В капкане

Глава 14

Полынцев зашел в столовую незадолго до обеда, рассчитывая перекусить, пока не набежали коллеги из РУВД.

В просторном, пахнущем котлетами, булочками и всякой всячиной помещении стоял полный штиль. Молча порхали над раздачей чайки-кухарки в белых одеждах, гордо реяла посреди зала пожилая техничка, махавшая шваброй, аки буревестник крылом, слышался тихий звон чашек и тарелок.

Взяв борщ, гуляш и чай, он присел за крайний столик у входа. Спокойная обстановка располагала к раздумьям. В голову (напомним, больную) пришли не совсем здоровые мысли.

Вот бы взять, да убрать из города ФСБ, прокуратуру и милицию. Интересно, ходили бы люди по улицам так же спокойно, как сейчас, или — короткими перебежками, небольшими группками, вооруженные до зубов, от укрытия к укрытию — добирались до дома, отстреливаясь. Что это за жизнь, когда знаешь, что за убийство не посадят, за кражу не взыщут, за изнасилование — и говорить нечего — поблагодарят, что не загрызли. Каково это жить, в условиях абсолютной свободы? Кто-то считает, что строгость наказания не влияет на уровень преступности. А вы попробуйте за убийство назначить срок в 15 суток или штраф в 10 окладов. И тогда посмотрите, сколько через неделю в стране людей останется. Ветераны рассказывали, когда за «мокрое» дело полагался расстрел, охотников «мочить» руки находилось немного. В городе месяцами убийства не регистрировались. Теперь же — в каждом районе свои убойные отделы. Морги захлебываются трупами, как вытрезвители пьяными. За тяжкое преступление — 8 лет. Это ли срок, который может остановить душегуба? В итоге — 3 покойника за три дня (плюс один невыясненный). Все в духе сводного времени. И, тем не менее… искать преступников надо — такая работа.

Итак, мотив — начало всех начал.

На первых шагах складывалось впечатление, что происходящее как-то связано с квартирами. Повод более чем достаточен. Трехкомнатные апартаменты в центре города сегодня стоят около 3 миллионов рублей. За такой кусок можно и роту дедов к праотцам отправить. Подозрения на Васькова падали серьезные. Если бы не кавказец. Тот своим появлением убрал со сцены коммерсанта.

Следом обнаружилось, что старик ненастоящий и, помимо прочего, судимый. Это отнесло расследование к другому берегу.

Однако, не успев туда причалить, оно получило новый адрес — задушенный хозяин. Но это бы легко объяснилось, если б ни его похожесть на зэка. Что за тайна в их отношениях? Зачем тот приехал из Украины? Почему жил в притоне?

И на эти вопросы не успели найти ответа, потому что возник другой ориентир — кавказский пленник. С какой целью его держали на маяке? Продолжалась некая игра? Что-то осталось незаконченным? На чьей стороне воюет гробокопатель? Откуда он появился? Чего добивается?

Ясно одно: на острове сошлись какие-то темные силы, и сколько их — остается лишь догадываться.

— Смотри, не подавись, — раздался над ухом противный голос Мошкина. — Место придержи, я сейчас вернусь.

Сбил с мысли. А ведь она подбиралась к правильному решению. Сегодняшняя беседа с Васьковым многое проясняла. Ниточка у клубка все же появилась — солдат Зотов. Нет сомнений — это он привез хвост из Чечни. От него закрутилась карусель, которая не могла остановиться до сих пор.

— Смотри, не поперхнись, — послышался за спиной приятный голос Инны.

— Вы точно с Мошкиным в одной школе учились? — утвердился в своих подозрениях Полынцев.

— С какой стати? — недовольно спросила девушка.

— Приятного аппетита одинаково желаете.

— Могла бы вообще не подходить, — надула она губки.

— Не могла бы — я у входа сижу.

— Вот и сиди, — развернулась она на каблучках. — Я, между прочим, твоего солдата через военкомат проверила. Теперь мучайся, о чем узнала.

Полынцев тут же вскочил с места.

— Инночка, прости мерзавца, спорол чушь, наговорил глупостей, был неправ, погорячился, готов искупить вину, прошу дать возможность исправиться.

— Ты где так строчить научился? — изумилась девушка.

— В армии.

— А почему раньше не говорил?

— Повода не было.

— Был, и не раз.

— Я исправлюсь.

— Теперь всегда так будешь говорить.

— Согласен. Только скажи — он был на Кавказе, нет?

