Виктория, абсолютно нагая, стояла в изножье огромной кровати в хозяйской спальне. Джастин одним движением разорвал ее уродливое одеяние на две части.
– Завтра слуги сожгут это. – Он отбросил тряпки в сторону и двинулся к ней. В неверном свете камина его глаза горели голодным огнем. С каждым шагом этот огонь становился все ярче и ярче. – А так ты мне нравишься гораздо больше.
– Когда я голая и полностью в твоем распоряжении? – прошептала она сухими губами.
Чувственный голод в его взгляде достиг апогея, когда он остановился всего в нескольких дюймах от нее.
– Именно!
Она дрожала. Физически она все время пребывала в его власти. Она старалась убедить себя, что это закончилось, когда они несколько лет не виделись, – но лгала сама себе. Страсть к нему не умерла в ней, а лишь погрузилась в сон, и в тот момент, когда Виктория вновь увидела его, проснулась с новой, неистовой силой.
Но страсть сама по себе тоже изменилась. Чем больше времени она проводила с Джастином, тем больше начинала ценить его достоинства – острый ум, чувство юмора: его шутки могли и ранить, но всегда вызывали у нее улыбку, и его страстность, тлеющую в глубине.
Каждая минута, проведенная в его обществе, убеждала ее в том, что он вполне может пробудить в ней нечто большее, чем просто физическое желание.
Но она не могла этого позволить – ни ему, ни себе. После того как они найдут Хлою, она вернется в Бэйбери, а он забудет ее. Если он станет ей небезразличен, она просто не сможет жить, зная, что он в Лондоне развлекается с актрисками и куртизанками.
Значит, нужно что-то придумать – и придумать быстро. Что-то, что позволило бы ей сохранить дистанцию, помешать ему проникнуть ей в душу – если уж она не может уберечь от него свое тело.
– Ты сказал, что хочешь, чтобы я вела себя как любовница, – сказала она надтреснутым голосом.
Он кивнул и запустил пальцы ей в волосы. Черные локоны упали на ее обнаженные плечи и грудь. Он поймал один завиток и принялся щекотать им ее сосок.
Она затаила дыхание. Горячее вожделение пронзило ее.
– Я сделаю, как ты хочешь. Но только если ты будешь обращаться со мной соответственно.
Он прекратил ласку и взглянул ей в глаза.
– Что ты имеешь в виду?
– Не нужно заниматься со мной любовью так, будто я твоя жена, – пояснила она. Тело ее уже начало извиваться само собой. – Обладай мной, как обладал бы простой содержанкой. Я не хочу от тебя нежности, не хочу, чтобы ты притворялся, будто мои чувства что-то значат для тебя.
Пристальный взгляд карих глаз едва не заставил Викторию отвернуться.
– Ты не знаешь, о чем просишь, – ответил он.
Она пожала плечами:
– Я прошу, чтобы мы не играли в игры – ты сам несколько минут назад упрекал меня за это. Если уж, согласно договору, мы будем спать вместе, то как куртизанка и ее покровитель, а не как муж и жена. – Она протянула ему ладонь. – По рукам?
Он поймал ее руку и поднес к губам, медленно провел языком от кончика указательного пальца к ложбинке между пальцами. В мозгу Виктории вспыхнуло воспоминание о том, как они в первый раз занимались любовью в Лондоне. Об интимном поцелуе, который он подарил ей.
Ее будто опалило огнем – от этого воспоминания и его прикосновения.
– Так по рукам? – переспросила она дрожащим голосом.
– Повернись, – прошептал Джастин, отпуская ее руку.
Она вопросительно посмотрела на него, но сделала так, какой велел. Сопротивляться ему бесполезно. Она повернулась к нему спиной и напряглась в ожидании: что же он будет делать?
– Возьмись руками за столбик кровати.
Она слышала шорох одежды – он раздевался. Ей отчаянно хотелось посмотреть на него, но она удержалась и вместо этого обвила пальцами полированное вишневое дерево.
