Утрата военного превосходства. Близорукость американского стратегического планирования. 2019

Глава 8

Нации определяют себя по-разному, но не более чем по образу своих машин, особенно тех машин, которые предназначены для ведения войны. Это печально, но это также часть человеческой натуры. Война — самое важное времяпрепровождение человечества; Конфликт заложен в нашей культурной ДНК. Как ни прискорбно, но этот факт неопровержим. Таким образом, военная техника становится материальным воплощением всех эмоций превосходства и воинственности. Как заметил Уильям Макдугалл в 1915 году: «Инстинкт драчливости сыграл непревзойденную роль в эволюции социальной организации, и в современную эпоху он действует сильнее, чем любой другой, вызывая демонстрации коллективных эмоций и действий в большом масштабе».¹

Соединенные Штаты превратили публичную демонстрацию современного оружия в форму искусства и остаются непревзойденными в рекламе, продвижении и демонстрации своего оружия в том, что многие саркастически называют оружейной порнографией. Именно благодаря новым средствам 20-го века – телевидению и, в конечном итоге, Интернету – образы оружия стали доминировать в сознании американцев. Война, кровавая и кровавая акушерка сплоченности нации, в значительной степени избавила Соединенные Штаты и американскую одержимость оружием. Отчасти можно рассматривать как тоску по отсутствующему формообразующему фактору большинства современных наций. Именно в этой области разработки и производства оружия Соединенные Штаты в конечном итоге видят расширение своего «я» и нуждаются в постоянном утверждении себя в качестве глобальной сверхдержавы через доказательство превосходства своих военных технологий. США также постоянно заявляют об этом превосходстве, и в этом заключается проблема — эмпирические данные не говорят в пользу американского оружия. По крайней мере, большинство из них. Майкл Ховард, возможно, осуждал отказ от серьезного рассмотрения социального аспекта стратегии в пользу ее технологического аспекта, но здесь не должно быть ошибки — оружие и технологии действительно имеют большое значение.²

Любое оружие создается только с одной целью — убивать или, в более широком смысле, разрушать. Нет оружия – нет тактики, нет оперативного искусства, нет стратегии, нет военно-промышленного комплекса. Для системы вооружения недостаточно убивать, оружие должно делать это очень эффективно, и именно здесь оживает вся наука о оружейных технологиях. Американское оружие, безусловно, может убить, но американская военная техника, особенно ее творения XXI века, далеко не «лучшие в мире» или «превосходящие», как постоянно декларируется со всевозможных трибун, в том числе и самых высоких политических, во многом им следуют траектория упадка Америки. Фактически, они стали хорошим индикатором этого снижения. Секрет американского вооружения XXI века на самом деле не секрет: американское оружие производится для продажи. Они производятся с целью получения прибыли как коммерческие товары, будь то торговля внутри США или за рубежом. Это было неизбежно для страны, которая никогда в своей истории не воевала с иностранными захватчиками и, в силу географического положения, не имела особых опасений. Весьма показательно, что небольшая американская военно-техническая идиосинкразия, заключающаяся в использовании термина «сложный» вместо «эффективный» при вынесении суждения о качестве своих систем вооружения, настолько глубоко укоренилась в американской военной культуре.

Конечно, F-35 Joint Strike Fighter — это очень «сложная» система вооружения, не говоря уже о том, что она чрезвычайно дорога, но остается вопрос — работает ли она вообще? Это не так.³ Фактически, такие программы, как F-35, являются прекрасной иллюстрацией полного доктринального и технологического бардака, постигшего американский ВПК. Оно, конечно, может производить «сложное» оружие, но его эффективность все чаще подвергается сомнению в отношении серьезных, близких к нему или равных ему противников, а не против каких-то отсталых вооруженных сил третьего мира или негосударственных субъектов, которые вообще не имеют доступа к каким-либо современным технологиям, способным противостоять американскому технологическому превосходству. Отношение вундерваффе в США к собственным военным технологиям (когда одной возможности, такой как малозаметность, придается слишком большое значение за счет многих других важнейших характеристик, необходимых для эффективности оружия), стало гибелью военных технологий США в обеих средах: в воздухе, на земле и даже в военно-морской сфере, где Соединенные Штаты до недавнего времени сохраняли значительное технологическое лидерство. Те преимущества, которыми якобы пользовались США, теперь уже давно утеряны, и США все больше отстают в технологическом отношении от России и даже от некоторых строго европейских систем вооружения.

