В деревне

I

Учитель Василій Романовичъ Клянчинъ и его супруга Марья Ивановна со чадами и домочадцами, состоящими изъ двухъ ребятишекъ, няньки и кухарки, только что пріѣхали на дачу въ подгородное село Капустино. Домъ, нанятый у мелочного лавочника и помѣщающійся на задахъ надъ рѣкой, былъ совершенно пустъ, хотя лавочникъ, сдавая его Клянчинымъ, и обѣщалъ приказать плотнику сколотить для нихъ къ переѣзду столы и скамейки. Село Капустино отстояло отъ Петербурга на шестьдесятъ верстъ. Клянчины хоть и захватили съ собой нѣсколько мебели, но эта мебель шла на возу возвращающагося изъ Петербурга въ Капустино, послѣ продажи сѣна, капустинскаго мужика и должна прибыть на дачу не иначе какъ завтра къ вечеру. Въ видѣ багажа прибыли съ Клянчиными по желѣзной дорогѣ только кой-какая посуда, бѣлье и платье въ сундукахъ, да подушки, а между тѣмъ нужно было на чемъ-нибудь пообѣдать, напиться чаю, присѣсть. Попросили у лавочника столъ и стульевъ, но лавочникъ не далъ.

— У насъ только про себя мебель. Столы и скамейки завтра плотникъ для васъ дѣлать начнетъ, а ужъ теперь обойдитесь такъ какъ-нибудь. Не умрете за одинъ-то день безъ мебели, отвѣчалъ онъ.

Приходилось приспособляться и начать бивуачную жизнь. У лавочника вымолили только ящикъ изъ-подъ какого-то товара, но такъ какъ онъ былъ низокъ для стола, то поставили его на полѣнья и приготовились на немъ пить чай. Сундуки съ платьемъ и бѣльемъ замѣнили стулья. Кухарка и нянька просто пришли въ отчаянье отъ такого житья, роптали и критиковали дачу.

— Ну, дача! Наняли господа дачу! Сюда за воровство людей ссылать, а не за свои деньги ѣхать, говорили онѣ вслухъ.

— Завтра пріѣдутъ стулья, завтра привезутъ столы, плотникъ сколотитъ скамейки и въ лучшемъ видѣ устроимся, успокоивали ихъ хозяева, хотя и сами досадовали на неудобства.

— А на чемъ же мы спать-то будемъ, сердечныя? спрашивала кухарка. — Постелей нашихъ вы намъ взять не позволили съ собой на желѣзную дорогу и сдали на возъ мужику, а мужикъ, вонъ, говорятъ что завтра пріѣдетъ.

— Да ужъ сегодня-то переночуйте какъ-нибудь. Можно будетъ у лавочника сѣна купить и на сѣнѣ отлично… отвѣчалъ Клянчинъ. — Мы и сами сегодня на полу на сѣнѣ спать будемъ.

— Ну, ужъ это вамъ отлично, потому — вамъ въ охотку, вамъ забава, а я не привыкла по полу на сѣнѣ валяться, дерзко заявила кухарка. — Гдѣ хотите, тамъ и сыщите мнѣ тюфякъ.

— Странная ты какая! Да ежели нѣтъ, да ежели взять негдѣ…

— Негдѣ взять, такъ нечего было и прислугу съ собой сманивать. Завезутъ въ трущобу, къ чорту на кулички, да и начнутъ надъ прислугой куражиться. Вѣдь вы говорили, что все здѣсь есть, что все отлично. Обманомъ живете, такъ отъ этого проку не будетъ.

— Ну, довольно. Иди и затопляй плиту. Надо хоть молочный супъ сварить, что ли, да сдѣлать яичницу! разсерженно крикнулъ Клянчинъ на кухарку.

Явилась нянька.

— Воля ваша, Василій Романычъ, а я на полу и въ повалку на сѣнѣ спать не привыкла. Я все по хорошимъ господамъ жила и тамъ этого допущенія не было, заявила она въ свою очередь.

— Да вѣдь только ночь одну, а завтра пріѣдутъ ваши постели, плотникъ сколотитъ вамъ козлы, положите на нихъ доски и выйдутъ у васъ отличныя кровати.

— Это, можетъ быть, для васъ отличныя, а для насъ совсѣмъ напротивъ. Помилуйте, гдѣ же это видано, чтобъ на козлахъ спать! Вѣдь это ни пошевелиться, ни повернуться, а то козлы разъѣдутся и лети внизъ да ломай себѣ спину.

— Зачѣмъ же летѣть? Зачѣмъ же ломать спину? Доски будутъ прикрѣплены къ козламъ гвоздями.