В следующий момент она замерла и со свистом вдохнула: он провел пальцем вдоль ее позвоночника. Он касался ее совсем легонько, будто перышком, но ее немедленно бросило в жар, соски напряглись, а кровь толчками запульсировала между бедер.
– Мне кажется, я бы мог любоваться тобой целый день, – пробормотал он, не прерывая ласки. – Обнаженная, с выгнутой спиной, моя бесстыжая… любовница.
Она прикрыла глаза. Именно этого она и добивалась. Грубого напоминания о том, что она для него не более чем источник плотских наслаждений. Мимолетная страсть. Женщина, которую запросто можно бросить.
– Только любоваться? – промурлыкала она, оглядываясь через плечо.
Он представлял собой очень эротичное зрелище – величественный, красивый, нагой, он стоял позади нее, пока не прикасаясь. Темный, опасный, жаркий, как пламя. И она хотела его объятий. Хотела его тьмы.
– Нет, – с улыбкой ответил он, – я никогда не верил, что можно любоваться, не касаясь.
Он прижал мускулистую руку к ее животу и подтянул Викторию к себе. Ее округлые ягодицы идеально вписались в изгиб его бедер, и она ощутила его напрягшееся, горячее естество. Трепет ее тела превратился в лихорадочный озноб, когда она разгадала его намерения. Ее пальцы крепче вцепились в столбик кровати – она ждала его.
Но он не овладел ею. Вместо этого он впечатал влажный поцелуй между ее лопаток. Нервные окончания, о существовании которых она и не подозревала, вспыхивали, когда он водил губами по нежной, чувствительной коже вдоль ее позвоночника.
Его руки скользнули ниже, обхватили ее бедра. Джастин крепче прижал ее к себе. Виктория уже не понимала, где заканчивается ее тело и начинается его. Были только они. Вместе.
– Джастин, – простонала она, царапая пальцами прочную деревянную опору. Она жаждала большего.
– Я бы мог заставить тебя умолять, – прошептал он и принялся тереться напряженным членом о ее влажную плоть.
Виктория вскрикнула.
– Но для меня это не меньшая пытка, чем для тебя, – закончил он и вторгся в нее.
Ее дрожащие колени подогнулись, но он поддержал ее. Последние дюймы – и он заполнил ее целиком.
– Тебе и правда стоило родиться любовницей! – прорычал он и начал движения – жесткие, даже грубые, но Виктория только возбуждалась от этого быстрого ритма. Она никогда не забудет, что значит отдаваться ему, по-настоящему отдаваться и принадлежать. – Ты просто создана для наслаждений, – продолжил он, не останавливаясь ни на миг. – Чтобы лежать целый день в постели, раскинувшись, как шлюха, и ждать этого. Ждать меня!
Она попыталась сдержать крик, но его слова вкупе с грубым ритмом движений, которые будоражили чувствительный узелок внутри ее… Это слишком много. Она потеряла контроль над собой, и спина ее беспомощно выгнулась, когда сладкие спазмы наслаждения стали сотрясать ее тело один за другим.
Джастин обвил руками ее тело, обхватил груди и стал двигаться еще резче, еще быстрее, проводя ее по ступеням наслаждения, о котором она и не мечтала. Она почувствовала – по сбивчивому дыханию и жару его тела, – что он тоже вот-вот рухнет за край блаженства… И вот он схватил ее за бедра, рывком прижал к себе и излил в нее семя.
Они долго стояли так, склонившись над кроватью, сплетясь потными телами и дыша в такт. Виктория впитывала, как наслаждение, ощущение его в себе и тяжесть его тела. В эти мгновения он принадлежал ей.
И не имеет значения, как сильно она старалась забыть, – она знала, что она его жена.
Джастин вдыхал сладкий аромат волос Виктории. После дикого, животного совокупления они перебрались в более удобное место – на кровать. Она обнимала его, уткнувшись лицом в шею.
Впервые за долгое время он ощущал себя уютно и спокойно.
Виктория пошевелилась – отняла его руку от живота. Он посмотрел на нее – она внимательно разглядывала его ладонь в скудном свете угасающего в камине огня. У нее было очень серьезное, сосредоточенное лицо. Как будто она хотела увидеть его душу в линиях на ладони.
