить, к ним подбежал мальчишка лет десяти, вихрастый и конопатый, и прошепелявил:

— Дяденьки, она не шама повешилась.

— Как не сама? Ты что — видел? — удивился Арзубов.

— Не шама, не шама, — замахал тонкими руками мальчик.

— Пар-р-р-шивец, — заорал на мальчонку хозяин дома. — Кто тебя звал сюда? Вон! — Лицо его вдруг почернело, а глаза налились кровью, стали страшными.

В этот момент Арзубов еще раз взглянул на петлю и обнаружил, что узел ее необычный, морской. Этот узел и явился ключом к раскрытию преступления. Произвели тщательный обыск и нашли: золотые червонцы, золотой крест, золотые часы, перстни, кольца, сережки, более пуда серебряных монет — все тщательно упакованное. Убийца был отведен в милицию.

«Здесь тоже «узел», — думал начальник уголовного розыска. — Мальчишка не видел, как вешали женщину, но он чутьем уловил страшное преступление. А жена Каретина? Она тоже чувствует, что муж ее не убийца. Может, все собранные улики — только совпадение? Нет, слишком уж их много. И каждое неопровержимо...»

Совещание закончилось тем, что Николай Савельевич приказал старшему оперуполномоченному разработать дополнительный план по раскрытию преступления в конторе геологической экспедиции и тщательно отработать выдвинутые версии.

Закопченный термометр, висевший на косяке у парадной двери Управления внутренних дел, показывал минус сорок два градуса. День начинался хмурый, седой. Стоял плотной стеной морозный туман. В ста шагах ничего не было видно. Машины двигались медленно, с зажженными фарами. Люди торопливо бежали на работу.

Арзубов пришел в управление раньше обычного. Но его уже ждала жена арестованного — Анна Каретина. Она выглядела еще более усталой, чем раньше. Глаза у нее опухли. Видно было, что она много плакала.

— Беда у нас, товарищ начальник, — сказала она. — Сегодня мать Игоря померла. Он у нее единственный, похоронить некому.

Арзубов растерялся. Он понял, зачем пришла эта хрупкая женщина, такая слабая и беспомощная в своем горе. Надо помочь ей. Но единолично он ничего решить не может. Попросив Анну подождать, Арзубов вышел. Вернувшись, объявил:

— Начальник управления согласился отпустить вашего мужа под подписку о невыезде. Вот прокурор... как посмотрит. Да ладно, согласуем, — махнул он рукой.

— Спасибо вам, товарищ начальник. Большое спасибо. А уж Игорь... — всхлипывала Анна.

Николай Савельевич приказал привести Каретина и взять у него подписку о невыезде.

Привели Каретина. Арзубов сказал:

— Распишитесь вот здесь, и вы свободны.

Каретин, не читая, подписал документ и стоял, переминаясь с ноги на ногу. Последних слов он явно не понял.

— Вы свободны. Можете идти домой! — повторил еще раз Арзубов. — Когда потребуетесь — вызовем.

Каретин вдруг понял, что с ним не шутят, что у него в руках пропуск на выход из здания и что ему действительно можно уходить. И, несмотря на печальное известие о смерти близкого человека, он почувствовал, как по сердцу прошла теплая волна, и с благодарностью взглянул на Арзубова.

Решение начальника уголовного розыска сотрудников насторожило. Но после того как управление облетела новость о задержании опасного преступника Ершова, все, даже те, кто не одобрял «нянченье» Николая Савельевича с Каретиным, откровенно восхитились.

— У Арзубова нюх что надо.

Однако, когда Арзубов вызвал к себе Ершова и спросил его, не причастен ли он к преступлению в конторе геологической экспедиции, тот возмутился.

— Вы что, смеетесь, гражданин начальник? Не знаете мою профессию? Я на «мокрые» дела не ходил и не пойду. Ограбить, обчистить — с превеликим удовольствием! За что и попал в третий раз. А убить — нет!

— Ну а кто же убил сторожа и ограбил кассу? — не отступал Арзубов.

— Кому, как не вам, знать! Вы — главный сыщик, вам и карты в руки. Каретина тоже зря схватили. У него голова трещит за чужое похмелье.

— Вам откуда все это известно? — удивился Арзубов.

Ершов засмеялся.

— Кто убил сторожа и ограбил кассу? — громко спросил он..

