Узник моего сердца

ГЛАВА 8

Альбер стоял у двери комнаты для гостей. Он понятия не имел, что еще сказать леди Кашо, полной решимости войти, поэтому только твердил:

– Никому не разрешается разговаривать с пленницей, мадам.

– У меня есть разрешение вашего хозяина, – убедительно возразила Адель.

Альбер беспомощно посмотрел влево, затем вправо. Что же делать? Вряд ли он может оставить пленницу без присмотра и отправиться на поиски своего хозяина. С другой стороны, он не имеет права обижать жену гостеприимного владельца замка. Нахмурившись, Альбер сделал шаг в сторону.

Николетт услышала голоса за дверью. Вряд ли это имеет отношение к ней. Она лежала на кровати, полная тоски и печали. Когда дверь скрипнула и отворилась, девушка подняла голову и с удивлением увидела, что в комнату вошла молодая хозяйка замка. Николетт резко села на постели.

– Меня зовут Адель, – сказала молодая женщина, подходя к пленнице и протягивая руку для приветствия. – Могу ли я чем-нибудь помочь вам?

Николетт посмотрела прямо в глаза Адель. Они казались добрыми и сочувствующими.

Никогда еще Николетт так не нуждалась в ком-нибудь, чтобы разделить свою тоску и печальные предчувствия. Со слезами на глазах она сжала обеими ладонями протянутую руку женщины.

– Как ужасно все, что произошло с вами, – Адель присела рядом с Николетт. – Сеньор рассказал мне, что вас обвинили ложно, и теперь вы несправедливо несете наказание.

Николетт не знала, что ответить. Она чувствовала себя такой беззащитной перед лицом доброты. А то, что сказал о ней де Фонтен? Возможно, он не такое уж чудовище, каким порой кажется…

– Он рассказал мне, как ужасно с вами поступили, – продолжала Адель. – Лишили всей одежды, кроме этого рубища.

Комок подступил к горлу Николетт.

– А мои волосы, – она вздрогнула всем телом от подступивших рыданий. – Мои длинные волосы…

Адель тоже гордилась своими каштановыми волосами, поэтому горе девушки было ей хорошо понятно. Хозяйка замка нежно обняла хрупкие плечи пленницы.

– Но они обязательно отрастут. И станут такими же длинными и красивыми, как прежде. Помню, одной из моих служанок остригли волосы, когда та заболела. Они отросли за год. Она была так рада вновь заплетать косы!

На ощупь балахон пленницы походил на шершавый язык коровы. Адель неожиданно почувствовала, как ее охватывает гнев при виде подобной жестокости.

– Как они могли так поступить! Зимой вы просто умрете от простуды!

Когда Николетт, облегчив душу рыданиями, вновь обрела возможность говорить, она рассказала о ненависти мужа, об ужасной клевете Изабеллы.

Альбер стоял за дверью, прислушиваясь к исповеди. Через некоторое время в коридоре появились две служанки с охапками одежды в руках. Они остановились, ожидая госпожу, завязали разговор с Альбером.

Одна из служанок – светловолосая, голубоглазая, с голосом, сладким, как пение птички, так покорила молодого человека, что он уже не слышал ни слова из разговора Адель и Николетт. Парень тут же решил произвести впечатление на служанок рассказами о Париже и его соблазнах, и это имело удивительный успех.

– Я знаю, – сказала Адель, – вы привыкли к таким роскошным платьям, каких я никогда и не видела. Но если вы согласитесь принять одно из моих платьев, я прикажу его принести. Оно мне очень нравилось, я охотно носила его еще до того, как родила двоих детей. Оно удобное – сшито во Фландрии, довольно теплое. У меня есть также подходящее белье – ночная сорочка, юбки, платок, чепец. Я очень хочу предложить это вам.

Доброта Адель тронула Николетт до глубины души. Со смущением пленница подумала о своем собственном поведении – как часто она бывала жестока и неразумна! При дворе Филиппа не существовало доброты. Все слишком эгоистичны, слишком богаты, слишком любят самих себя.

– Как я могу отблагодарить вас? – в голосе Николетт звенели слезы.

– Не нужно. Я думаю, что вы… Это уже достаточная награда, – Адель улыбнулась, погладила девушку по плечу. – Я позову служанок, – она пошла к двери.