– Некоторые цыганки утверждают, что умеют читать будущее по руке, – тихо сказал он.
Она заглянула ему в глаза:
– Да?
Он улыбнулся:
– Говорят, линии на ладони рассказывают о жизненном пути человека тому, кто умеет их читать.
– Мне не хочется думать, что мое будущее предопределено судьбой или линиями на ладони, – ответила Виктория с грудным смехом, который неожиданно согрел Джастина.
Как уютно вот так валяться в постели с женой и болтать ни о чем. Давно, очень давно, он не задерживался с женщиной после оргазма дольше, чем на несколько минут.
– Предпочитаю считать, – продолжила Виктория, – что я сама могу как-то повлиять на то, что со мной случится или не случится.
Джастин вздохнул. Он очень хорошо понимал ее желание самой творить свою жизнь. После того как ее отец шантажом заставил его жениться на Виктории, он только и делал, что пытался контролировать в своей жизни все. Он очень боялся, что когда-нибудь его будущее вновь окажется в руках другого человека. И все же ему уже несколько раз пришлось переступить через волю Виктории. Неудивительно, что она так на него злится. Впрочем, в такие моменты, кажется, гнев исчезает, оставляя какое-то другое, нежное и теплое чувство.
Она поднесла его руку еще ближе к лицу.
– Нет, я определенно не могу прочесть твое будущее по ладони. Придется удовольствоваться прошлым.
Джастин напрягся. Ощущение уюта испарилось в мгновение ока. Она снова требует, чтобы он раскрыл ей свои тайны. А он не может этого сделать.
– А что у тебя в прошлом? – спросил он, в конце концов, и взял ее ладонь в свою. – Оно для меня такая же загадка, как и мое для тебя.
– Да, подозреваю, что так. Ты ведь знаешь моего отца только как сумасбродного пьяницу, – произнесла она задумчиво, уголки губ опустились вниз. – Но он не всегда пил.
Джастин наклонил голову. В его мозгу твердо закрепился образ Мартина Рида – мерзавца и подлеца, и он никогда не думал о нем как о чьем-то отце или муже. Как о человеке. Может быть, если Виктория расскажет подробнее, он лучше поймет своего врага. И будет лучше вооружен для следующего боя.
– А что с ним случилось?
Она пожала плечами и перекатилась на бок, положив подбородок ему на живот. Виктория взглянула на него, и у него перехватило дыхание: с волосами, рассыпавшимися по голым плечам, она такая красивая… Такая теплая и свежая, ни намека на обычную осторожность или злость.
Он хотел бы написать ее портрет, чтобы навсегда запечатлеть этот миг.
– Когда-то отец был очень добрым и веселым. – Ее улыбка потеплела. – Ох, как же он смешил нас с мамой…
Джастин молчал, пытаясь представит жену в роли маленькой беззаботной девочки. Нелегко это… Но от этого он только чувствовал ее ближе.
– Моя мама умерла, когда мне исполнилось восемь. Весь мир отца заключался в ней. Ее смерть убила в нем способность смеяться. – Ее лицо опечалилось. – Бутылка, которую он выбрал как средство забвения, убила все остальное.
Как Джастин ни старался сохранить спокойствие, он посочувствовал Виктории. Как, должно быть, она настрадалась в детстве – мама умерла, отец запил…
– Наверное, тебе трудно было видеть, как он менялся, – сказал он, чтобы поощрить ее к продолжению рассказа.
Она кивнула и заморгала, будто стараясь сдержать слезы. На секунду Джастину захотелось, чтобы она позволила себе расплакаться, доверила ему это более глубокое переживание. Но она этого не сделала. Она взяла себя в руки, прежде чем продолжить.
– Он превратился в человека, которого я не знала. Холодного, чужого. Я едва ли могу назвать его отцом. Нам больше не о чем говорить.
Ее лицо сделалось еще мрачнее. Он коснулся ее щеки – она вздрогнула. Джастин ожидал, что она отстранится, но вместо этого она прильнула к его ладони и мягко улыбнулась. Эта улыбка согрела его до глубины души. Он не стал задумываться, каким образом.
