Рука Лэра де Фонтена все еще была перевязана окровавленной тряпкой. Они ехали на север, пересекая поля и виноградники, на которых шел сбор урожая. Сборщиками были в основном загорелые крестьянские дети и женщины. Должно быть, работа началась еще до рассвета, потому что немало корзин со спелым виноградом уже стояли на телегах, запряженных быками. Послушники монастыря помогали грузить. Одну телегу уже заполнили, и крупные виноградные гроздья возвышались над краями корзин невысокими пурпурными холмами.
К полудню солнце согрело плечи и спины путешественников. Небо сияло голубизной. Редкие облака, словно комья ваты, плыли в вышине. С лугов доносился аромат последних летних цветов, над которыми тут и там порхали желтые бабочки.
В полдень объявили привал у ручья. Сквозь редкие деревья впереди виднелись дома, слышались голоса женщин и детей, легкий ветер доносил запах дыма.
Лошадей отвели к ручью, а люди разделили хлеб, который им дали в аббатстве. Гостеприимство, к сожалению, на этом закончилось. Альбер и несколько солдат, взяв бурдюки для вина, спустились к ручью и наполнили их водой.
Сидя под деревом рядом со своим тюремщиком, Николетт наконец решила взять кусок хлеба. Она заставила себя не торопиться, отщипывая маленькие кусочки. Но когда ломоть был съеден, чувство голода осталось. Лэр отрезал еще кусок и протянул девушке. Но Николетт отвернулась, не в силах преодолеть гордость. Сидя на траве, пока солдаты ели, она нежно касалась пальцами зеленых травинок, радуясь недолгой свободе. Глаза замечали маленьких кузнечиков, желтые лепестки цветов. Когда появился Альбер с бурдюком, наполненным водой, она не отказалась от нескольких глотков – в горле пересохло, как в пустыне.
День был удивительно ясным, воздух – прозрачным. Кавалькада продолжила путь. Вдалеке высились горы, покрытые зеленым лесом и кустарником, но в долине уже появились желтые и бурые листья. Один из солдат увидел лису, перебегавшую лужайку с высокой травой – только рыжий хвост мелькнул среди зарослей.
– Эй! – он протянул руку, указывая на колышащуюся траву. – Смотрите, Рейнар[5] пробежал!
Постепенно пологие низины сменились более холмистой местностью с глубокими лощинами. Солдаты долго рассказывали друг другу забавные истории и охотничьи прибаутки.
Но постепенно все затихли. Над головами всадников пролетела стая птиц. Николетт с завистью проводила их глазами – ах, если бы она могла улететь! Неожиданно лошадь остановилась, как вкопанная. Нет, ее испугал не порыв ветра, сорвавший листья с деревьев. По этой же дороге им навстречу ехала группа всадников. Сердце Николетт сжалось: может быть, этих солдат послал Луи?
Лэр натянул поводья. Оба отряда остановились. Сержант дал сигнал, и солдаты замерли в боевой готовности. Лошадь Николетт нервно заржала.
Один из встречных поднял руку. Видимо, они хотят переговорить. Лэр тронул поводья, его гнедой легким галопом тронулся по направлению к всаднику, который тоже отделился от своих спутников и поскакал вперед.
На полпути они встретились, лошади почти касались друг друга мордами.
– Вы едете в аббатство Сен-Северин? – спросил всадник, лицо которого закрывал шлем.
– Да, – Лэр крепче натянул поводья. – А кто спрашивает меня?
– Я Жан Гуэн, управляющий лорда Кашо. Сегодня аббатство Сен-Северин атаковали бандиты, немало монахов погибло. Аббат выражает сожаление в связи с тем, что не может принять вас. Я дал ему слово, что встречу вас и предложу гостеприимство от имени лорда Кашо. Его замок всего в двух лье[6] отсюда.
Пока они ехали к замку, Гуэн подробнее рассказал о происшествии в аббатстве.
– На бандитов нет управы. На дорогах неспокойно, грабят купцов, не щадят даже служителей Святой Церкви. Много крестьян погибло, защищая свое добро, немало домов сгорело от руки негодяев. Жители деревень, видя, что мы не можем их защитить, теряют веру в нас.
– И кто же эти бандиты? – спросил Лэр.
– Скорее всего, – сказал подъехавший к ним сержант, – враги нашего короля, злодеи с севера.
– Вероятно, фламандцы. Но этого мы не знаем, – Гуэн вздохнул. – Некоторые считают, что среди наших крестьян есть немало тех, кто готов на преступления. Жизнь тяжела. Если не выдался урожай, наступает голод, и многим только и остается, что просить милостыню у ворот замка. – Гуэн сам был сыном кузнеца, работавшего еще у старого лорда. Прежний владелец замка присмотрел сметливого юношу на место управляющего. – Сын старого лорда смелый человек, но когда дело касается лошадей…
– Ему не везет с лошадьми, – рассмеялся один из людей Гуэна.
– Так и есть, – усмехнулся управляющий. – Ему почему-то попадаются только сумасшедшие. В последний раз, когда он сел в седло, то еле остался жив.