— Нет, — покачала она головой, направляясь к раздаче. — Служил в Хабаровском крае на точке. Подробности в письменном виде.

Полынцев проводил ее кислым взглядом. Прокачал, называется, версию, нашел у клубка хвостик. И что теперь делать с кавказцами? Куда их привязывать, кому сватать? Зачем они здесь появились, кого хотели найти? Почему убили братьев-пенсионеров (или кем они друг другу приходятся)?

Вариант мести отпал. А жаль. Когда-то Полынцеву приходилось работать по убийству, имевшему кавказские корни. Примерный алгоритм поиска он хорошо запомнил, и сейчас мог бы с легкостью раскрыть преступление. Но эта версия, к сожалению, не подтверждалась.

Надежды пропали, остались только голые вопросы. Что могло связывать молодых кавказцев с местными стариками? В чем сошлись их интересы? Или не хватало какого-то звена? Опять одни загадки, самая туманная из которых — гробокопатель.

Признаться, его действия вообще не поддавались осмыслению. Зачем он раскапывал могилы? Почему не все сразу? Откуда о них знал? Хотя бы записку в яме оставлял: копал, мол, червей — нашел труп, желаю успехов. А если он и есть убийца? Но тогда зачем показывает свои тайники? Больной? Маньяк?

А что, тоже версия. Хотя и глупая. Убивал, перевозил, закапывал и вдруг отыграл обратно. Чепуха. Впрочем, стоп! Если речь идет о маньяках, то логическое объяснение этому, все же, существует. Им ведь нужен резонанс, общественное внимание, газетная шумиха. Посмотрел убийца, что первого дедушку никто не хватился и решил поработать гробокопателем. Да, вполне возможно.

Правда, спасатель Гарик утверждает, что последние трупы перевозили два человека, а маньяки обычно в одиночку трудятся. Только много ли ночью рассмотришь? Могло ведь и почудиться с перепугу.

В директорском кабинете стоял аромат крепкого кофе и дрянного конька. Раскрасневшийся от удовольствия бухгалтер вольготно развалился в кресле, держа в руках маленькую фарфоровую чашечку.

— Можно мне еще капельку? — вопросительно взглянул он на шефа, сидевшего за столом.

— Тебя уже в кресле качает. Хватит.

— Коньяк прочищает мне мозги, навевает разные умные мысли. По нашему делу, между прочим.

Директор заинтересовался.

— Ну, так выкладывай.

— Вы были, как всегда, правы… Сегодня я еще раз в этом убедился.

— Мысль умная, но несвежая. Это все?

— Нет… А добавите?

— На, подавись.

Главбух шустро соскочил с места и подбежал к столу с протянутой чашечкой. Шеф плеснул в нее из коньячной бутылки, немного подумал, налил и себе.

— Ну, говори, просветленная голова.

— Какой хороший коньяк. Я водку, признаться, не очень. А вот коньяк — с большим удовольствием…

— Или вино.

— Или вино, — согласился бухгалтер, возвращаясь на место.

— Баба, — заключил директор. Давай, рожай… умные мысли.

— Я вот тут крепко подумал и понял. А ведь Петрович оказался хитрей, чем мы думали.

— Меня сразу удивляют два момента, — насторожился шеф, — во-первых, что ты крепко подумал, а, во-вторых, что еще чего-то понял. Хорошо начал. Ну-ну?

— Помните, Петрович сказал: мол, не факт, что Мурзик — это улика?

— Нет, я не помню.

— А я помню. Вы сказали, что Мурзик — это конкретное обвинение. А он возразил, мол — наоборот.

— И что? Мы ведь выяснили, почему он возражал — ревность.

— А я вот думаю, он был прав.

— Это с каких пор ты записался в предатели?

— Ну почему, в предатели. Я, как всегда, на вашей стороне. Рассказываю только для пользы дела. Могу и замолчать.

— Ладно, давай дальше.

— Ну, действительно, зачем, спрашивается, Колоскову Мурзика воровать?

Директор призадумался. А, правда, зачем? Впрочем, неважно. Чужая душа — потемки. Мало ли на свете причин, по которым люди воруют и жульничают.

— Чтоб домой забрать, — предположил он не слишком уверенно.

— Зачем? — не уступал бухгалтер. — Играться? Он взрослый солидный мужик. Работяга, хозяин. Дом, вон, какой себе отгрохал, огород всякой всячиной засеял, живности полный двор. На кой ему, спрашивается, Мурзик, если с него шапку нельзя сшить.

— Почему нельзя?

