Умоляющие

Деметра, ты, которая блюдешь

Очажный огонь Элевсиса[2], и вы,

Другие боги с нею, я молю вас

О счастье для себя и для Тесея:

Храните нам Афины и Трезен[3],

Откуда, верен Локсию[4], Эгею[5]

Средь роскоши взрастивший нас отец

Свою Пандиониду[6] отдал Эфру.

К молитве нас зовет печальный вид

Старух, которые, покинув Аргос

И очаги свои, к моим ногам

10 C оливами молящих припадают.

Несчастье их постигло семерых.

Убитыми у семивратных Фив[7]

Еще лежат их сыновья-герои,

Куда Адраст[8] Аргосский их привлек

За долею Эдипова наследства…

О зяте мысль Адрастова была,

Изгнаннике кадмейском — Полинике[9].

Владыки Фив надменно не дают

Их матерям на поле брани павших

Похоронить, закон богов презревши.

20 Вот он, Адраст, — молений тяготу

У ног моих он с матерями делит,

И слезы по лицу его бегут,

Едва поход свой вспомнит злополучный:

Не в добрый час поход он начал. К нам

Теперь мольба его, чтобы Тесея

Уговорить и чтобы царь иль словом,

Иль силою упорство их сломил

И возвратить тела велел. Так вот

Афины им зачем и сын мой нужны.

Уж сожжена на алтаре и жертва

30 За пахарей средь нив, где в первый раз

Щетиною колосья поднялись[10]…

Но силы нет листов оливы слабой

Мне цепь порвать. Я не могу уйти

От очага богинь. Седин их жалко.

Оплакав жен осиротелых, я

Заклятий их боюсь. Я уж послала

Тесея звать из города. Пускай

Печальных душ ушлет отсюда язву

Иль цепи их молений разорвет

40 Он правдою дерзания. Жены

Лишь силою мужей советы властны.

Старуха, плача, старухе

В пыли целует колени:

Отдай сыновей ей, отдай,

Злодея казни, царица!

Убитые в поле лежат,

А звери в полях так жадны…

О, сжалься: слезы так едки,

Пути их залиты кровью,

50 Глубоки следы от ногтей,

А ложе мертвых так пусто;

Напрасно я милых ищу:

Их нет и в черной могиле.

Сына и ты когда-то давно

Царю принесла ведь на ложе,

Где вас сливала ласка…

Нас ты поймешь. Придай же

Думы своей горьким;

Муки те, муки вспомнив,

60 Cыну вели спасти нас:

Мертвых детей, царица,

Пусть матерям

Жадным вернет их объятьям!

Нет, не мольба, несчастье

К ступеням прибило нас этим.

Жертвы богиням нету

В наших руках молящих;

Правда одна с нами…

Мать блаженная, горькой,

Верю я, ты поможешь:

Царь за мои страданья

Матери даст

70 Cына сложить хоть останки.

Вы теперь, вы, о рабыни… Гей!

Заводите вы плач свой… Иу!

Бей себя в грудь… Иу!

Вы сострадайте страждущей,

Вы плачьте вместе с плачущей,

Вмыкайтесь в погребальный вы

И мрачный хоровод!

Чтоб белая ланита

Алела под ногтем.

Иу! Отраден мертвым

Печальный наш убор.

Страшные волны мучения,

80 Неутешная снова печаль

Носит и кружит нас…

Глаза у нас — как волнами

Росимая скала… Иу!

Увы! Судьбина женская!

В слезах исхода нет

Тоске по мертвым детям:

Бессмертна ты, тоска!

Но если смерть — забвенье,

Благословлю и смерть.

Я слышал гул от стонов, от ударов

По персям — и безрадостный напев

Узнал я погребальный. Стены храма

Гудели вслед, и страх нас окрылил.

90 Не с матерью ль несчастье? Из чертога

Она ушла давно, и я за ней…

Ба…

А это что ж? Что вижу я? Царица

На ступенях алтарных — жены с ней

Безвестные, и каждое движенье

Их говорит о горе, и из глаз

Их старческих катятся слезы наземь.

Их волосы обриты, ризы их

Непраздничного вида… Ты, родная,

Нам объясни, что значит это, — я ж,

Я весь — одно вниманье и тревога…

100 То матери, мой сын, семи вождей,

Под Фивами убитых: зорко круг их

Нас оцепил, ты видишь, и олив

Они из рук, моля, не выпускают.

А это кто ж там плачет, распростерт?

Аргосского Адраста называешь.

А мальчики? Иль дети этих жен?

Нет, сыновья убитых под Кадмеей[11].

О чем же нас молить они пришли?

