В ледовитое море. Поиски следов Баренца на Новой Земле в российcко-голландских экспедициях с 1991 по 2000 годы

Глава 5 Два года спустя

В 1990-е годы Амстердам сохранял свой внешний облик практически таким же, каким он был на протяжении столетий, и при этом вполне оправданно был куда в лучшей форме, чем даже 10 лет тому назад. Мы все переходили с одного университетского проекта на другой, получали мало, а зачастую и вообще ничего, но не придавали этому особого значения, потому как нами двигало нечто большее: жажда приключений. И уж в этом я напал на золотоносную жилу.

Летом 1995 года была организована еще одна экспедиция на Новую Землю с целью отыскать обломки корабля и изучить возможные места захоронения Виллема Баренца и Класа Андриса. Этому предшествовало одно знаменательное событие. В мае 1994 года прибывшие в Москву специалисты из Рейксмузеума (см. дополнение) опознали части корабля Виллема Баренца. Обломки судна хранились в непримечательном здании на северо-востоке Москвы, в одном шаге от Монумента покорителям космоса. Самый крупный фрагмент, очевидно, представлявший собой часть корпуса судна, был около 4 метров в длину и состоял из двух слоев дубовых досок по 4 сантиметра в толщину, скрепленных между собой коваными железными гвоздями и деревянными шкантами диаметром 2,5 сантиметра. Эллин Карлсен писал, что видел эти части судна на берегу рядом с Благохранимым домом в сентябре 1871 года. Франс Херес всё еще видел их 120 лет спустя, но в 1993 году от них не осталось и следа. Только когда московский Институт наследия установил контакт с Рейксмузеумом, выяснилось, что в июне 1992 года они забрали обломки на хранение. Поскольку их пришлось частично раскапывать, вполне может быть, что на берегу под завалами гравия остались еще какие-то части, погрузившиеся в грунт под воздействием морского льда. Поступившее в октябре 1994 года от Института наследия приглашение организовать совместную российско-нидерландскую экспедицию давало дополнительную возможность закончить археологическое обследование Благохранимого дома и осмотреть могильные холмы, которые были замечены на северном побережье Новой Земли. С обеих сторон в морской экспедиции должны были принять участие 12 ученых. Все организационные вопросы предстояло решить в течение нескольких коротких месяцев.

Судно было зафрахтовано с 15 августа. Оно должно было доставить участников экспедиции на север Новой Земли, где предполагалось высадить две партии на расстоянии 80 километров друг от друга. Мы срочно должны были найти спонсоров, чтобы у нас была возможность взять с собой всё необходимое снаряжение и продовольствие. Нам повезло с самого начала – военные предоставили нам одежду и оборудование для поисков нашего национального героя Виллема Баренца и его судна. Армейские саперы вызвались обучить нас работе с их суперсовременными металлоискателями.

Во вторник, 27 июня 1995 года, я встретил пятерых членов нашей команды, вместе с которыми мне предстояло работать летом. В 7 часов утра, с первыми лучами солнца, мы собрались у канала перед нашим офисом в Амстердаме, чтобы поехать на авиабазу Гилзе-Райен, где мы будем учиться работать с металлоискателем.

Когда мы выехали из Амстердама, Ержи Гавронский, одной рукой держась за руль, повернулся и протянул нам газету. На третьей странице была статья нашего коллеги-исследователя, в которой он выражал сомнения в успехе экспедиции, заявляя, что без его опыта и знаний мы ничего не добьемся.

«Ну что ж, это интересно», – невозмутимо произнес Бас Кист. Автор статьи утверждал, что океанские течения у побережья Новой Земли унесли судно Баренца далеко от берега, умерших похоронили в море, а от Благохранимого дома почти ничего не осталось. Я был в растерянности. Почему они смеются? А вдруг это помешает нам в поиске спонсоров?

«Ты знал об этом? Почему он это написал?» – спросил я Ержи, нашего научного руководителя. Он улыбнулся и кивнул: «Да, знал. И автора я хорошо знаю».

«Мы его знаем больше 15 лет, – вмешался Бас. – Вместе работали на Шпицбергене, на раскопках китобойной базы в Смеренбурге». «Так что ты об этом думаешь? И к чему тогда эта статья?» – спросил я. Бас усмехнулся: «У нас с ним разногласия».

Бас Кист с 1964 года был куратором отдела истории Нидерландов в Рейксмузеуме, а также коллегой и добрым другом Йоста Браата. В 1978 году, когда ему было 44 года, он четыре недели жил один в палатке среди руин китобойной станции Смеренбург на острове Амстердам.