— Вы ж сами говорили, мол, не будет же он из своего любимчика шапку шить.

— Ну да, было такое.

— Так на кой ляд ему этот Мурзик дома? К тому ж, его прятать надо. В деревне живем — рано или поздно все равно кто-нибудь увидит.

— Не согласен с тобой… но ладно. Что дальше?

— А то, что прав был Петрович: Колосков — не вор.

— Почему же тогда он на нем остановился?

— Потому что догадался, кто настоящий вор, — главбух с загадочным видом откинулся на спинку кресла. — И я тоже.

Директор, не глядя, налил себе из бутылки.

Узнав телефон риэлтора, Полынцев и Мошкин поехали в сотовую компанию, выяснять на кого оформлен номер. Дорога бежала вдоль живописной набережной. За окном жигуленка тянулась зеленая парковая зона, за которой поблескивала серебристой гладью широкая сибирская река.

— Ты, кстати, лодочные станции проверил? — спросил Полынцев, глядя на паруса яхт, разноцветными флажками пестреющих по всей длине фарватера.

— Ближайшие — да.

— Много там «Казанок»?

— Больше, чем «Жигулей» в городе.

В доказательство этого две шустрые моторки пронеслись мимо флегматичных яхт, обдав их сверкающими брызгами. Следом проплыли и другие.

— А проверить реально?

— Зарегистрированные — да. Но есть куча диких, которых полная река. И потом, кого проверять? Ни номеров, ни примет не знаем. Она сейчас мимо нас проскочит — и глазом не моргнем.

Полынцев, вздохнув, отвернулся к окну. И вдруг! Неужели?!

По реке, со стороны острова, задрав нос, на полной скорости мчалась серая «Казанка». За рулем сидел человек в зеленом балахоне с плотно укрывающим голову капюшоном.

— Мошкин, смотри! Это он!

— Кто?

— Гробокоп! Это он!

— Да ну?!

— Точно! Гони за ним!

— Не дрейфь. Наша лошадка пошустрей этой щуки будет. Не отстанем.

— Там поворот! — занервничал Полынцев. — Можем упустить!

Действительно, дорога уходила вправо. Прямо лежал пустырь, видно, подготавливаемый под какое-то строительство: в земле копошились трактора и грейдеры. Выезжать в центр для того, чтобы через пару кварталов вернуться к реке, было равносильно провалу.

Мошкин это понимал и без комментариев.

— Пристегните ремни! — крикнул он, съезжая на обочину. — Щас будет!

И было!

Приблизившись к краю дороги, он осмотрелся по сторонам и, не найдя более мягкого спуска, перекрестился.

— А, понеслась!

И понеслась.

Машина вертикально накренилась и запрыгала вниз, как ретивый горный козлик. Колеса едва касались земли. Багажник буквально висел над головой. Полынцев молил Бога, чтоб тот не обогнал капот. Съезжать кубарем, даже в пылу погони, почему-то, не хотелось.

— Наискосок держи, наискосок! — кричал он, упираясь руками в лобовое стекло.

— Молчи, пешеход! Наискосок — точно кувыркнемся.

Возможно, он был прав, потому что вниз допрыгали таки на своих колесах, а не на боку или вверх тормашками.

Сельское поле по сравнению с пустырем, который лежал перед глазами, казалось гладким, как бильярдный стол. Ямы и канавы, рытвины и ухабы, колеи, как траншеи, и бугры, как горы — вот что представлял собой полигон, который нужно было срочно преодолеть.

— Ну, поскакали! — крикнул Мошкин, выжимая газ.

И поскакали.

Бедная лошадка, смело бросившись в грязь, захрапела, заскрипела, но понесла.

Возможно, какая-нибудь «БМВ» свернула бы свой нос еще на первой кочке, возможно, какой-нибудь «Ниссан» порвал бы свое днище в ближайшей яме.

Но скромная лошадка «Жигули», звонко цокая клапанами и гремя разболтанной сбруей, дерзко скакала от одного препятствия к другому.

Иногда падала, иногда подлетала, порой заваливалась на бок, временами зарывалась по брюхо. Но шла. Царапаясь, хрипя, визжа колесами и грохоча мотором, шла, вынося седоков на дорогу.

— Проскочили! — крикнул Мошкин, вырулив на утоптанную грунтовку. — Ну, где там цель?

Полынцев посмотрел на реку. Вдали мелькала стайка моторных лодок. Но на какой из них плыл Гробокоп, рассмотреть было сложно.

