Уилт непредсказуемый

18

Итак, начался второй день осады на Веллингтон-роуд. Взошло солнце, погасли прожектора. Уилт сонно клевал носом, забившись в уголок мансарды. Гудрун Шауц устроилась в ванной, миссис Де Фракас дремала в подвале, а близняшки, сбившись в тесную кучку, сопели под кучей мешков, в которых Ева когда-то хранила «органически выращенную» картошку. Террористы и те немного соснули. На узле связи майор улегся на раскладушке. Во сне он похрапывал и подергивался, словно гончая, которой снится завтрашняя охота. Антитеррористы устроились кто где. Сержант-оператор свернулся калачиком на диване, а инспектор Флинт оккупировал личную спальню миссис Де Фракас. Но среди этого сонного царства всевозможные датчики постоянно собирали информацию, она записывалась на пленку, обрабатывалась компьютером и поступала военным психоаналитикам. Полевой телефон, своего рода электронный троянский конь, прислушивался к дыханию Уилта, стеклянный глаз телеобъектива фиксировал каждое его движение.

Не спала одна только Ева. Она лежала на нарах в полицейской кутузке, уставившись на тусклую лампочку, и требовала позвать своего адвоката. Дежурный сержант просто не знал, что делать. Он не мог не выполнить подобное требование. Тем более миссис Уилт не преступница и, насколько известно, нет никаких законных оснований держать ее за решеткой. Даже отъявленным злодеям разрешено приглашать своих адвокатов. И после нескольких тщетных попыток дозвониться Флинту, сержант наконец сдался.

– Можете позвонить отсюда, – сказал он и вежливо удалился из кабинета. Пусть звонит, сколько влезет. А Флинту так или иначе придется смириться. Подставлять шею сержант не собирался.

Ева сделала превеликое множество звонков. Мэвис Моттрэм вскочила в четыре утра от звонка Евы и с облегчением узнала, что та не позвонила ей накануне по причине незаконного заключения под стражу.

– Никогда не встречала такого безобразия. Бедняжка! Держись там, мы тебя освободим в два счета, – пообещала Мэвис, быстро растолкала сонного Патрика и потребовала связаться с шефом городской полиции, с местным членом палаты общин и друзьями из Би-би-си.

– Эти друзья пошлют меня подальше в полпятого утра.

– Ерунда! – отмахнулась Мэвис. – У них как раз будет полно времени подготовить материал к утреннему выпуску.

Семейство Брэйнтри было также поднято с постели. Им Ева поведала ужасную историю о том, как на нее напала полиция, и спросила, кто из знакомых может помочь. Питер Брейнтри позвонил секретарю Лиги защиты гражданских свобод, а заодно и в редакции всех крупных газет.

Ева продолжала названивать. Адвоката Уилта, мистера Госдайка, она тоже вытащила из постели, и тот пообещал, что немедленно приедет в полицию.

– Главное, молчите, – предупредил он, твердо уверенный, что миссис Уилт совершила преступление. Ева его не послушалась и стала звонить дальше. В результате она переговорила с Наями, ректором Гуманитеха, всеми, кого еще смогла вспомнить, и даже с доктором Скэлли. Когда она обзвонила всех, раздался звонок Би-би-си. Ева по телефону дала интервью, в котором предстала матерью четырех юных заложниц, задержанная полицией без всяких на то оснований. С этого момента скандал начал разрастаться как снежный ком. Замминистра внутренних дел звонил шефу сообщить, что Би-би-си отклонила их просьбу не пускать интервью в эфир в государственных интересах, поскольку незаконное задержание матери заложников якобы идет строго вразрез с государственными интересами. Отсюда новость узнали главный комиссар полиции, который отвечал за действия отдела по борьбе с терроризмом, и даже министр обороны.

В семь утра интервью все-таки прозвучало по радио, а к утреннему часу «пик» уже заняло первые полосы всех газет. В семь тридцать отделение ипфордской полиции осаждали репортеры, телеоператоры, фотокорреспонденты. Евины друзья и просто любопытные. Народу собралось даже больше, чем вокруг дома на Веллингтон-роуд. Даже скептический настрой Госдайка куда-то испарился, когда сержант признался, что не знает, почему миссис Уилт содержится под стражей.