Я слышала, тебе ж пускай расскажут.

110 Ты там, плащом покрытый, объясни,

Но сняв покров с лица и без стенаний.

Одна стезя для мысли — наш язык…

Благовенчанный царь земли Афинской,

К тебе моя и к городу мольба!

О чем мольба? Чего от нас желаешь?

Ты знаешь, царь, мой пагубный поход.

Да, шумом вы наполнили Элладу.

Цвет Аргоса остался там, увы!

О, бич войны тяжел и беспощаден!

120 Я возвратить мне трупы их просил.

Их твой герольд просил, слуга Гермеса?

…Счастливо враг посольство отклонил.

Чем подкреплен отказ их беззаконный?

Успех пьянит. В успехе сила их…

От нас чего ж ты просишь?.. Иль совета?

Царь! Вызволи аргосские тела!

А Аргос ваш? Иль даром вы хвалились?

Увы!.. Одна надежда на тебя…

Ты от себя, иль Аргосом ты послан?

130 Все молим мы: отдай нам мертвецов.

А семь дружин из-за чего ж гонял ты?

Двоим зятьям в угоду был поход[12].

Из Аргоса зятья, конечно, были?

Нет, женихов аргосских не нашлось.

И увели царевен чужестранцы?..

Да. Полиник Фиванский и Тидей[13]…

А почему ж на этих пал твой выбор?

Загадкою нас спутал Аполлон.

Кого же он давал в мужья девицам?

140 Льва для одной, кабана — для другой…

И как же ты истолковал оракул?

Раз ночью к нам два путника пришло.

Но кто ж и кто? Ты говоришь, что двое…

Гляжу — борьба: Тидей и Полиник.

И в них зверей предсказанных узнал ты?

Борцы зверей напоминали мне.

Но что же их от очагов прогнало?

Сородича, о царь, Тидей убил.

А Полиник за что ушел в изгнанье?

150 От слов отца пророческих бежал,

Чтобы не стать убийцей Этеокла[14]…

Он поступил разумно, если так…

…И обделен заглазно был в Кадмее.

Что ж? Или брат наследство захватил?

Я выступил в защиту, и разбит я…

…Не выслушав гадателей сперва.

Не береди, о царь, горящей раны.

Глагол небес тебя не окрылил?

О, хуже, царь! Амфиарай был против[15].

И так легко ты этим пренебрег?

160 Нас юношей увлек шумливый пыл.

Отважный дух, не крепкий ум тобой

Руководил. Так гибло много славных.

О лучший вождь Эллады, царь Афин,

Мне совестно, Тесей, перед тобой

Склонять свои седины и колени

Охватывать, моля, твои….Давно ль

Я тоже был счастливый царь, но сила

Несчастия согнула нас: вели

Вернуть тела аргосские и сжалься

Над бедами, над горем матерей,

170 Над старостью, столь безнадежно сирой…

Они едва волочат ноги, царь,

От дряхлости, но этот путь далекий

Не в храм их вел на богомолье, нет:

Похоронить детей их молят руки,

Тех сыновей, от коих для себя

Они — давно — услуги этой ждали.

От бедности богатый, от беды

Счастливый да не отклоняет взора!

И если кто судьбою взыскан, пусть

О жребии людей непостоянном

Среди своей удачи помнит, пусть

Сиянье солнца свежей бодрой волей

Счастливцу наполняет сердце.

Тень

Ведь и его покроет тоже… Счастье

Капризно отвернется, и тогда

Погаснет радость бодрого деянья,

Без бодрости ж — победы нет[16].

……………………….

Певец,

180 Когда свои слагает гимны, должен

Их радостно творить. Когда печаль

Своя его гнетет, скажи, откуда ж

Возьмет он сил развеселить других?

Но, может быть, ты спросишь: "Край Пелопа

Был на пути[17] — зачем же этот груз

В Афины ты приносишь?" Вот что должен

Я отвечать тебе: спартанцы, царь,

Бесчувственны, они полны коварства.

Все города другие слабы. Ваш

Один бы с делом справился. Афины

190 Cочувствуют несчастью, ты ж хоть юн,

Но доблестен; а сколько погибало

Уж городов без сильного вождя.

И я свое прибавлю слово: к сердцу

Прими, Тесей, печальный жребий наш.

Пришлось и мне подобную твоей

Когда-то речь держать, я помню, в споре.

Противник мой стоял на том, что зла

Гораздо больше, чем добра. С обратным

Я положеньем выступал, — старался

Я утвердить за благом перевес,

200 Иначе б мир как уцелел доселе?

