Улица

8

Мне и восьми не было, когда я в первый раз попал в переплет из-за девчонки. Ее звали Чарна, она жила прямо над нами, и мы с ней тихо-мирно играли уже который год. Но в одно весеннее утро я решил: не хочу больше играть ни в шарики, ни в пряталки.

— Знаешь, что я придумал? Давай играть в больницу. Я буду врач — поняла? — а ты — больная. У тебя дома есть кто?

— Нет, а что?

— А то, что в эту игру лучше играть дома. Пошли.

Едва я приступил к предварительному осмотру, как вернулась Чарнина мама. Меня подвергли удвоенной силы наказанию: отправили в постель без ужина и вымыли рот мылом.

— Тебе бы надо с ним поговорить, — сказала мама. — Хуже, когда они узнают обо всем таком на улице.

— Похоже, он уже довольно много узнал.

Пробелы в моих знаниях, однако, имелись, и виновата в этом была мама. Она несколько лет тому назад уверила меня, что детей покупают в магазине «Итонс», и, когда, чтобы я вел себя поприличнее, требовалось внушить мне страх Божий, она снимала трубку и говорила:

— Сейчас позвоню в «Итонс», попрошу обменять тебя на девочку.

Сестра — та тоже не могла упустить случая меня постращать.

— А может, «Итонс» его и не возьмет назад. На этой неделе у них уцененными товарами не торгуют.

— В таком случае отошлю его в «Морганс».

— «Морганс», — в этом месте папа всякий раз отрывался от вечерней газеты, — евреев на работу не принимает.

Дудди Кравиц помог мне распроститься с этой легендой. Он досконально знал, как делают детей.

— Ребенок рождается из семени. Семя надо засадить, понял?

— Куда засадить?

— Куда, куда. Гос-споди!

Дудди был парень хваткий, имел подход к девчонкам. Когда нам минуло двенадцать и мы начали бегать на свидания, он спросил меня:

— Когда ты идешь на вечеринку, что ты перво-наперво делаешь?

— Приглашаю танцевать самую хорошенькую девчонку.

— Поц.

Дудди растолковал мне, что у всех, кто идет на танцы, те же планы.

— А раз так, — сказал он, — пока все, отталкивая друг друга, толпятся около красотки номер один, надо приступить к осаде красотки номер три.

Чтобы пополнить мое образование, он продал мне за доллар брошюру «Искусство целоваться».

— Когда ты ее основательно проработаешь, — сказал он, — и плюс к тому не залапаешь, я приму ее назад и за пятьдесят центов дам тебе почитать пособие «Как вести себя в постели». Идет?

Первая глава, с которой я начал изучение «Искусства целоваться», называлась «Как найти подход к девушке».

— Ну ты, — крикнула сестра, — долго ты еще там будешь торчать?

— Не нукай, я тебе не лошадь.

— Мне ванну надо принять. Я опаздываю.

— Выйдешь — я тебе шею сверну.

— Это ты-то?

— Ты зачем замочную скважину забил бумагой?

— Чтобы ты не подглядывала за мной — вот зачем.

— Ах вот оно что! Теперь я знаю, чем ты там занимаешься! Поганец ты этакий, ты ж расти перестанешь!

— Ладно, — сказал я, открывая дверь, — все твое, владей — не хочу.

Вечеринки обычно устраивались у девочек, от нас требовалось принести модные пластинки. В то время наибольшей популярностью пользовались «Besame Mucho»[114], «Танцуй, балерина, танцуй» и «Тико-тико». Мы какое-то время отхватывали буги, мало-помалу переходя ко все менее бурным танцам, фокстротам, потом Дудди вскакивал, прочищал горло, кричал:

— Слушайте, а не режет ли вам свет глаза?

Однако с порой вечеринок для меня настал трудный период. Ни с того ни с сего меня засыпало прыщами. К тому же для своего возраста я был маленьким и тщедушным. А если верить автору «Искусства целоваться», для мужчины очень важно быть выше женщины.

Встретиться со мной во второй раз девушки не соглашались, и ребятам приходилось подыскивать мне партнерш. Дудди садился на телефон и, напирая на какую-нибудь легковерную девчонку, плел что-то вроде:

— Тут приехал мой дружок из Детройта. Хочешь пойти с ним потанцевать в субботу вечером?

Девушка нехотя соглашалась, но потом, как правило, предъявляла претензии.

— Предупреждать надо — он же просто заморыш.

В конце концов Дудди отвел меня в сторону и сказал:

— Почему бы тебе не заняться бодибилдингом или, скажем, гимнастикой?

Я написал письмо Джо Вейдеру, известному тем, что он тренировал многих чемпионов, и тот незамедлительно прислал мне журнал под названием «Как стать сильным и мускулистым под руководством ВЕЙДЕРА».

Увы, стать учеником Вейдера мне оказалось не по карману. Вместо этого я попытался было заняться боксом в Ассоциации иудейской молодежи, и на второй раз меня свалили с ног нокаутом. Несмотря на это, я продолжал бы заниматься боксом, если бы мой спарринг-партнер, некий Херки Сэмюэлс, не завел мерзкого обыкновения сморкаться в перчатку прямо перед тем, как врезать мне по носу. К тому же и роста мне это не прибавило. Нельзя сказать, что я сильно отставал в развитии, но многие из моих приятелей уже начали бриться. А девчонки уже стали красить губы и носить туфли на высоких каблуках, не говоря о лифчиках.

