В квадрате 28-31

Награды Родины

Почти в то же самое время, когда разведка Никитина подводила «пятерку» к границам Партизанского края, с одного из прифронтовых аэродромов поднялся в воздух «У-2» и, развернувшись, взял курс на запад, в тыл противника.

Первым проложил эту трассу молодой летчик Гражданского воздушного флота Александр Шелест: в ноябре сорок первого года, в канун двадцать четвертой годовщины Великой Октябрьской социалистической революции, он доставил в бригаду Васильева — Орлова заместителя начальника партизанского отдела Северо-Западного фронта старшего батальонного комиссара Алексея Алексеевича Тужикова для вручения народным мстителям правительственных наград.

С тех пор связь Партизанского края с Большой землей по воздуху стала регулярной. Авиаторы доставляли партизанам боеприпасы, продовольствие, одежду, медикаменты, оружие, батареи для радиостанций. В обратный путь через линию фронта брали тяжелораненых. «Уточкой-кормильцем» ласково называли партизаны самолет.

«У-2» легко коснулся лыжами заснеженного льда Краснодубского озера, пробежал по нему не-много и подрулил к сигнальным кострам, выложенным «конвертом».

Летчик Захрутдинов привел самолет, несмотря на сквозное ранение в ногу, полученное в полете, при обстреле самолета в районе Холма.

В Партизанский край прилетели Асмолов и Тужиков: в большом селе Семеновщина, окруженном со всех сторон лесом, готовилась торжественная церемония вручения наград в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР, опубликованным 7 февраля. Этим Указом Родина высоко оценила подвиги ветеранов Второй бригады, наградив орденами комбрига Васильева, комиссара Орлова, начальника политотдела Майорова, заместителя начальника штаба Смирнова, командиров и комиссаров отрядов Зиновьева, Невского, Рачкова, Синельникова, Тимохина, разведчиков, пулеметчиков, подрывников.

Не только награды получили партизаны этим рейсом, но и портативную типографию. Под неусыпным оком летчика Захрутдинова, которому медики уже успели сделать перевязку, осторожно выгружали они шрифты, наборную кассу, печатную машину в разобранном виде, краски, бумагу… Раздолье теперь партизанским журналистам Ивану Виноградову, Константину Обжигалину, Ивану Шматову!

Главной заботой Асмолова, одной из основных целей прибытия сюда была операция «Юбилей» — налет на крупную железнодорожную станцию Дедовичи, через которую к Ленинграду и Старой Руссе гитлеровцы направляли с юга свои подкрепления. Теперь полковому комиссару предстояло вместе с Васильевым, его начальником штаба майором Василием Акимовичем Головаем отладить все оперативно-тактические детали предстоящей операции. И они, три армейских командира, с головой ушли в работу.

^{А. Н. Асмолов, начальник партизанского отдела штаба Северо-Западного фронта.}

Алексей Никитович Асмолов, уроженец Саратовской области, начал службу в армии четырнадцать лет назад, когда ему было двадцать два года. Участвовал в освободительном походе в Западную Белоруссию, а после окончания Военной академии имени М. В. Фрунзе стал работать в органах НКВД. Война застала его на посту заместителя начальника особого отдела Прибалтийского особого военного округа. Организацией партизанского движения в полосе Северо-Западного фронта он по долгу службы занимался с первых же месяцев Великой Отечественной войны. Когда в ноябре сорок первого года при штабе фронта был образован партизанский отдел, руководство им поручили Асмолову.

Во время обсуждения плана операции в штабе Васильева, находившемся в деревне Железница, появился связной из взвода охранения Михаила Андреева. Он сообщил, что в его зону наблюдения вошла «пятерка». Остановились в соседнем селе.

— Ну вот, Николай Григорьевич, и прибыло тебе наконец подкрепление, — сказал Асмолов Васильеву. — Срочно решай с комиссаром, кому возглавить новую бригаду. В ней много новичков, хотя есть и отряд ветеранов-пестовцев. Полагаю, что нужные кадры найдешь?

— После шифровки из Валдая мы с Орловым думали об этом.

— И что надумали?

— Помнишь Зиновьева, Алексей Никитович? Да, который был в Дно председателем райисполкома. Так вот, был он прекрасным командиром отряда, и огромная потеря для нас, что погиб Василий Иванович в бою за город Холм. На его место мы назначили комиссара — Матвея Ивановича Тимохина. Однако думается, ему, опытному партийному работнику, — он ведь секретарем райкома партии был, — больше по плечу комиссарское дело.

Асмолов поддержал:

— Вот и дай ему толкового командира и выдвигай на повышение. Найдешь такого командира?

— Не иголка же в стоге сена — человек. Как не найти: у нас за полгода кадры отличные выросли.

— Слышал. И знаком со многими. В общем, ты в крае хозяин, тебе и решать. В течение суток — ибо время не терпит. Нужно принимать пополнение. Люди ждут, как видишь из донесения Андреева, совсем неподалеку.

— У нас с Орловым мнение такое: выдвигать Шурыгина.

— Того, что из учителей? Псевдоним Воронов?

— Да. Перед войной районный отдел народного образования возглавлял. В тылу врага действовал на правах уполномоченного обкома партии. Отряд сколотил и успел хорошо повоевать.

— Согласен. Выдвигай. А может, подкрепить бригаду еще одним крепким отрядом? Ну хотя бы «Дружным»? Тем более что Тимохин в нем с первых дней.

— Отряд этот особый — разведывательно-диверсионный.

— Как раз что надо — его опыт пригодится другим. Очень пригодится. Сам знаешь, боевая история у отряда богатая…

Лагерь у озера Белого

С первых же дней войны дновские коммунисты сформировали из добровольцев два истребительных батальона. Один из них готовился для борьбы в тылу противника, если будет временно оккупирована территория района. Будущих партизан возглавил по поручению районного комитета партии председатель райисполкома Василий Иванович Зиновьев, комиссаром стал секретарь райкома партии Матвей Иванович Тимохин.

Последними уходили партизаны из города. На берегу озера Белого дновцы разбили свой первый лесной лагерь и начали осваивать зону действия, вести разведку.

Отряд постепенно пополнялся.