Предполагаемые преимущества F-35, особенно в малозаметности, похоже, не впечатлили производителей и операторов превосходного французского истребителя Dassault Rafale или даже Eurofighter Typhoon.⁴ Речь идет даже не о воздушных боях на относительно коротких дистанциях — здесь ни один американский истребитель не сможет противостоять российскому Су-35С, известному тем, что летает вопреки законам аэродинамики из-за своего всеракурсного вектора тяги и современного состояния арт-двигателей и авионики, не говоря уже о Су-57, чей ОНК запланирован на 2019 год.⁵ Дело в том, что с малозаметности на военных самолетах давно сорван покров тайны. Современные РЛС, такие как «Ирбис-Э» Су-35С, не только могут видеть самолеты-невидимки на дальности до 100 километров, но и применять оружие против малозаметных целей, сохраняя при этом подавляющее преимущество в сверхманевренности, что уже является плохой новостью для военной авиации США. Новые технологии радиофотоники, которые уже находятся в стадии НИОКР и уже работают реальные локационные устройства, полностью изменят технологию обнаружения военных целей в воздухе, на земле, на поверхности и даже под водой.⁶ Они сделают скрытность полностью устаревшей.

Огромные американские инвестиции в снижение наблюдаемости таким образом, радиодиапазон был по большей части потрачен впустую, как это было хорошо продемонстрировано в Югославии в 1999 году, где в значительной степени устаревшая сербская система ПВО смогла сбить любимца американских СМИ — истребитель-бомбардировщик F-117 «Стелс». Сегодня современные системы ПВО, такие как российские С-400, не испытывают никаких трудностей в обнаружении, сопровождении и захвате любых текущих или перспективных малозаметных целей, что требует продажи этих систем крупному союзнику США по НАТО, Турции и даже в Саудовскую Аравию, традиционного клиента США, иллюстрирует это. Это особенно тревожит американский военно-промышленный комплекс, учитывая позорную неспособность саудовских противоракетных комплексов «Патриот» перехватить устаревшие иранские копии «Скадов», запущенные йеменскими повстанцами-хуситами по Эр-Рияду.⁷

Частичным ответом на некоторые из этих довольно печальных неудач американских военных технологий является то, что это оружие никогда не должно было быть реально эффективным, поскольку оно никогда не использовалось для реальной защиты Соединенных Штатов. Русская военная техника оттачивалась в непрерывных боях с внешними врагами, в том числе с такими, как Наполеон или Гитлер, которые в то время занимали ведущие военно-технические и оперативные позиции в мире. По мнению России, оружие должно работать, поскольку от него зависит выживание нации, и именно это доминирует в российской военно-технической мысли. Эффективность, соотношение цена/эффективность и надежность были и остаются определяющими характеристиками российского оружия. Конечно, россиянам удалось произвести свою долю сомнительного оружия или реализовать сомнительные технологии, но российская военная история слишком жестока, чтобы позволить коммерческим соображениям и соображениям прибыли затмить то, что имело и имеет значение больше всего — оружие должно надежно убивать.