– Я не в курсе, что она натворила, – заявил сержант. – Инспектор Флинт приказал держать ее взаперти. Хотите узнать подробности, обращайтесь к инспектору Флинту.

– Именно так я и сделаю, – пообещал Госдайк. – Где он?

– Участвует в осаде. Могу попробовать позвонить ему.

Итак, Флинт, урвав чуток времени, заснул со счастливой мыслью, что наконец-таки подловил этого ублюдка Уилта на самом что ни на есть преступлении. Когда он проснулся, в роли обвиняемого находился уже он сам.

– Я не велел арестовывать ее. Я просто задержал ее согласно закону о борьбе с терроризмом.

– Значит, подозреваете моего клиента в терроризме? – допытывался Госдайк. – Если так, то…

Инспектор Флинт вспомнил закон о клевете и поспешил сказать, что не подозревает.

– Ее взяли под стражу для ее же личной безопасности, – выкручивался он, но Госдайк ему не верил.

– Судя по ее нынешнему состоянию, могу с уверенностью утверждать: ей было бы безопаснее находиться на свободе, нежели в полиции. Ее сильно избили, это совершенно очевидно; таскали по грязи и, насколько я понимаю, по колючим кустам, о чем свидетельствуют многочисленные ссадины на руках и ногах; и наконец, в данный момент она пребывает в состоянии нервного истощения. Согласны ли вы освободить ее, или я буду вынужден обратиться…

– Обращаться никуда не надо, – поспешно сказал Флинт. – Конечно, она может идти, но я снимаю с себя всякую ответственность за ее безопасность, если она появится здесь у нас.

– Вот и отлично! На этот счет мне от вас не нужно никаких гарантий, – ответил Госдайк и вывел Еву из здания участка. На нее обрушилось море вопросов и фотовспышек.

– Миссис Уилт, вас, правда, избивала полиция?!

– Да! – ответила Ева, прежде чем адвокат успел сказать, что она интервью не дает.

– Миссис Уилт, чем вы собираетесь заниматься сейчас?!

– Поеду домой! – сказал Ева, и Госдайк силой усадил ее в машину.

– Об этом не может быть и речи, моя милая. Посидите пока у кого-нибудь из своих друзей.

Сквозь толпу пыталась пробиться Мэвис Моттрэм. Ева сделала вид, что не замечает ее. Она представила себе Генри в постели с той жуткой немецкой девкой и в этот момент меньше всего хотела видеть Мэвис. К тому же в глубине души она все еще винила Мэвис за то, что та уговорила ее пойти на этот дурацкий семинар. Останься Ева дома, ничего бы сейчас не случилось.

– Думаю, Брэйнтри не обидятся, если я приеду, – решила Ева.

Вскоре она уже сидела у них на кухне, попивала кофе и рассказывала Бетти о своих злоключениях.

– Ты уверена, Ева? – спросила Бетти. – Это же совсем не похоже на Генри.

Ева, готовая разрыдаться, покачала головой:

– Похоже… У них там везде стояли всякие подслушивающие штуки, и было слышно все, что делается в доме.

– Ну, тогда я ничего не понимаю. То же самое можно было сказать и о Еве. Изменить жене – это не просто не похоже на Генри, это вовсе не Генри. Он в жизни не глазел на других женщин. Ева точно знала и даже иногда обижалась на мужа. Ведь тот лишал ее естественного чувства легкой ревности, присущего любой женщине. Кроме того, бывало еще подозрение, что Уилт так же безразличен и к ней самой. Теперь Ева чувствовала себя преданной дважды.

– Думала, он за детей волнуется… Они там внизу, а он наверху с этой… этой… – Тут Ева зарыдала в голос.

– Тебе нужно принять ванну и хорошенько выспаться, – посоветовала Бетти, и Ева позволила отвести себя наверх в ванную. Но как только Ева оказалась в горячей воде, ее мысли перенеслись на Веллингтон-роуд, а инстинкт потянул домой. Надо идти. Правда, сейчас придется идти при ярком свете дня. Ева вылезла из ванной, вытерлась полотенцем и напялила на себя платье Бетти, которое та носила беременной. Ничего другого на Еву в доме не нашлось. Спускаясь вниз, она уже знала, как будет действовать.