— Будете кричать, я вам ничего не скажу. Из ненависти к убийцам хотел помочь...

Арзубов остыл, успокоился.

— Извини, — похлопал он по плечу Ершова. — А Каретина мы вчера выпустили.

— Ну-у... — Ершов поднял брови, — тогда другое дело. За откровенность плачу тем же.

Арзубов внимательно слушал. Закурил сам и предложил папиросу арестованному. Тот глубоко затянулся, выпустив изо рта несколько сизых колечек.

— Вы слышали, гражданин начальник, о двух ворах по кличкам Червонец и Шмель?

— Допустим.

— Они недавно вернулись со срока. Живут без прописки. Говорят, что у одного в городе есть бабушка, чуть ли не заслуженная учительница. У другого — мать в Кузнечных рядах, очень легкого поведения. В городе оба болтаются уже недели три. Я их не видел, фамилий не знаю, но слышал, что они были на каком-то «мокром» деле и сейчас собираются выехать из города. Их старые связи — Уголек, Вертуха, Рябой, Глухой тетерев.

Ершов попросил воды и залпом осушил стакан.

— Все, гражданин начальник, сегодня разрешите мне выспаться.

Арзубов отправил Ершова в камеру.

Из воров-рецидивистов в городе находился только Глухой тетерев. Эту кличку он получил за то, что недослышал и часто отвечал невпопад.

Глухой тетерев доверительно сообщил начальнику уголовного розыска, что он Червонца видел один раз у матери Шмеля, но того дома не было. Что мать Шмеля — женщина хитрая и скрытная, сама раза два сидела в тюрьме. Она ничего не скажет. Назвал улицу, дом, квартиру. Предупредил, что у Шмеля имеется пистолет ТТ, срезанный несколько лет тому назад у милиционера.

Арзубов решил часа в три ночи проверить квартиру.

Машина остановилась в темном переулке. Отыскав нужный дом, Арзубов и его сотрудники прошли тесным коридором и остановились у квартиры матери Шмеля. Постучали. Из-за двери послышался дребезжащий, пропитой женский голос:

— Кто?

— Из милиции.

— Леший вас носит!

Дверь скрипнула и открылась. Растрепанная хозяйка мутными глазами смотрела на пришедших.

— Где сын? — спросил Арзубов.

— Вам лучше знать. Я его сама пятый год не вижу.

В комнате на столе стояли рюмки с недопитой водкой, три пустые бутылки, валялись обглоданные кости, лимонные корки, раскрошенный хлеб. На старой широченной деревянной кровати, уткнув лицо в подушку, спала белокурая женщина.

— Кто такая? Откуда? — кивнул в сторону спящей Николай Савельевич.

— Племянница. Из Одессы приехала. Вечером с радости малость выпили, — загораживая неприбранный стол, объяснила хозяйка.

— Проснись, голубушка, — подошел к спящей лейтенант Митрюков. Женщина зевнула, нехотя приоткрыла сонные глаза, потянулась... и вдруг быстро-быстро заморгала.

— Господи! Никак уголовный розыск вместе с начальником!

— Он самый... Жигина?! — воскликнул Арзубов. — Вот не ожидал. А мы тебя по всему городу ищем.

Известная среди воров-рецидивистов цыганка Раиса Жигина совершила шесть краж и обманула трех колхозников: вытянула у них немалые суммы денег, пообещав купить мотоциклы.

На допросе в управлении Жигина подробно рассказывала о разных мелочах, умалчивая о том, что могло бы ее изобличить. И надо было в безобидной болтовне рецидивистки уловить такие выражения и слова, которые помогли бы ее запутать и заставить в конце концов говорить правду.

Николай Савельевич умел это делать. Он разговаривал с преступниками на понятном им языке, отлично знал их биографии и, как правило, добивался успеха. Вот и сейчас Арзубов припомнил Жигиной некоторые пикантные подробности ее жизни. Это настолько поразило Раису, что, когда Николай Савельевич начал расспрашивать ее о Викторе Пищулине (Шмеле), Раиса даже не стала запираться, созналась, что тот за час-полтора до приезда милиции ушел из дома. Куда — не сказал. Просил подготовить к отъезду кое-какие вещи. И предупредил, что зайдет часов в восемь вечера.

— Виктор суетился, нервничал, — рассказывала Жигина, — пил мало, больше курил. Просил мать выбросить куда-нибудь подальше костюм и рубашку-ковбойку, а лучше — сжечь их.