Алексей Буянов, комсомолец, рабочий паренек с ленинградского завода «Красный треугольник», приехал в отпуск к родственникам в деревню Ботаног. На песчаном берегу реки, где загорала колхозная молодежь, познакомился с Михаилом Григорьевым, Алексеем Захаровым, Валерием Ивановым, сестрами Екатериной и Елизаветой Федоровыми и другими сельскими комсомольцами. Как-то в клубе все вместе смотрели кинофильм «Если завтра война», и не знали, что она почти рядом, у самого порога.

В партизанский отряд «Дружный» первыми попросились Буянов, Григорьев и Захаров — они были чуть старше остальных. Но им отказали.

— Наверное, надо что-то самим предпринять, — задумчиво проговорил Миша Григорьев.

— Нас не знают — вот и не берут, — резюмировал Леша Захаров. — Там ведь только городские — дновские.

Подходящий случай доказать, на что они способны, представился довольно скоро. Отряд фашистских мародеров ворвался в деревню и начал грабить. Для острастки гитлеровцы расстреляли семерых ни в чем не повинных крестьян. Награбленные ценности и продукты закрыли в сарае. Утром собирались отправить их в свой гарнизон.

— Тезка, раздобудь хорошую лошадь и телегу, — сказал Буянов Захарову. — А мы с остальными ребятами в сарае побываем. Пока фрицы спят — сделаем подарок партизанам.

Без шума связав сонного часового, мальчишки быстро вынесли из сарая награбленные гитлеровцами продукты и уложили их в телегу…

Далеко за полночь партизанские связные пришли из белозерского лагеря к одному из местных тайников. В него крестьяне прятали для партизан масло и мед, творог и сметану… Каково же было удивление связных, когда оказалось, что им вообще на этот раз не под силу унести крестьянские дары. В намного расширенном тайнике аккуратно были поставлены два мешка гусей, мешок кур, ящик с уложенными в солому яйцами, много сала, хлеба, картофеля… На видном месте красовался белый лист с аккуратно выведенными словами: «Ешьте на здоровье. Ботаногские ребята».

— Это буяновская проделка, — сказал Зиновьеву командир разведки Войчунас. — Помню, когда отказали ему и его дружкам быть принятыми в отряд, он пообещал: «Ладно, еще услышите о нас!..»

— Придется искупить вину, Петр Антонович, — улыбнулся Зиновьев. — Посылай связного — пригласи на куриный бульон да гусятину с печеными яблоками.

Так в «Дружном» появились еще трое хороших ребят. Они стали гранатометчиками ударной группы отряда, которую возглавлял секретарь Дновского райкома ВЛКСМ Михаил Пугачев. И никому впоследствии не пришлось за них краснеть.

К осени первого года войны отряд вошел в состав партизанской бригады Васильева — Орлова. В ней уже знали, что у Зиновьева и Тимохина подобрались боевые, отважные люди, спаянные коммунистами в единый дружный коллектив. Они в самом прямом смысле слова были один за всех и все за одного. Название «Дружный» как нельзя лучше подходило к отряду. В бригаде ему была отведена роль разведывательно-диверсионного. Данные разведки направляли в бригаду для передачи в штаб Северо-Западного фронта.

После неудачной диверсии на железной дороге — тогда заложили мало взрывчатки — партизаны «Дружного» провели первую удачную — пустили под откос вражеский эшелон. Потом взрывы последовали один за другим — у станций Морино и Вязье, у деревень Бельско и Гласково, на многих участках железнодорожных линий Дно — Старая Русса, Дно — Дедовичи…

Женский «батальон»

Каждую ночь из белозерского лагеря уходили партизаны в засады и на диверсии, в разведку или на связь с дновскими антифашистами-подпольщиками, действия которых возглавляла и направляла замечательная дочь Родины Анастасия Александровна Бисениек, человек трудной жизненной судьбы, мать двоих сыновей. На улице Урицкого, в доме ее отца — старого сапожника Александра Павловича Финогенова, — была организована одна из конспиративных подпольных явок. Сюда приходил сын Анастасии Александровны Бисениек Юра, ставший партизаном, связные от Тимохина и Зиновьева, а позднее бывала здесь и Шура Иванова, единственная в отряде представительница «слабого» пола.

Девушка работала до войны в Дновском райкоме комсомола, знала многих местных девчат и парней. В отряде она добросовестно исполняла обязанности сандружинницы, пока не выпало ей дело посложнее.

Было это в деревне Кряжи. Вызвал ее Зиновьев под вечер. Сам сидел задумчивый, чуть хмурый. В руках вертел спичечный коробок. Вошла Шура.

— Ну как дела, женский «батальон»? — подняв голову и отложив в сторону спички, спросил командир.

— Хорошо, Василий Иванович, — бодро ответила девушка.

— Хорошо-то хорошо, Шурочка-голубушка, да не очень. Уже несколько дней нет известий от дновских подпольщиков. А нам нужна информация с железнодорожного узла. Вслепую много не навоюешь. Вот и решили: надо тебе идти в Дно на связь с подпольем. Ну как смотришь?

— Постараюсь, Василий Иванович, — ответила девушка.

Не раз потом Александра Иванова под видом крестьянки отправлялась в опасный путь из партизанского леса в гарнизон фашистов, на явочные квартиры подпольщиков в населенных пунктах Выскодь и Гаврово, связывалась с отважными подпольщиками Анастасией Бисениек и Иваном Филюхиным — инженером дновского паровозного депо. Это он в канун Дня Красной Армии получил от Бисениек взрывчатку, заложил ее в паровоз, который взорвался по пути на фронт. Через некоторое время Иван Васильевич организовал диверсию и в самом городе Дно.

Шура Иванова в корзинках с продуктами проносила в город партизанские газеты и листовки, получала от подпольщиков ценные сведения, на обратном пути собирала информацию о зенитных батареях, аэродромах и складах, системе охраны крупных мостов… Наблюдательная, храбрая девушка возвращалась в отряд с ценной информацией. Нередко по ее данным, которые сообщались военному командованию, вылетали на боевые задания советские летчики — бомбили гитлеровцев там, где они меньше всего ожидали.

Сколько же надо было мужества, хитрости, умения, сноровки, чтобы действовать, как говорится, под носом гестапо и СД — службы безопасности жандармерии и полиции!

Не всегда удавалось советским патриотам уходить от вражеских ищеек. Погибли от рук гестаповцев отважные патриоты Анастасия Бисениек, Валентин Капустин, Сергей Скриповский, Федор Давыдов, Василий Лубков. Но подполье продолжало жить. Подполье боролось, на новые явки из отряда снова шли связные.