— Сворачивать ему некуда, поэтому гони прямо, там разберемся.

Жигуленок, сделав стартовый выстрел, помчался вперед.

— Слушай, Мошкин, — сказал Полынцев, вытирая вспотевший лоб. — А ты, оказывается, неплохо рулишь.

— Только сейчас допер?

— Как видишь.

— На новой иномарке может кататься даже блондинка, а с этой лошадкой не всякий ас справится. Норовистая.

— Кто б сомневался. Смотри, смотри, он к другому берегу уходит!

— Не страшно, впереди мост — перескочим…

Директор залпом выпил из налитой чашечки.

— Так ты хочешь сказать, Сальдо-бульдо, что догадываешься, кто воришка?

— Конечно.

— А я, значит, нет?

— Ну, догадайтесь и вы. Я пока помолчу.

— Не Колосков, говоришь?

— Нет, не Колосков.

— Не согласен я с тобой. На нем все стрелки сходятся.

Бухгалтер сощурил довольные глазки.

— Могу подсказать. Петрович сам имя вора назвал.

— Врешь, не слышал я такого.

— Он хитрый. Преподнес под таким соусом, что надо было еще дотумкать.

Директору не понравилось последнее выражение. Получалось, что руководство (в его лице, естественно) было не слишком сообразительным. Что за глупость. Кого тут тогда можно умным-то считать?

— Когда это он его назвал? — буркнул он, насупив брови.

— А как про обыск заговорили, так и назвал.

— Не помню я, чтоб он про кого-то говорил… кроме Колоскова, конечно.

— Говорил, говорил.

— Ну, не тяни, рожай.

— Про кого он говорил, что, мол, по чужим дворам мастер шастать?

— Про Вовку, что ль?!

— Совершенно верно. Конкретную подсказку дал: мол, не тратьте время на Колоскова, а присмотритесь лучше к Вовке. То бишь, он и есть настоящий вор.

— А, ведь, точно. Как же я сам не догадался.

Главбух расплылся в довольной улыбке.

— Плеснете?

— Перетопчешься… А с другой стороны, ведь мал еще. К тому ж, петухов боится.

— Петухи драчливые, а хонорики ручные, ласковые, их чего бояться.

— Это так. Но, все равно, сомнительно. Хотя это многое объясняет.

— Что именно?

— И что Петрович вора не нашел. И что хитрит перед нами.

— Почему?

— Вовку выдавать не хочет.

— Дальновидно, — согласился бухгалтер. — Я до этого как-то не додумался. Ну, и голова у вас, прям, Дом советов.

— Да уж, не дурак, — ухмыльнулся директор. — Ладно, неси чашку, плесну по доброте душевной.

Жигуленок взбежал на мост, когда «Казанка» причалила к противоположному берегу. Гробокоп передал лодку какому-то мужчине в кепке и, коротко попрощавшись, направился к стоявшей неподалеку голубой «десятке».

— Он сейчас уедет, — сокрушенно сказал Полынцев, наблюдая с моста за берегом.

— Если вправо пойдет — встретимся.

— А если влево?

— Если влево — нет, — спокойно констатировал Мошкин. — Приметы лучше запоминай.

— Отсюда и марку не сразу поймешь, какие там приметы.

— Одно понятно — человек. Уже легче.

— А ты думал, кентавр?

— Типа того. Не переживай, если упустим, через хозяина лодки вычислим.

— Он уже отплывает.

— Это хорошо.

— Интересно, чем?

— Значит, машина пойдет в нашу сторону. Один из двух зайцев должен остаться.

— Не каркай.

Было бы обидно потерять цель, когда она практически находилась в руках. Это, как в спорте. Хуже всего себя чувствует атлет, занявший второе место (чуть-чуть не хватило до первого). Тот, кто получил бронзу, счастлив, что вошел в тройку лучших. Чемпион, разумеется, в восторге от полной победы. А вот серебряный призер расстроен. Ему не хватило какой-то секунды, может быть, доли секунды, чтоб оказаться на вершине олимпа. Вот и сейчас. Гробокопа засекли, сели на хвост, вывели на сушу, и не приведи господи, отдать ему первое место.

К счастью, Мошкин не каркнул.

Спускаясь с моста, они встретили на круговом перекрестке голубую «десятку».

— Вон она, вон! — заерзал Полынцев, тыча пальцем в чумазое окошко.

— Где?

— Вон же, с того конца на круг заходит.

— Вижу, пеленгую.

Жигуленок пустился по кольцу, нагоняя объект.