– А что насчет тебя? Я знаю, что ты и Калеб очень близки, и видела портреты твоих родных в Бэйбери, но слышала о них совсем мало – если не считать пьяного бреда отца, которому не всегда стоит верить.
Джастин глубоко вздохнул. Она пошла на откровенность, рассказала ему о своих болезненных отношениях с отцом. Он чувствовал, что остался в долгу. Может быть, есть способ рассказать ей о своем прошлом, не открывая всей правды?
– Я некогда был близок к ним, – признался он. – Теперь – нет.
Он замолчал. Говорил ли он кому-нибудь эти слова? Нет, вряд ли. Даже самые близкие его друзья знали о его разрыве с семьей крайне мало. Но, глядя в глаза Виктории, он чувствовал, что мог бы исповедаться ей.
– А что случилось? – спросила она.
Он покачал головой:
– Мы… мы отдалились друг от друга.
Она придвинулась ближе.
– А почему?
И снова он вгляделся в ее лицо. Если бы он знал, что у нее на сердце, возможно, он рассказал бы ей все, наконец-то разделил с кем-то бремя своей тайны. Но как бы ни хотелось ему поддаться минутной слабости, он не мог этого сделать. Этот зудящий вопрос, не дающее покоя сомнение никогда не оставляли его. Знала ли она о шантаже отца?
И пока он не выяснит этого, пока не удостоверится; что она не перескажет все отцу, который сможет любые сведения использовать против него, откровенность исключена.
Он молчал слишком долго. Виктория качнула головой:
– Если тебе трудно об этом говорить, не надо. Я не собиралась силой вытягивать из тебя доверительные признания.
Джастин подался назад. Если Виктория и играет, то она удивительно талантлива и терпелива.
– У меня есть еще вопрос, – сказала она. – Он не касается твоей семьи.
Джастин – кивнул. На любую другую тему он сможет говорить с ней честно.
– Мне всегда хотелось узнать… – Она замолчала, яркий румянец окрасил ее щеки. Она попыталась отвернуться, но Джастин взял ее за подбородок и удержал на месте.
– Спрашивай, Виктория.
Она с трудом проглотила ком в горле.
– Почему ты женился на мне?
Джастин отпустил ее, и Виктория отвернулась, но он ощущал ее напряжение. Она ждала его реакции.
Поклявшись себе ничем не выдать своих чувств, он прочистил горло и сказал:
– Мы уже говорили об этом. Мы с твоим отцом заключили деловую сделку.
Она не смотрела на него.
– И это все? Просто деловое соглашение?
Он медленно кивнул. Она искоса взглянула на него.
– А что, если я в это не верю?
Он напрягся и замер.
– А что, по-твоему, это еще могло быть?
– Если бы речь шла о деловом соглашении, я думаю, ты бы остался. По крайней мере до тех пор, пока не получил бы наследника. Или заключил бы сделку с человеком, дочь которого тебе по-настоящему нравилась бы. Я уверена, что тебя окружало достаточно прелестных леди, чье общество доставляло тебе удовольствие и которые могли бы составить тебе даже лучшую партию. В наш союз я привнесла все-таки очень мало.
Джастин сел, и Виктория повторила его движение. Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Воздух в комнате ощутимо сгустился. Она покраснела и натянула одеяло на грудь.
Джастин вздрогнул и со свистом втянул воздух. Она выглядела точь-в-точь как в первую брачную ночь. Темные локоны по плечам, в глазах – немой вопрос.
– Я слышала, как в ту ночь вы с отцом о чем-то спорили. Думаю, я имею право знать, если он каким-то образом заставил тебя вступить в этот брак, – продолжила она, заглядывая ему в глаза.
Он вновь засомневался: знала ли она об обстоятельствах их свадьбы?
– А почему ты стала такой любопытной, Виктория? – спросил он, прилагая нечеловеческое усилие к тому, чтобы сохранить спокойный тон. – Зачем ты сегодня подняла эту тему?