Арзубов прервал допрос. Вызвал лейтенанта Митрюков а и приказал ему срочно выехать на обыск к Пищулиным. Митрюков подоспел туда вовремя. Еще минута — и узел с одеждой Шмеля, облитый керосином, вспыхнул бы как факел.

Около двенадцати часов дня Митрюков возвратился в управление и застал Арзубова за таким разговором. Прижимая к уху телефонную трубку, Николай Савельевич отрывисто уточнял:

— Где? Когда?.. Кто поднимал труп?.. Прокурор города?.. Почему мне сразу не доложили?.. Что обнаружено на месте происшествия?.. Ничего? Срочно приезжайте.

Положив трубку, он сказал:

— На улице Загородной убита кассир Дружина, возвращавшаяся с деньгами из банка.

По дороге к месту происшествия Николай Савельевич думал: «Опять удар в спину. Тот же почерк, что и в конторе геологической экспедиции».

Убийство кассира Дружиной на людной улице в полдень взволновало город. Об убийстве говорили в автобусах, на работе, в магазинах, кинотеатрах. Фантазии не было предела. Одни утверждали, что Дружину встретили вооруженные бандиты в масках, пригрозили пистолетами, отобрали портфель с деньгами, а потом убили. Другие говорили, будто ее на ходу втолкнули в машину, убили и по дороге выбросили. Кто-то якобы даже видел, что за убийцами квартала два гнались люди, но не догнали... Жалели убитую. Ругали директора завода, отправившего кассира без машины, ругали милицию.

Чтобы пресечь всяческие кривотолки, необходимо было найти убийц Дружиной.

Установили, что она получила в банке пятьдесят тысяч рублей сотенными купюрами и, не дождавшись заводской машины, отправилась пешком. За ней следом пошел мужчина лет двадцати пяти, в пальто фасона «москвичка» и ондатровой шапке. Можно было предположить, что он охраняет кассира.

К вечеру следующего дня Арзубов уже не сомневался, что кассира убили Палов — Червонец и Пищулин — Шмель. На их розыск подняли весь город. По рукам сотрудников разошлись сотни фотографий. Были усилены посты, патрульные группы.

Часов в десять вечера из района Кузнечных рядов позвонили: «Срочно выезжайте, огонь не горит». Звонивший не назвал место, но Арзубов знал, куда ехать.

Николай Савельевич спустился по заледеневшим ступенькам в кочегарку, остановился в дверях. Чумазый парень с широким лицом и монгольским разрезом глаз подбрасывал в топку уголь. Желтое пламя с синими хвостами то затухало, то с новой силой вытягивалось к дымоходу, играя на прокоптевших стенах.

— Сюда никто не заходил?

— Не видел, — взмахнул парень лопатой. Лицо его Арзубову показалось знакомым. Несомненно, перед ним был Червонец. Настоящий же кочегар валялся пьяный за котлом.

Палов не сопротивлялся. Небрежно накинув на плечи пальто фасона «москвичка», оглянулся на угасающее пламя, плюнул себе под ноги и зашагал к выходу.

У ворот стояли две машины. В одной, удобно устроившись между двумя сотрудниками, Палов не переставая балагурил. Общее молчание не смущало его.

— За какие заслуги такая честь? Куда это мы едем? Культурненько стали работать... Хотел завтра прийти к вам прописаться... Квартира что надо. Из трех комнат, с бабой и харчами...

К утру привезли и Пищулина.

Вначале Палов и Пищулин ни в чем не признавались, делали вид, что считают свое задержание недоразумением. Первым не выдержал трусоватый Пищулин. Стал валить вину на товарища, молил о снисхождении. На следующий день сдался более упрямый и хитрый Палов. С холодным цинизмом он рассказал, как вонзил нож в спину бегущей женщины.

Признания Палова и Пищулина в убийствах кассира и сторожа надо было подкрепить свидетельскими и вещественными доказательствами. Кроме того, надо было во что бы то ни стало найти семьдесят тысяч рублей, выкраденных из сейфа экспедиции. Палов вначале говорил, что он их потерял, потом — что забыл, куда положил, и в конце концов заявил, что, боясь ответственности, сжег их в топке кочегарки. При осмотре кочегарки были действительно найдены денежные обертки, но Арзубов не верил Палову. После длительного запирательства тот вынужден был признаться, куда спрятал деньги.