В бывшем военном кабинете генерал-майора Де Фракаса сидели инспектор Флинт, майор и несколько военных психологов. Все смотрели телевизор, нелепо стоявший в самом центре битвы при Ватерлоо. Дело в том, что покойный генерал – страстный коллекционер оловянных солдатиков – любил воспроизводить великие сражения на теннисном столе, выстраивая боевые порядки с безукоризненной исторической точностью. Покрытые пылью солдатики придавали дополнительный элемент сюрреализма тем причудливым образам и звукам, которые телекамера в соседнем доме передавала на экран. Сейчас Уилт вел себя так, словно у него произошел окончательный сдвиг по фазе.

– Совсем свихнулся, – заметил майор, наблюдая, как Уилт, искаженный до неузнаваемости выпуклым объективом, меняет свою форму и размеры наподобие посетителя комнаты смеха и с торжественным видом несет какую-то ахинею. Даже Флинт не смог не согласиться с майором.

– А что, черт возьми, значит «Жизнь пристрастна к бесконечности»? – спросил он у психиатра доктора Фелдена.

– Одной фразы мало, чтобы составить какое-либо определенное мнение, – ответил доктор.

– А по-моему, вполне достаточно, – пробормотал майор. – Будто в окно дурдома заглядываем.

В телевизоре Уилт вопил что-то про войну во имя Аллаха и смерть всем неверным. Затем, издав совершенно невообразимый звук, стал похож на деревенского кретина, подавившегося костью, и затем исчез на кухне. Немного спустя Уилт ужасным фальцетом затянул песню:

– В аду звенят колокола. Чертям нужна твоя душа!!!

Потом снова появился в поле зрения с ножом в руках и завопил:

– Мамаша!!! В шкафу крокодил сожрал твой плащ! Весь мир на крыльях летучей мыши ведет игуана сквозь снежную бурю.

Наконец он плюхнулся на кровать и захихикал.

Флинт перегнулся через перепаханную взрывами дорогу на столе и выключил телевизор.

– А то еще немного – и я сам рехнусь, – проворчал он. – Ну вот, все видели и слышали этого придурка. Теперь вопрос: что нам с ним делать?

– С точки зрения обычной политидеологии, – отозвался профессор Маерлис, – признаюсь, никаких аналогий не возникает.

– Это хорошо, – похвалил майор. Он до сих пор подозревал профессора в сочувствии террористам.

– С другой стороны, исследования записей, сделанных прошлой ночью, вполне определенно свидетельствуют, что Уилт обладает глубокими познаниями в теории терроризма и, возможно, участвует в заговоре с целью покушения на жизнь королевы. Вот только не пойму, при чем тут израильтяне?

– Не исключено, что виною всему паранойя, – высказал мнение доктор Фелден, – ведь перед нами типичный случай мании преследования.

– Не надо гадать. Вы прямо скажите, этот кретин свихнулся или нет? – спросил Флинт.

– Сложно сказать. Прежде всего, возможно, что сказывается побочное действие препарата, который ему вчера дали. Я спросил у так называемого медика, который выписал Уилту эту дрянь, из чего она состоит. Оказывается, в ее состав входят три части валиума, две амитала натрия, часть бромида и еще что-то, что он называет букетом лауданума[17]. Я не смог добиться от него, какова была доза, но то, что Уилт еще жив, свидетельствует о силе его организма.

– Многое говорит о качестве кофе из столовой. Проглотил все и глазом не моргнул, – сказал Флинт. – Короче, будем звонить и спрашивать, что он сотворил с этой Шауц, или нет?

Доктор Фелден задумчиво вертел в руках оловянного Наполеона.

– В целом я против. Если фрейлейн Шауц еще жива, опасно напоминать о ней человеку, находящемуся в невменяемом состоянии.

– Спасибо за помощь. В общем, когда позвонят эти свиньи и потребуют освободить Шауц, я скажу им, что ее удерживает какой-то псих.

Флинт отправился на узел связи, страстно желая сложить с себя временные полномочия директора отдела по борьбе с терроризмом еще до того, как в доме напротив начнется кровавая бойня.

– Ничего не выйдет, – пожаловался он сержанту, – наши психопаты уверены, что мы имеем дело с убийцей-маньяком.