Вернувшись как-то в отряд, Шура узнала, что в штабе получена радиограмма: «За храбрость и находчивость, проявленные при выполнении важного боевого задания, наградить Александру Федоровну Иванову медалью «За отвагу»».

— Поздравляю, Саша! — улыбнулся Александр Иванов, награжденный такой же медалью раньше, за бои на Халхин-Голе. И добавил: — Теперь мы, значит, и коллеги — не только тезки. Желаю удачи и в будущем!

Конец Шуммера и Бека

Как-то подпольщики сообщили из Дно, что вместе с одной из фашистских частей охраны тыла прибыл в город немецкий полковник барон Адольф Бек. Ему были переданы в собственность тысячи гектаров дновских земель — угодья и пашни нескольких бывших совхозов, в частности «Искры», где когда-то подымал хозяйство Василий Иванович Зиновьев.

Новоявленный помещик заставил крестьян работать от зари до зари, издевался над ними как только мог. В отряде стало известно: Бек и управляющий его имением забили до смерти старика крестьянина за то, что тот не снял шапку перед барином.

Ночью небольшая группа партизан проникла в имение барона Бека. Она уничтожила охрану, подорвала склады и сельскохозяйственные машины, взяла в плен не успевшего понять что к чему сонного управляющего поместьем. Не ушел от возмездия и сам полковник.

Партизаны не ограничивали свою деятельность только разведкой и диверсиями. В села и деревни часто приходили партизанские агитаторы и пропагандисты. Они приносили крестьянам вести о боевых операциях Красной Армии и партизан, распространяли листовки, рассказывающие о зверствах фашистов, призывали население к активной борьбе с ненавистным врагом.

Гитлеровцы в свою очередь старались жестокими расправами с мирными жителями и грозными приказами запугать население.

^{Юрий Бисениек, разведчик отряда «Дружный».}

Побывав однажды в Дно, Юра Бисениек принес в отряд сорванное им с забора объявление:

— Так, значит, теперь с четырнадцати лет «освободители» заставляют работать, — сказал Зиновьев.

— Пожалуй, ответить надо, — предложил комиссар Тимохин. — Как думаешь, Иван Антонович? — Вопрос был адресован довоенному редактору районной газеты «Дновец» Шматову.

— Надо кроме листовок газет больше выпускать, Матвей Иванович. Хоть от руки написанные, но все же газеты. Бумаги еще немного есть, а потом, в крайнем случае, и шуммеровскую «помойку» в ход пустим…

Вот что имелось в виду. В бывшей дновской типографии на улице Калинина, в доме номер двадцать четыре, фашисты стали издавать на русском языке газету, кощунственно назвав ее «За Родину». Так называлась в годы Отечественной войны наша фронтовая газета, которую фашисты пытались копировать. Пример такой фальсификации дновским оккупационным властям подавало вышестоящее гитлеровское начальство: в городе Риге оно большим тиражом печатало фальшивую газету под названием «Правда», выдавая ее населению оккупированных советских областей якобы за большевистскую «Правду» — орган Центрального Комитета ВКП(б).

Каких только «уток» и мюнхгаузенских небылиц не публиковалось на страницах этой фальшивки! «Пуд муки в красной Москве стоит пять тысяч рублей», «Советское правительство во главе со Сталиным покинуло Кремль и уехало в Иран», «Доблестные войска фюрера на подступах к Уралу», «В гостинице «Астория» намечен банкет по случаю освобождения Петербурга от большевиков» — вот о чем писали фашистские брехуны.

Гитлеровский «Дновец» и его издатель редактор Шуммер не отставали от высокопоставленных лжецов из Риги. «Войска Советов разбиты и никогда больше не поднимутся», — заявили они крикливым заголовком, напечатанным красной краской. Но «вещаниям» этим, как показывала действительность, не верили.

Газету дновцы не брали.

Тогда Шуммер предложил городским властям провести на свою газету подписку. Подписная плата была установлена… в пять яиц. Но и такая мизерная плата не воодушевила горожан — подписка с треском провалилась. А партизаны в ответ на затею Шуммера откликнулись в газете «Дновец» статьей под названием «Фашистская помойка». Вот что они написали, высмеивая потуги незадачливого издателя:

«Редактор фашистской помойки Шуммер, проводя подписку, сам оценил свою брехаловку в пять яиц в месяц. Однако, получив лишь около двух десятков яиц, да и то тухлых, решил издавать теперь свои сочинения бесплатно. Жирными буквами Шуммер в каждом номере сообщал: «Газета бесплатная». Но помойка помойкой и останется. Советские люди не хотят пачкать этой дрянью свои руки».

Так и стала с этой поры гитлеровская печать называться среди партизан и местных жителей города и района помойкой.

Не надеясь на то, что советские люди будут охотно брать газету, оккупанты печатали ее только на одной стороне и расклеивали на стенах и заборах. В таком виде дновские подпольщики и пересылали газетенку в белоозерский лесной лагерь «Дружного». Чистую сторону партизаны заполняли своими материалами — заметками о зверствах оккупантов, сообщениями с фронтов, разоблачавшими гитлеровскую ложь, патриотическими стихами… Эффект был двойной — и партизанские материалы появлялись на свет, и трудности с бумагой до известной степени разрешались. А уж как удивлялись и радовались дновцы, когда у себя в городе читали партизанского «Дновца»!

Когда Шуммер стал выпускать газету на двух сторонах, в отряде вынуждены были писать текст своего «Дновца» на страницах уже отпечатанных газет. Трудная это была работа. Потому так обрадовались в отряде «Дружный», когда самолеты привезли с Большой земли рацию, портативную типографскую машинку, шрифт, краску, бумагу.

— Принимай хозяйство, Васек, — улыбаясь, сказал Скипидарову Шматов. — И повышение получай: был рядовым наборщиком довоенной типографии — теперь будешь и ее заведующим, и наборщиком, и печатником. Согласен?

— А то как же, Антоныч! Это же здорово — и швец, и жнец, и в дуду игрец, — улыбнулся Василий.