Во время холодной войны ведущим мотивом американского сравнительного анализа советского и американского оружия было то, что советское оружие было «грубым» и не «сложным». Очевидно, что после того, как железный занавес упал и стало доступно больше информации, развернулась совершенно иная реальность, но победа США в 1991 году в вызванной Персидским заливом безумии величия помешала признать тот факт, что американское оружие на самом деле не так уж и велико, даже против иракской «обезьяней модели» советского оружия. Без сомнения, Соединенные Штаты в то время лидировали в мире в области радиоэлектроники, и это позволило занять хорошее место в так называемом C4ISR (Commandation, Control, Communications, Computers, Intelligence, Surveillance and Reconnaissance). Что тогда было упущено, так это факт огромных научных достижений, достигнутых Советским Союзом именно в области разработки оружия. Да, советская электроника в то время отставала, но любой, кто хорошо разбирался в сути дела, уже в 1960-х годах мог увидеть зловещие признаки в области, в которой Соединенные Штаты были бесспорным мировым лидером, — в военно-морском флоте.

На самом деле история начинается в самом конце 1950-х годов. Нет, это не было вызвано моментом со спутником и образовательным шоком для западного истеблишмента, который его предоставил. Событием, оставшимся практически незамеченным широкой публикой, стал ввод в строй того, что известно на Западе как ПЛАРК «Эхо-II» (крылатая атомная подводная лодка с ракетами), которую в Советском Союзе и России до сих пор называют «ракетной подводной лодкой» «Кричащая корова» из-за ужасающего уровня шума. Проблема шума, хотя и смягчаемая высоким профессионализмом командиров и экипажей этих подводных лодок, хотя и была очень важной, не делала эти субмарины уникальными. Комплекс ракет, связи и наведения делал эти подводные лодки особенными.

Сочетание радара «Аргумент» и комплекса связи «Касатка», среди прочего, позволило этой неуклюжей субмарине иметь возможность запускать свои крылатые ракеты, от старых моделей «Пятерки» до более поздних моделей П-6, залпом с выбором и разделением целей. Это было впервые. Эти подводные лодки, также известные как камикадзе и самоубийцы (какими вы и должны быть при запуске с надводного положения, раскрывая таким образом свое местоположение как радарам, так и визуальным наблюдателям), были способны получать информацию о целях со спутников и Ту-95РТ («Медведь Д»). Позже обновленная система получила название «Успех». Фишка всей этой системы заключалась в том, что «Беар Д» транслировал в реальном времени радиолокационную картину местности, а точнее целей, на пульты операторов вооружения на подлодке, которые с помощью электронного карандаша (в реальности — пушки), выбранные цели на экранах своих дисплеев. Этот метод наведения использовался, когда дальность пуска превышала дальность действия радара подлодки. Эти залпы, хотя и были чрезвычайно опасны для всплывших подводных лодок (отсюда и их титул камикадзе ), были возможны и фактически проводились незамеченными. Это было в 1950-х и 1960-х годах — до появления твердотельной электроники. Однако то, что было только что описано, сегодня известно как элементы Сетецентрической войны.

Вся эта система наведения и запуска в то время была не чем иным, как революционной, даже если учитывать надежность и другие, чисто тактические и оперативные вопросы. Моментом начала действий для любой противолодочной или патрульной авиации является момент воспламенения данных, момент обнаружения подводной лодки, и Echoes были действительно хороши в этом. Но именно эта система с электронным приводом привлекла очень серьезное внимание Комитета Киллиана еще в середине 1950-х годов в их докладе Эйзенхауэру о наступлении эры ракет, как баллистических, так и крылатых. «Эхо» были одними из всадников апокалипсиса, поскольку они были способны доставлять как обычные, так и ядерные полезные нагрузки как по морским, так и по наземным целям. Во многом благодаря этим «Отголоскам» ВМС США в конечном итоге разработали, а затем установили свои первые противокорабельные крылатые ракеты «Гарпун» на патрульные самолеты P-3 «Орион». Требовалось немало изобретательности и простой инженерный талант, чтобы раз за разом придумывать, по крайней мере, адекватные, а зачастую и превосходящие ответы практически на все, что объединенный Запад бросал в Советский Союз. Эта тенденция в советской, а затем и в российской практике проектирования и закупок оружия была в значительной степени отвергнута многими в разведывательном сообществе и военной аналитической среде в пользу клансиевского взгляда на американские военные технологии, которые должны были быть лучше и более «сложными» просто по существу, что это американец и ничего больше.

