В капкане

Глава 7

Спасательная лодка мчалась по фарватеру, вспарывая носом голубую гладь. Полынцев стоял у бортика, словно капитан дальнего плаванья, зорко глядя на маячившую впереди мотору. Ему хотелось крикнуть: «Два румба вправо! Полный вперед! Открыть предупредительный огонь!». Но он был участковым, а не морским пограничником, хоть и тоже, в форменной фуражке…

Все вышло как нельзя лучше (что бывало с Полынцевым редко). Когда он прибежал на берег, там вновь ковырялся в моторе спасатель Гарик. Тот самый подозрительный тип, который вполне мог оказаться потенциальным убийцей. Но с этим еще предстояло разобраться, а моторка с рыбаком уходила вверх по течению. Для погони все средства хороши, в том числе, когда одного мерзавца используют для задержания другого (это даже приветствуется). Не сулящим ничего хорошего тоном Полынцев громко скомандовал: «Отдать швартовы! Полный вперед!». На дерзкое возражение спасателя — мол, бензина маловато — пригрозил вздернуть его на рее. Мотор тотчас завелся…

Придерживая фуражку, «капитан» отдавал громкие приказы на корму.

— Держи правее! Полный газ!

— И так держу, — угрюмо отвечал «матрос». — И так, до отказа.

Вероятно, мотор спасателей был мощнее рыбацкого, потому что расстояние между лодками постепенно сокращалось. Через минуту-другую уже различалась фигура беглеца: прямая, не очень высокая, широкоплечая. Впрочем, определить рост человека в сидячем положении не так просто, как кажется: иные люди обладают такими длинными ногами, что, простите, костыли короче. Ширина плеч тоже обманчива. Плащ-палатка, скроенная под реглан, может скрыть любые пропорции. Словом, человек есть, а примет — нет.

Совершенно некстати в кармане Полынцева завибрировал мобильник. Звонок можно было бы пропустить — разговаривать в такой обстановке по меньшей мере неловко — но вдруг на том конце случилось что-то страшное.

— Да! — гаркнул он сквозь ветер, приложив трубку к уху.

— Але, Андрюха, ты сейчас где? — донесся, как из загробного мира, тихий голос Мошкина.

— Говори громче, я в погоне за рыбаком.

— Тебе, что, заняться нечем — рыбаков гоняешь?!

— Громче, я не слышу!

— Я говорю, ты что, блин, рыбнадзор — рыбаков гоняешь?!

— Он с нашего острова отплыл.

— Вплавь?

— На моторке.

— А ты на чем?

— А я, блин, вплавь! — рявкнул Полынцев раздраженно.

— Шутишь, что ли?

— Нет, не шучу. Плыву кролем, уже догоняю. Ты чего хотел? Говори быстрей, а то рука занята, грести трудно.

— Я сейчас скажу, только ты не захлебнись.

Полынцев закрыл рукой второе ухо.

— Давай, я воздуха набрал.

— Старик наш оказался с двойным дном. Отпечатки пальцев принадлежат совсем другому человеку.

— Кому?

— Ранее судимому выходцу из Украины.

— Вот это номер. А как же… А где же… Я ничего не понял. А где тогда тот, который наш? Или это один и тот же, под разными фамилиями?

— Я сам пока не понял. Давай, гони своего рыбака, может, он что прояснит.

— У меня тоже есть новость. Вернусь, расскажу.

— Ага. Семь футов под килем.

Отключившись, Полынцев обернулся к спасателю. Тот воровато отвел глаза. Видимо, подслушивал. Занятная история получается: судимый дед, судимый атлет, ночная стрельба на пляже — цепочка, однако. Осталось пристроить сюда трехкомнатную квартиру и ее нового хозяина… и гробокопателя… и кавказца. Нет, все вместе никак не складывается. Надо разбивать на звенья. Пока — только дед и спасатель, а дальше будет видно.

Между тем, лодки сближались. Расстояние между ними сократилось метров до 30–40.

— Он нас заметил! — громко крикнул культурист. — Петлять, паскуда, начал.

Действительно, рыбацкая моторка виляла из стороны в сторону, создавая встречные волны, на которых спасательная лодка прыгала, как телега на кочках.