Хвала тому бессмертному[18], который,

Над дикостью звериной нас подъяв,

Дал разум нам божественный, вещанья

Дал языку и голос окрылил

Осмысленною речью. Меж богов

Хвала тому, кто в пищу нам плоды

Определил, небесною росою

Взращая семена и небо нам

Сухое орошая, кто зимою

Дает нам одеянье, кто моря

Нас научил переплывать, чужие

210 Выменивать товары. А когда

Загадкою мы смущены, гадатель

Является на помощь и полет

Толкует нам пернатых иль огня

Пророческие знаки. Это бог

Порядок нам такой установил.

Но люди есть, которые, гордыне

Дав ослепить рассудок, быть умней

Богов хотят. И ты из их десятка,

Должно быть, царь Адраст, ты — ложный ум.

220 Ты дочерей за чужестранцев выдал,

Оракулу послушный; значит, ты

В богов-то верил, если даже чистый

Не побоялся дом свой запятнать,

Внеся в него грехи чужие. Умный

С невинностью порока не дерзнет

Соединить: он только чистым руку

Отважится подать, а кто судьбу

С преступными связал, будь даже сердцем

Он чист, суда богов тот трепещи!

Его порок в паденье увлекает.

Но далее?.. Когда ты начинал

Войну и речь гадателей угрозой

230 Над Аргосом звучала, о богах

Подумал ли ты, царь? Не ты ли в бездну

Увлек свои войска?

Ты говоришь,

Что молодежь тебя сбивала: битвы

Честолюбивый требовал их пыл.

Он о правах и пользе граждан думать

Не позволял тебе. Из молодых

Вождей один стремился к блеску, властью

Другой пленен — простора для своих

Искал страстей, а третий жаждал денег,

Но каково народу, это их

Не занимало слишком. В государстве

Три класса есть: во-первых, богачи,

Для города от них нет пользы, им бы

Лишь для себя побольше. Но опасны

240 И бедняки и чернь, когда свое

С угрозою подъемлют на имущих

Отравленное жало, подговорам

Послушная витий. Лишь средний класс

Для города опора; он законам

Покорствует и власти.

Рассуди ж,

Неужто мне в союз вступать с тобою?

Да что же я афинянам скажу?

Иди своей дорогой. — Если плохо

Придумал, так последствия неси

Ты сам своей придумки. Мы при чем же?

250 Был дерзок шаг, что ж делать? Молодежь!

На старике ль вся тяжесть искупленья?

Я не судьи искал, афинский царь,

Когда к тебе я шел: бедой застигнут,

Надеялся на помощь я — бранить,

Корить ли нас — излишнее. Не хочешь

Ты нам помочь, что ж делать! Спорить тут,

Пожалуй, незачем… Идемте ж прочь,

Вы, старые… Блестящую листву

Оливковых ветвей своих покиньте

На ступенях алтарных. Пусть листы

Касаются их глянцем. Призываю

260 В свидетели богов я. Землю я

В свидетели беру, Деметры факел

Богини призываю, Солнца свет,

Что были нам моленья бесполезны.

Итак, домой, с отчаяньем в сердцах,

С обидою бессильных слез, обратно!

[И ты дерзнешь по брошенным ветвям

Оливы бесполезной снизойти,

Алтарные ступени попирая?!

А сила общей крови? Иль Питфей,

Твой царственный отец, не] сын Пелопа[19],

Чей остров нас взрастил? В нас кровь одна,

И ты, царица Эфра, нас, старух,

Решишься прав лишить и оттолкнуть,

А бог на что ж? Нора спасает зверя

И божий дом — молящего раба…

Когда нуждой застигнут город, разве

Не в городе другом его спасенье?

Блага земли не прочны; до конца

270 Не остается счастье смертным, Эфра.

Очаг Деметры оставьте и, горькие, встаньте,

Встаньте, чтобы пасть к его коленям,

Пасть и прижаться, моля. Пусть из Кадмеи,

Пусть нам детей он вернет убитых.

Ах! Я падаю! Вы,

Вы, молодые рабыни,

Возьмите, несите, ведите, руке

Дряхлой будьте опорой!

Милый, о светлый, о вождь!

Видишь — колени с мольбой твои обняла я!

Я к руке припадаю, к ланите влекусь;

Сжалься: как нищие мы,

280 Бродим с тоской по чужбине, и песни

Слезные реки за нами идут погребальной.

О, милосердье для наших детей!

Сын мой, ужели ж ты трупы

В поле так и оставишь добычей для птиц?

Трупы таких же, как ты, юных, могучих?

Молим тебя… Слезы, гляди, это слезы,

С прахом смешалися косы… О, мира!

Дай им, Тесей, только мира могилы!