Даже в 1960-е годы некоторые из этих российских систем вооружения были далеко не грубыми и наверняка были очень «сложными» там, где это действительно имело значение. Технологические последствия разработок подобных систем вооружения были полностью упущены из виду многими лицами, принимающими решения, и стратегами в США, где вера в превосходство американского оружия прочно закрепилось. Пятьдесят лет спустя этого убеждения больше нет. Технологическое несоответствие, о котором предупреждали многие американские военные провидцы, наступило. Вместе с этим возникло оперативное и стратегическое несоответствие.

Настоящим системным шоком стало раскрытие российских возможностей радиоэлектронной борьбы в 2014 году в Крыму, а затем и на Донбассе. Этот потенциал превосходил все, что когда-либо было в распоряжении Соединенных Штатов. Конфликт в Сирии лишь подтвердил высочайший уровень интеграции российских систем командования, управления, связи и датчиков, что позволило им следить за полем боя в режиме реального времени и соответственно управлять воздушными и наземными операциями. Сама идея о том, что российское вооружение никоим образом не уступает или, в большинстве случаев, превосходит то, что может иметь военно-промышленный комплекс США, казалась анафемой и в некоторых случаях встречалась в США с недоверием или прямым отрицанием фактов. Тем не менее, как заметил Роджер МакДермот после наблюдения за учениями российских вооруженных сил, такими как «Запад», и операциями в Сирии:

Россия интегрировала средства радиоэлектронной борьбы, а также наступательные и оборонительные возможности электромагнитного спектра в свои операции и стратегии, чего не наблюдалось у сил НАТО в Европе… НАТО не проводит никаких тренировок такого масштаба и не включает регулярно РЭБ в свои учения. На своей периферии Россия имеет доминирование в сфере эскалации.⁸

Это была страна, которая должна была стать остатком предположительно побежденного Советского Союза, большая часть «поражения» которого была достигнута за счет предполагаемого американского доминирования в военных технологиях. Тем не менее, каким-то образом Россия продолжала раз за разом производить не только очень сложное и современное оружие, но и оружие, которое хорошо себя зарекомендовало в реальных боевых условиях. В Сирии российское доминирование в системах РЭБ и ПВО было продемонстрировано прекращением атаки на два российских объекта. военные базы стаями джихадистских дронов, которые либо были побеждены электронными средствами, либо сбиты комплексами ПВО «Панцирь».⁹

Не менее впечатляющими являются противоспутниковые возможности России. В своих показаниях в Специальном комитете Сената по разведке 11 мая 2017 года директор Национальной разведки Дэниел Р. Коутс, хотя и сильно преувеличил ряд угроз Соединенным Штатам, тем не менее был прав, указав на ряд тенденций в развитие военного дела в ближайшие десятилетия. Он отметил:

Разработка некоторых новых российских и китайских противоспутниковых средств, включая системы поражения, вероятно, завершится в ближайшие несколько лет. Российские военные стратеги, вероятно, рассматривают противокосмическое оружие как неотъемлемую часть более широкого перевооружения воздушно-космической обороны и, весьма вероятно, используют разнообразный набор возможностей для поражения спутников во всех орбитальных режимах. Российские законодатели пропагандируют военную разработку противоспутниковых ракет для нанесения ударов по спутникам на низкой околоземной орбите, а Россия испытывает такое оружие для возможного развертывания. Российский чиновник также признал разработку ракеты авиационного базирования, способной уничтожать спутники на низкой околоземной орбите.¹⁰