Пассажирская «Ракета», скоростное судно на воздушной подушке, появилась неожиданно и эффектно. Белая, высокая, с длинными подводными крыльями, она неслась по реке, как междугородный автобус по трассе. Спасатель взял руль вправо, пропуская ее по левому борту. Рыбак поступил иначе. Заложив крутой вираж, он бросился влево, ей наперерез.

— Давай за ним! — крикнул Полынцев, видя, как беглец уходит.

— Я не самоубийца.

— Давай, говорю! У нас мотор сильнее, успеем!

Атлет, скрепя сердце, повернул руль в обратную сторону.

— Пеняй на себя, лейтенант.

Рыбак проскочил перед «Ракетой» метрах в 20. То же самое успел бы сделать и Гарик, если б не бензин. Он кончился именно тогда, когда больше всего был нужен…

Спасательная лодка, только чудом не обняв «Ракету», кубарем отлетела от ее белого борта в гребне мощнейшей волны. Полынцев взмыл в воздух, словно прыгун на батуте. «Куда меня выбросит? — думал он, акробатически кувыркаясь. — Только бы не затянуло под «Ракету»…

В эти, возможно, последние секунды своей жизни, ему вспомнилась старая дворовая песенка. Надо сказать, к месту вспомнилась, ко времени.

Сюжет подъездного шлягера был удивительно прост и печален. Одно начало чего стоило.

Далее события разворачивались не менее трагедийно. Мамаша-дельфиниха, увидев, что ее детеныша разорвало гребным винтом, бросилась на баркас в лобовую атаку.

Она таранила судно раз за разом, пытаясь раскроить борт, но лишь сама получала жуткие увечья и, в конце концов, потеряла сознание.

На этом месте девчонки, перед которыми Полынцев бренчал на гитаре, обычно плакали, сам же он держался, правда, в горле саднил шершавый сентиментальный комок. Финал истории по накалу ничуть не уступал завязке.

Когда мамаша таки пришла в сознание, глаза ее ничего не видели, потому что в них стояла густая кроваво-красная пелена. А, впрочем, лучше автора не скажешь.

Здесь девочки хором рыдали, а Полынцев, переживая, сурово молчал.

И вот теперь в голове его звучали слова именно этой песенки. Ему не хотелось попадать под гребной винт, не хотелось повторять судьбу дельфиненка, не хотелось оказаться на темном речном дне. Ему было нестерпимо жаль себя — дурака.

Он открыл глаза (до этого летел, зажмурившись), готовясь взглянуть в лицо смерти.

Однако, «Ракета» была уже далеко, впрочем, как и рыбак, спокойно уходящий вверх по течению…

Держась за бортик перевернувшейся моторки (которая, к счастью, обладала непотопляемой конструкцией), атлет сплавлялся вниз по реке и злобно поглядывал на Полынцева. Тот, в свою очередь, гнался за фуражкой по фарватеру. Бросать ее было нельзя (кто служил, понимает). Плавал он, в целом, неплохо: умел и кролем, и брассом, и баттерфляем. Но одно дело в плавках, и совсем другое — в одежде. Она плотно обтягивает тело, сковывает движения, тащит вниз. Но это бы полбеды, если б не ботинки. Тяжелые, как свинцовые, и идеально обтекаемые, они совершенно не позволяют работать ногами. Помощи от них — что от сжатой в кулак ладони. Но сбросить нельзя — что за вид будет у милиционера с голыми пятками. Словом, плыл: медленно, тяжело, мучаясь и сокрушаясь… пыхтел.

Фуражку постепенно несло к острову, и Полынцев, догнав ее, решил причалить к берегу, с тем, чтобы немного отдохнуть и набраться сил. Обогнув одну за другой несколько мелких воронок, он, наконец, ощутил под ногами вязкое илистое дно.

На этот раз «Капкан» не показался ему столь же мрачным, как во время первого визита. «Человек ко всему привыкает, — думал он, продираясь сквозь густой щетинистый кустарник. — Даже если я сейчас найду третью могилу, то и тогда, наверное, не слишком удивлюсь».

