В колыбели с голодной крысой

Глава 14

Проснулся я от резкого стука в дверь. Я открыл глаза и вгляделся в кромешную тьму. Стук прекратился, и задергалась ручка двери, потом снова послышался стук.

Меня охватил страх. В обычной обстановке я просто разозлился бы, но после того, как меня избили, я не на шутку испугался. Я съежился на кровати, подумав о том, что стены здесь очень тонкие и не могут служить надежной защитой.

И тут я услышал:

— Проснитесь же, эй вы!

— Кто там? — спросил я, но, как оказалось, всего лишь мысленно.

Тот же голос пробормотал уже тише:

— Черт его подери! — В нем слышалось раздражение, но не угроза. Ручка двери бешено задергалась.

Я осторожно поднялся с кровати, стараясь двигаться бесшумно, надел очки и поплелся к двери. Ручка перестала дергаться, и воцарилась тревожная тишина. Я приложил ухо к филенке и услышал за дверью тихое бормотание.

— Кто там? — с большим усилием я выдавил из себя свой хриплый шепот и закашлялся.

— Наконец-то, — послышалось в ответ. — Это Флетчер. Откройте.

— Одну минуту! — Я совершенно забыл о Флетчере. Нащупав выключатель сбоку от двери, я зажег свет и открыл дверь. В последний момент я сообразил, что стою в одних трусах и майке. Но Флетчер уже входил в комнату.

Он был среднего роста, лет пятидесяти, коренастый, круглолицый. В добротной одежде, он выглядел весьма преуспевающим бизнесменом. Он прошел в комнату, огляделся и спросил:

— Килли еще не отпустили?

— Нет, сэр.

— Вы об этом мне ничего не сказали, — проговорил он, кивком указав на мое лицо. Я потрогал бинты на щеке.

— Это случилось уже после.

— Местные хулиганы?

— Полиция. Он поморщился:

— Плохо. Голос тоже из-за этого?

— Думаю... думаю, да.

— Лучше закройте дверь.

— Да, сэр. — Я быстро закрыл ее и поставил на предохранитель.

Когда я отошел от двери, Флетчер уже сидел в кресле, открывая чемодан.

— Вы лучше сядьте, — сказал он. — Вы очень бледны.

— Да, сэр.

— А это что такое? Вы весь в пластыре!

— Да, заклеен живот.

— Переломов нет?

— Нет, сэр.

— Слава Богу.

Я снова прилег на кровать, почувствовав слабость. Затем вдруг спохватился и спросил:

— Сколько времени, не знаете? Он взглянул на часы.

— Четверть третьего. Должны были приехать сюда раньше, но в бюро проката автомобилей в Сиракьюсе царит полная неразбериха. — По его тону я понял, что некомпетентность для него — смертельный грех, а абсолютная компетентность — единственная стоящая цель. Он сразу же завоевал мое доверие, и я лежал на спине, довольный, что мое представление о нем подтвердилось.

Он вытащил плоский серебряный портсигар и открыл его.

— Полагаю, что вы сейчас не в состоянии курить. Я покачал головой:

— Нет, спасибо.

— Так я и подумал.

В портсигар была вделана зажигалка, он закурил и сунул портсигар обратно в карман.

— Я не хочу, чтобы вы слишком напрягали голос, — сказал он, — но мне необходимо знать, что здесь происходит. Расскажите в общих чертах.

— Существовала переписка с человеком по имени Гамильтон, работавшим на здешней обувной фабрике. Мы с Уолтером приехали сюда, чтобы встретиться с ним. Мы пошли к нему домой, он находился на фабрике, и мы побеседовали с его женой. Потом нас арестовали. Меня продержали всю ночь, а Уолтера держат до сих пор. Они не сообщили мне о причине ареста, и только утром я понял, в чем дело. Был убит Гамильтон. Застрелен.

— Они не предъявили Уолтеру обвинение?

— Думаю, нет. Они задержали его, чтобы допросить. Его тоже били.

— А с вами как? Как вы все это заработали?

— Я... ну, одна девушка, которая работает репортером в местной газете, оказалась студенткой из моего колледжа. Она дочь управляющего фабрикой, но я подумал... словом, я говорил с ней. Все рассказал ей в точности, как было на самом деле. А потом в газетной статье она все вывернула наизнанку и обозвала меня глумливым и дерзким Стендишем, и я пошел к ней, чтобы выразить свое отношение к ее писанине.

— Вы пошли в редакцию?

Я почувствовал, что краска стыда заливает мое лицо.

— Нет, домой к ее отцу. И с ее отцом я тоже разговаривал.

— Ссорился с ним?

— Нет... не совсем. Он пытался убедить меня, что АСИТПКР — плохой профсоюз. Флетчер невесело улыбнулся:

— Рассказал вам все о Хоффе, конечно...

— Да, сэр.

— Они всегда это делают. Люди, подобные Хоффе, льют воду на мельницу руководителей предприятий. Произнеси слово “профсоюз” в беседе с каким-нибудь управляющим, и он сразу же начнет распространяться по поводу Джимми Хоффы. Но они не скажут, что “чистые” профсоюзы мечтают о том, чтобы Хоффа вообще не родился на свет. — Он пожал плечами, снова выразив свое раздражение по поводу допущенной мною оплошности. — Значит, он вас не убедил и, когда вы ушли, натравил на вас собак.

— Примерно так, — ответил я.

— Вы слишком неопытны для всего этого, — сказал он. — Утром я отправлю вас в Сиракьюс. Вы сможете долететь до Вашингтона на самолете.