Примерно такого диагноза Уилт и добивался. Ночь он провел беспокойно, обдумывая свой следующий шаг. Сколько амплуа он перебрал! Роль кучки революционно настроенных террористов, роль благодарного отца, безнадежного идиота, любовника со странностями и человека, желающего убить королеву. И с каждой новой выдумкой Уилта Гудрун Шауц все больше и больше теряла уверенность в себе. До отказа нашпигованная революционными теориями, она никак не могла приспособиться к этому странному миру абсурда и фантазий. А ведь мир вокруг Уилта был действительно полон и того и другого. А Уилт в нем жил, живет и, насколько известно, будет жить. Неужели не абсурд тот дурацкий фильм про крокодила, снятый Билджером? Но он тем не менее снял его. Уилт, например, всю свою сознательную жизнь был окружен прыщавыми юношами и наивными преподавателями. Первых (по их же мнению) все женщины обязаны воспринимать как Божий дар, а вторые воображали, что штукатуры и автомеханики превратятся в духовно развитых существ, если прочитают «Поминки по Финнегану» Джеймса Джойса, или обретут истинно пролетарское сознание, нахватавшись цитат из «Капитала» Маркса. Это ли не фантазии? Уилт и сам постоянно витал в облаках. Взять, к примеру, его голубые мечты о писательской карьере, которые возвратились к нему с первым взглядом на Ирмгард Мюллер, или хотя бы недавнюю историю с «хладнокровным убийством» Евы. И жена его, с которой он прожил уже 18 лет, меняла свои амплуа не реже, чем покупала новые наряды. Поэтому, имея за плечами столь богатый опыт, Уилт при первой необходимости мог нафантазировать что угодно и сколько угодно. Красивые были фантазии. И рассказать о них он умел красиво. Но перейти от слов к делу? Нет уж, увольте! Впрочем, слова всегда выручали его в Гуманитехе. Вот и сейчас Уилт мог говорить что угодно в свое удовольствие, лишь бы как следует припугнуть запертую в ванной Гудрун Шауц. Конечно, при условии, что обитатели нижнего этажа не станут чинить никакого насилия.

Однако Баггишу и Чинанде было сейчас не до него. Близняшки проснулись с утра пораньше и возобновили набеги на Евин морозильник и консервированные фрукты. Миссис Де Фракас, в свою очередь, отказалась вести с ними неравный бой за их же чистоту и опрятность. Сидеть всю ночь на деревянном стуле было чрезвычайно неудобно, и ревматизм замучил ее до такой степени, что она в конце концов решила выпить. А поскольку из выпивки имелось только Уилтово самодельное пиво, удивительный результат не заставил себя ждать. После первого же хорошего глотка старушка почувствовала себя так, словно ее шарахнули по голове. Пойло было не просто гадкое на вкус, а до того гадкое, что захотелось срочно запить его чем угодно. И миссис Де Фракас снова порядком отхлебнула. С трудом проглотив жидкость, она недоверчиво посмотрела на бутылку. Не похоже, чтоб это пойло вообще подвергали какой-нибудь очистке. На одну-две секунды ее даже поразила ужасная мысль: а вдруг Уилт, черт его знает зачем, налил сюда какого-нибудь мощного растворителя? Конечно, маловероятно, но на вкус похоже… Уилтово пиво продирало глотку не хуже, чем кислотный отбеливатель для унитазов продирает трубы старой канализации. Миссис Де Фракас прочитала надпись на этикетке и успокоилась. Надпись гласила, что гадость в бутылке является пивом. Хотя это совсем не соответствовало действительности, одно было очевидно: содержимое предназначено для питья. Она опять как следует глотнула и разом забыла про свой ревматизм. Нельзя же думать о двух вещах сразу! Когда в бутылке ничего не осталось, миссис Де Фракас думала уже с трудом. Ей вдруг стало совсем хорошо, и для полного счастья надо было только добавить. Она потянулась за следующей бутылкой, стала ее откупоривать, и тут раздался взрыв.

Вся в пиве и с отбитым горлышком в руке миссис Де Фракас собралась приняться за третью бутылку и вдруг заметила на дальней полке еще несколько – побольше. Она достала бутылку и обнаружила, что та из-под шампанского. О ее нынешнем содержимом можно было лишь гадать, а вот открывать ее наверняка безопасней, чем пивную. Миссис Де Фракас достала еще две бутылки и попыталась их открыть. Легче сказать, чем сделать. Уилт для верности замотал пробки изолентой и укрепил их стальной проволокой.

