Утро без рассвета. Сахалин

РЕВИЗИЯ ПО ДЕЛУ ОБ УБИЙСТВЕ

Следователь пришел в контору лесхоза к концу рабочего дня. Но здесь этого не чувствовалось. Люди были заняты каждый своим делом и совсем не обратили внимания на вошедшего. Директор лесхоза ставил на карте района какие-то загадочные значки и говорил мужчине, который с ноги на ногу переминался:

— Эти сведения я получил сегодня. Смотрите, сколь серьезно больна тайга. И сколько развелось вредителей. Гусеница-древоточец — на площади третьей части наших участков, я уж не говорю о тле, майских жуках, гусенице мохнатой! Эти только в Ныше — около ста

гектаров леса заразили. Пора с этим кончать. Я вас прошу. Но без всяких гексахлоранов и дуста. Не то всех зверей и птиц в тайге загубите, — говорил директор.

— А как иначе?

— Слабый раствор медного купороса нужен. Вы же понимаете, что мы, кроме охраны леса, принимаем для консервного завода от населения грибы, ягоды, орехи, а для аптек лекарственные травы. Вы понимаете, нам нужно избавить от опасности отравления не только птиц и зверей, а и людей. Их — в первую очередь.

— Здравствуйте! — подошел Аркадий к директору. И назвался.

— Здравствуйте! — ответил тот, глянув на Ярового открыто, добродушно.

— Як вам за консультацией, помощью и советом, — сказал следователь.

— Вы за помощью? Впервые слышу, столь далеки вы от нашей специфики, что я не знаю, смогу ли быть вам полезен.

— Это ваше и наше общее дело.

— Пожалуйста. Располагайтесь где вам удобно и поговорим.

— Яне помешал вашему разговору? — оглянулся Яровой на второго человека, все еще топтавшегося у стола.

— Нет. С ним мы все закончили. Обсудили. — Директор сел напротив Аркадия и представился:

— Зовут меня — Евгений, фамилия — Павлов. Зовите, как вам удобнее.

— Я по поводу Адо-Тымовского леспромхоза.

Павлов побагровел. Но взял себя в руки. Закурил.

Яровой продолжил:

— Был я в конторе леспромхоза, имел беседу с руководством. Говорил и с вашим лесником. И знаете, решил я кое-что и у вас выяснить. В чем дело? Почему у вас, у двух, можно сказать, смежных организаций, возникли такие натянутые отношения?

— Иными они и на могут быть. Лесорубы, я так понимаю, в наше время должны стать в тайге не просто заготовителями, потребителями, а и добрыми хозяевами леса, его друзьями. Этого, ксожалению, не получается. Ради объективности скажу, что в молодости сам работал лесорубом. Потом закончил институт. Как видите, работаю в тайге. Но и тогда, в молодости, я знал, что тайгу нельзя, даже преступно, выражаясь вашим юридическим языком, обирать дочиста. Отнимать у нее все. Это же откровенный разбой, а не работа. Вы посудите сами, есть там у них отъявленный головорез — бригадиром работает. Поселенец. Сидел за убийство. А его вальщиком поставили. Так он — варвар и здесь — убийца! Шкуродер! Из-за денег готов не только тайгу, а землю на куски перепилить.

— Об этом я уже слышал от лесника того участка, — сказал Яровой.

— И он не один такой! Но среди всех других — самый рьяный враг леса. Он — мародер! Но его поддерживают; честности ради, замечу, что поддерживают не потому что сами таковы же, а потому — что заели планы, задания, постоянная рутина в работе. Я говорю так, ибо знаю руководство леспромхоза. В молодости лесорубами вместе работали. А потом… Знаете, как говорится, — вышли мы все из народа, как нам вернуться в него! Так и здесь получилось. Должность — совесть отняла. В кабинетах штаны просиживают. Забыли что такое тайга! Что она умеет болеть и жить, радоваться и страдать, любить и ненавидеть, прощать и наказывать, как человек! Да! Именно, как человек! Большой и сильный. Потому что она — природа! А значит — наша жизнь, а мы — неразумные дети ее, сами у себя ее отнимаем, — горячился Павлов и смяв окурок умолк.