«Шпицберген в то время был границей обитаемого мира, – вспоминает Ержи. – Он был совсем не похож на место для пешеходных прогулок и палаточного отдыха. Там совсем ничего не было». На фотографиях начала XX века можно видеть туристов, позирующих на фоне рядов человеческих черепов. Через 100 лет на поверхности уже ничего не осталось. Бас был свидетелем того, как менялись эти места. Однажды, обойдя безлюдный остров и вернувшись к своему лагерю, он увидел, как на берег сходят туристы. Позднее Бас Кист вспоминал:

В 9:00 мы приехали на авиабазу, где нас встретили парни из Группы по обезвреживанию боеприпасов. Они готовились к отправке в Боснию, чтобы там расчищать дороги для миротворческих сил. Сержант обучил нас нескольким приемам и показал, как пользоваться миноискателем и металлодетектором. У всех объектов есть свои характерные сигналы, которым саперы придумали прозвища: «липучка», «наклейка», «боеголовка» и т. п. Надеюсь, читатель поймет, что я не могу об этом особенно распространяться, поскольку сведения секретны. Для тренировочных целей у группы есть коллекция, в которой собраны противопехотные мины, кассетные бомбы, тяжелые авиабомбы, а также самодельные снаряды и фугасы из бывшей Югославии. В первый день тренировка проходила на авиабазе, под рев самолетов, пролетающих прямо над нашими головами. Второе занятие было в лесу, где отступающие немцы в 1944 году взорвали один из своих лагерей. За несколько часов мы извлекли из-под лесной подстилки кучу ржавых боеприпасов. Когда мы вернулись на базу, нам показали проржавевший штурманский циркуль-измеритель, найденный в перчатке пилота Юнкерса-88, рухнувшего на нидерландский польдер и глубоко погрузившегося в грязь.

У нас оставалось шесть недель на то, чтобы подготовить экспедицию. В мои обязанности входило создание точной карты местности, на которую можно было бы нанести все наши находки. Для этого мне были нужны автоматизированный теодолит и портативный компьютер – сложное оборудование, которое в обычных условиях мы не могли себе позволить. Будучи географом, я, конечно, не мог не строить в мечтах свои собственные соблазнительные планы: дойти до кромки льдов, находившихся в глубине острова, приблизительно в 20 километрах от места зимовки. В отличие от большинства ледников, которые заканчиваются в долинах или фьордах, эта ледовая шапка покоится на равнине. Как это всё выглядит? Неужели всё замерзло намертво? В тех местах, по которым нам предстояло идти, никто никогда не бывал, а там наверняка остались следы, способные рассказать много интересного про динамику и размеры ледника. Но пока я вынужден был ограничиться подготовкой экспедиции и сбором инструментов.

Гурий на мысе Вилькицкого с простреленным черепом белого медведя у основания. Зарисовка из экспедиционного отчета Дмитрия Кравченко. 1979 год

Среди инструментов, которые мы получили в свое распоряжение, был GPS-приемник Garmin. Это компактный инструмент в форме стержня, легко умещающийся в руке. Приемник GPS вычисляет свое положение, сопоставляя радиосигналы, полученные от не менее чем трех спутников. Одно нажатие кнопки – и координаты, вычисленные с точностью до 20 метров, записываются в память прибора. Мы герметично упаковали прибывшее оборудование, подготовив его к хранению и транспортировке. Таким же образом мы поступили с метеорологическими инструментами для регистрации погодных условий на мысе Спорый Наволок. Я особенно рассчитывал, что мне удастся задокументировать знаменитую бору – катабатический ветер, дующий с ледяной шапки Новой Земли. Это были самые обычные инструменты: термометры, волосяной гигрограф, барометр и анемометр. К некоторым из них прилагались самописцы, приводимые в движение заводным часовым механизмом, и, когда после проверки мы отнесли их в подвал нашего института, их голоса сложились в знакомый и умиротворяющий тикающий хор.[31]

19 июля 1995 года, среда

Сегодня утром, когда приехал доктор Маат, я отставил в сторону инвентаризацию наших запасов и снаряжения, чтобы познакомиться с ним. Джордж Маат (р. 1948) – специалист по лабораторной диагностике из Лейденского университета, сотрудничавший с амстердамскими археологами на протяжении 15 лет. Он и археолог Менно Хогланд в 1980 году обследовали 50 скелетов с кладбища на острове Зеландский Дозор в северо-западной части архипелага Шпицберген, где находятся могилы 183 китобоев. Их исследования, а также предшествующие наблюдения позволяют предположить, что тела и одежда Виллема Баренца и Класа Андриса могут находиться в хорошей степени сохранности. Бастиан Балье, бывший в 1878 году членом экипажа исследовательского корабля «Виллем Баренц», незадолго перед тем спущенного на воду, записал в своем дневнике о плавании на Шпицберген:[32]

Доктор Маат занимается идентификацией костных останков, найденных в ходе археологических раскопок, а также проводит судебно-медицинские экспертизы для установления личности людей, ставших жертвами преступлений. Область его научных интересов распространяется на патолого-анатомические исследования человеческих скелетов. «В прошлом болезни протекали естественным образом, – поясняет он, – а современная медицина постоянно вмешивается в их ход. Сейчас я изучаю возрастные дегенеративные поражения суставов, которые оказывают исключительное влияние на экономику Нидерландов, поскольку наше население стареет. Если с помощью археологических исследований мы сможем получить знания о естественном течении заболевания, это нам поможет уменьшить его последствия или излечить недуг».