С этим заявлением он явно погорячился. Заметив в просвете меж деревьев комья свежевырытой земли, глаза его стали непроизвольно расширяться. Но это было лишь начало. По-настоящему они выпучились, когда он, приблизившись к раю ямы, увидел в ней того самого деда, что выкопали накануне в нескольких метрах отсюда. Не удивиться этому было нельзя…

Он потянулся за мобильником, оторопело глядя на труп. Лицо и шея старика были очищены от грязи, ворот рубахи распахнут, на горле темнела длинная тонкая полоска. След от удавки?.. Да, похоже, что так. На сердце стало как-то поспокойнее. Ведь не тот дед. И лоб у того был шире, и нос толще, и подбородок острее. Да, совершенно другое лицо. Сходство лишь поверхностное. Андрей взглянул на мобильный телефон. Тот, разумеется, после водных процедур не работал.

Белая «Волга» стояла у дома слесаря Василия с задранной к небу крышкой капота. Директор сидел на широком крылечке, лузгая жареные семечки. Из раскрытого сарая, что высился напротив окон, доносились звуки работающей электродрели. Пятилетний мальчик Вовка прыгал взад-вперед на толстой палочке верхом.

— Что там батя делает? — спросил директор, сплевывая кожуру в газетный кулек.

— Сверлит.

— Это я слышу. А что сверлит?

— Вашу железку.

— Не сломает?

Всадник, спрыгнув с «коня», пожал плечами.

— Не знаю.

— А чего ты тогда знаешь?

— Много чего, — расцвел, как майский лютик, Вовка.

Директор понимающе кивнул. Кажется, парень опять что-то подслушал или подглядел. На пустом месте хвастать не стал бы. В прошлый раз каждый шаг старика расписал, каждое слово запомнил. Молодец, смышленый хлопец, наблюдательный. Бесплатный маленький шпион. Надо бы ему, когда подрастет, рекомендацию в органы дать. С детства, мол, готовился к службе в милиции: подглядывал, подслушивал, доносил на соседей — в общем, с работой знаком. Удачно вышло, что он подружился с Петровичем, главное вовремя. Теперь каждый шаг будет на виду.

— Так что ты там разузнал? — по-отечески улыбнулся директор. — Рассказывай.

— Знаю, к примеру, как бить волшебный пенделек.

— Откуда ты это знаешь?

— Дед Петрович научил.

— Чему он тебя еще научил?

— Еще научил палкой бросаться.

— Это как? — на свою беду спросил директор.

— А вот так.

Вовка взял в руку палку, занял исходное положение (ноги на ширине плеч, правая — чуть сзади), лихо замахнулся и, довернувшись всем корпусом, ловко бросил снаряд вперед…

Впереди сидел хозяин белой «Волги».

Если бы он в ту минуту не отправлял в рот семечку и не держал в руках газетку, то, возможно, и сумел бы защититься. Но «бы», как известно, не считается.

Палка с глухим хрустом врезалась в крутой директорский лоб.

— Ети твою мать! — зажмурился он от боли, выронив и семечки, и кожуру.

— Гы-гы-гы, — заржал Вовка. — Попал!

— Это ж какому паскудству тебя учит старый хрыч?!

— Это не паскудство. Дед Петрович так дядю Горбунова успокаивал.

— Он ходил к дяде Горбунову? — открыл один глаз директор.

— Да, мы вместе ходили.

— И что там дед Петрович делал?

— Дядю Горбунова усмирял.

— Тот буянил?

— Из ружья стрелял.

— В кого?

— В жену свою.

— И что дед Петрович?

— Бросил в него палку.

— О, как? Ну-ну, продолжай.

Вовка с удовольствием рассказал о подробностях недавнего происшествия. Правда, акцент сделал на снайперской меткости Петровича, о беседе — ни слова.

— И потом? — не отступал директор.

— Потом поднял дядю Горбунова и ушел.

— Так ничего и не сказал?

— Сказал. Как живешь, говорит, дядя Горбунов?

— А тот?

— Нормально, говорит, живу, дед Петрович.

— А Петрович?

— Будь здоров, говорит, дядя Горбунов. Пойду я тогда.

— И что?

— И пошел.

— Все?

— Ага. А потом стал меня учить палкой бросаться.

Директор поморщился, растирая набухающую шишку. Нужную информацию он, конечно, получил, но какой ценой!? За такую работу премии давать надо… государственные. Хотя нет. Дело это личное, потому как хозяйство частное. Теперь осталось понять одно — вор Горбунов или нет? Распознал в нем Петрович жулика, иль за здорово живешь палкой приголубил? С него, вообще-то, станется. Старики рассказывали, в молодости он один танцплощадку разгонял, оглоблей.