— Да, но только ли планы заставили руководство леспромхоза изменить свои взгляды и убеждения? — спросил Яровой.

— Я думаю, что дело только в этом.

— Скажите, насколько вы доверяете леснику участка, на котором сейчас работает Сенька?

— Этому работнику я доверяю целиком. Могу положиться, как на самого себя. Он, несмотря «а возраст и занятость, создал в Адо-Тымовской школе кружок защитников леса. А теперь, как депутат сельсовета, возглавляет комиссию по охране природы. Всю жизнь лесником работает.

— Вы знаете, что он ведет подсчет кубатуры леса, заготовленного лесорубами на его участке?

— Конечно, знаю, это его обязанность. И не только он, все лесники занимаются тем же самым.

— Вы проверяете его данные?

— А как же? Само собою. Они у нас проходят по отчетам, — говорил Павлов.

— А встречные сверки с леспромхозом проводите?

— Я предлагал. Ради точности. Но они сказали, что им некогда отчитываться передо мной.

— А мне вы сможете показать документы, где зафиксирован выход леса с участка поселенца-бригадира с ноября прошлого года по март нынешнего? — попросил следователь.

— Пожалуйста, — директор вызвал бухгалтера. Тот почти тут же вернулся с нужной папкой документов. Павлов быстро нашел сведения, нужные Яровому.

— Так. Это первый участок. Давайте посмотрим по карте, какая сетка здесь должна была применяться.

Аркадий и Павлов подошли к карте, составленной научно- исследовательским институтом природы Сахалина совместно с лесоводами, почвоведами, геологами.

— Так. Здесь сгущенность леса самая высокая. Видите? — показал Павлов.

— Была самая высокая, — поправил следователь.

— Существенное дополнение, — тяжело вздохнул директор и, опустив плечи, добавил:

— Не менее тысячи восьмисот кубометров с гектара. Посмотрим, как у лесника дано. Так. Девять, плюс две шестьсот, плюс четыреста восемьдесят два кубометра. Всего — двенадцать тысяч восемьдесят два. Вот так. Это с семи гектаров.

— Кто может подтвердить данные лесника? — спросил Яровой.

— Прораб. Вот его подпись. И мастер. Вот третья подпись.

— Они от леспромхоза? — Да.

— А из незаинтересованных предприятий?

— Не понял. А зачем это нужно? Ведь мы не ладим не из-за)того. А данные можно проверить в порту и у плотогонов. В Ныше. И еще вот, пожалуйста, — обсчет нашего леса по выполненным заявкам предприятий-потребителей.

— Вы мне можете дать официальную справку с указанием точного количества кубометров леса, взятых с вашего, вот с этого, участка? — указал Яровой на карту.

— Конечно, могу.

— За данные лесника, их точность, можете поручиться?

— Как за самого себя, — Павлов позвал главбуха. А через несколько минут справка со всеми данными, за подписью Павлова, главного лесничего и главбуха лежала перед следователем.

— Объясните мне в чем дело? Я ничего не понимаю, — сказал Павлов.

Яровой положил перед ним справку, взятую в Адо-Тымовском леспромхозе о количестве леса, вывезенного с первого участка.

Павлов читал внимательно. Потом вдруг подскочил багровея:

— Аферисты! Жулики! Воры! Негодяи! — кричал он так, что в дверь просунулись удивленные лица работников.

— Закройте дверь! — приказал им директор. И заметался по кабинету, потом остановился перед Аркадием. — Я в райком партии пойду! В ОБХСС! В партийный контроль обращусь! Это что же получается? Да я их, негодяев! Сукины дети! Это они меня, как мальчишку, обводят! Не выйдет!

— Вы уверены, что лесник не допустил ошибку?

— Уверен! Его несколько раз внезапно, негласно проверяли! И никогда этого не было! Это невозможно! Да и ни к чему. Нам за эти показатели премий не платят. Мы отвечаем за сохранность — отсутствие пожара, за состояние участков, приживаемость саженцев! А потом, этот человек свою совесть ни на какие деньги не променяет!