То, что Дэниэл Коутс описывал сенатскому комитету, было возможностями, которые в США традиционно приписывались так называемым военным коллегам. Однако в целом термин «равный» является вводящим в заблуждение термином и подразумевает очень близкое соответствие военных возможностей предполагаемых равных государств. Эта ориентация сегодня просто не работает. Например, ВМС США не имеют себе равных по своему огромному авианосному компоненту, а Россия и рядом не стоит с такими американскими авианосными возможностями. Но тогда ей не обязательно защищаться. В ее арсенале есть гораздо более дешевая и устрашающая альтернатива сверх- и гиперзвуковые Противокорабельные ракеты, которые можно было запускать откуда угодно. Кто-то называет это асимметрией, кто-то — реальной боеспособностью, рассчитанной на достижение целей. В течение многих лет Соединенные Штаты определяли свой военно-технический потенциал с точки зрения стратегии компенсации – причудливого термина, обозначающего передовые технологические достижения. Сегодня Соединенные Штаты в значительной степени утратили это преимущество, и проблема не только в том, что мир достигает плато в вычислительной мощности, в результате чего закон Мура (наблюдение о том, что количество транзисторов в плотной интегральной схеме удваивается примерно каждые два года) больше не действует, применим по разным оценкам к середине 2020-х годов.¹¹ Большинство реальных и предполагаемых преимуществ Америки было основано на вычислительной мощности, которая давала США преимущество в обработке информации и сигналов. Это уже не так.

Сегодня технологические возможности России в военной области ничуть не уступают американским. Фактически, открытие для публики российского Национального центра контроля и защиты в 2015 году стало наглядной демонстрацией огромной вычислительной мощности России. Некоторые отнеслись к этому с пренебрежением, другие признали, что это впечатляло. Это также показало, как такую огромную военную машину, как Вооруженные силы России, можно контролировать в новом тысячелетии. Было ясно, что этот центр представляет собой демонстрацию российского промышленного, научного и технологического опыта мирового уровня. Это было воплощение единого боевого пространства, управляемого суперкомпьютером. Западные СМИ обратили на это внимание.¹² В военно-промышленном истеблишменте США заговорили об еще одном компенсаторе, третьем. Для любого, кто серьезно изучал историю России и Холодную войну 1.0, было ясно, что не имеет значения, будет ли этот третий компенсатор успешным или нет. Игра изменилась, и именно Соединенные Штаты все чаще становились отстающей стороной или едва одерживали ничью. В некоторых критических областях, в которых отставание США будет только увеличиваться, в других Соединенные Штаты даже никогда не были соперниками.

В военно-морской войне новое поколение неатомных подводных лодок с воздушно-независимыми двигательными установками не просто приходит, оно уже здесь. Несмотря на то, что такие подводные лодки способны действовать в океане, они представляют смертельную угрозу для любой атомной подводной лодки. ВМС США не планируют развивать подобные возможности. Это автоматически создает огромную проблему для атомного подводного компонента ВМС США при действиях в ближней и дальней морской зоне России. Чрезвычайно бесшумные неатомные подводные лодки имеют преимущество перед своими атомными аналогами. Более того, показательным является шокирующее видео новейшего ССК ВМФ России, стреляющего 6 ракетами «Калибр 3М14» с интервалом менее 5 секунд между каждой ракетой по террористическим объектам в Дейр-эз-Зоре в Сирии 5 октября 2017 года.¹³ Для специалистов это стало шокирующим открытием. Откровение заключалось не в том, что российские подводные лодки могли стрелять по целям сухопутными или противокорабельными крылатыми ракетами, а в том, что схема такого залпа считалась невозможной для подводных лодок такого класса. Такой ракетный залп легко мог быть произведен сверхзвуковой противокорабельной версией ракеты «Калибр», что обеспечило очень высокую плотность такого залпа. Это резко увеличивает вероятность прорыва любой, даже хорошо защищенной, ценной надводной цели, что автоматически накладывает серьезные оперативные ограничения на любого противника.

