В деревне

IV

Ночь была проведена Клянчиными хоть и на полу, на сѣнѣ, но спокойно. Благодаря свѣжему воздуху и усталости, всѣ спали, какъ убитые. Только кухарка жаловалась на утро, что ее душилъ ночью домовой.

— Какъ возможно въ новомъ домѣ жить, пока онъ не освященъ! Вѣдь ужъ новый домъ извѣстно, что такое, въ новомъ домѣ всякой нечисти достаточно, слышалось Клянчинымъ черезъ перегородку, отдѣляющую комнаты отъ кухни, когда они только еще проснулись и продолжали лежать на своихъ сѣнныхъ постеляхъ.

— А ужъ святить — пускай сами святятъ. Не мнѣ же святить для нихъ. Я и такъ дешево дачу сдалъ, отвѣчалъ мужской голосъ. — Да тутъ, прежде чѣмъ святить надо домового-то самого удовлетворить, взять зарѣзать пѣтуха, кровь выпустить на голикъ и этимъ голикомъ вымести на всѣхъ порогахъ — вотъ домовой и угомонится. Пусть у меня пѣтуха купятъ. Я пѣтуха въ лучшемъ видѣ за три четвертака продамъ.

— Купятъ они, какъ же! Сквалыжники, а не господа. И ѣхали-то сюда къ вамъ въ деревню, чтобъ сквалыжничать и на обухѣ рожь молотить, отвѣчала кухарка.

— Да вѣдь пѣтуха-то потомъ въ супѣ сварить можете, онъ не пропадетъ. Все-таки, ты поговори господамъ. Есть у меня захудалый пѣтушенко, забили его ужъ очень другіе пѣтухи. Купятъ, такъ гривенничекъ тебѣ на помаду.

— Удивилъ гривенникомъ! А мы вотъ лучше уговоримся, какая мнѣ скидка будетъ съ заборной книжки. Вѣдь провизію-то хоть и на книжку, а все-таки буду покупать я въ лавкѣ.

— Какая тутъ скидка! Здѣсь, умница, не городъ.

— Ну, тогда смотри, тогда я за вѣсами буду смотрѣть у тебя въ оба, да и каждую вещь буду хаять. Пусть господа изъ города возятъ.

— Да ужъ удовлетворимъ, удовлетворимъ немножко-то, ежели господа основательно всякую провизію покупать будутъ. На своемъ кофеѣ ужъ не будешь сидѣть, на этотъ счетъ будь покойна. А ты говоришь, сквалыжники господа-то?

— И! За каждой полтиной гонятся съ дубиной.

— Вотъ это не хорошо. Вѣдь я только изъ-за этого и дачу выстроилъ, чтобъ отъ дачниковъ по лавкѣ пользоваться. Гости-то у нихъ часто будутъ бывать? Угощеніе всякое въ достаточномъ количествѣ потребуется?

— Какіе гости, какое угощеніе! Они сами норовятъ другихъ объѣстъ. У насъ и въ городѣ-то гостей не бывало, а ужъ здѣсь и подавно.

— Въ городѣ дѣло другое, а на дачѣ гость иногда силой наѣзжаетъ, нахрапомъ.

— Поди ты! Кто сюда поѣдетъ? Вѣдь сюда тоже больше рубля надо, чтобы доѣхать. Да обратно… Одно слово, тутъ у васъ дальнее захолустье, а они, идолы, нарочно въ это захолустье и пріѣхали, чтобъ ужъ ни одинъ гость до нихъ не добрался. Вотъ посмотри, какъ будутъ сквалыжничать!

— Гм… За что же я имъ дачу-то дешево отдалъ? Кромѣ того, вѣдь обѣщалъ домъ палисадникомъ огородить. Вонъ плотникамъ придется поденщину платить. Коли такъ, то лѣсъ на палисадникъ мой, а поденщину пускай сами платятъ.

— Да конечно же. Что имъ зубы-то глядѣть! Пусть платятъ.

— Каковы у насъ домочадцы-то! сказалъ Клянчинъ женѣ, выслушавъ весь этотъ разговоръ, и крикнулъ кухаркѣ:- Марфа! Приготовь воды для умыванья, да ставь самоваръ. Мы встаемъ.

— Продрали ужъ зѣньки, проговорила кухарка. — Иди и веди съ ними политичный разговоръ.

Когда Клянчинъ вышелъ на крыльцо, передъ нимъ стоялъ уже мелочной лавочникъ и кланялся. Это онъ былъ собесѣдникомъ кухарки.

— А я ужъ второй разъ къ вашей милости навѣдываюсь, началъ онъ. — Все думаю, что ужъ встали. Плотники выходились, я относительно ихъ… Имъ пора начать работать палисадникъ вокругъ дачи. Лѣсъ мой, а ужъ насчетъ поденщины потрудитесь сами съ ними уговориться.