Альбер уже не мог остановить своих собеседниц и беспомощно смотрел, как те входят в комнату пленницы, повинуясь приказу хозяйки. Стоит войти одной женщине, как их уже целая стая – с ворохом полотенец и кувшинами теплой воды.

Альбер встревоженно ходил взад-вперед, слушая хихиканье, радостные возгласы… Интересно, что об этом скажет хозяин?

Поскольку Франсуа Кашо в это время был довольно беспомощен, то не нашел ничего лучшего, как занять своего гостя беседой. Темы были неиссякаемы: от недовольных андлуских торговцев до слухов о том, что англичане вступают в союз с предателями-баронами Северной Франции, а также с фламандцами.

Пока они попивали вино и оживленно беседовали, запах готовящейся пищи все сильнее разносился по дому. Слуги начали ставить оловянные тарелки на длинный дубовый стол. Затем появилась старая служанка с морщинистым лицом, которая принесла скатерть. Подобная роскошь позволялась лишь во время приезда почетных гостей. Слугам пришлось переставить все тарелки на угол стола, затем расставить заново. Когда женщина пошла к двери, молоденькая служанка с непослушными рыжими волосами, уложенными кольцами, показала ей в спину язык.

Служанка, суетясь возле стола с недовольным и весьма глупым лицом, чуть не сбила с ног парня, принесшего хлеб. За горой караваев, уложенных на огромном блюде, виднелись только худые ноги в обвисших на коленях штанах. Парень негромко выругался, балансируя, словно канатоходец, но не уронил ни одного каравая. С кухни доносились женские голоса, обсуждающие приправу и соус к основным блюдам. Лэр чувствовал себя легко и уютно. Крепкое красное вино разогрело кровь. Кашо оказался приятным и интересным собеседником. Запах пищи, домашний уют – все замечательно. Кашо, как узнал Лэр, занимается садоводством. Франсуа долго и вдохновенно рассказывал о своих яблонях, селекционных опытах.

– Особенно многому я научился у монаха из аббатства Сен-Северин. Позже вы обязательно попробуете мое яблочное вино. Замечательный вкус! Наш священник, отец Георг, обожает мои яблоки. Вы увидитесь с ним за ужином. Вместе с ним мы совершенствуем процесс брожения. Впрочем, лучше попробовать, а не слушать мои бахвальства.

Как и предсказывал Кашо, священник появился как раз к ужину. Хрупкий, еще молодой человек с длинным носом и благожелательной улыбкой. После знакомства с Лэром отец Георг занял место среди вассалов лорда. Адель появилась как раз вовремя, чтобы проследить за тем, как муж доберется до стола с помощью двоих слуг.

Ужин начали с пирогов, начиненных курятиной и бараниной, за ними последовал говяжий бульон. На деревянных блюдах принесли огромные куски жареной свинины, в качестве приправы подали сухие бобы, горох, квашеную капусту. На десерт были пончики, плавающие в медовом сиропе, и яблоки в миндальном молоке. Промочить горло между блюдами можно было крепким вином или сидром.

Адель сидела за столом рядом с мужем. Молодой Кашо с гордостью за свое хозяйство потчевал гостей. Он вспомнил о том, что раньше за ужином играл на лютне мальчик.

– Но, к сожалению, пальцы парня попали под яблочный пресс. Сейчас он не играет даже для самого себя.

Адель наклонилась к Лэру:

– Я послала еду с нашего стола пленнице и вашему слуге.

Де Фонтен громко поблагодарил хозяйку. Она улыбнулась в ответ и призналась, что подарила девушке платье. Прежде чем Лэр успел что-либо сказать, Адель добавила:

– Я знаю, что должна была спросить вас, но надеюсь, вы не возражаете. Я говорю вам это сейчас, чтобы вы не удивились.

Лэр тихо рассмеялся. Выпитое вино уже оказывало свое действие.

– Вы удивительная. С каждой минутой я завидую вашему мужу все больше и больше.

– Вы разрешите ей носить платье?

– Неужели вы думали, что я могу запретить?

Появился слуга с подносом пончиков. Порозовевшая Адель выбрала один.

– Я думаю, вы не сможете ей ни в чем отказать, – заметила она с мягкой улыбкой.