Виллем Баренц и один из членов его команды Клас Андрис в последние месяцы зимовки были больны и умерли, предположительно, от последствий цинги (см. дополнения). «К моменту своей смерти Баренц и Андрис были ослаблены цингой. Для цинги характерны внутренние кровотечения, – Джордж продолжил свою лекцию. – Эти кровоизлияния проявляются в виде черных пятен вдоль костей. Хроническая цинга сопровождается потерей зубов, и, судя по жалобам зимовщиков, они достигли этой стадии. Кровоточивость десен и шатающиеся зубы – это симптомы, которые позволяют диагностировать болезнь, но они не несут непосредственной угрозы жизни. Под шестью слоями одежды, которую, естественно, никогда не снимали, такие симптомы, как распухшие колени, оставались незамеченными».

Цинга в море была хорошо известной угрозой и настоящей бедой. Зимы были долгими, и нехватка овощей или плохой улов сельди могли привести к тому, что даже состоятельные люди страдали от недоедания. Старуха с косой работала без устали на тех кораблях, которые поднимали паруса слишком рано. Как только корабль выходил в плавание, качество запасенной питьевой воды начинало ухудшаться – вода зацветала, и в ней заводились водяные насекомые, так что пить ее приходилось со сжатыми зубами. Однообразное меню из солонины, сухарей и круп нередко вызывало вспышку цинги уже через несколько недель после отплытия. Во время второй нидерландской арктической экспедиции (июль – ноябрь 1595 года) на адмиральском корабле из экипажа в 40 человек умерло семеро. Еще 16 моряков не могли подняться со своих коек, вероятно, в результате цинги. Ван Линсхотен описывал такие симптомы, как иссушение и кровоточивость десен, относя их на счет воздействия холода и грязи [Van Linschoten 1601, запись от 28 сентября 1595 года]. Французский мореплаватель Жак Картье на собственном опыте убедился, какие разрушительные последствия для человеческого организма вызывает эта болезнь. В 1536 году его экспедиция вынуждена была остаться на зимовку на берегу реки Святого Лаврентия, рядом с местом, где расположен современный Монреаль, и почти сразу после наступления холодов в их лагере вспыхнула странная болезнь. Французам казалось, что ее распространяет местное население. Картье был потрясен большим количеством жертв. Даже чумной мор не поражал с такой свирепостью. По прошествии 10 месяцев лишь 10 человек из 110 были в состоянии заботиться об остальных. Каждый день кто-то умирал – обычно внезапно, на полуслове. Мучения тянулись неделями, пока женщина из числа коренных жителей не дала им простой настой из древесной коры и листьев. К полному изумлению Картье, больные начали поправляться буквально на глазах – как будто случилась чудо… Геррит де Вейр писал в «Дневнике» 31 июля и 1 августа 1597 года:

Питер и Джордж поедут в залив Иванова, который расположен в середине поискового эллипса, реконструированного на основе «Дневника» Геррита де Вейра. В его тексте есть два намека, которые позволили сузить область поиска: на обратном пути зимовщики прошли Оранские острова, но еще не видели ледяной шапки острова Северный.

Эти 5 миль способны ввести в заблуждение. В те времена в ходу было несколько десятков единиц длины с общим, заимствованным у римлян, названием – миля (или тысяча). О какой из них идет речь? Подсказкой служат карты. И на карте де Вейра, и на посмертно опубликованной карте Баренца масштаб дан в немецких милях, и содержится определение – на 1° приходится 15 немецких миль: Duytsche mÿlen 15 in een graedt. Согласно обыденным представлениям того времени, 1 немецкая миля равнялась 3725 амстердамским фатомам (то есть морским саженям), а фатом составлял 1,698 метра [Verhoeff 1983]. То есть длину немецкой мили можно оценить в 6,33 километра. Получается, что 5 миль равнялись приблизительно 30 километрам. Это означает, что они высадились на одном из мысов, с обеих сторон окаймляющих залив Иванова. Путь лодок, отмеченный на карте де Вейра, говорит о том же: зимовщики высадились на острове перед тем, как пересечь большое поле айсбергов, которые откололись от ледника.