– Мы заговорили откровенно, – ответила она, но потом ее губы сжались. – А после сегодняшнего ленча, после истории твоих похождений, мне стало особенно интересно, что заставило тебя жениться на женщине, которую ты не хотел.
Его брови взлетели вверх, и она покачала головой:
– Хорошо, на женщине, которую ты хотел видеть в своей постели, но не в жизни. – Она наклонилась к нему. В ее огромных сияющих глазах он с легкостью мог утонуть. – Отец предложил тебе деньги или земли? Или пустил в ход шантаж?
Джастин соскочил с постели и уставился на нее.
– Шантаж? Почему ты так думаешь?
Его подозрения стали сильны, как никогда. Возможно, все ее «болезненные» откровения – не более чем способ вынудить его признаться в чем-то. Внезапно он поставил под вопрос все, что произошло между ними сегодня, и даже их восхитительное единение оказалось безнадежно испорчено.
– Джастин… – пробормотала она, придвигаясь к нему.
Он покачал головой:
– Почему я женился на тебе – это мое личное дело. Если ты хочешь узнать более подробно, почему твой отец сделал то, что сделал, спроси лучше у него.
На лице ее отразились потрясение и боль, которые она не сумела скрыть. И ты говоришь мне это после всего, что я рассказала тебе? Ты же знаешь, что у него я не найду никаких ответов.
– Тогда не ищи их и у меня. – Джастин резкими, дергаными движениями принялся собирать разбросанную одежду. – Помнишь, что ты сказала мне сегодня, Виктория? Я хочу, чтобы ты вела себя как моя любовница, а ты хочешь, чтобы я обращался с тобой соответственно. Если дело обстоит именно так, тогда долгие задушевные разговоры совершенно неуместны.
У Виктории затрепетали крылья носа. Одним плавным движением она поднялась с постели. Простыни упали к ее ногам, но она не сделала попытки прикрыть свою наготу. Джастин остолбенел. Боже правый, она – воплощенное искушение. Ева, предлагающая ему все запретные плоды.
– Черт бы тебя побрал, – прошептала она хрипло. – Ты любишь, ох как любишь игры. Сегодня я подумала… – Она замолчала и покачала головой. – Это моя жизнь. Наш брак коснулся не только тебя, слышишь, эгоистичный осел? Он весь мой мир поставил с ног на голову, и мне кажется, я имею право знать, почему так произошло. Почему, когда как день ясно, что ты мог жениться на любой другой женщине?
Джастин молчал. Если Виктория не участвует в интригах отца, она права. Она заслуживает права знать правду о том, почему ее заставили выйти замуж за человека, который бросил ее на другой день после свадьбы. Но если она лжет, тогда такой актрисы Лондон еще не видел. Эти глаза, затуманенные злыми слезами, дрожащие руки, сжатые в кулаки, достойны оваций. Невинность и чувственность колыхались в воздухе вокруг нее, как радужный покров.
Если она просто притворяется, Джастин заключил сделку не с тем членом семейства Рид. Всего коварства Мартина Рида не хватит на мизинец Виктории.
Он покачал головой.
– Любовницы не задают вопросов, – сказал он ледяным тоном, хотя на этот раз он дался ему нелегко. Сопротивляться Виктории становилось все труднее и труднее. – А покровители не обязаны давать ответов. Я получил удовольствие – ты тоже. На этом все.
Взгляд Виктории сделался неожиданно жестким. Она кивнула:
– Понимаю.
– Думаю, остаток вечера тебе стоит потратить на подготовку к разговору с Алиссой.
Она молча смотрела на него. В конце концов, выдавила из себя:
– Это все?
Он кивнул:
– Да, это все.
– В таком случае внизу ты найдешь список, который подготовил для меня. Я записала на полях свои соображения и мысли Мары. Доброй ночи, граф.
Она развернулась и абсолютно голая зашагала в прилегающую гардеробную. Джастин смотрел ей вслед со странным чувством – тоска теснила его грудь. Он ненавидел свои подозрения. Он хотел доверять ей. Хотел, чтобы она доверяла ему. Но это все невозможно. И даже если сегодня им удалось ненадолго притвориться, настоящего доверия не будет никогда.