В глухом болотистом месте, в специально оборудованной землянке, начала свою жизнь партизанская типография. Первый номер газеты был отпечатан тиражом в пятьсот экземпляров. Через связных и подпольщиков газета «Дновец» и печатные партизанские листовки доставлялись в город Дно. Они появлялись теперь на самых видных людных местах, в лагерях для военнопленных, в помещениях немецких охранных подразделений… А однажды младший сын Анастасии Александровны Бисениек пионер Костя ухитрился подложить их на письменный стол самого начальника дновской полиции Ризо. Тот был взбешен, поднял на ноги всех своих тайных и явных агентов, чтобы найти подпольную типографию и разгромить ее.

— Землю перевернуть, но найти типографию! — ревел он. — Не найдете, болваны, — лично перестреляю!

Пока ищейки Ризо рыскали по городу, переворачивали вверх дном чердаки и подвалы, в лесной партизанской типографии готовились очередные номера газеты.

Тем временем Шуммер решил угодить шефу и «обрадовать читателей» — напечатал сенсационное объявление:

«Большевистская газета «Дновец» полностью конфискована. Типография разгромлена. Редактор — бандит, именующий себя партизаном, — арестован».

Шуммер высек сам себя, как унтер-офицерская вдова: брехню эту, во-первых, сразу же разоблачил второй номер печатного «Дновца», во-вторых…

В одном из уютных каменных особняков города расположился со своим штабом руководитель дновских карательных частей прусский генерал фон Шпекк. Жил он в тиши искусно меблированных комнат, увешанных коврами и гобеленами из жизни Нибелунгов, медвежьими шкурами и оленьими рогами, украшенных награбленным хрусталем и фарфором.

До поры до времени ничто не нарушало спокойствия генерала.

Но вот стали взрываться в пути отремонтированные дновским депо паровозы. На базаре чья-то рука разбросала антифашистские листовки. На окраине города вспыхнула нефтебаза. Взлетел в воздух эшелон с боеприпасами… И вот наконец печатный «Дновец».

Дальше терпеть подобное генерал не мог. Через адъютанта отдал приказ командирам недавно сформированного в Скуграх специального карательного подразделения Шивеку и Риссу — прочесать городские окраины, близлежащие леса и деревни, уничтожить партизан и их подпольную типографию!

Сам фон Шпекк решил вечером наведаться к приятелю — шефу гестапо, пригласившему генерала отведать бутылочку бургундского. Адъютанту фон Шпекк приказал не беспокоить его до возвращения домой.

Шпекк предвкушал удовольствие от вкусного ужина — он знал оберштурмбаннфюрера как мюнхенского гурмана. На столе у него не переводились голландские креветки, норвежская лососина, польская ветчина, даже греческие маслины и, конечно же, черная русская икра. Быть может, опять наведается из Дедовичей косоглазый старик Эмиль Грюнвальд и будет красочно хвастать, как он, нынешний дедовичский бургомистр, будто бы четверть века подряд занимался в Ленинграде шпионажем, а теперь ежедневно кого-нибудь вешает… И хоть не очень уважал генерал бургомистра соседнего уезда, все же слушать его басни было любопытно — уж очень он забавно живописал свои похождения при Советах.

В приподнятом настроении Шпекк, выхоленный, чисто выбритый, в мундире при всех регалиях, вышел из кабинета, насвистывая мотив бесшабашной песни эсэсовцев:

У ворот особняка урчал мотор шикарного «оппеля».

Генерал повернулся, чтобы закрыть входную дверь, и побагровел.

«Бандиту и вору фон Шпекку, лично», — прочел он крупные слова на аккуратно прикрепленной к двери партизанской листовке. Генерал тотчас забыл и о визите к оберштурмбаннфюреру, и о черной русской икре. Он вызвал Ризо и Шуммера. В выражениях генерал не стеснялся.

— Кретины и свиньи! На фронт отправлю! — грозил он.

А те стояли перед генералом навытяжку, не смея проронить ни слова. Только часто-часто моргали, когда Шпекк потрясал перед их физиономиями партизанской листовкой.

Газетенку Шуммера в Дно прикрыли, редакцию ее перевели во Псков, под крылышко более солидного немецкого начальства. А самого Шуммера после нахлобучки в гестапо послали на Восточный фронт.

Оберштурмбаннфюрер так и заявил:

— Не сумел побить большевистскую газету — отправляйся бить большевиков на передовую. Прояви себя там.

С той поры в районе выходила только советская газета «Дновец».

Тираж партизанского «Дновца» вскоре достиг уже тысячи экземпляров. Весной сорок второго года Шматов получил письмо, подписанное тридцатью семью жителями района.

«Нет того дня, — сообщали крестьяне, — чтобы мы не собирались читать советские газеты и листовки. Как хорошо, что мы получаем теперь свою газету «Дновец». Газеты родной страны раскрывают нам глаза, придают сил и бодрости. Немецкая брехаловка (как мы ее называем), выходящая в Дно, заполняется сплошным враньем. Мы не хотим не только читать, но и смотреть на эти паршивые немецкие листки. Бешеные немецкие собаки думают поколебать нас своей слюнявой агитацией. Не выйдет! Воли русского человека не сломить никому.

Шлите нам, братцы, больше газет. Ждем регулярно газету «Дновец», которую полтора десятка лет мы создавали своими руками.

Народный привет всем партизанам!»

В этих безыскусных крестьянских словах заключалась непреоборимая воля, вера в свою несломленную свободу. Понимая чувства советских людей, их жажду в правдивом большевистском слове, партизаны довели тираж «Дновца» до десяти тысяч экземпляров.

Пламенное слово подпольной партийной и партизанской прессы воодушевляло и мобилизовывало людей, звало, подымало их на борьбу с врагом, удесятеряло силы, укрепляло веру. А это было не менее важно, чем одержанная партизанами победа в открытом бою с карателями.

Бросок во тьму

В январе сорок второго года командир 2-го гвардейского стрелкового корпуса Герой Советского Союза генерал Лизюков ввел в бой 8-ю гвардейскую Панфиловскую дивизию, отличившуюся в сражениях под Москвой, чтобы еще активнее развивать наступление в направлении на город Холм. Гитлеровцы уже оставили населенные пункты Сычево, Михалкино, Костюково…

В тылу противника все активнее действовали партизаны. Росли их отряды, мастерство, накапливался боевой опыт. Это позволяло им решать сложные тактические задачи. Учитывая это, полковой комиссар Асмолов предложил начальнику штаба Северо-Западного фронта генералу Ватутину:

— Может быть, и партизанам принять участие в нападении на Холм. Они — с одной стороны, фронтовики — с другой.

