Уйди скорей и не спеши обратно

XXXVIII

В половине восьмого вечера Адамберг не спеша направился на площадь Эдгар-Кине. Ему было легко, вот уже две недели, как он забыл эту легкость. И все же на душе было как-то пусто. Он вошел в дом Декамбре, отыскал маленький кабинет со скромной надписью «Советник по жизненным вопросам». Декамбре был у себя, он все еще был бледен, но держался, как всегда, прямо и сейчас вел беседу с огромным краснолицым и очень взволнованным мужчиной, сидящем напротив.

— О, — воскликнул Декамбре, бросив взгляд сначала на Адамберга, затем на его сандалии. — Вот и посланник богов, Гермес. Вы принесли новости?

— В городе мир и покой, Декамбре.

— Подождите минутку, комиссар. У меня консультация.

Адамберг отошел к двери, успев уловить обрывок возобновившейся беседы.

— На этот раз все разбито, — жаловался человек.

— Все уже склеилось, — отвечал Декамбре.

— Нет, разбилось.

Минут через десять Декамбре пригласил Адамберга и усадил на стул, который еще хранил тепло посетителя.

— Что там такое разбилось? — спросил Адамберг. — Мебель? Руки-ноги?

— Любовь. Двадцать семь ссор и двадцать семь примирений с одной и той же женщиной, абсолютный рекорд в моей практике. Мы называем его Реми-погромщик.

— И что вы советуете?

— Никогда ничего. Я пытаюсь понять, чего хотят люди, и помочь им этого достичь. Вот что я называю быть консультантом. Если завтра он захочет помириться, я ему помогу. А вы, комиссар, вы чего бы хотели?

— Не знаю. А может статься, мне все равно.

— В таком случае я не в силах вам помочь.

— Нет. Тут никто не поможет. Так было всегда.

Декамбре с легкой улыбкой откинулся на спинку стула.

— Я ошибся насчет Дамаса?

— Напротив. Вы хороший знаток людей.

— Он не мог убить по-настоящему, я знал это. По-настоящему он этого не хотел.

— Вы с ним виделись?

— Час назад он пришел к себе в магазин, но жалюзи не открыл.

— Он был на оглашении?

— Слишком поздно. В будни вечернее оглашение начинается в десять минут седьмого.

— Прошу прощения. Я часто путаю часы и дни.

— Большой беды в этом нет.

— Да нет, иногда бывает. Я поручил Дамаса одному врачу.

— Вы правильно сделали. Он рухнул с небес на землю, такое всегда неприятно. Наверху нет того, что можно разбить, но нельзя склеить. Потому он и обитал там.

— Что Лизбета?

— Она сразу пошла к нему.

— Ясно.

— Ева будет огорчена.

— Понятное дело, — проговорил Адамберг.

Потом он немного помолчал.

— Видите, как все складывается, Дюкуэдик, — снова заговорил комиссар, усаживаясь так, чтобы глядеть собеседнику в глаза. — Дамас провел пять лет за решеткой за преступление, которого не совершал. Сегодня он свободен, хотя думает, что совершил преступление. Мари-Бель в бегах из-за бойни, которую сама устроила. Антуан будет осужден за убийства, которые не он замышлял.

— Бывает настоящая вина, а бывает только ее видимость, — мягко ответил Декамбре. — Вам это интересно?

— Да, — ответил Адамберг, глядя ему в глаза. — Раз уж мы заговорили об этом.

Декамбре несколько секунд смотрел на него, потом опустил голову.

— Я не трогал ту девчушку, Адамберг. На нее набросились трое школьников в туалете. Я потерял голову и ударил их, потом поднял малышку и вынес оттуда. Меня сломали показания свидетелей.

Адамберг кивнул.

— Вы догадались об этом? — спросил Декамбре.

— Да.

— Значит, из вас получился бы хороший советник. В то время я уже просто выбился из сил. Вы и об этом догадались?

— Нет.

— А теперь мне наплевать, — закончил Декамбре и скрестил на груди руки. — Или почти наплевать.

В эту секунду на площади раздался гром нормандского гонга.

— Кальвадос, — сказал Декамбре, подняв палец. — И горячая еда. Этим не стоит пренебрегать.

В «Викинге» Бертен угощал всех в честь освобождения Дамаса. Тот устало приклонил голову на плечо Лизбеты. Ле Герн встал и пожал Адамбергу руку.

— Все опять в норме, — сказал Жосс. — «Странных» писем больше нет. Одни только овощи на продажу.

— Мы очень часто пренебрегаем чрезвычайной питательной ценностью тыквы, — отвечал Адамберг.

— Это верно, — серьезно согласился Жосс. — Мне доводилось видеть тыквы, которые за две ночи раздувались, как бочки.

Адамберг подошел к шумной компании, которая приступила к ужину. Лизбета подвинула ему стул и широко улыбнулась. Он вдруг ощутил желание прижаться к ней, но место уже было занято Дамасом.

— Он поспит у меня на плече, — сказала она, указав на Дамаса.

— Так и надо, Лизбета. Он будет спать долго.

Бертен торжественно поставил перед комиссаром тарелку. Горячей едой не стоит пренебрегать.

Во время десерта дверь «Викинга» распахнулась, вошел Данглар, сел, облокотившись на стойку бара, устроил у ног Пушка и незаметно поманил Адамберга.

— У меня мало времени, — сказал Данглар, — дети ждут.

— Юрфен что-нибудь выкинул? — спросил Адамберг.

— Нет. К нему заходил Ферез. Дал ему успокоительное. Он послушно принял и теперь спит.

— Прекрасно. Так или иначе сегодня вечером все лягут спать.

Данглар заказал Бертену бокал вина.

— А вы? — спросил он.

— Не знаю. Я, наверно, немного пройдусь.

Данглар выпил полбокала и поглядел на Пушка, который играл с его шнурками.

— Он подрос, не правда ли? — заметил Адамберг.

— Да.

Данглар осушил бокал и тихо поставил его на стойку.

— Лиссабон, — сказал он, положив на стойку свернутую бумажку. — Гостиница «Санто-Хорхе». Номер триста два.

— Мари-Бель?

— Камилла.

Адамберг почувствовал, как внутри у него все сжалось, словно от неожиданного удара. Он скрестил на груди руки и оперся на стойку.

— Как вы узнали, Данглар?

— Я следил за ней. — Данглар наклонился, чтобы подобрать котенка, а может, для того, чтобы спрятать лицо. — Как последняя сволочь. Она не должна об этом узнать.

— Вы приставили к ней полицейского?

— Вильнева, он раньше служил в Пятом округе.

Адамберг не шевелясь глядел на сложенную бумажку.

— Будут и другие недоразумения, — сказал он.

— Я знаю.

— И может статься…

— Знаю. Может статься.

Адамберг неподвижно глядел на белый листок, затем медленно протянул руку и накрыл его ладонью:

— Спасибо, Данглар.

Данглар сунул котенка под мышку и вышел, махнув рукой.

— Это был ваш коллега? — спросил Бертен.

— Это был посланник богов.

Когда на площади наступила ночь, Адамберг, стоявший, прислонясь спиной к платану, достал блокнот и вырвал из него листок. Потом подумал и написал «Камилла». Немного погодя прибавил — «Я».

Начало есть, подумал он. Уже неплохо.

И через десять минут, поскольку продолжения не получалось, он поставил точку после «Я» и завернул в листок монету в пять франков.

Потом медленно пересек площадь и бросил свою лепту в голубую урну Жосса Ле Герна.