Унижения плоти

Безумная мелодия

Эта история началась с образа, который пришел ко мне во сне: маленький мальчик запускает воздушный змей, сделанный из кожи его брата. С этого все и началось. Я также включил в нее один из моих любимых детских слухов, очень популярный среди таких как я детей, которые выросли в Анахайме, штат Калифорния, в тени Диснейленда.

Головорезы из Диснея снова преследуют нас. Мама сказала, что видела двоих из них в машине возле супермаркета. Она сбросила их, приехав домой на автобусе и оставив машину на стоянке. Сейчас они с отцом наверху упаковывают вещи.

Нам придется переехать.

Третий раз в этом году.

Вы, наверное, видели мультфильмы моего отца. Те, в которых два остроумных хомяка постоянно изводят домашнюю собаку и кошку, доставляя им неприятности с их владельцами. Даже не смотря на то, что мой отец не делал ничего нового последние три года, их все еще показывают по субботам утром, а многие местные станции по всей стране показывают их во второй половине дня по будням.

Конечно, мой отец все еще рисует. Он все еще пишет сценарии, и он все еще составляет раскадровки. Но его новые мультфильмы никто никогда не видел. Его имя, сказал он, — смерть в мире анимации. Дисней отравил для него как студийные, так и сетевые воды. Они внесли его в черный список, и у них достаточно влияния, чтобы осуществить свои угрозы.

Поэтому он творит для того дня, когда его работу снова увидят, — у него не было сомнений, что она будет показана. Эта ситуация не может длиться вечно. Он рисует свои фоны, раскрашивает кадры кинопленки и планирует свои истории. И по моему личному мнению, его мультфильмы даже лучше, чем прежде. Его идеи в последнее время были воистину вдохновенными.

Господь милостив.

Божий Дом было труднее всего засунуть в автобус. Он намного тяжелее, чем кажется. Я помог отцу и матери поместить его на тележку и катить по подъездной дорожке, но поднимать его по ступенькам автобуса было сущим адом. Нам пришлось прислонить его к ступенькам, а потом толкать снизу. В конце концов мы поставили его в нишу рядом с плитой, и я охранял его, пока мама с папой вернулись в дом за остальными вещами.

Я посмотрел на Божий Дом, на гладкий серебристый металл его поверхности, на термометр, встроенный в его верхнюю часть. Мне было тепло и приятно просто смотреть на него. Я задумался на мгновение, затем упал на колени, сложил руки и помолился, чтобы Бог не позволил головорезам поймать нас. Это была искренняя молитва, а мой отец говорит, что сердечные молитвы, — самые лучшие.

Я думаю, что Бог услышал меня.

Мы путешествуем уже больше недели, и за нами никто не следит.

Когда мой брат Роберт умер, родители отдали его мне, и я превратил его в воздушного змея. Я снял кожу с его тела ножом, который мне одолжила мама, и повесил ее сушиться. В сухой жаре середины марта его кожа за несколько дней стала твердой и жесткой. Я намазал ее смягчителем, обработал камнями и досками, чтобы сделать податливой, и натянул на каркас воздушного змея, который сделал мне отец. Кожа легкая, но устойчивая к ветру, и я знал, что это будет идеальный материал для воздушного змея.

Теперь этот змей — моя единственная собственность, единственная вещь, которая будет со мной, куда бы мы не переехали. Это единственная вещь, принадлежащая мне, которую нельзя заменить.

Когда мы путешествуем, я запускаю его из заднего окна автобуса.

Новый город, в котором мы живем, довольно симпатичный. Он находится у подножия Скалистых гор в штате Колорадо, более чем в ста милях от ближайшего мегаполиса. Здесь нет ни больших супермаркетов, ни торговых центров, ни мультиплексных кинотеатров, ни даже Макдоналдса. Мой отец думает, что мы сможем пожить здесь некоторое время.

Здесь также много детей, и это хорошо. У меня будут дети, с которыми я буду играть, а у моего отца будет тестовая аудитория для его новых мультфильмов.

Небо голубое, трава зеленая, и Господь милостив.

Билли Болдсер мне больше не друг.

Я пригласил его прийти ко мне сегодня днем. Моя мать пошла за покупками в продуктовый магазин, отец работал в своем кабинете, и я посчитал, что это будет безопасно. Я отвел Билли на кухню, мы взяли немного колы, а потом пошли на задний двор играть.