— Идея хорошая, Алексей Никитович, — поддержал Ватутин. — Продумай все до мелочей и дай шифровку Васильеву и Орлову. Ударят пусть не позднее семнадцатого — восемнадцатого января. Армейскому командованию я об этом сообщу.

Для Второй партизанской бригады задание по разгрому холмского гарнизона было почетным, но необычным: до сих пор таких операций ей не поручали. Именно поэтому Васильев и Орлов отобрали к бою наиболее сильные подразделения. Тремя группами, разными маршрутами они на лошадях двинулись в путь, взяв с собой из серболовских лесов не только четыре десятка пулеметов, но и пять трофейных орудий.

^{И. А. Александров, командир роты отряда «Буденовец».}

Трудным был поход по глубоким снегам. Дни и ночи стояли на редкость морозные. Через двадцать километров делали привалы, отогревались сами, кормили лошадей. Чем ближе было к цели, тем громче слышались орудийные раскаты: партизаны двигались навстречу наступавшей Красной Армии.

Через три дня ударные группы вышли на исходные рубежи, заняли на подступах к городу населенные пункты Снегирево, Шапкова, Груховка. Разведчики направились в поиск.

Особое внимание командование партизанскими силами уделило внезапности нападения. Это было важно потому, что в городе, во-первых, квартировала немецкая регулярная часть — до полутора тысяч человек, с большим количеством артиллерии и минометов. Во-вторых, вокруг города целая сеть оборонительных сооружений. Силы, естественно, неравные.

Наконец были собраны все необходимые данные, расставлены по местам штурмовые группы, заслоны, засады. Дороги на Старую Руссу, Осташков и Торопец перекрыты. Отряды «Ворошиловец», «Буденовец», «Дружный» и другие приготовились к последнему броску — из леса, через поле, к окраинам Холма…

Тем временем в соседнем селе Сопки разведчиками был обнаружен еще один вражеский гарнизон. А через Сопки шла дорога из Холма в Локню — значит, оттуда возможно прибытие подкреплений.

Выбить из Сопок фашистов, занять населенный пункт, перерезать дорогу — такое задание получил руководитель одной из ударных боевых групп в восемьдесят человек Иван Александрович Александров.

Начинал Александров воевать в Славковском районном партизанском отряде «Пламя» секретарем партийной организации. Когда в Партизанском крае отряд влился в отряд «Буденовец», Александров стал командиром взвода в роте Леонида Васильевича Цинченко. В одной из операций под селом Ясски Цинченко был контужен, и Александров получил назначение на должность командира роты. И вот сейчас боевой командир роты отряда «Буденовец» двинулся к Сопкам…

Жестоким был бой у этого населенного пункта на важной для гитлеровцев дороге. Его вели всю ночь и утро. Много людей потеряла рота, немало было и раненых. Но задание командования партизаны выполнили с честью: они удерживали дорогу на Локню в своих руках до трех часов дня.

Помог Александрову командир другой боевой группы — Юрий Павлович Шурыгин: он подошел к Сопкам с южной стороны, поддержал огнем, помог эвакуировать в безопасное место раненых из роты Александрова.

Успеху трудной боевой операции способствовала личная отвага партизан — Ивана Александрова, Ивана Виноградова, Павла Власова, Ефима Журавлева, Никифора Синельникова, Екатерины Сталидзан и многих других. Погибли в этом бою Федор Барулин — секретарь Славковского районного комитета партии и Петр Рыжов — председатель Сошихинского райисполкома, командир партизанского отряда лейтенант Алексей Горяйнов и другие.

С четырех утра разгорелся бой за город Холм. Народные мстители ворвались в него стремительно — сразу с трех сторон, смяв вражескую оборону. Выбивая гитлеровцев из домов и казарм, занимая квартал за кварталом, подразделения Артемьева, Головая, Горяйнова, Рачкова, Ружникова, Ступакова хотя и медленно, но все же продвигались к центру. На улице Широкой дошло до рукопашной схватки.

Дновскому отряду «Дружный» пришлось особенно тяжело. Его бойцы и командиры более двух часов преодолевали Ловать, двигались ползком по глубокому снегу на юго-западную окраину, чтобы ударить со стороны льнозавода. Все устали, замерзли, но не роптали.

— Кажется, мы у цели, — с удовлетворением шепнул комиссар Тимохин, увидев черную громаду завода, начальнику штаба отряда Шматову. — Передай по цепи: пятиминутный отдых — и в атаку!

Иван Антонович Шматов смотрел в ночное небо. Оно то и дело озарялось сполохами белых осветительных ракет: гитлеровцы, услышав перестрелку в Сопках, насторожились.

Шли последние секунды передышки. Зиновьев приготовил ракетницу.

И вдруг немецкий патруль хлестнул автоматными очередями по партизанской цепи.

Взахлеб застучал скорострельный вражеский пулемет.

— За Ленинград! По врагам Родины — огонь! — Зиновьев увлек бойцов «Дружного» в атаку.

— Ура-а-а! — поднялись партизаны и бросились за своим любимым командиром.

Фашисты в замешательстве начали отступать. Партизаны «Дружного» гранатами прокладывали себе путь вперед. Вот уже разгромлено караульное помещение, сбита охрана льнозавода, уничтожена комендатура. Впереди — здание фашистской тюрьмы.

— Матвей Иванович, слышишь? — крикнул на бегу Зиновьев.

— Слышу. Это наши, Василий Иванович. «Интернационал» поют. Вперед, на выручку!

Из разбитых форточек неслось громкое пение заключенных: они приветствовали своих освободителей.

— Вперед, товарищи! Нас там ждут! Бей фашистов! — снова крикнул командир.

Зиновьев бежал впереди своих товарищей. Вокруг лопались вражеские мины, со сторожевых тюремных вышек гитлеровцы вели шквальный огонь. Но, казалось, не видел ничего этого командир. Его влекла неудержимая сила ненависти к врагу.

— Василий Иванович! Осторожней! — крикнул не отстававший от командира Юра Бисениек.

Через несколько секунд юноша был ранен.

Немного уже оставалось до цели, как Зиновьев вдруг на мгновение остановился, покачнулся из стороны в сторону и упал в снег, не выпуская ручного пулемета…

— Василий Иванович, что с вами? Ранены? — подскочил к, командиру начальник штаба Иван Антонович Шматов.