Ужин закончился, но яства все еще стояли на столе. Кашо, Адель, Лэр, отец Георг остались сидеть за дубовым столом. Няня привела двух очаровательных детей. Девочка тут же вскарабкалась на колени к матери. Мальчик, такой же большеголовый, как и сестра, взобрался на скамью и увлекся яблоками с миндалем.

Кашо и отец Георг непрерывно посвящали Лэра в проблемы виноделия. В нужное время появился пожилой слуга с кувшином легендарного яблочного вина.

Священник начал распространяться о его магическом вкусе, но в это время прибежал мальчик-конюший и зашептал хозяину на ухо.

– Сир! Сеньор Симон Карл у ворот. Адель повернулась к мужу. В этот момент ее сын слишком энергично сунул руку в чашку с миндальным молоком, где плавали кусочки яблок. Брызги полетели на всех, сидящих за столом. Кашо рассмеялся, но Адель шлепнула сына, отодвинув чашку с яблоками. Тот завопил от обиды.

Кашо все еще продолжал смеяться, когда повернулся к слуге, покорно ждавшему приказаний:

– Сколько рыцарей вместе с ним?

– Двое, сир, – ответил конюший.

– Пусть Мартин пропустит их. А потом проведи сюда. – Мальчик кивнул головой и тут же исчез. Кашо повернулся к Лэру:

– Я не очень доверяю Карлу. Но, как я уже говорил, он мой единственный союзник против разбойников. Мне интересно, какое мнение о нем составите вы. Вам ведь быть соседями. Земли Карла граничат с владениями Гайяр и с окрестностями Андлу.

Лэр ожидал увидеть крепкого мужчину, любящего вино и женщин. Отчасти так и было. Симон Карл уверенно вошел в зал – с мечом на поясе, с двумя слугами, предано следующими за ним, как собаки.

Кашо поприветствовал Карла, усадил за стол, а потом представил де Фонтена – нового сеньора Гайяра. Кашо также упомянул королевскую пленницу, скандал во дворце, но ничего не сказал о том, что де Фонтен к нему причастен.

Возраст Карла было трудно определить – где-то около двадцати пяти – тридцати лет. С широкой грудью, в доспехах, он производил весьма грозное впечатление. Весть о скандале показалась ему забавной. Широко открыв рот, он громко расхохотался. Лэр заметил, что у Карла не хватает нескольких зубов, а длинный шрам тянется от нижней челюсти вверх по правой щеке. Лэр подумал, что, должно быть, именно так выглядел Атилла.[7]

Смех Карла был громким и довольно неприятным.

– Итак, Гайяр передан вам? Надеюсь, ваша пленница – милашка, – сказал он с похотливой усмешкой. – Здесь трудно найти развлечения, – Карл глянул на Кашо. – Вы предупредили его о крестьянах-бунтовщиках?

– Пока нет доказательств. Вы хотите есть?

Отведайте, пожалуйста! У вас есть также возможность хлебнуть моего яблочного вина.

– Вино делают из винограда! – усмехнулся Карл и, протянув мозолистую руку, взял кусок жареной баранины. – Эти бандиты, как вы их называете, убивают и грабят. Разве это не доказательство того, что крестьяне… – он не закончил мысль и повернулся к Лэру. – Де Фонтен, говорите?

– Да, – ответил де Фонтен, наблюдая, как Карл и двое его спутников поглощают пироги, мясо и все остальное. Жир тек по бородам двух голодных рыцарей и бритому подбородку Симона.

– Ну что ж, – Карл отделил очередной кусок мяса, – посмотрим, не окажетесь ли вы таким же трусом, как старик Лашоме.

Кашо покраснел.

– Вы слишком строги к своему соседу, – Франсуа повернулся к Лэру, – на Лашоме напали из засады, когда еще и месяца не прошло после его приезда в Гайяр. Половину гарнизона уничтожили сразу. После этого он редко высовывал нос из замка. И разбойники распоясались. Но мы с Карлом объединили свои силы и…

– Хм… Разбойники?! Почему вы их так назвали, если это всего лишь вонючие крестьяне?

По яростному выражению лица Адель было ясно видно, что она не жалует Карла. Хозяйка поднялась из-за стола, передала дочку няне и повела сына за руку в кухню. Няня последовала за хозяйкой, держа девочку на руках.

