Умоляющие

Матери, стонами,

Стоном на стоны мне

800 Вы ль не ответите!

Хору

О дети, из уст родимых

Горько привета слово,

Горько звучит над мертвыми!

О, увы!

Увы мне, удар попал!

Ай! Ай!

Железо пожрало их.

О, пострадали мы…

Сил нет… Ой, смерть моя…

Аргос мой! Я ль не женат?

Аргос! О славный Аргос!

Он смотрит и на нас, тот Аргос,

810 Бедных, безнадежных…

Дайте ж сюда тела!

Стойко отбитые

Не поношение ль

Смерть их была, увы!

О, дайте обнять ребенка!

К сыну прижаться грудью

Дайте его носившей!

Будет вам…

Я мукой купила их…

О… о…

Взываешь ты к матери?

820 Cтонам внемли моим.

Мука связала нас.

Пусть между трупов ратных

В поле и я был мертвым!

О, если б никогда на ложе

Не обняла я мужа!

Вот оно, море бедствий!

Матери, плачете, плачьте!

По щеке моей струится

Бороздами кровь, и пепел

Кроет волосы седые.

Горе мне, горе, о горе!

Пусть бы земля разверзлась!

830 Пусть бы сорвалась буря!

Пусть от стрелы небесной

Череп бы мой распался!

Брак ты справил несчастливый,

И проклятье было в этом

Предвещанье Аполлона.

К нам из Фив

Перешел детоубийца,

Черный демон перешел

Из Эдипова чертога…

Уже когда перед лицом дружин

Оплакивал ты мертвых, мой вопрос

Сложился, но ему я воли не дал…

840 Cкажи теперь, Адраст, мне, кто они,

Те смельчаки, откуда род геройский

Они ведут? Наставь моих бойцов

Ты, сведущий, афинян юных этих.

Воочию мы оценили их

Безумную отвагу. Фивы штурмом

Дерзали брать… Оставлю в стороне

Смешное любопытство[50]: как враги

В сражении распределялись, чьим

Был именно копьем и кто заколот.

850 Фантазии! Ну кто, спрошу, видал

Сквозь натиск боевой, где копья тучей

В лицо ему мелькали, как сосед

Его погиб. Расспрашивать об этом

Не собираюсь я, и за ответ

Могли бы вы ручаться, что он точен,

Я все ж бы не поверил. Если враг

Перед тобой — и важное просмотришь.

О, только слушай! Я же счастлив, царь,

Хвалу друзьям воздать во имя Правды

И Истины. И твой прекрасен дар.

860 Пронизанный Кронидовой стрелою[51],

Там Капаней. Чего он не имел?

Но золотом своим не величался

И бедняка скромнее жил. Стола

Обилье презирал он, не в пирах

Отличия искал. "Иль сытым быть,

Он говорил, — так мудрено?" Надежный

В глаза ли друг иль за глаза он был.

Друзья такие редки. Сердце он

Открытое имел. И улыбался

870 Всем ласково. А чванства ни рабы,

Ни граждане в покойном не видали.

Вот Этеокла[52] прах. И в нем блистал

Алмаз, но новой гранью. Этот молод

И беден был. Но никогда почет

Не обошел его. Героем славным Аргос

Наш дорожил. И у друзей легко

Он находил поддержку, хоть свободы

Решений им своих не продавал.

Он быть врагом умел вождей фальшивых,

Не самого народа. Да за что ж

Казнить народ? Как будто он виновен,

880 Коль не туда советники ведут!

Вот третий вождь — и новое отличье:

Гиппомедон был отроком еще,

Когда решил он гордо, что ни Музы,

Ни нега не возьмут его — в полях

Он закалял себя на ловах, диких

Смиряя лошадей или тугой

Сгибая лук. Всего себя отчизне,

Всю силу он берег.

А здесь почил

Парфенопей, рожденье Аталанты[53].

Почти дитя, а до чего красив!

890 Аркадия была его отчизной,

Но в Аргосе он вырос, как метэк[54].