— Вздоръ! Вздоръ! Вы взялись мнѣ палисадникъ сдѣлать, включили это въ условіе найма дачи, а потому должны и за поденщину платить, сказалъ Клянчинъ.

— Невозможно этому быть.

— Какъ невозможно? У меня и росписка ваша есть. Тамъ прямо сказано: «обязуюсь огородить палисадникомъ»… Я заставлю огородить.

— Промахнулся-съ, развелъ руками лавочникъ и почесалъ затылокъ.

— А мнѣ какое дѣло!.. Въ условіи сказано, и чтобъ палисадникъ былъ…

— Хорошо-съ, нашъ грѣхъ. Но тогда ужъ ни столовъ, ни скамеекъ, ни козелъ для кроватей отъ насъ не ждите. Плотники не станутъ вамъ сколачивать. Этого въ роспискѣ нѣтъ, насчетъ мебели тамъ ничего не сказано. Даже и лѣсу на столы и скамейки не дамъ.

— То-есть какъ же это такъ? Вѣдь вы обѣщали.

— Можетъ быть, на словахъ и обѣщалъ, а только на словахъ вѣдь не считается. Сами же вы по запискамъ да роспискамъ точка въ точку разсуждаете.

— Однако, что же это такое! Какъ же намъ быть безъ столовъ и безъ кроватей! вспылилъ Клянчишь. — Вы должны все это намъ дать.

— Кабы вы для насъ, то и мы для васъ, спокойно отвѣчалъ лавочникъ. — А на запискѣ про столы ничего не сказано.

— Какъ это хорошо! А еще торговецъ! Торговецъ, а своего слова не держитъ. Гдѣ же ваше торговое слово?

Лавочникъ улыбнулся и отвѣчалъ:

— Мы слово держимъ, коли съ нами по поступкамъ поступаютъ. Да чего вы насчетъ поденщины-то упираетесь? Вѣдь вся недолга, что двумъ плотникамъ по рублю съ гривенникомъ въ день. Больше одного дня вамъ палисадникъ не продѣлаютъ. Горбули у меня готовые припасены. Только столбы обтесать, планки набить, да горбули на нихъ наколотить. Тогда ужъ и столы со скамейками и съ козлами для постелей для вашей милости у меня явятся.

Пришлось согласиться. Клянчинъ пожалъ плечами и сказалъ:

— Ну, хорошо.

— Вотъ и отлично, опять улыбнулся лавочникъ. — Лучше въ мирѣ жить, чѣмъ въ ссорѣ. А насчетъ поденщины я вамъ вотъ что скажу: будетъ лавкѣ отъ вашей милости хорошая польза, то и поденщину насчетъ работы за палисадникъ приму на свой счетъ. Вы къ намъ ласковы — и мы къ вамъ ласковы. Такъ плотникамъ-то можно начинать палисадъ строить? Я давно бы послалъ ихъ сюда, да ваша милость все изволили почивать, такъ думалъ, что подъ окнами начнутъ стучать, такъ какъ бы не разбудили вашу милость.

— Пусть работаютъ.

— По рублю съ гривенникомъ? Такъ я отъ вашей чести съ плотниками и поряжусь.

— Ладно, ладно.

— Лошадь черезъ часъ на станцію сына повезетъ. Онъ въ городъ ѣдетъ. Не поѣдете ли вы, такъ и васъ по пути довезла бы?

— Нѣтъ, я не поѣду.

— Мясца не прикажете ли сыну изъ города привезть или какого другого товару? Закуски, къ примѣру… Супротивъ городскихъ цѣнъ плевую разницу возьмемъ.

— Все есть, все изъ города вчера привезли съ собой.

— Ну, вотъ изволите видѣть… Какъ съ вами ласкову-то быть? А вы дайте лавочнику отъ васъ попользоваться, вѣдь изъ-за этого и дачу выстроилъ, изъ-за этого сдаемъ ее.

Съ задовъ показалась баба съ кошелкой.

— Яичекъ бы вашей милости, творожку… начала было она, но увидавъ лавочника, тотчасъ же умолкла и попятилась.

— Пошла вонъ, подлая! Какую такую ты имѣешь свою собственную праву на нашъ дворъ съ товаромъ ходить и у насъ покупателей отбивать! крикнулъ на нее лавочникъ. — Вонъ, ступай! Яйца по той же цѣнѣ будемъ съ васъ брать, что и на деревнѣ берутъ, прибавилъ онъ, обращаясь къ Клянчину.

Черезъ полчаса Клянчины, сидя на коврѣ, разостланномъ на травѣ, пили чай. Около дома стучали топорами плотники, сколачивая столы.