— А теперь поговорим без эмоций, — остановил возмущение директора Яровой.

— Нет, но это же мошенничество!

— Если ваши данные верны, то вывод ваш бесспорен. Но я хочу знать, кому подобная «операция» была на руку? Кто в ней мог быть заинтересован?

— Я теперь все понял. В этой афере заинтересовано могло быть лишь непосредственное руководство леспромхоза. Ведь далеко не все бригады справляются с планом. Об этом и у меня есть данные. От лесников. Ну и чтобы покрыть это невыполнение, начальство не показывает полных выработок Сеньки и других, таких же, как он. Делит их сверхплановые кубометры на всех отстающих. Чтоб премию получить. Она у них немалая. Ого! Не то, что у нас! Их премия за месяц — это оклад! Второй. Так-то вот!

— А что от этого имеет Сенька и другие?

— Этого я не знаю. Но даром они ничего не отдадут. За спасибо и пальцем не пошевелят. Не те люди. Но о компенсации надо узнавать на месте. Безнаказанно им это не пройдет — кипел Павлов.

— Вы правы.

— Нет, но кто мог подумать? Мы ж вместе здесь много лет жили и работали. Учились вместе! И такая низость!

— И все же, кто, по-вашему организатор этой затеи?

— Наверное, прораб. Кто же еще? Да всех их надо тряхнуть! Всех. Все негодяи! Как один!

Через час из кабинета прокурора района Яровой созвонился с ЮжноСахалинском. И попросил областное ревизионное управление прислать в район ревизоров для проверки работы Адо-Тымовского леспромхоза. Договорился, что текст постановления о назначении ревизии он оставит у прокурора района…

На следующий день Яровой пришел к начальнику погрузочно- разгрузочного участка Ногликской пристани. Теперь он решил проверить работу Клеща.

Пожилой человек неохотно отвечал на вопросы следователя.

— Плотогоны? Но меня их работа касается постольку поскольку. Основное их руководство в Ныше. Я лишь руковожу разгрузкой.

— Какие трудности встречаются в вашей работе?

— Никаких.

— Совершенна?

— Конечно. Я их не задерживаю. А сами себя они не задержат.

— А нареканий не было у вас на них, замечаний?

— Нет. Они только плотогоны. Другие заготавливают, считают. Они лишь сплавляют.

— На качество доставленных сортиментов вы не обижались?

— А они тут при чем?

— Плоты всегда в целости приводили?

— Иначе б не держали. Мы на то и держим плотогонов.

— Значит, у вас с ними всегда все хорошо? — терял Яровой всякую надежду.

— Бывает. Но это наше. Внутреннее. Вас это никаким боком не касается. Следствие. Мы — народ рабочий. Бывает, пошумим. И помиримся. Как все и всюду.

— А из-за чего?

— Да мелочи всякие иногда заедают.

— Какие? — не отступал следователь.

— С транспортом буксирным у нас трудно. Сами понимаете, катера отвозят груженные баржи с лесом на рейд, чтоб пароходы под погрузкой не простаивали долго. А для плотогонов — не хватает катеров. Одним обходятся. А это долго. Да и помочь иногда бывает некому, когда человек в беду попадает. Для сопровождения плотов не выделяется катер. Плохо. Но ничего не поделаешь. Всему бедой наша отдаленность от большой земли.

— Скажите, а нормами техники безопасности предусмотрен катер для сопровождения плотов? — спросил следователь.

— Предусмотрен. Да где взять? Нет катеров.

— А плотогоны как — требуют?

— Требовали. Да что толку? Катера из кармана не вытащишь. Не растут они там. А приобрести— средств маловато. Сейчас, сами понимаете, люди восстанавливают города после войны. Нам надо подождать. Всему свой черед.

Аркадий узнал, что обеспечение катерами плотов входит в обязанности Нышской сплавной пристани и порта.

— Они этим должны заниматься. И еще инженер по технике безопасности. Их это хлеб, — говорил начальник.

Яровой нашел инженера по технике безопасности порта в его кабинете. Седоволосый, пожилой человек, увидев Ярового, предложил присесть.