Посыл был ясен — зоны действия таких подводных лодок, будь то в Восточном Средиземноморье и Черном море, или в тихоокеанских зонах ответственности ВМФ России, где будут развернуты следующие шесть новеньких ССК проекта 636, становятся полностью закрытыми зонами для любого противника. Появление гиперзвукового «Циркона» (3М22) кардинально меняет расстановку сил на флоте. Это технологии, к которым ВМС США не были готовы и не имеют в своем арсенале ничего, что могло бы эффективно с ними бороться. Конечно, предлагаются всевозможные экзотические и очень дорогие решения, такие как подводные дроны. Но, если не считать одних и тех же технологий, разрабатываемых Россией и Китаем, они до сих пор не способны решить самую важную проблему, с которой сталкивается любой флот, — проблему «утечки», то есть пробившейся ракеты. Сегодня у ВМС США нет эффективных средств защиты от новейших противокорабельных крылатых ракет. Более того, на горизонте ВМС США до сих пор нет жизнеспособной сверхзвуковой противокорабельной ракеты. Временная мера США по использованию маломощной ракеты SM-6 из состава комплекса ПВО в качестве Противокорабельной ракеты является свидетельством отчаянной ситуации, корни которой лежат в истории ВМС США, когда они фактически саботировали разработку серьезных противокорабельных вооружений в пользу чрезвычайно дорогих и все более уязвимых авианосцев. Несмотря на фанфары в некоторых американских военных СМИ, даже те, кто приветствовал этот опыт с SM-6 как жизнеспособную замену распределенной реальности, были вынуждены признать, хотя и осторожно, что SM-6 на самом деле не является хорошей противокорабельной ракетой.¹⁴ Действительно, странно рассматривать ракету, у которой заявленная максимальная скорость М=3,5 и боеголовку массой всего 140 фунтов взрывчатого вещества, не чем иным, как отчаянной попыткой продемонстрировать что-то, что, по крайней мере на бумаге, может пройти мимо как адекватная технология. Сто сорок фунтов взрывчатки на SM-6, конечно, меркнут по сравнению с 440 фунтами российской специализированной противокорабельной ракеты 3М54 («Калибр»), которая по-прежнему значительно превосходит SM-6. По сравнению с ракетой P-880 Onyx с ее 550 фунтами взрывчатки взрывная мощность SM-6 кажется просто ничтожной.

Для ВМС США наиболее тревожной частью отставания в области противокорабельных ракет, не говоря уже о неатомных подводных лодках, является огромная стоимость американских подводных технологий. Одна подводная лодка класса «Вирджиния» сегодня стоит более 2,5 миллиардов долларов — астрономическая стоимость для подводной лодки, которая даже по сравнению с новейшими российскими ССК класса проекта 636 имеет весьма посредственные противокорабельные возможности. Более того, на прибрежных территориях подводные лодки-охотники класса «Вирджиния» могут стать объектом охоты со стороны неатомных подводных лодок. SSK просто более скрытны, особенно на побережье, чем любая современная атомная подводная лодка США. Фактически, военно-морские специалисты США выразили серьезную тревогу по поводу того, что пассивная гидролокационная технология «Вирджинии» совершенно не эффективна против дизельных подводных лодок. ¹⁵ Россия строит этот класс подводных лодок с приличной скоростью: шесть подводных лодок этого типа уже построены для Черноморского флота и две строятся для Тихоокеанского флота. Они также на порядок дешевле любой современной атомной подводной лодки США. Если принять во внимание респектабельный компонент российских атомных подводных лодок, становится ясно, что многие из самопровозглашенных технологических преимуществ, рекламируемых американским военно-промышленным и медиа-комплексом, очень относительны и зачастую весьма относительны. просто вопрос очень небрежных «интерпретаций» очень пристрастных людей. Все это не сулит ничего хорошего для будущих возможностей США (или их продажи), которые не только используются там, где это необходимо, но и гораздо более доступны по цене.