Когда через несколько минут отец вышел на кухню, чтобы попить, он увидел нас с Билли через окно и выбежал во двор. Он схватил Билли за руки и поднял высоко в воздух.

— Именно то, чего не хватает Еве! — крикнул он.

Он понес Билли, теперь уже кричащего, в дом.

— Нет, отец! — крикнул я.

Но было уже слишком поздно. Он уже затащил Билли в кабинет и запер дверь. Я приложил ухо к дереву и услышал крики Билли, когда отец привязывал его к стулу. Голос Билли стал приглушенным, когда отец заткнул ему рот кляпом. Послышался звук летящих бумаг, затем наступила тишина.

Не совсем тишина.

Я слышал, как отец яростно рисует карандашом.

Он уже делал это раньше. Он примечал моих друзей, обладающих каким-то качеством, которое, как он думал, передастся в его мультики, и заставлял сидеть, пока рисовал их. Мать одного из моих друзей обвинила его в растлении малолетних и пригрозила выдвинуть против него обвинение, но мы уехали прежде, чем это началось.

Как бы мне не хотелось этого признавать, но некоторые из лучших работ моего отца появились в результате вот таких похищений моих друзей.

Я растянулся на полу коридора и попытался заглянуть под край двери, но не увидел ничего, кроме ковра в кабинете. Однако я прекрасно слышал. Я слышал, как Билли отчаянно борется, слышал, как отец лихорадочно рисует.

Через несколько минут я услышал, как отец молится, и понял, что он стоит на коленях перед Божьим Домом и разговаривает с Господом.

Когда через полчаса Билли выбежал, он даже не узнал меня.

Его глаза были красными и дикими, а на руках и лице виднелись следы от веревок. Он в ужасе выскочил из дома, а я даже не попытался последовать за ним. Вместо этого из-за двери я заглянул в кабинет отца. Он не смотрел на меня, но, должно быть, знал, что я здесь.

— Прекрасно! — сказал он. — Прекрасно!

Когда мама вернулась домой, он втолкнул ее в спальню и запер дверь.

Они нашли нас. Не знаю, как они это сделали, но нашли.

Я шел домой с детской площадки, усталый, потный и готовый поужинать, когда двое из них выскочили из машины и схватили меня. Я пытался вырваться, но они крепко держали меня, были больше и сильнее. Один из них быстро и сильно ударил меня по лицу, и его кольцо рассекло мне щеку. Кровь стекала по моему лицу, когда они бросили меня в машину.

Один мужчина сел на заднее сиденье рядом со мной. Другой запрыгнул на водительское сиденье.

Мы сорвались с места.

— Что вы с ним сделали? — спросил мужчина рядом со мной, когда мы ехали.

Я тупо уставился на него.

Он ударил меня снова, на этот раз сильнее, и по выражению его лица я понял, что он наслаждается этим.

— Кончай дурачиться, парень. Как он?

Я промолчал.

— Мы легко можем вызвать полицию, и пусть они сами разбираются. Как ты думаешь, твоему старику это понравится?

Они блефовали, и я это знал. Они не посмеют вызвать полицию после того, как схватили меня и ударили. Я изобразил на лице свое лучшее выражение детской обиды и посмотрел на мужчину рядом со мной.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — сказал я.

— Ты не понимаешь? — он вытащил фотографию меня и моих родителей из портфеля на полу, и его выражение кратковременного сочувствия растворилось в улыбке чистой злобы. — Начинай говорить, маленький говнюк, или мы прибьем твою задницу к стене.

Я посмотрел на ближайшую ко мне дверь и подумал о том, чтобы открыть ее и выскочить наружу, но мы ехали быстро, и я знал, что получу серьезные травмы. Я спокойно посмотрел на своего ближайшего похитителя.

— Только тронь хоть один волосок на моей голове, ублюдок, и мой отец сожжет его.

Его лицо побледнело, и на нем появилось выражение ужаса.

— Он этого не сделает.

— Еще как сделает, — сказал я.

— Так все-таки как он?

Я уставился в лобовое стекло.

— Высадите меня на следующем углу, — приказал я.

— Отпусти его, — сказал мужчина на переднем сиденье. Это был первый раз, когда я услышал, как он говорит. Его голос был мне точно знакомым. Я узнал его. Я слышал его голоса, он озвучивал мультфильмы.