Не слышал вопроса бесстрашный командир, не видел, как с новой силой вспыхнула схватка с врагом и у тюрьмы, и у церкви, и у автомобильных мастерских… Вражеский свинец остановил пламенное сердце ленинградского большевика, дновского партизана, организатора и командира отряда «Дружный».

Родина по достоинству оценила ратный подвиг Василия Ивановича Зиновьева, удостоив его высшей степени отличия — звания Героя Советского Союза.

Погиб в этом бою и парторг отряда «Дружный» Павел Васильевич Селецкий.

К полудню почти весь город был освобожден партизанами, хотя уцелевшие фашисты еще оказывали упорное сопротивление, вели огонь из блиндажей на базарной площади, из-за каменных стен городской церкви. Немало гитлеровцев, десятки автомашин, радиостанции, много другой техники было уничтожено в городе.

Несколько дней после этой операции партизаны продолжали действовать в непосредственной близости к линии фронта, в районе Холма: перехватывали вражеские подкрепления, устраивали засады, минировали дороги, вылавливали фашистских солдат и офицеров, разбежавшихся во время боев с частями наступавшей Красной Армии… А потом вернулись в свой Партизанский край.

Как святыню помнили и хранили в «Дружном» все, что связано было с именем Зиновьева: его советы, наставления, установившиеся при нем традиции. Взаимопонимание и взаимоуважение, помощь и поддержка друг друга остались характерны для каждого члена партизанской семьи дновцев, командование которыми принял Матвей Иванович Тимохин.

…Именно этот, сложившийся, крепкий, уже имеющий немалый опыт борьбы в тылу врага отряд и был включен в Пятую бригаду, прибывшую в квадрат 28–31.

«Боевой», «Храбрый» и «Вперед»

Стояла деревушка Яблоновка на высоте: окрест далеко видно. За околицей бежала подо льдом речка с высоким отлогим берегом, а за ней — старый еловый лес.

В тот день, 18 февраля, кружила над деревней метель. Снегу намело чуть ли не под самые крыши. В печных трубах изб слышался злобный вой февральского бродяги-ветра. Но все это воспринималось теперь иначе: люди прошли нелегкий путь — от Валдая до южных берегов реки Полисти — и были у цели. Правда, ныли натруженные походом ноги, слипались от бессонных ночей глаза, но все это нипочем — переход Пятой бригады в Партизанский край был завершен. И можно отдохнуть, обогреться, спокойно подремонтировать амуницию.

Прошло два дня. В Яблоновку приехали принимать бригаду Юрий Павлович Шурыгин и Матвей Иванович Тимохин. Бывалые партизанские вожаки, коммунисты, опытные организаторы. В просторной горнице деревенского дома-пятистенка собрался командно-политический состав всех отрядов нового соединения.

Первым представился Шурыгин. Зачитал приказ о назначении его комбригом-5, рассказал о себе.

Юрию Павловичу можно было дать лет сорок, а то и больше. На самом деле ему исполнилось тридцать пять. Был он среднего роста, худощав, темноволос, с широким разлетом густых бровей над очень внимательно смотрящими на людей глазами. Ладно сидевшая на покатых плечах гимнастерка, перехваченная форменной армейской портупеей, белоснежный подворотничок, начищенные до блеска сапоги — все говорило о том, что это человек аккуратный, собранный, подтянутый, которому ни в какой, даже в самой быть может неподходящей, обстановке, не безразлично, как он выглядит — не только для окружающих (что, конечно, очень важно, особенно для командира), но и для самого себя.

Несколько месяцев назад Шурыгин, заведующий Сошихинским районным отделом народного образования, выехал из Смольного с мандатом уполномоченного областного комитета партии по организации партизанской и подпольной работы на оккупированной врагом территории. Он незаметно пробрался в тыл противника и вскоре совместно с секретарем Ашевского райкома ВКП(б) Михаилом Александровичем Куприяновым сформировал из жителей района, красноармейцев, вышедших из окружения, военнопленных, бежавших из гитлеровских концлагерей, партизанский отряд «За Родину».

^{Ю. П. Шурыгин, командир Пятой Ленинградский партизанской бригады (1942 г.).}

Поначалу в ашевских краях партизаны сожгли несколько шоссейных мостов, взорвали склады с воинским имуществом, организовали засады на дорогах. Когда отряд Шурыгина — Куприянова установил связи с партизанами соседних районов, он во взаимодействии с ними разгромил и крупные вражеские гарнизоны в населенных пунктах Висница, Вихрище, Муравьино, Ратча. Впоследствии Ашевский отряд вместе с другими районными соединениями влился в партизанскую бригаду Васильева — Орлова.

Запоминался сразу голос комбрига — энергичный, уважительный, без тени какой бы то ни было резкости. В прошлом педагог, Юрий Павлович умел выслушать каждого, с кем говорил, не перебивая его. Только после этого задавал вопросы и любил ответы логически правильные, предельно краткие.

Представился и Матвей Иванович Тимохин, секретарь Дновского райкома партии, инженер по образованию. Он был высок, широк в плечах, круглолиц, носил, как многие в Партизанском крае, традиционную русскую бороду.

Тимохин окинул взглядом окружающих:

— Поздравляю вас с новосельем, но не забывайте, что фашисты рядом. Они не так давно начали хозяйничать в наших местах, но успели натворить много черных дел. В ответ на их преступления пламя народной борьбы уже пылает на всей оккупированной территории. Ваш благородный порыв дает право на уверенность, что вы до конца выполните патриотический долг перед Родиной.

А теперь о наших традициях, — продолжал Тимохин. — Каждый отряд в Партизанском крае имеет свое название. Вторая бригада придала нам отряд «Дружный», дислоцирующийся с нами по соседству. Знакомьтесь: вот его новый командир Иван Антонович Шматов — вчера я сдал ему этот отряд. Ребята в нем действительно дружные и в боевых делах отчаянные. А вот и комиссар отряда Дмитрий Александрович Федоров. Все мы старожилы города Дно, и отряд весь из дновцев. Теперь давайте подумаем, как назвать ваши отряды. У кого какие будут предложения?

Предложения были разные. Их обсуждали горячо. Решили создать еще три отряда.