Парфенопей был скромен: он аргосцам

Не докучал — зато и между нас

Враждебных лиц не видел. Спорщик не был,

Вот — главное. Чужой ли, свой ли нам,

Но спорщики всегда невыносимы.

В челе других не хуже дрался он

Природного аргосца, утешаясь

Удачей наших граждан и скорбя

За их урон. Его краса желанья

Рождала и соблазны, но стоял

900 На страже он, чтоб не поддаться лести.

Вот и Тидей. Великой похвале

Обилья слов не надо. Он словами

И не блистал. С копьем же был софист,

Для воинов неопытных опасный.

Мои слова усвоив, не дивись[55],

910 Что умереть отважились такие,

Штурмуя кремль. И чувству чести, царь,

Потребно воспитанье. Если сердце

Ты закалил отвагой, стыд не даст

Тебе бежать. И доблести ведь учат,

Как прочему: как говорить и слушать.

Природа нам познаний не дает,

До старости зато уроки целы.

Итак вот первый долг

Учить детей.

О дитя! Не на радость тебя

Под сердцем носила, кормила

920 Я, в муках горьких тебя родив.

Та мука моя у Аида,

А мне, горемычной, к закату

Опоры и той не осталось

Рожденного трудно кормильца.

Меж павшими почтен Амфиарай:

Живым его и с колесницей боги

В земные недра приняли. Мой долг

Воздать хвалу открыто Полинику.

930 Он был мой гость, покуда Фив еще

Не покидал для Аргоса, себя

Печальному изгнанью обрекая…

А знаешь, что я сделаю теперь?

Одно — тебе повиноваться — знаю.

Пусть Капаней — его отметил Зевс…

…Горит один[56], бессмертных достоянье.

Ты угадал. Других — в один костер.

Но где же гроб отдельный ты наметишь?

У храма здесь столбы велю я врыть.

Для рабских рук, конечно, то работа.

940 А мы других схороним. Поднимай!

Ну, матери, идите попрощайтесь.

Оставь, Адраст! Не дело говоришь.

Как? Матерям нельзя детей касаться?

Не вынесут ужасных перемен.

Сукровица и язвы, точно, страшны.

Иль мало им уж пережитых мук?

Сдаюсь, Тесей! Крепитесь же, старухи!

Совет хорош Останки мы сожжем

И отдадим вам пепел. Вы детей

Обнимете, но в урнах…

Люди, люди!

850 Хватаются за копья, тяжких ран

Ослеплены угрозой…

Лучше каждый

Свой берегли бы город. Что вам — жить

Век, а!.. И путь-то ведь недальний, право!

Матери радость, где ты?

Матери гордость, где ты?

Нет тебе места дома

Меж матерей счастливых…

И мне Артемида, бездетной,

960 Больше не скажет: "Здравствуй!.."

Жить-то зачем? И эту

Чем я наполню пустыню?

Туча теперь я в небе,

Бурей гонима.

Семеро нас рождало,

Семеро их родилось.

Дети-то наши были

Аргоса цвет и слава.

И вот я — старуха, а сын мой,

Радость, опора, где он?

Нет мне меж мертвыми места,

В счет не иду я под солнцем,

Тенью брожу одна я

970 В сумерках жизни…

Как его воспоминанье,

В доме мне остались слезы

Да венцы — седые пряди,

Что печаль скосила медью,

Мне остались, да напиток,

Сладкий мертвым, да напевы,

От которых золотые,

Хмурясь, Феб[57] уносит кудри,

Да на пеплосе, к рассвету,

Складки влажные, что стынут

На груди, рыданий полной.

980 Вот он — гроб Капанея,

Глядите — вот — священный воздвигся…

Дары из дворца слуги выносят…

Постойте! Это кто же?

Или супруга?

Да, это — Эвадна, Ифитова дочь,

Возле останков жертвы перуна.

Ба!.. зачем же наверх идет на скалу,

На выступ идет над костром? Глядите…

Глядите…