— Воля ваша, а я гдѣ ни жила, а на козлахъ не спала. Ежели не будетъ мнѣ настоящей кровати, то пожалуйте мнѣ расчетъ и отправьте меня обратно въ Петербургъ, потому, вы завезли меня сюда обманомъ. На козлахъ! Нѣтъ, я не согласна на козлахъ…

— Какая ты дура, нянька, посмотрю я на тебя! Да вѣдь это, въ сущности, та же кровать, только козлами она называется, попробовала утѣшить няньку Клянчина.

Нянька фыркнула и сгрубила:

— Вы умны очень. Для васъ это кровать, а для меня нѣтъ.

— Ну, пошла вонъ! вспылила Клянчина. — Не желаю я съ тобой больше разговаривать.

— А не желаете разговаривать, такъ нечего было прислугу въ такое мѣсто завозить. Грязная деревня, кромѣ мужиковъ пьяныхъ да бабъ и людей-то нѣтъ. Давеча ѣхали по деревнѣ, такъ хоть бы одного господина увидѣла, бормотала нянька и, выйдя въ кухню къ кухаркѣ, громко прибавила:- Нѣтъ, я, дѣвушка, здѣсь жить не намѣрена. Ты, тамъ, какъ хочешь, а. я наплюю на дѣтей, возьму паспортъ и расчетъ, да и была такова.

— Да и я не усижу здѣсь. Помилуйте, какая это дача! Нешто такія дачи бываютъ! отвѣчала кухарка. — Сюда къ тебѣ ни твоимъ знакомымъ людямъ въ гости пріѣхать, ни самой тебѣ не съ кѣмъ компанію раздѣлить. Сивые мужики одни.

— Марфа! Ты, однако, стряпай да ставь самоваръ, а разговаривать-то ужъ будешь потомъ, на досугѣ! крикнулъ кухаркѣ Клянчинъ.

— На чемъ стряпать-то, позвольте васъ спросить?

— Тебѣ данъ ящикъ — вотъ на немъ и можешь покуда разложиться.

— Нѣтъ, баринъ, не слуга я вамъ. Увольте меня. Помилуйте, какая это дача! Это курамъ на смѣхъ, а не дача. Вотъ въ «Озеркахъ» дача, въ Новой Деревнѣ дача, въ Лѣсномъ дача, а это помойная яма какая-то.

— И я не слуга, прибавила нянька, — Пожалуйте расчетъ, а спать я на постоялый дворъ пойду.

Клянчины были поставлены втупикъ. Оставаться съ малыми дѣтьми безъ прислуги было невозможно. Поговоривъ другъ съ другомъ по-французски, они сказали прислугѣ:

— Расчетъ вы получите черезъ три дня, а до тѣхъ поръ обязаны служить. На это законъ есть. Прислуга, ежели хочетъ оставить своихъ хозяевъ, то обязана предупредить ихъ за три дня.

— А какой такой законъ есть, кто оную прислугу обманываетъ, господа ежели?.. выскочила кухарка и подбоченилась. — Не сдавайся, Даша, обратилась она къ нянькѣ. — На такую дачу кто везетъ прислугу, тотъ прибавляетъ прислугѣ жалованье.

— Такъ вы прибавки хотите? Такъ бы и говорили, что вамъ прибавка на дачу нужна, сдался во имя необходимости Клянчинъ и сказалъ: — Ну, что жъ, по рублю въ мѣсяцъ лишняго мы за дачное время прибавить можемъ.

— Какой тутъ рубль! Въ такой тюрьмѣ жить, такъ ужъ все хоть по два рубля прибавки въ мѣсяцъ надо. По два рубля прибавляйте, а то, ей-ей, не расчетъ…

— Марья Ивановна, какъ ты думаешь? отнесся Клянчинъ къ женѣ.

— Надо дать. Не оставаться же намъ безъ прислуги, со вздохомъ отвѣчала та.

— Да ужъ намъ чтобъ и козлы ваши эти самые покрѣпче сколотили, прибавила кухарка. — Летать къ верху тормашками по ночамъ съ постели я вовсе не намѣрена.

— Крѣпко, крѣпко будетъ. При тебѣ и плотникъ-то ихъ сдѣлаетъ.

Кухарка загремѣла трубой и начала ставить самоваръ, но въ кухнѣ все еще раздавались шушуканья съ нянькой, прерываемыя громкими возгласами:

— Какая это дача! Это не дача, а тьфу! Да тутъ всякая полированная дѣвушка съ тоски помретъ. Захолустье какое-то, а не дача.