За время, требовавшееся, чтобы добраться до замка, Лэр довольно много узнал об уголке Нормандии, куда был сослан.
Гуэн производил впечатление человека, которому можно доверять. Странно, что он ни разу не упомянул ни о скандале, ни о королевской узнице. Возможно, до них не дошли сплетни. Лэр оглянулся на маленькую фигурку на лошади и подумал, что молодая женщина не похожа на королевскую особу, замешанную в скандале. Скорее, на юношу, едущего в монастырь. Лицо скрывалось под огромным капюшоном, в складках балахона пряталось женственное тело. Издали Николетт вполне можно принять за мальчика.
Солнце осветило три башни из светлого камня, стоящие посреди равнины. Невзирая на мощные укрепленные стены, замок казался мирным, несущим успокоение.
Гуэн остановился у ворот и, задрав голову, окликнул привратника, сообщая об их появлении. Ему пришлось кричать еще трижды прежде, чем из окна над воротами появилась голова.
– Кто здесь?
– Дурак, это же я, Гуэн!
Привратник глянул вниз осоловелыми глазами – такой взгляд бывает у людей, которые только что очнулись ото сна.
– Я не заметил вас, – попытался он оправдаться и спустился вниз, чтобы открыть приезжим. Ворота были довольно высокими, но узкими – проехать рядом могли только два всадника.
Во дворе лаяли собаки, дрались, стараясь оторвать хоть что-то от обглоданной лошадиной ноги. Воздух наполняли запахи печеного хлеба и жареного мяса. Несколько слуг отложили свои дела и подошли к приехавшим, чтобы поинтересоваться, кто они и откуда.
Замок был хорошо укреплен. Три башни высились над каменными стенами, образующими круг. Постройки внутри были без излишеств, тяготели к квадратной форме. Лишь в некоторых домах второй этаж украшали высокие арочные окна. В глубине внутреннего двора находились казарма и конюшня. Деревянные хозяйственные постройки лепились к внутренней части стены.
Довольно обширную часть двора занимал деревянный навес, под которым доили коров и лежали на соломе свиньи.
Во дворе появилась группа женщин. Прикрыв от яркого солнца глаза ладонями, они всматривались в приезжих. Молодая, но довольно полная женщина, одетая в голубое платье, вышла вперед, чтобы поздороваться с гостями.
Гуэн слез с лошади. К нему подбежали собаки, приветственно лая. Его темные кудрявые волосы слиплись от пота под тяжелым шлемом. Сняв его, Гуэн обратился к женщине в голубом.
– Миледи, сегодня утром было совершено нападение на аббатство Сен-Северин. Ущерб нанесен не такой уж большой, но, к сожалению, погибли люди. По просьбе аббата я привез этих странников под крышу вашего гостеприимного дома.
Леди Кашо обладала приятным лицом и доброжелательным мелодичным голосом. Каштановые волосы были собраны в два узла и заколоты за ушами. Пораженная новостью, она быстро перекрестилась.
– Аббат Грегори? – она замерла в ожидании ответа.
– Он не ранен. Но в ярости. Ее лицо потемнело от гнева.
– Как и все мы, – мадам Кашо повернулась к Лэру. – Добро пожаловать! Кажется, англичане и их союзники – фламандцы прислали к нам банды разбойников, которые грабят на дорогах, мутят народ. Мы, нормандцы, преданы своему королю и рады оказать гостеприимство его подданным.
Лэр спрыгнул с коня. Солнце осветило его светло-каштановые волосы. Словно вспыхнули ярко-золотые искры.
– Я уверен в вас, мадам. Только у ангела может быть такое доброе лицо.
Он взял ее руку и поклонился, назвав свое имя.
Николетт угрюмо наблюдала за ними. Приветливые слова, обаятельная улыбка. Она отвернулась, стараясь сдержать приступ кашля. Ее руки связаны, невозможно даже прикрыть рот. Как он спокоен, уверен в себе! Какой теплый, ласковый, дружелюбный тон! Интересно, улыбалась бы хозяйка замка столь же добродушно, если бы на нее пал гнев де Фонтена?
– Я жена лорда Кашо, Адель. Добро пожаловать в наш замок вместе с вашими спутниками, – она улыбнулась. – У нас так редко бывают гости. Наверняка, людям из Парижа все здесь кажется таким убогим.
– Напротив, мадам. Вы очаровательны.
Николетт сжала зубы. Он просто невыносимый лжец, хуже, чем сын короля, толстый монсеньор Шарль. В этот момент ее кобыла почувствовала желание опорожниться. «Очень кстати», – подумала Николетт. Если бы не ее ужасное положение, она бы расхохоталась.
Лэр де Фонтен, Гуэн и пухлая леди Кашо отправились в хозяйские покои. Николетт молча следила, как троица исчезает в дверях. Чей-то голос прервал ее мысли. Альбер, слуга де Фонтена, помог ей слезть с лошади.