Пестовцы и хвойнинцы объединялись в отряд «Боевой». Командиром отряда назначили Дмитрия Ивановича Новаковского, комиссаром — Сергея Николаевича Белозерова.

^{Д. В. Егоров, комиссар отряда «Вперед».}

Когда дошла очередь до отряда окуловцев и боровичан, Александр Макарович Никитин вспомнил, что командир отряда Николай Николаевич Шамшурин часто любил говорить: «Ни шагу назад!» Это значило — только вперед! И решено было отряд Николая Николаевича Шамшурина именовать «Вперед». Комиссаром был утвержден Дмитрий Венедиктович Егоров, в прошлом работник Парахинского бумажного комбината.

Отряд бологовских железнодорожников возглавил начальник лесобиржи Анциферского леспромхоза Ленинградской области, участник войны с белофиннами Ефрем Васильевич Храмов, комиссаром стал учитель средней школы Александр Григорьевич Семенов. Отряд получил название «Храбрый». Не обстрелянным в настоящих боях бологовцам и группе добровольцев из Боровичей такое название предстояло еще оправдать в будущих боях.

— Прошу любить и жаловать. — Шурыгин показал на сидевшего у окна коренастого круглолицего человека в полушубке, поддерживавшего правой рукой деревянную коробку-кобуру «маузера». — Виктор Иванович Власов назначен в бригаду начальником особого отдела. И последнее: Михаил Кононович Большаков утвержден инструктором политмассовой работы при комиссаре бригады Тимохине.

Комбриг внимательно посмотрел на присутствующих, провел рукой по волосам и продолжал:

— Итак, мы решили наши организационные вопросы. О пунктах дислокации и месте расположения штаба бригады сообщим позднее. Теперь попробую изложить общую обстановку. Вы уже знаете, что в начале декабря Красная Армия разгромила отборные вражеские войска под Москвой и перешла в решительное контрнаступление. Противник отброшен на сотни километров. Примерно в это же время начались наступательные операции советских войск на нашем участке фронта. В последующем они переросли в январское наступление. Восьмого января уже шли бои за Старую Руссу. Наши части форсировали озеро Ильмень и вышли на подступы к Шимску. Блокирован ряд немецких опорных пунктов на реке Ловать. К концу января в районе Демянска взяты в клещи семь дивизий 16-й армии противника. Из всего этого следует, что стратегическое значение Партизанского края неизмеримо возрастает. Посмотрите на эту схему. — Шурыгин показал рукой на висящую за его спиной карту. — Перед вами Дновский узел. От него расходятся железнодорожные линии на Ленинград, Псков, Старую Руссу, Новосокольники. Активные действия наших партизан отвлекают часть сил противника. Вы уже слышали, что Пятая бригада будет занимать фланговое положение как с севера, так и с запада. Это дает нам большие преимущества, но и налагает огромную ответственность. Какие же стоят перед нами задачи? Надо всеми способами препятствовать переброске живой силы и техники противника через Дновский узел. Я только что приехал из штаба Второй бригады. Там усиленно готовятся к боевой операции в честь юбилея доблестной Красной Армии. Нам тоже надо быть в боевой готовности…

Обращаясь ко всем командирам и политработникам, командир бригады спросил:

— Есть какие-нибудь вопросы? Нет? Тогда все свободны, кроме Никитина. Александр Макарович, прошу к карте!

Никитин — заместитель командира отряда «Боевой» по разведке, хорошо проявивший себя во многих операциях по переходу в тыл противника, одновременно стал исполнять обязанности начальника бригадной разведки.

Теперь наступила пора входить в тесный контакт с новым командованием. Расположившись у стола с развернутой на нем картой-километровкой, Шурыгин и Никитин мысленно не раз прошли по дорогам от Хвершовки на юге до Заречья на севере; пытались даже перейти большие болота, раскинувшие свои коварные владения на запад от Сосниц, на восток от Мякшина, форсировали в удобных местах Северку и Каменку.

Но это не походило на обычную «карточную» игру. Это было детальным изучением квадрата 28–31. Здесь, на территории в три тысячи квадратных километров, бригаде предстояло развернуть боевые операции.

Добрая сотня больших и малых сел и деревень волею немилостивой природы была зажата с двух сторон труднопроходимыми болотами. Малопроезжими, особенно в сырую погоду, были здешние дороги.

— Как видишь, Александр Макарович, район наш не из курортных.

— Комариков, значит, покормим, Юрий Павлович? — усмехнулся Никитин.

— Придется! Но пострашнее этой летучей твари тварь ходячая. Есть сведения, что из Дно запускает сюда свои щупальца вражеская агентура. Да и каратели частенько заглядывают — то с восточной, то с южной стороны.

— Что ж, Юрий Павлович, к таким встречам не привыкать.

— Это верно. И все же ты особо следи за севером. Город Дно буквально наводнили каратели и гестаповцы. Но есть там у нас помощники. Активно в городе работает наше подполье. Связь с ним поддерживает Матвей Иванович. Он знает явки и связных, так что постоянно держи с Тимохиным деловой контакт.

Новоселье бригада отметила в деревне Изобной и соседних с нею населенных пунктах.

Изобная приютилась у самого леса на невысокой возвышенности. Два десятка домов расположились по обе стороны проселочной дороги. За дворами тянулись огороды. Дальше простиралось большое болото, в отдельных местах непроходимое, с островками низкорослого кустарника.

Затопили бани. Как обычно, бани в здешних деревнях топятся по-черному, то есть дым из камелька поднимается к потолку, облизывает стены и уходит в отверстие, устроенное сбоку. После прокаливания камней, сложенных пирамидкой над топкой, огонь гасят и отверстие закрывают. Баня готова. Заходи и мойся. Только не прикасайся к стенам, черным как смоль, чтобы не испачкаться. В предбаннике, обшитом досками в один ряд, через просветы в щелях можно увидеть звезды. Температура воздуха здесь не выше, чем снаружи. Зато в помещении, где моются, кажется, может вытерпеть только человек богатырского здоровья.

Помылись в тот день партизаны на славу и сразу же почувствовали, как свалилась с плеч большая тяжесть. После бани хорошо пообедали. Добротный партизанский борщ оказался не хуже флотского. На второе — мясо с картофелем. Видно, крепкая дружба у партизан с местным населением!