Они выпустили меня, и сделали вид, что уезжают, но я знал, что они собираются вернуться и попытаться последовать за мной. Я сбросил их, проползя через ливневую канализацию под улицей рядом с парком, и помчался домой. Мама, папа и я схватили Божий Дом и покатили его к автобусу. Я побежал обратно в дом и взял своего змея.

И теперь мы снова путешествуем.

Моя мать писала детские книги. Она забросила это, когда вышла замуж за моего отца, но у нее все еще много идей. Именно она первой подумала о том, чтобы украсть Бога.

И именно она решила, что мы должны остаться на одном месте и обороняться.

Мы готовы к этому.

Путешествие закончилось. Автобус припаркован на постоянной стоянке, а дом, который мы выбрали для жизни, изолирован и находится далеко от города.

Мой отец начал разрабатывать нашу оборону.

Мы всегда знали, что ресурсы Диснея безграничны. И мы также знали, что они никогда не сдадутся. Но мы никогда раньше не думали о том, чтобы остаться на одном месте и сражаться. Как можно было бороться с чем-то таким большим, как Дисней?

Но моя мать указала, что Бог на нашей стороне.

И это то, о чем мы должны были подумать раньше.

Теперь все закончится. Это конец.

Они пришли рано утром, крадучись по периметру нашей собственности. Их было несколько групп. Конечно, там были головорезы, но и аниматоры тоже. В конце концов, именно они были в этом больше всего заинтересованы. С тех пор, как мы украли их Бога, они стали выпускать всякую чушь, и хотя они успешно блокировали маркетинг мультфильмов моего отца, им хорошо было известно о неизменно высоком качестве его работы.

Мы все вместе помолились, прежде чем выйти на улицу. Мы преклонили колени перед Божьим Домом и прочитали молитву Господу. Однако мне было трудно сосредоточиться. Я держал глаза открытыми, исподтишка глядя на табличку под термометром: УОЛТ ДИСНЕЙ.

Я почувствовал теплое покалывание внутри себя, когда прочитал имя Бога.

Мой отец встал. Он велел нам с мамой оставаться в доме, а сам пошел их встречать. Он сказал, что попробует поторговаться. Моя мать возразила и начала спорить, но отец поднял руку. Выражение его лица говорило само за себя. Он устал убегать.

Он посмотрел на меня сверху вниз и улыбнулся.

— Займись обороной, — сказал он.

Я взял у него из рук пульт управления и смотрел, как он выходит через парадную дверь.

Я видел, как они застрелили его еще до того, как он сошел с крыльца.

Я закричал, и я все еще кричал, когда нажал кнопки на пульте дистанционного управления.

Ничего не случилось. Защита не сработала.

Я бросил пульт и посмотрел на мать. Она не плакала и не причитала, как я ожидал. Вместо этого на ее лице застыло выражение мрачной решимости, и выражение ее лица заставило меня прекратить кричать.

— Позволь мне разобраться с этим, — спокойно сказала она.

Я наблюдал, как она коснулась святых кнопок на боку Божьего дома. К тому времени, когда я понял, что она делает, было уже слишком поздно реагировать. Металлическая дверь открылась с криогенным шипением, и температура на термометре упала почти до комнатной.

Тело Бога вывалилось наружу и рухнуло на пол. Он не был таким сильным мускулистым героем, каким я его себе представлял. Скорее, это был иссохший и замерзший старик, худощавый, с тонкими усиками.

Я почувствовал пустоту внутри себя, когда посмотрел на фигуру.

Бог был мертв.

Мама бросилась к входной двери.

— Не стреляйте! — закричала она. — Вы можете забрать его.

Она побежала назад и потащила тело Бога к верхней части лестницы в подвал, пнула его ногой и захлопнула дверь. Она схватила распакованную коробку с книгами и швырнула ее в Божий Дом, прежде чем захлопнуть металлическую дверь. Она нажала кнопку, и столбик термометра снова опустился до прежней низкой температуры.

Мы не разговаривали, пока они забирали Божий Дом и грузили его в специально оборудованный фургон.

Мужчины улыбались и были счастливы. Они не разговаривали с нами и не причиняли нам вреда. Через сорок пять минут они ушли.

Мы с мамой вышли на улицу, где в грязи лежало тело моего отца. Глаза у него были открыты и остекленели, а рубашка насквозь пропиталась кровью.

— Возьми нож, — сказала мама. — Мы сделаем из него брюки и рубашку.

Бог мертв, подумал я. Бог мертв.

Я пошел за ножом.