Несмотря на то, что место было невеселым, да и повод нерадостным, Мошкин покатывался со смеху над трясущимся от холода Полынцевым.

— Когда в дежурку позвонили и сказали, что милиционер на острове белым флагом машет, я сразу вспомнил «Бриллиантовую руку». «Лелик, а-у! Помогите!».

Полынцев ничего смешного в этом не видел. Интересно, как бы поступили другие, оказавшись на его месте.

Когда он обнаружил труп, то первым делом набрал телефон дежурной части. Однако мобильная трубка, как уже говорилось, после длинного заплыва не работала. Сочтя это обстоятельство за легкое неудобство, он спустился ближе к воде в надежде поймать попутную лодку. Но тут выяснилось, что ситуация оказалась хуже, чем можно было предположить. Ни на реке, ни на песчаном берегу, что лежал метрах в трехстах от острова, не было видно ни единой души. Что делать? Кричать? Не услышат. Жечь костер? Но, во-первых: люди давно разучились понимать азбуку дыма, а во-вторых: как тут его разведешь, если в зажигалке вместо газа хлюпала вода, а намокший кремень никак не хотел высекать искру. Положение складывалось глупейшее — Робинзон Крузо на задворках полуторамиллионного города. Оставалась надеяться, что рано или поздно мимо таки проплывет какая-нибудь посудина.

И она действительно проплыла. «Ракета» на полной скорости промчалась мимо, окатив берег высокой пенистой волной. Следом — пролетел «Метеор». За ним прополз огромный сухогруз. Никто из них причаливать к острову, разумеется, не собирался. Отчаявшись, Полынцев сел на прибрежную корягу и подпер кулаками щеки.

Так, в тихом созерцании природы, прошло около получаса. На излете пятидесятой минуты, когда «Робинзон» уже всерьез подумывал о предстоящем ночлеге, вдали показалась пузатая весельная лодка. Два мальчугана сплавлялись по течению, рыбача на донные удочки.

Полынцев, обрадовавшись удаче, проявил завидную активность: закричал, запрыгал, стал немыслимо жестикулировать, словно обезумевший от счастья матрос-сигнальщик. Помогло. Мальчишки оказались не только внимательны, но и, к радости голосящего, по-детски отзывчивы. Жаль только, что немного слабоваты.

Пока они вытаскивали из воды рыболовные снасти, лодку пронесло мимо острова и грести пришлось строго против течения. Поначалу им это удавалось. Посудина медленно, но верно ползла вперед, точнее, назад, к острову. Через пару минут юные гребцы несколько ослабли, и лодка застыла на месте. Еще через мгновенье силы их, видимо, полностью иссякли, и посудина, будто сорвавшись с якоря, понеслась вниз по течению. Запоздало Полынцев сообразил, что лучше было бы приплыть к ним самому. Но ведь он-то до последнего рассчитывал, что парни все же выгребут. Как теперь видно, напрасно обольщался.

Следующие полчаса он вновь созерцал спокойные речные просторы, изредка терзаемые плавниками «Метеоров» и белокрылых «Ракет». Когда уже стало казаться, что сидеть ему так до самой зимы, реку, словно бы, прорвало. Лодки, яхты, катера дружными стайками высыпали на середину фарватера.

Полынцев, соскочив с коряги, применил старый проверенный способ: стал вопить, прыгать, изо всех сил вихляться, подавая сигналы бедствия. Однако на этот раз все произошло иначе. Взрослые, в отличие от детей, оказались не только менее отзывчивы, но и совершенно невнимательны. Возможно, они принимали его за пьяного весельчака, а вполне вероятно — просто за идиота, ищущего на свой зад проблем и приключений. Так или иначе, никто из них не реагировал на тревожные сигналы «Робинзона».

И вот тогда Полынцев решил вскинуть белый флаг.

— Это была вынужденная мера, — пробурчал он, хмуро глядя на Мошкина.

— Все равно балдежно, — усмехнулся сыщик.

— Ничего балдежного. Пока я руками махал, все лодки мимо проплывали. А как флаг поднял, сразу заинтересовались.

— Как ты его смастерил?

— Целлофановый пакет к берегу прибило. С палкой не проблема.