И снова мне был предложен почти почетный путь к отступлению, но я возразил:

— Думаю, мне не следует покидать город. — Это была не правда, но правда прозвучала бы слишком сентиментально и глуповато для этого трезвомыслящего прагматика.

— М-м. В таком случае, оставайтесь. Не выходите из этой комнаты, еду вам будут приносить, я распоряжусь. Никуда не ходите и ни с кем не разговаривайте.

— Ну, есть еще...

Он мрачно посмотрел на меня:

— Есть еще что-нибудь?

Меня охватило смущение, и я только кивнул.

Он вздохнул и покачал головой.

— Расскажите мне про это, — сказал он.

— Когда я пришел в себя, после того как меня избили, здесь находился старик. Он привел ко мне врача, заплатил ему за визит. Он был другом убитого, Гамильтона, и он сказал, что Гамильтону удалось что-то узнать.

— Что именно?

— Не знаю. Он пытался... Гамильтон пытался раскопать какую-нибудь гадость, которая могла бы помочь профсоюзу. И он что-то раскопал. Но не сказал, что именно. Этот старик — его зовут Джефферс — хотел, чтобы я ему помог... помог пойти по следам Гамильтона... — Когда я умолк, мне показалось сказанное мною смехотворным.

Флетчер посмотрел на меня задумчиво и сказал:

— И вы видите себя в роли Фило Венса, не так ли?

— Мистер Флетчер, но никому нет дела! Надо же кому-то этим заняться! Гамильтон мертв, а полиция не хочет ничего выяснять, и никто ничего не делает, а этот человек, Джефферс, просит меня помочь ему, и я хочу ему помочь.

— От вас не будет никакого толку, — сказал он. — Только вред. Вы навредите себе, этому старику, навредите Килли и профсоюзу, навредите всем вокруг. Держитесь от этого подальше. Теперь-то вам ясно, что у вас еще нет достаточных знаний и опыта, чтобы вступать в единоборство подобного рода.

— Я хочу этим заняться.

Он снова сел, испытующе глядя на меня. Потом сказал:

— Это не ваше дело. У вас нет оснований ввязываться в него.

— Человек мертв, мистер Флетчер.

— Вы его не знали, вы никак не причастны к его смерти, вы ничем ему не обязаны.

— Но...

Он поднял руку.

— Один момент. Я не говорю, что его смерть не имеет значения или что не следует бороться за справедливость. — Он чуть заметно улыбнулся. — Я бы не занимался работой, которой я занимаюсь, если бы так думал. Но есть лучший способ делать дело и худший, а посредине — множество посредственных способов. Избранный вами способ представляется мне наихудшим. Дайте нам возможность использовать сначала самый лучший способ.

— Какой именно?

— Этот город управляется маленькой горсткой людей, опорой ее власти служит обувная фабрика. Но власть всегда пребывает в зыбком равновесии, рискуя покачнуться. Об этом свидетельствует убийство, а также расправа с вами и Килли. Если бы они не опасались за свою власть, они бы на вас не обратили внимания. Другими словами, если умело направить события и учитывая толчок, полученный в последние дни, эту власть можно сокрушить. Ключ лежит в профсоюзе, это рабочие. Я предсказываю, что через месяц местным рабочим в качестве уступки будет предложено организовать здесь местное отделение профсоюза АСИТПКР. Ведь я наблюдал подобную ситуацию не раз. Как только рабочие получают собственный источник власти, происходит общее очищение города. Местное отделение, особенно когда оно представляет такой высокий процент всего населения города, является мощным политическим орудием. Через два года этот городок станет чистым. А местное отделение, уж вы мне поверьте, не может ждать, пока дело об убийстве Гамильтона будет снова открыто и расследовано до конца. Вот в чем суть лучшего способа.

Флетчер говорил разумные вещи. И он был прав, я отвел себе роль, близкую к роли Фило Венса. Но Фило Вене не был таким уж подходящим для современности.

Но волею судеб я оказался в самой гуще событий. Слишком многое мне пришлось пережить и слишком сильно пострадать, чтобы согласиться с разумной мыслью о моем неучастии в этом деле. Я к нему и так уже причастен. Флетчер лучше сможет справиться с освобождением Уолтера. Местное отделение АСИТПКР сумеет скорее, чем я, заставить полицию найти и покарать убийцу Чарлза Гамильтона. Все это совершенно разумно, но нельзя же не учитывать тот факт, что я волею судеб оказался в самом центре этого водоворота и что мне надо выйти из всего этого, более или менее сохранив самоуважение. И для этого понадобится больше чем травля гундосого охранника интеллигентной лексикой.

Но тем не менее некоторое понятие об осторожности пробудилось во мне. Наивность рухнула в пропасть, и злость тоже исчезла. Оставалось только прибегнуть к хитрости. Я не знал собственных возможностей в этом смысле, но это было последнее оружие в моем арсенале. И мне пришлось впервые испытать его на Флетчере.

— Я думаю, вы правы, — сказал я. — Вы завтра поговорите со стариком?

— Был бы рад. Не исключено, что он поможет... Прежде всего, завтра с утра я должен заняться освобождением Килли. Если этот ваш друг придет в мое отсутствие, попросите его подождать.

— Попрошу. — Мне хотелось поговорить с Гаром до Флетчера.

Он помолчал, поглядев на вторую кровать.

— Может, прислать одного из сотрудников, чтобы побыл с вами? Вы думаете, полиция не может вернуться?

— Я думаю, она не вернется.

— Ну, тогда ладно. Утром вы познакомитесь с остальными. Сожалею, что разбудил вас.

— Ничего страшного.