Если Симон и заметил ее недовольство, то ничем не показал этого. Он взял пирожок с мясом, обмакнул в остатки соуса и засунул целиком себе в рот. Быстро опорожнил кубок с яблочным вином, затем вернулся к обличению местных крестьян.

– Они убьют нас прямо в постели, если мы сами не расправимся с ними! – провозгласил он с полным ртом.

У Карла была странная привычка подносить кубок ко рту и высасывать вино через дырку между сохранившимися зубами. Это производило крайне отталкивающее впечатление, но вино исчезало быстро. Третий кубок он опорожнил залпом.

Слуга Кашо – всегда наготове – наполнил бокал.

– За здоровье! – Кашо отпил несколько глотков, чтобы поощрить гостей.

Лэр заметил, что отец Георг, лицо духовное, но не нуждается в особых поощрениях. Священник пил так, словно его кубок был бездонным, соревнуясь с Карлом и его рыцарями.

Лэр должен был признать, что яблочное вино весьма крепкое. После второго кубка де Фонтен произнес небольшую цветистую речь в честь «несравненного напитка». Кашо сиял от удовольствия.

Карл продолжал обличать крестьян, затем предупредил Лэра:

– Вы быстро возненавидите этих негодяев, вам очень скоро надоест Гайяр, где по подвалам гуляет ветер, а стены ветшают.

– Это так, – кивнул головой Кашо. – Я сам видел. Лашоме не сумел нанять хороших слуг. Многие гибнут на этих дорогах, другие просто опасаются покидать свои поселки. Замок приходит в запустение.

Отец Георг подождал, пока слуга наполнит его кубок.

– Часовня по колено завалена мусором и отходами. Мессир Лашоме не дал себе труда привести ее в порядок. В этом причина всех его бед. Я не раз говорил, что он не чтит Бога. Но он и слушать не хотел. Знаете, что ответил? «Я раздаю милостыню бедным». Конечно, это хорошо, но… Часовня – намного важнее. Только там, где есть храм, душа может обратиться к Богу. Может быть, во всем – божья мудрость? Если бы сильные мира сего не бросали пару-тройку оболов[8] в ладонь нищего, как бы они избежали адского огня?

Карл обмакнул в мед последний пончик, смачно запил его яблочным вином.

– Нищие, калеки, крестьяне – все они заслуживают кнута.

– Крестьяне… – подхватил отец Георг, – трудно поверить, что Бог создал их по своему образу и подобию. Гнусные существа! – Чем больше вина пил священник, тем болтливее становился. – Если их кто и бил – так только дождь! Кнута они не знают. А вечно недовольны! Хотя, слушая их байки, я не раз говорил себе: «Юмор-то у них есть!» В Андлу цирюльник любит рассказывать, как один крестьянин гнал свиней мимо лавки с ароматными маслами и благовониями. Не прошел крестьянин и десяти шагов, как ему стало дурно. Парфюмер выскочил из магазина, думая, что прохожий мертв. Но тут на помощь пришел другой крестьянин и поднес под нос приятелю, потерявшему сознание, лопату с навозом.

Карл разразился смехом, потом сказал:

– Видите ли, я многое понимаю по-другому. Они часто глупы, просто наглые воры, которые вполне могут перерезать горло своему сеньору с той же легкостью, с какой режут свинью. Они такие грязные, что даже Сатана в аду не хочет столько грязи и вони. Но если вы недооцените опасность, исходящую от них, вам придется плохо.

– Если кто в этом и виноват, то англичане и фламандцы, сеющие раздоры, – заметил Кашо. – Когда эти хитрые лисы говорят о мире, меня не обманут их овечьи глаза. Им нужна вся Нормандия…

Лэр слушал, потягивая вино. Крепкое, как острие топора. Кажется, в комнате стало еще теплее, веки де Фонтена начали наливаться свинцом. Ему показалось, что глаза Карла сузились до размера поросячьих. Глаза Кашо сверкали, как янтарь. Лэр уже перестал улавливать смысл беседы.

– Хочу сказать, что разбойник, которого повесил префект[9] в Андлу был сыном моего пахаря, – печально сказал Кашо. – Он кричал, что невиновен. Меня до сих пор преследуют его слова.