— Смекалку, что ли, проявил?

— Вроде того. А ты чего такой веселый? Проверяющие похвалили?

— Не похвалили. Но зато подключили к нам оперов из УВД.

— Дело заберут?

— Может, и заберут. Но не сразу. Короче, пока нарабатываем материал. Пустую папку в любом случае не передашь — вонь поднимут.

— И так поднимут. Они по-другому не умеют.

— Это факт, — согласился Мошкин. — Что тут у нас, — кивнул он на могилу, в которой возились эксперты.

Полынцев развел руками.

— Труп задушенного деда.

— Я так думаю — это и есть пропавший хозяин квартиры?

— Возможно. Только почему они так похожи?

Оперативник достал из папки фотографию первого старика, подошел поближе к могиле.

— Да я бы не сказал, что сильно похожи. Есть общие черты, но не более.

Полынцев тоже взглянул на труп, потом на фото. Начал сравнивать по фрагментам.

Лицо: раса, форма, величина.

Волосы: длина, густота, цвет.

Брови: ширина, форма, разлет.

Глаза: цвет, разрез, величина.

Нос: длина, ширина, форма ноздрей.

Губы: толщина, ширина, соотношение между верхней и нижней.

Подбородок: форма, ширина, выразительность.

И в заключение — особые приметы: шрамы, бородавки, родинки.

— Все. Сканирование закончил, — буркнул он, отходя от кромки ямы. — Вообще ничего похожего. Абсолютно разные люди.

— Может, родственники дальние? — задумчиво сказал Мошкин.

— Вполне. Один в притоне жил. Другой — в трехкомнатной квартире. Предложил поделиться по-родственному. Опыт, видно, есть, раз судимый. Ну, и закрутилось.

— А может, наш хохлу что-то должен был? Может, тот в тюрьме из-за него сидел?

— Тоже вариант. А тогда кавказец тут при чем?

Мошкин почесал затылок.

— Может, хохол к нему за помощью обратился, вроде как, подстраховать.

— Ну, да. А кто их тут навалял целое кладбище?

— Кто-нибудь еще.

— И сколько всего получается сторон?

— Я до стольких считать не умею.

— Вот именно. И не забудь еще о притоне, в котором жил хохол. Там тоже всякий сброд обитает, заказчики какие-то наезжают. Не дал ты мне в прошлый раз с хозяйкой договорить. Возможно, друзья-бичи на деньги позарились.

— Ты специально, что ли, версии сочиняешь — без этого мало?

— Ну да, делать мне нечего. Кстати, про гробокопа еще не вспомнили.

— Которого ты сегодня упустил, — заметил Мошкин.

— Который тоже ведет какую-то игру. Но, какую? И с кем?

— Узнали бы, если б поймали.

— Ой, сколько благородного сочувствия в твоем голосе. Я, между прочим, чуть под «Ракету» из-за него не попал, еле жив остался.

— Под ракету?! — покрутил пальцем у виска Мошкин.

— Под речную.

— А-а. Я уж подумал оттуда, — он кивнул наверх, — с неба.

Полынцев не стал рассказывать о том, что допустил глупость, бросившись наперерез «Ракете». Умолчал и о бензине, закончившемся в самый неподходящий момент. Хватит, и без того насмешил все Управление.

— Из-за нее рыбак и ушел, — буркнул он виновато. — Так бы догнали.

— Ты хоть видел его?

— Видел, со спины и в балахоне… с капюшоном.

— Большой?

— Обычный, треугольный.

— Я про мужика.

— А-а… Ну, его-то я не очень разглядел. В сидячем положении разве поймешь, какой он по размеру. Факт, что не огромный, но и не карлик.

— Молодой?

— Судя по движениям, не старый. Ловкий такой, быстрый. Кстати, возможно, это был не Гробокоп.

— Ну да, — скептически хмыкнул Мошкин. — Остров, моторка, свежий труп — случайные совпадения? Не смешите меня, больной.

— Не мне тебе рассказывать, что и не такие совпадения бывают.

— Слушай, а лодка у него какая? Приметы, марка?

— Серая «Казанка» без всяких примет. Тут каждый второй на такой гоняет.

— Ты в названиях разбираешься?

— Я — нет. Спасатель подсказал.