Арти, Стэн, Херши, Гас и я, учась спустя рукава, заканчивали в ту пору школу, и тут-то нас и ожидало потрясение. Ни с того ни с сего окрестные девчонки, за которыми мы верно и преданно ухаживали не один год, променяли нас на ребят постарше. Работающих ребят, студентов Макгилла, словом, годился любой — лишь бы ему стукнуло восемнадцать и он располагал машиной.

— И чего нос драть, — сказал Арти, — ну сиськи у них начали расти — подумаешь, большое дело.

— Видал парня, который за Хелен приехал? Тот еще шмок[115].

— Либбин — тот еще хуже.

Безутешные, мы, примостившись на ступеньках наружных лестниц, смотрели, как наши подружки выходят, путаясь в длинных подолах нарядных платьев, садятся в машину какого-то чужака и укатывают в ночь, даже не сделав нам ручкой. Похоже на то, что сдвоенным сеансом в «Риальто», завершающимся кока-колой с бутербродом, их на свидание уже не заманить. Такое времяпрепровождение, как язвительно заметила одна из наших подружек, вполне годится для «сосунков» вроде нас; что же касается их, то они вечерами танцуют в студенческих братствах или в ночных клубах, где, по их словам, опрокидывают один стакан джина за другим.

— Пусть себе малость погуляют, — утешал нас Арти. — Ты и мигнуть не успеешь, а они уже приползут обратно — будут упрашивать, чтобы мы снова стали с ними встречаться. Дай срок.

Но все сроки прошли, и, обескураженные, мы какое-то время чурались девчонок. Вместо того чтобы ходить на свидания, мы по субботам стали резаться в очко.

— Подумать только, какие деньжищи я ухлопал на Гитл.

— Ну и зря. Что до меня, я лучше потрачу деньги на друга, настоящего друга, — говорил Дудди, сгребая очередной выигрыш, — чем потрачу их на девчонку.

— Раскатывают с незнакомыми парнями. Да они, шлюхи этакие, соображают, что о них будут говорить? И знаешь, чем они там занимаются? Встанут в каком-нибудь сельском проулке и…

— Встать-то они встанут, надо еще, чтобы у него встало.

— Мне жаль Либби, такая, в сущности, славная девчушка, и ведь как пить дать залетит. Понял, о чем я?

Дудди рассказал нам, что японки доводят себя до кондиции, раскачиваясь в гамаке. Никто ему не поверил.

— У меня книжка есть, где про это написано, — не сдавался Дудди. — Кто хочет, могу дать почитать — возьму недорого.

— А кто из вас знает, — сказал Стэн, — почему еврейские девчонки носят раздельные купальники?

Никто не знал.

— Потому что молоко и мясо полагается хранить отдельно.

— Смеху полные штаны, — сказал Дудди. — Теперь сдавай.

— А вот я расскажу кое-что из жизни, — сказал Арти. — Монахи с дамочками никогда дела не имеют. Ни-ни, доживи они хоть до ста лет…

— Так они же католики, ты, обормот.

Наскучив покером, мы стали субботними вечерами шататься по улице Св. Екатерины — гранили залитые огнями тротуары, останавлились тут — купить сосиску в тесте, там — поиграть на автоматическом бильярде, ни на минуту не забывая о нашей главной цели — кадрить проходящих мимо девчонок. Раз-другой мы наведались в «Палэ д’ор» — посмотреть, не удастся ли кого подцепить.

— Делай что хочешь, — наставлял нас Дудди, — но своим именем никогда не называйся.

Впрочем, чуть не все девчонки нас отшивали:

— Вот с твоим старшим братом, сынок, я бы познакомилась.

В результате нам пришлось перекочевать в Белмонт-парк в надежде подыскать там девчонок помоложе и подоступней. Мы отплясывали под музыку «Марка Кенни и Молодцов с Запада»[116] и веселились — какое-никакое, а все утешение — в комнате ужасов и на чертовом колесе. Пристрастились играть на бильярде.

— Я что — даю тебе образование, чтобы ты с утра до вечера торчал в бильярдных? — говорил папа.

И тут я влюбился.

Зельда, золотоволосая очаровашка с длинными темными ресницами, жила на Утремон-стрит. Перед нашим первым свиданием я проштудировал в «Искусстве целоваться» раздел под названием «Как целовать девушек с ртами разной величины».

Я повел Зельду на танцы в Ассоциацию иудейской молодежи, после чего на пороге ее дома предпринял попытку поцеловать ее крупный, полный рот.

— Я считала тебя серьезным мальчиком, — сказала Зельда, чопорно отстранясь от меня.

Так что Дудди пришлось снова подыскивать мне девчонку. Если не у одной, так у другой его подружки — а их у него было великое множество — всегда находилась родственница в очках с толстыми стеклами — «Да ты что, на самом деле она заводная девчонка» — или младшая сестренка — «В туфлях на высоких каблуках ей, правда-правда, можно дать все шестнадцать».