— Катера? А где я их возьму? Нет их. Для сопровождения! Тут для буксирных работ их не хватает. А вы хотите!

— Да не я хочу! Вы ж ставите под ежедневную угрозу жизни плотогонов.

— Не нравится — пусть уходят на другие места работать. Где нет риска. Вы мне скажите, кто теперь не рискует? Все! Лесоруба деревом может придавить. На корчевщика штабель может посыпаться. Раскряжевщика любой сучок инвалидом может сделать. Да что там! А разве мы на войне в окопах — не рисковали? Не только каждый день, а каждую минуту. Ни заступников тебе, ни инженера по технике безопасности. Так я же не преступник! И никогда им не был! А меня во время войны любая пуля могла убить! А эти? Поселенцы! Шпана! Преступники! Да еще подайте им каждому по катеру! — возмущался инженер.

— Послушайте, меня не интересует ваше отношение к поселенцам. Я спрашиваю, сколько катеров вы должны послать с плотогонами по существующим нормам, по правилам вашей работы; как инженер по технике безопасности ответьте. Сколько катеров вы должны требовать у руководства порта для плотогонов?

— Всего три! Но нет их! Нет!

— Значит, три, — спокойно констатировал Яровой.

— Да, — насупился инженер.

— Как часто случаются ЧП у плотогонов?

— Что вы имеете в виду? — удивился инженер.

— Все в комплексе.

— Гибели не бывает. А неувязки с плотами, — так тут мы можем требовать со сборщиков. А еще с самих плотогонов, чтоб соблюдали правила сплава сортиментов.

— Вам самому доводилось опускаться на плотах от Адо-Тымово до Ноглик? — спросил следователь.

— Моего с меня хватило. Каждый на своем месте пусть справляется. Да и не обязан я этим заниматься. Своих забот хватает.

— А плотогоны — чья забота?

— Они-то Ныша! Пусть сплавная контора и думает, где катера достать. — бурчал инженер.

— А вы, как лицо, ответственное за этот аспект работы, предлагали им хоть какой-то выход? — спросил Яровой.

— Предлагал ли? Конечно, предлагал! Да что толку?! Кто я для них? Они мне не подчинены. Говорят— без моих советов голова болит.

— А что предлагали?

— Элементарное. Приобрести пару буксирных катеров в рыболовецком колхозе. Где идет замена старых судов на новые. Взять на баланс пару катеров. Пусть старые, поношенные, но и цена им невелика. И риска меньше. В случае чего — подремонтировать всегда бы мы им помогли. Прямо здесь — в порту.

— Почему отказались?

— Средств, говорят, маловато.

— Вы ставили этот вопрос перед руководством порта? — поинтересовался следователь.

— А как же?

— Ну и что ответили?

— Сказали, что хозяин свою избу знает лучше соседей.

— А кто же еще от катеров отказался?

— Главный инженер сплава. Прораб — тот совсем на смех поднял. Десятники. Да мало ли их там. Сказали: «Что нам лом всякий покупать, лучше подождем. А то с твоими катерами только забот прибавится. Будут все время в ремонте стоять, да на балансе числиться. Через год их никому не продашь и сами не попользуемся. Столько деньги угробим. А у нас их и так не густо». Еще и обвинили— хорошо, мол, мне в чужом кармане деньги считать.

Инженер обиженно умолк.

Яровой сделал нужные записи и решил поинтересоваться Журавлевым.

На почте Яровой уже узнал, что на имя Владимира не поступило ничего; не только писем или телеграмм, но даже какой-нибудь открытки. Узнал, что с вклада Журавлева снята сумма точно такая же, как и у Мухи. Но переводов Трубочист никому не отправлял. Ни с кем не поддерживал связи за пределами Ноглик. На телефонной станции Яровой уточнил, что ни один из поселенцев не заказывал междугородний разговор и их никто не вызывал с материка.

Уточнил и то, что даже по праздникам никто из троих не посылал никому поздравительных телеграмм.

Узнал, что Клещу от одесситки письма приходили один-два раза в месяц, а в последнее время их не стало. Да и он не отправлял ей больше писем.