Ты плачешь, мать? Фатою ты глаза

Прикрыла? Иль тебе так жалки стоны

Тоскующих? Смутилось сердце в нас,

О, подними же белую главу:

290 У очага богов не надо плакать.

Увы!

О мать! Те слезы не твои.

О, как они несчастны.

Но не ты же?

Дерзну ль с тобой о чести говорить

Тесеевой и об афинской чести[20]?

Да, говори! Из женских уст порой

Прекрасные советы выходили.

Уж и сама не знаю. Трепещу

Нести на свет таимое глубоко.

Но, может быть, напротив — ты должна

Стыдиться, что таишь от сына благо?

Нет, не хочу молчать, чтобы потом

Раскаяньем терзаться. Если женам

Высокая и не пристала речь,

300 Не жертвовать же правдой страху нам,

Что кто-нибудь осудит нас за дерзость!

Остерегись, не делаешь ли ты

Ошибки, царь Тесей, когда не хочешь

Восстановить их честь. Я не боюсь,

Чтоб в чем другом Тесея упрекнули.

Когда б еще вступиться должен был

Ты за людей, обиды не видавших,

Мои слова излишни были б. Здесь

Я говорю о славном деле. Страха

Не знаю я, когда тебя зову

Против мужей, которые мешают

Убитому быть погребенным; силой

310 Вступись за них и эллинский закон

От дерзких рук спаси, Тесей. В охране

Божественных законов вся надежда,

Вся сила городов.

Дождаться б ты слов чьих-либо хотел,

Что трусость отклонила от венца

Тесееву десницу: с диким вепрем

Он не боялся драться[21], а едва

Блеснула медь копья и шлем метнулся

В глаза ему, он оробел… О нет,

320 Я родила другим тебя.

Афины

Твоя отчизна, если дерзость их

Кто обличать решится, отвечают

Сверканьем взгляда гордого. В боях

Паллады город крепнет. Не указ

Те города ему, что из потемок

На божий свет поднять не смеют глаз.

Ты, кровь моя, без помощи оставишь

Несчастных матерей и без могилы

Убитого солдата? За тебя

Не трепещу, когда в походе правда

Тебя ведет. Фиванцам улыбалось

Покуда счастье, точно.

Но различно

330 Ведь падают и кости. И богов

Нередко мысль удачи наши рушит.

Болезнуя о сыне, и меня

В речах ты не забыла. Две отрады!

Слова мои Адрасту и теперь

Я повторить готов насчет ошибок,

Которые его сгубили, мать!

Но и твои внушения, родная,

Не прозвучали даром.

Не пристала

Тесею осторожность — это правда.

340 Cам эллинов я приучил во мне

Карателя злодейства видеть, где бы

Оно ни притаилось. И от дела

Мне не уйти.

Уж если ты, забыв

Свой вечный страх за сына, посылаешь

Его на праздник ратный, и притом

Не первая ль? От зависти людской

Чего ж нам ждать?

Итак, за дело! Мертвых

Уговорю вернуть им. Но в запасе

И меч у нас. На милость божью тоже

Теперь-то есть надежда… Только воля

Афинского народа на поход

Должна быть нам[22]. Хоть за моей, я знаю,

Пойдут они, но если обсудить

350 Я дам им это дело, то охотней

Они пойдут.

И разве я не сам

Освободил народ и граждан созвал

Из подданных?

Теперь пускай со мной

Адраст идет в народное собранье.

Мои слова подействуют сильней

При зрелище несчастного.

Решат

С отборною меня дружиной ждите!

Посмотрим, что ответит нам тогда

Фиванский вождь на просьбу выдать мертвых.

Вы, старые, ограду из ветвей

Священную раздвиньте. В дом Эгея

360 Я отведу родимую, руки

Ее коснувшись с лаской.

Злополучен,

Кто послужить родителям не мог:

Между людьми залога нет вернее

Что дал отцу, все с сына ты вернешь.

Коней питающий, Аргос родимый наш,

Слышал ли слово ты, слышал ли царское?

Правдой божественной слово венчанное,

Это — для Аргоса слово великое.

Если ж победою смелость венчается,

370 Если из праха он вырвет для матери

Эту жемчужину, краю Инахову[23]

Витязя славного нам не любить тогда?

Светлый венец народу

Если за Правду спорит,

Милость навек стяжает.

Чем-то решат Афины?

Помощь они нам дадут ли?

И сыновья

Мир в гробу обретут ли?

О, защити кормивших,

Город Паллады, сжалься!

Переступать народных

Прав не давай людям!

Ты не пособник злодею!

Правде одной

380 Ты в нужде помогаешь.