Кругом стояла тишина, создавая иллюзию мирной жизни. Даже не верилось, что в этой деревушке еще накануне были гитлеровцы…

Беседа с комиссаром

Утром бойцы «Храброго» были заняты каждый своим делом. Валов чистил оружие. Павловский чинил валенки. Шестопалов рубил табак-самосад и рассыпал его по кисетам и коробочкам.

Их занятия прервал связной командира отряда:

^{М. И. Тимохин, комиссар Пятой Ленинградской партизанской бригады (1942 г.).}

— Приехал комиссар бригады. Командир вызывает всех на беседу.

Скоро комната, где разместился штаб, заполнилась до отказа. За столом рядом с Храмовым сидел Тимохин.

Партизаны о нем уже слышали и теперь смотрели на него с нескрываемым интересом. Тимохин это заметил и улыбнулся:

— Что вы так рассматриваете меня? Я ведь не красная девица. Хочу побеседовать с вами.

— Товарищ комиссар, коли приехали побеседовать, то, пожалуй, и закурить можно? С куревом-то беседа интереснее получается, — раздался чей-то голос у самой двери.

— Закурим потом, на воздухе, — сказал Тимохин. — Я вижу, что с жильем у вас все в порядке.

Теперь нужно обживаться. Среди вас большинство коммунисты и комсомольцы. Поэтому не забывайте и о партийных делах. Все будете делать, как у себя дома. Твердо помните, что здесь наш Партизанский край. Здесь люди живут по родным советским законам, работают, помогают бороться с оккупантами. Собирают деньги на строительство танковой колонны «Ленинградский партизан»…

О многом узнали в то зимнее утро партизаны-новички. Народные мстители разгромили недавно гитлеровские гарнизоны на железнодорожных станциях Судома и Плотовец, выбили фашистов из села Ясски, ворвались в город Холм, в бою за который участвовали и Матвей Иванович Тимохин, и Юрий Павлович Шурыгин. Комиссар достал из полевой сумки газету «Большевистское знамя» Поддорского райкома партии и райисполкома, которая печаталась на ручном станке в лесной землянке около деревни Ольховец.

— Вот… послушайте… «От Советского Информбюро… Утреннее сообщение восемнадцатого февраля. Несколько объединенных партизанских отрядов в Ленинградской области под командованием товарищей В. и О. атаковали ночью немецкий гарнизон в одном населенном пункте. Подавив огневые точки противника, партизаны штыками и гранатами выбивали гитлеровцев из каждого дома. Большая группа немецких солдат и офицеров пыталась бежать, но попала в засаду и была уничтожена. Ночной бой закончился полной победой партизан. Противник потерял убитыми двадцать офицеров и сто пятьдесят одного солдата, захвачены трофеи…»

— А кто такие В. и О.? — спросил Александр Петров, когда закончилось чтение газеты.

— Это руководители Второй бригады — основной силы, обороняющей Партизанский край, Васильев и Орлов.

— Вот это здорово! — промолвил Лаврентий Джура. — Даже в гарнизоны врага врываются.

— И свои газеты выходят, — в тон ему продолжал Александр Петров…

К костру вдруг подошла группа партизан одного из отрядов Второй бригады:

— Здорово, братишки. Пустите погреться.

Их шумно приветствовали, освобождая место у огня.

Один из пришедших, Николай Анисимов, бывалый партизан, весельчак и балагур, сел поближе к костру, свернул самокрутку и посмотрел на окружающих:

— Новое пополнение? Значит, еще молодо-зелено? Ну да ничего — привыкнете к нашему житью-бытью. В свое время мы тоже были новичками. Спасибо нашему комбригу — научил бить фашистов.

— Расскажи про него… Мы только что слышали о нем из газеты, — разом заговорили со всех сторон.

Тимохин одобрительно кивнул Анисимову: мол, разрешаю, давай говори, коль народ просит…

— Я его видел несколько раз. Высокий такой, сурьезный. на вид, худощавый. Ходит в болотных сапогах, шпоры со звоном. Их подарили ему наши партизаны — сняли с немецкого полковника. Николай Григорьевич не захотел их обижать, ну и начал носить…

Очень обходительный он человек. С каждым бойцом при встрече поговорит, расспросит о делах, здоровье, посоветует… Только трусов презирает. Человека ценит по его поведению в бою. У нашего брата, как только завидят Григорьича, глаза разгораются, — рассказывал Анисимов. — Ради него в огонь и воду готовы. А он всегда говорит: «Приказ выполняйте с толком, головы не теряйте. Безголовые нигде не нужны». Особое внимание уделяет партизанской смекалке и сноровке, без них в нашем деле можно попасть в такую переделку, что и не выпутаешься… Вот какой наш командир! Замечательный!

Побеседовав с новичками, обогревшись у костра, Анисимов и его товарищи пожелали боевых успехов и ушли.

— Сейчас перед нами, — опять заговорил комиссар Тимохин, — задача большой важности — закрепиться на северо-западных границах края, держать под контролем железнодорожные участки Дно — Дедовичи и Дно — Старая Русса. Главное — во всем опираться на народ. Он наш первый и надежный помощник. Новости будем узнавать из газет и радио. Письма родным можете готовить — к нам регулярно прилетают самолеты. В ближайшее время развернем в бригаде партийно-комсомольскую работу, выпуск «Боевых листков».

Подошел связной.

— Товарищ комиссар, вам — от комбрига! — Он достал из бокового кармана тужурки бумагу и вручил ее Тимохину.

Матвей Иванович прочитал записку и встал:

— Друзья, меня срочно вызывают в штаб. — Он повернулся к командиру отряда Храмову. — Ефрем Васильевич, вот вам свежие листовки, почитайте с ребятами.

Вызов Матвея Ивановича в штаб бригады имел непосредственное отношение к начинавшейся боевой операции по разгрому вражеского гарнизона в бывшем районном центре Дедовичи — крупном железнодорожном поселке на магистрали Ленинград — Витебск. И хотя Пятая бригада к Дедовичам не шла — удар наносила Вторая бригада Васильева — Орлова, — ей отводилось в общем плане операции свое определенное место — она должна была быть в полной боевой готовности.

Именно поэтому Шурыгин, вызвав Тимохина в штаб, в деревню Яблоновку, и оставив его здесь, сам отправился в объезд по отрядам — еще раз проверить их состояние, дислокацию, готовность к выполнению любого из возможных заданий, настроение людей.

Приближалась 24-я годовщина Красной Армии…