Адель провела гостей в зал, по дороге извинившись за то, что муж не вышел встретить гостей.
– Он уже три дня не встает с постели после стычки с бандитами, – Адель привычным жестом поправила волосы. От этого движения под платьем обрисовались женственные бедра. – Преступники разгулялись. За последние месяцы нападения участились, – ее голос задрожал, когда она вспомнила об аббатстве Сен-Северин.
Лорда Кашо вместе с креслом внесли в центральный зал. Он был немногим старше своей жены, молодой человек двадцати с небольшим лет, с продолговатой головой, чистой розовой кожей и светлыми голубыми глазами. Роста он был явно невысокого. Из-под парчового халата высовывались обнаженные ноги – довольно полные, с короткими лодыжками. Как большая часть небогатой знати, Кашо вел довольно уединенную жизнь. Гости в замок приезжали редко. Поэтому здесь всегда доброжелательно принимали бродячего торговца или королевского курьера, надеясь узнать новости.
После того как Гуэн рассказал о печальных событиях в аббатстве Сен-Северин, Франсуа Кашо обратился к гостям. Он был так же приветлив, как и его жена, и заговорил с Лэром как старый приятель.
– Дело не в серьезных ранах, – признался он. – Эта чертова лошадь упала на меня. Ничего вроде бы не сломано, но все тело ноет – от макушки до пят, – глянув на Лэра, Кашо сочувственно заметил: – Я вижу, вам тоже не повезло, дорогой друг.
– Мои синяки иного рода, – Лэр постарался улыбнуться. – Но для начала расскажите мне о бандитах. У них есть предводитель?
Двое слуг принесли складные стулья для гостей.
Адель осталась стоять. Как только стулья расставили, она послала одного из парней за слугой шевалье и за девушкой, которую, как поняла мадам Кашо, сопровождают господа. Через несколько секунд хозяйка куда-то вышла, довольно быстро вернувшись вместе со служанками, которые несли кувшины с вином. Адель сама разлила вино по бокалам, с почтением обслуживая гостей. Она с нетерпением ожидала новостей о жизни за воротами замка.
Но вновь заговорил молодой Кашо, отвечая на вопрос Лэра.
– Я думаю, у них нет предводителя. Мне кажется, эти бандиты в большинстве своем дезертиры из английской и фламандской армий. А также, кому крайне мало платят на военной службе.
Его управляющий кивнул головой.
– Раньше бандиты нападали маленькими группами, но один из братьев в монастыре рассказал мне, что в этот раз во время нападения насчитал более двадцати всадников. И число преступников растет так же быстро, как и наглость.
Кашо печально покачал головой.
– Наш сосед уверяет, что мы имеем дело с крестьянами-повстанцами. Но разве может крестьянин воевать? Откуда у него умение противостоять мечам рыцарей?
– Если бы речь шла о крестьянах, – сухо заметил Гуэн, – то первым поплатился бы за свою жестокость Симон Карл.
– И по заслугам, – отозвалась Адель, отхлебнув глоток из кубка мужа.
– Моя жена считает одного из наших соседей настоящим чудовищем, – Кашо усмехнулся.
Гуэн допил вино. Поставив пустой бокал на стол у стены, попрощался с гостями и вышел из зала.
Когда управляющий удалился, Кашо и его жена стали расспрашивать Лэра о Париже и дворце короля Филиппа. Де Фонтен без труда развлек хозяев безобидными сплетнями о людях и нравах, а также товарах из Италии, которые сейчас особенно популярны при дворе.
Лэр умышленно рассказал о скандале при дворе до появления в зале Альбера и Николетт. Уж лучше хозяева узнают эту печальную историю от него, а не из уст похабного сержанта или кого-то из бравых вояк. Супружеская измена – не редкость в крестьянских деревнях, но когда речь идет о королевском дворе, все приобретает особый оттенок. Франсуа Кашо и его жена слушали Лэра с широко раскрытыми глазами, словно охваченные любопытством дети.
Когда де Фонтен закончил рассказ, Адель вздохнула:
– Как печально! Я слышала немало о том, как распутны леди при парижском дворе. Видимо, молодая девушка не в состоянии устоять перед тлетворным влиянием подобных нравов.
– Простите мою жену, – в глазах Кашо блеснула искра раздражения. – Она никогда не была дальше Руана. Ее представления о дворе почерпнуты из рассказов бродячих торговцев.
Адель быстро глянула на мужа. И тут же извинилась перед гостем. В дверях появилась девушка-служанка в темном невзрачном платье с кувшином вина в руках. Бокалы наполнили вновь.
– Я рад, что теперь вы будете жить в Гайяре. Последние годы он принадлежал Брияру Лашоме, – Кашо отпил вина из кубка. – Он довел замок до печального состояния. Разбойники рыскали по его владениям, как по собственному лагерю, – кажется, Кашо был хорошо информирован. Его доброжелательность приятно сочеталась с реальной готовностью помочь. – И надеюсь, что, объединившись, мы сможем противостоять бандитам! – в его голосе прозвучала надежда.