— Надеюсь, ты его опросил?

— Не успел. Кстати, ранее судимый он, как и первый дед.

Директор стоял у вольеров с хонориками, наблюдая, как рабочие разносят еду.

— Витамины, когда последний раз давали?

— Вчера.

— Угу… На замках контрольные пломбы ставите?

— Ставим.

— Угу… Хлам из-за клеток уберите. А то бардак стоит, как в совхозное время. Давно уж в частниках ходим, порядок должен быть идеальный.

— Так у нас и зарплата, как в совхозное время. Разницы никакой.

— Работать надо лучше и воровать меньше, тогда и разницу почувствуете.

— Мы и не воруем.

— Хлам, говорю, за вольерами уберите!

Бухгалтер выскочил из здания конторы и закрутил головой, как потерявшийся малыш. Отчасти так оно и было. Без начальника он не мог ступить и шагу. Возможно, кому-то не нравился авторитарный директор, наверное, кого-то мечтал о его замене, но главбуха шеф вполне устраивал. В роли подчиненного он чувствовал себя, как рыба в воде. Нет лучшей защиты, чем широкая спина начальника. Ею всегда можно прикрыться, за нее удобно спрятаться, от нее в жаркий день — большая тень. Но главное, на нее ложится вся ответственность — ты сзади, тебя прикрывают. Это ли не тихая безоблачная жизнь, за которую не грех потерпеть насмешки и упреки. Между прочим, совершенно безобидные. Иногда, даже веселые.

Завидев шефа, главбух обрадовано бросился к нему вприпрыжку.

— Как хорошо, что вы приехали, как хорошо, — бубнил он, сжимая подмышкой толстую картонную папку.

— Куда спешишь, болезный? — хмуро спросил директор.

— К вам, к вам. Нужно срочно вашу фигушку поставить, — услужливо откинул финансист мятую обложку. — Вот здесь, пожалуйста

— Какую фигушку? — не понял шеф.

— Ой, простите, оговорился — подпись, конечно.

Надо сказать, что закорючка начальника действительно напоминала маленькую пухлую фигушку. Подчиненные между собой так ее и называли.

— Моя подпись — это, брат, не фигушка, — пробурчал директор, выводя фигушку. — Это гербовая печать, символ власти.

— Да, конечно, — подхалимски кивнул бухгалтер. — Ой, а что это у вас на лбу?

— Сынок Василия расстарался. Показывал, как дед Петрович людей допрашивает.

— Палкой лупит?

— Угу.

— Крут мужик, ничего не скажешь. А кого?

— Горбунова. Вовка, говорит, с одного удара его приложил.

— Ничего себе, дела. Выходит, что не зря мы к нему обратились.

— Да уж ясно, что не зря.

— И не зря он Горбунова приласкал.

Директор призадумался. И этому показалось, что недаром старик Горбунова приголубил. Мол, успокаивал дебошира, чтоб не баловал. А на самом деле?.. И зачем, спрашивается, его усмирять — тихий он мужик, беззлобный. Правда, в прошлом году заставил жену в огороде стоять… вместо чучела… зимой… чтоб ворон пугала. Так она и распугала: до сих пор ни одна тварь их посевы не клюет. И потом, надо знать его толстуху — вредная, как ведьма и крикливая. Не грех ее стервозность иногда и в пользу обратить. А то, что он недавно решил поохотиться… прямо в деревне… на домашних уток. Так имел к тому все основания. Живность для того и разводят, чтоб потом бульон варить. Настрелял мужик птицы и с трофеем в избу вернулся. Опять тихий, спокойный. Нет, не потому старик его дубиной припечатал, тут что-то похитрее кроется.

— Так ты тоже считаешь, что не зря Петрович взбеленился? — сказал директор, почесывая макушку.

— Понятное дело, не зря, — кивнул бухгалтер.

— Уж не вор ли Горбунов?

— Факт, что вор. Не стал бы Петрович просто так палкой размахивать.

— Ты думаешь?

— А то, конечно. Заподозрил его, дал, как следует, промеж глаз. У того искры посыпались. Петрович посмотрел на них, все понял, теперь сидит, чаек попивает.

— Уверен?

— С места не сойти.

— Ладно, с выводами торопиться не будем. Подождем, пока сам все расскажет.

— Подождем, — согласился главбух.