– Вы плохо знаете этих подлых свиней. Для них не существует понятия благородства.

Священник, уже весьма набравшийся, икнул и засмеялся. Подняв палец, он важно произнес:

– Это весьма верно. Даже в Библии есть слова о том, что слуги восстают и убивают своих хозяев. Стоит только вспомнить царя Валтасара[10] и письмена не стене. Тема стара, как мир. Крестьяне всегда противостояли господам. Об этом и байки у печей и костров. И нередко сеньор в их сказках – сам Дьявол.

Кажется, все напились в достаточной мере. Лэр не без приятного удовольствия заметил, что голова кружится не только у него. Отец Георг все еще не мог закончить рассказ о крестьянине, у которого детей было больше, чем ячеек в рыбацкой сети. Уголком глаза де Фонтен следил за слугой, снующим около стола. Кажется, кубок, стоящий под носом Лэра, опять полон…

– Итак, – продолжил священник свой рассказ, – он на один год продал своего сына Дьяволу в обмен на слиток золота. Но крестьянин не умел тратить деньги, вскоре его семья снова начала голодать. Год прошел, сын вернулся к отцу, но кое-чему научился у Дьявола. И вместе с отцом задумали они перехитрить Сатану. Назавтра сын обернулся собакой, и отец продал ее Дьяволу. Получив деньги, крестьянин вернулся к семье, а собака убежала от Дьявола и вновь превратилась в человека. Все прошло до того гладко, что отец и сын решили повторить шутку. Но Дьявол на этот раз был начеку. Когда крестьянин продал Сатане гнедого коня, тот уже заподозрил, что это не конь, а крестьянский сын. Он надел на коня волшебную сбрую, и тот не мог сбежать. Но и Дьявол может ошибиться. Коня повели на водопой, крестьянский сын обернулся лягушкой и нырнул глубоко-глубоко. Тогда Дьявол превратился в рыбу и погнался за лягушкой, чтобы проглотить ее. Но лягушка обернулась птицей и воспарила в небеса. Дьявол, бормоча проклятия, превратился в ястреба. Сын крестьянина, видя, что его нагоняет Дьявол, впорхнул в комнату умирающего старика и превратился в кувшин с вином. Сатана, увидев это, обернулся доктором и потребовал кувшин вина, как плату за лечение. Но не успел он прикоснуться к кувшину, как тот рассыпался по полу пшеницей. «Я победил!» – воскликнул Дьявол, и, обернувшись курицей, стал клевать пшеницу, – внезапно отец Георг вскочил со стула и закричал во весь голос. – Но – ха-ха-ха! Умный крестьянский сын обернулся лисой и разорвал курицу. Только перья сплюнул на пол. Эту историю мне рассказал андлусский крестьянин. Итак, – священник икнул, – вы видите, мессиры, слуга может сожрать своего господина.

Карл хлопнул себя по ляжкам и захохотал так, что даже шрам на его лице побелел.

– Вот! – хмыкнул он. – Вот что думают о вас ваши крестьяне, Кашо.

Рыцари Карла заржали, как лошади. Лэр усмехнулся и отпил глоток вина. Кашо добродушно рассмеялся.

– Что еще есть у крестьянина, кроме его сказок? Власть, могущество? – Кашо повернулся к духовнику. – Расскажите еще какую-нибудь историю, отец Георг, лучше – о любви. Это поможет нам потом разойтись по постелям.

Пьяный отец Георг добродушно усмехнулся и, вытерев губы, начал свой рассказ о некой Фламенке, остроумной жене, которая умела обвести вокруг пальца ревнивого мужа.

Кажется, священник знал сотни подобных историй. Попивая вино, он продолжал и продолжал плести нить рассказа – так паук плетет свою сеть.

А вездесущие слуги продолжали наполнять кубки…

К счастью, до того как кто-то из гостей свалился под стол, молодой Кашо пожаловался на онемение коленей и попрощался с гостями. Слуги подхватили хозяина и унесли в спальню.

А остальных гостей развел по комнатам невысокий юноша-слуга. Факел в его руке светил путеводной звездой напившимся собеседникам. Сами они вряд ли нашли бы свои спальни.