– Плоскогубцы нужны, – пробормотала миссис Де Фракас себе под нос. Ее окружили близняшки и стали с интересом наблюдать.

– Папино самое любимое! – сообщила Джозефина. – Он будет недоволен, если вы все выпьете.

– Конечно, моя милая. Будет недоволен… – Старушка побледнела: ее желудок, очевидно, тоже был недоволен.

– Папа называет это «мой четырехзвездочковый Би-Би», – пояснила Пенелопа. – А мама говорит, что это настоящее пи-пи.

– Так и говорит? – скривилась миссис Де Фракас.

– Потому что папа, когда напьется этого, всю ночь бегает…

Миссис Де Фракас облегченно вздохнула.

– Значит, так! Папу мы расстраивать не будем. Но шампанское все равно надо охладить.

Она снова пошла к Уилтовым закромам и вернулась с двумя открытыми бутылками, которые показались ей наименее взрывоопасными. Девчонки тем временем собрались вокруг морозилки, но старушка была слишком занята и нисколько за них не волновалась. После третьей бутылки миссис Де Фракас насчитала аж восемь маленьких девочек, но навести на них резкость уже не смогла. Зато теперь, по крайней мере, понятно, почему Ева называла это пойло пи-пи. Выпитое вдруг напомнило о своем количестве. Миссис Де Фракас встала, споткнулась, но в конце концов на карачках по лестнице добралась до выхода. Чертова дверь была заперта.

– Выт-ти дайте! – крикнула она и забарабанила кулаками по двери. – Откройте мимед-ленно!

– Чего хотела? – спросил Баггиш.

– Чего хотела… чего хотела… Нужно мне. Нуж-но.

– Сиди спокойно.

– Тод-да я снимаю всю ответственность, – предостерегла миссис Де Фракас, с трудом ворочая языком.

– Это как понимать?!

– Есть вещи, о которых в шлух, нет, в шлюх не говорят. Ни-ког-да! И не надо мне во-зо-рожать!

Террористы заспорили, пытаясь разобраться, что значат странные слова миссис Де Фракас. Фраза «вещи, о которых не говорят в шлюх» была более чем загадочной, а «тод-да я снимаю всю ответственность» звучало как-то зловеще, тем более что в подвале уже что-то несколько раз стреляло и хрустело битое стекло.

– А что будет, если мы тебя не выпустим? – наконец спросил Чинанда.

– Я тогда взорвусь! – уверенно крикнула миссис Де Фракас.

– Что сделаешь?

– Взорвусь, взорвусь, взорвусь!!! Как бомба! – завизжала старушка, поняв, что терпеть уже не может.

Террористы продолжали негромко спорить.

– Выходи и руки вверх! – скомандовал Чинанда, отодвинул щеколду и отступил в прихожую, держа под прицелом дверь. Но миссис Де Фракас уже была не в состоянии поднять руки вверх. Она безуспешно пыталась поймать одну из крутящихся перед глазами дверных ручек. Внизу стояли близняшки и в изумлении наблюдали эту картину. Они уже привыкли иногда видеть папу пьяненьким, но чтобы кто-то нажирался до такой степени…

– Ради Бога, откройте мне дверь, – с трудом выдавила из себя миссис Де Фракас.

– Я открою!!! – завизжала Саманта, и девчонки, толкая друг дружку, наперегонки бросились помогать. Пенелопа первая прорвалась к двери, открыла, и девчонки, перепрыгивая через старушку, ринулись на кухню. Пока суть да дело, миссис Де Фракас уже потеряла всякий интерес к туалету. Она лежала на пороге, тщетно пыталась приподнять голову и наконец пробулькала:

– Кто-нибудь! Сделайте одолжение, застрелите маленьких засранок! – После этого она окончательно вырубилась. Но террористы ее не слушали. Они поняли, о какой бомбе шла речь. В подвале прогремело два мощных взрыва, в воздух взлетели свежемороженые бобы и горох. Это в морозильнике наконец рванули бутылки с Би-Би.