— Вправо сворачивает. Видишь?

— Не дрейфь, приятель, я его запеленговал, — сосредоточенно буркнул Мошкин. — Теперь только «Стингер» может сбить нас со следа.

Оказалось — не только.

Вырулив на прямую дорогу, «десятка» взяла курс за город. Трасса была прямая, как стрела. Машины встречались редко. Расстояние до объекта стало катастрофически увеличиваться.

— Ну, давай, жми! Давай! Он отрывается, — нетерпеливо кричал Полынцев.

— Спасибо, что подсказал, а то я без этого спал.

— Ну, подтянись, подтянись немного.

— Да я и так тянусь, уж башкой в потолок уперся, — Мошкин резко отжал сцепление и, выключив передачу, сделал шумную перегазовку, после чего вновь воткнул рычаг на место.

— Что-нибудь изменилось? — спросил Полынцев, не заметив ни малейшего прогресса.

— Сейчас раскочегарится.

То ли действительно жигуленок разошелся, то ли беглец сбавил скорость, но расстояние начало постепенно сокращаться.

— Ну, еще немного! — елозил Полынцев. — Еще чуть-чуть.

— Надо балласт выбросить за борт, — сказал Мошкин, не отрываясь от дороги.

— У тебя есть, что-нибудь ненужное?

— Есть, — кивнул он серьезно.

— Если ты сейчас покажешь на меня — я сдохну со смеху.

Коллега промолчал. Видно, шутка его состояла именно в этом.

За окном потянулся сельский пейзаж: леса, поля, заросшие камышом озера.

— Хорошо бы, он куда-нибудь свернул, — сказал Полынцев, вглядываясь в далекое голубое пятнышко.

Расстояние вновь начало увеличиваться. Силуэт машины стал мелким, расплывчатым.

— Судя по тому, как газует, далеко собрался, — недовольно прокомментировал Мошкин.

— Похоже, что так.

Однако они ошиблись, буквально через пару километров «десятка» снизила скорость и свернула на проселочную дорогу. Голубое пятнышко запрыгало по полю, увеличиваясь в размерах.

— Есть! — подпрыгнул Полынцев. — В какую-то деревню заехал. Сейчас достанем.

Но сначала им нужно было достать нечто другое.

Обогнавшее жигуленок колесо никто вначале не заметил. Но, когда машину стало кренить на правый борт, Мошкин испуганно закричал.

— Бли-ин, это ж наш баллон!

— Кто? — не понял Полынцев.

— Колесо, говорю, наше отлетело!

— Так мы же едем.

— Щас перестанем. Держись.

Он нажал на тормоз, изо всех сил удерживая руль.

Хорошо, что скорость была невелика. Машина, выскочив на обочину, пропахала землю голым диском и уткнулась носом в придорожный кювет.

— Живой? — спросил Мошкин, открывая дверцу.

— Нормально. Плечом немного ударился.

— Главное, не головой. Она б второго сотрясения не выдержала.

Полынцев от досады сплюнул.

— Ты что, колесо не мог прикрутить?

— После такого кросса любое колесо отскочит.

— Ладно, закрывай ее, побежали в деревню.

— Я машину не брошу, — в знакомых интонациях заявил Мошкин.

— А Гробокопа задерживать?

— Бандитов много — машина одна. Вернемся — ее не будет. За Гробокопа мне памятник никто не поставит. А если за каждого преступника своей машиной расплачиваться, то, знаешь ли… Идут они все в задницу

— Ладно, — махнул рукой Полынцев, — тащи ее в мастерскую. Я на разведку.

— Куда ты без машины? Тут километров пять, если не больше. Язык высунешь.

— Эх, неспортивный ты человек, Мошкин. Пробежаться по полю — это ж песня, а не нагрузка. Все, бывай, я погнал.

— Если его найдешь — один не задерживай. Звони — подскочу.

— Пешком?

— Ну, сейчас! Я ж не сайгак, как некоторые. Попутку поймаю.

— И ласточку свою бросишь?

— Из-за тебя брошу. Из-за него — не дождетесь.

— Хоть и кажется мне, что это одно и то же, но рассуждать некогда. Ладно, поскакал я.

Сняв фуражку, он пружинисто взял с места.

По асфальту бежать не стал, найдя пологий спуск, сразу свернул на грунтовую дорогу.

Ноги, почувствовав под собой мягкую землю, радостно затопали, входя в спортивный кроссовый режим. Стопа не любит твердых покрытий — голень забивается (спортсмены знают).