Более того, если в военно-морской сфере Соединенные Штаты все еще сохраняют сильные позиции, не в последнюю очередь благодаря размеру своего военно-морского флота, то в других военно-технических областях текущая ситуация и тенденции еще хуже. Катастрофа F-35 или прибрежного боевого корабля — это всего лишь несколько показателей общего снижения американских обычных возможностей, таких как американская противовоздушная оборона для самих США, которая просто не существует — довольно красноречивый факт для страны, которая думала, что это не так. Мне не нужно его иметь. Это не следует путать с системой противоракетной обороны, которая существует в США и которая абсолютно бесполезна против крылатых ракет наземного базирования морского и воздушного базирования, способных атаковать важнейшую американскую военную инфраструктуру. Драматический эффект в Сирии. В отличие от России, которая может похвастаться, возможно, лучшей и глубоко эшелонированной национальной системой противовоздушной обороны, которая сегодня располагает лучшими в мире комплексами противовоздушной и противоракетной обороны, американские берега практически беззащитны. Размещение батарей системы Patriot PAC-3, чья репутация изначально не очень высока, или кораблей AEGIS вдоль береговой линии Америки не дает гарантии от обычного или даже ядерного возмездия против собственно США в случае крупного конфликта. С введением в строй атомных подводных лодок проекта 885 класса «Северодвинск», а также модернизированного класса проекта 949А, вооруженных новейшими ТЛАМами, очень трудно предвидеть какие-либо меры, которые могут реально обезопасить собственно США от массированного ракетного удара.

Отсюда истерия в США по поводу предполагаемого нарушения Россией Договора о РСМД, как предлога для размещения американского оружия в Европе, а также драматический пересмотр администрацией Трампа «Обзора ядерной политики» Обамы 2010 года. Многое можно было бы сказать о новой американской ядерной позиции, которая ставит применение США ядерного оружия в состояние повышенной боевой готовности и представляет собой явный отход от обычных вариантов.¹⁶ По горькой иронии судьбы, Соединенные Штаты в 2018 году оказались в еще худшем положении, чем Россия в конце 1990-х — начале 2000-х годов, которая рассматривала свое ядерное оружие как единственную гарантию от экзистенциальной внешней угрозы. Новый NPR США 2018 года идет еще дальше, рассматривая совершенно безумный сценарий использования ядерного оружия в случае кибератак. За неимением лучшего слова, новый NPR является свидетельством полного краха уверенности Америки в своих собственных системах вооружения и кибервозможностях — это беспрецедентно в американской истории после Второй мировой войны и, особенно, на фоне последовавшей за ней эйфории. После распада Советского Союза в 1991 году. Сегодня вооруженные силы Соединенных Штатов все больше начинают напоминать вооруженные силы России 1990-х годов. Призрак «пустой силы» (термин, придуманный в 1970-х годах для описания американских вооруженных сил после Вьетнама), начинает доминировать в мышлении Пентагона.

Без сомнения, Соединенные Штаты по-прежнему остаются научно-промышленной державой, но в военной области многие ставки были сделаны неправильно, и теперь цыплята возвращаются домой, чтобы насесть. По состоянию на 2018 год ни один серьезный военный аналитик не считает, что американские наземные возможности против так называемого «соперника» жизнеспособны. Даже широко разрекламированное американское превосходство в воздухе уже не так уж и велико, особенно в чрезвычайно плотной среде ПВО и РЭБ, с которой эти ВВС столкнутся в случае самоубийственной непредвиденной ситуации нападения на Россию на ее периферии. На протяжении десятилетий американские СМИ и эксперты культивировали образ американских вооруженных сил как своего рода неприступного высокотехнологичного Камелота, и в течение короткого периода времени это было почти правдой. Это уже не так. Огромное количество самолетов ВВС США просто больше не летает, другие разбираются на запчасти – конечно, это не чисто американская проблема. Но блестящего имиджа больше нет, и вопрос заключается не только в сокращении бюджета. Как сообщил Fox в 2016 году:

Проблемы B-1 являются симптомом более широкого сокращения ресурсов. С момента окончания войны в Персидском заливе в ВВС США насчитывается на 30 процентов меньше летчиков, на 40 процентов меньше самолетов и на 60 процентов меньше истребительные эскадрильи. В 1991 году в составе сил было 134 истребительные эскадрильи; сегодня их всего 55. Среднестатистическому самолету ВВС США 27 лет. После 25 лет непрерывной командировки на Ближний Восток летчики устали. «Наши показатели удержания довольно низкие. Летчики устали и выгорели», — сказал штаб-сержант. Тайлер Миллер из 28-й эскадрильи технического обслуживания самолетов, базирующейся в Элсворте».¹⁷

Американские сухопутные войска в целом сражаются из последних сил в войнах, которые не имеют для Соединенных Штатов ни военного, ни политического смысла. Даже сегодня теоретически можно профинансировать некоторое обновление сил, например, закупку большого количества F-35 или попытку «модернизации» прибрежных боевых кораблей до «фрегатов». Можно также «инвестировать» в непрерывный поиск какого-нибудь экзотического космического оружия — все это еще можно профинансировать за счет гигантского государственного долга и десятков триллионов долларов растрат и воровства в Пентагоне, тем самым еще больше увеличивая этот долг, но все равно не изменит исход.¹⁸ Несмотря на все астрономические суммы денег, выделенные Пентагону и его субподрядчикам, хваленый американский военно-промышленный комплекс за последние десятилетия не создал ни одной военной технологии мирового уровня. Даже в той области, в которой российские военные профессионалы согласились бы со своими американскими коллегами (военно-морское ядерное сдерживание), где ПЛАРБ ВМС США класса «Огайо» приближаются к своему сроку службы, даже здесь ситуация, за неимением лучшего слова, сюрреалистична. Помимо шокирующей цены, стратегическая ракетная подводная лодка, призванная заменить стареющую ПЛАРБ класса «Огайо», согласно отчету GAO, уже предусматривает множество недоказанных критически важных технологий, которые потенциально могут превратить новую подводную лодку в ядерный аналог F-35.¹⁹ Судя по последним достижениям, скорее всего, так и будет.

В целом США продолжают производить военные технологии, которые, если не считать оторванных от реальности оперативных концепций, хороши в основном для борьбы со слабыми, недостаточно развитыми противниками. Несмотря на впечатляющее здание и некоторые впечатляющие визуальные эффекты для своих технологий, таких как авианосные боевые группы ВМС США, плавающие в океане, большая часть их потерпит неудачу при борьбе с решительным и хорошо подготовленным противником. Сегодня таким врагом для США является Россия, несмотря на то, что Россия не хочет от США ничего, кроме того, чтобы ее оставили в покое в своей исторической среде обитания. Для Соединенных Штатов существование какого-либо военного аналога неприемлемо. Мысль о том, что этот пэр во многих отношениях лучше вооружен, совершенно невыносима. Таким образом, возникает закономерный, на самом деле непреодолимый вопрос: лучше ли российское оружие, чем американское? Некоторые, конечно, так и есть, в том числе в самой важной области, которой США всегда гордились, — C4ISR. В конце концов, нужно объяснить, как русские манипулируют или подавляют GPS или как они могут нарушить, а затем присвоить себе управление дронами — это свидетельство чрезвычайно развитой обработки сигналов и электроники.

Для страны с такой военной историей, как Россия, вопрос военных технологий является вопросом выживания. По сути, оружие в России сакрализовано, потому что за ним стоят поколения россиян, которые проливали кровь, чтобы сделать это оружие тем, чем оно является. Они стали частью культуры до такой степени, что коммерческие соображения отходят на второй план по сравнению с основной целью этого оружия — реальной защитой нации. Это совершенно не так в Соединенных Штатах, за некоторым исключением их военно-морского флота, где американцы не знают и не помнят, что такое настоящая война и какие инструменты для ведения войны и победы в ней необходимы. За эти вещи нельзя заплатить деньгами, за них платят кровью.