В момент смерти Баренца нидерландцы находились на припайном льду, рядом с землей, и, скорее всего, отвезли своих мертвых на берег. 17 июня 1597 года дрейфующие льды грозили раздавить шлюпы. Де Вейр писал: «В этой крайней опасности, полагая, что утонувшим теленком не грех и рискнуть, – я как самый легкий из всех взялся снести канат на припай. Перебираясь с одной дрейфующей льдины на другую, я с Божьей помощью добрался до неподвижного льда» [См. приложение в конце книги]. Баренца и Класа Андриса вынесли на руках на припайный лед, прикрепленный к берегу, затем лодки вытащили из воды, и больных снова положили в лодки. Импровизированный лагерь был устроен на берегу или недалеко от него, потому что морякам нужно было собирать плавник для костра, на котором они вытапливали деготь для ремонта лодок. Несколько человек отправились вглубь острова искать птичьи яйца. Таково было их положение в то утро, 20 июня, когда Баренц и Клас Андрис умерли.

«Очевидно, что Баренц и Клас Андрис были погребены в одной могиле, – говорит Джордж. – Они оба скончались 20 июня 1597 года. Но действительно ли их предали земле? Именно так и должно было быть, хотя Геррит де Вейр никак об этом не упоминает. Мне кажется, описание похорон было опущено, чтобы избежать трудных вопросов. Возможно, они понимали, что не соблюли все необходимые ритуалы, как это было принято в Нидерландах в то время, и по возвращении им было бы трудно объяснить, что в сложившихся обстоятельствах поступить по-другому они просто не могли». Геррит де Вейр кратко сообщает о смерти Баренца, но не упоминает о погребении. Судьба тел остается неизвестной. В случае предыдущих смертей, предавая тела земле, они следовали должному церемониалу. Вечером 26 января 1597 года, когда умирал оставшийся безымянным «болящий», его утешали и читали ему отрывки из Библии. Следующий день зимовщики начали с пения псалмов, а потом, несмотря на леденящий холод, вышли наружу, чтобы похоронить обернутое в полотно тело в вырытой в снегу могиле глубиной 7 футов. Согласно исследованиям погребальных обрядов, которых придерживались нидерландские моряки XVII века на Северо-Западном Шпицбергене, где грунтовые условия сравнимы с Новой Землей, товарищи доставляли тела умерших на берег и хоронили там по христианскому обряду, то есть с лицом, обращенным к востоку [Maat 1981; Werner 1990]. Их помещали в импровизированные деревянные гробы и закапывали на мысах в неглубоких могилах (менее 0,6 метра), отмеченных крестом. Сверху гроб покрывали собранными поблизости камнями, чтобы защитить тела от диких животных. Погребение в море было необходимой мерой гигиены во время плаваний в тропических водах, где тела быстро разлагались.

Мы сидим втроем и передаем друг другу черно-белую фотографию, сделанную с воздушного змея во время экспедиции 1993 года. Пленку проявили по возвращении домой, и на снимках стал ясно виден небольшой холмик на берегу мелкого, размытого ручья, протекающего неподалеку от Благохранимого дома. «Не могу поверить, что мы не заметили его в 1993-м, – говорит Питер. – Мы совершенно не обратили на него внимания». Быть может, это и есть могила, оставшаяся незамеченной участниками экспедиции 1993 года и всеми их предшественниками? Здесь был похоронен человек: «24 сентября мы похоронили его под камнями в расщелине горы около реки, так как не могли раскопать землю из-за сильного мороза и холода», – писал де Вейр о смерти плотника. А если это не плотник, то, может, под этим холмом покоится «болящий», который умер после полуночи 27 января 1597 года и был похоронен под семью футами снега?

«Пистолет останется дома, Джордж! – решительно заявляет Питер после затянувшейся из-за этого перепалки. – Если ты не в курсе, то Россия сейчас воюет с Чечней, и там очень плохо относятся к контрабанде оружия». Джордж изображает негодование: «Как зачем мне мой револьвер? Это же «Магнум»: два выстрела… и он убит!»

20 июля 1995 года, четверг

Это лето в Нидерландах одно из самых жарких на памяти нынешнего поколения. Сегодня утром я успел вспотеть, пока ехал до института на велосипеде. Из-за этого я пребываю в мрачном расположении духа и меня не веселят смешные рассказы Питера о том, как скандалят между собой его соседи. Они орут и дерутся, и Питер очень похоже это изображает. На стальной двери шкафчика в нашем офисе приклеена фотография судна, которое отвезет нашу экспедицию на Новую Землю. Это «Иван Киреев». А рядом вырезка из немецкого журнала Geoskop под заголовком: Sie gehört zu den gefahrlichsten Regionen der Erde, то есть: «Это один из самых опасных регионов на земле». Для своего спокойствия я собирал информацию о степени радиоактивного загрязнения в районе Новой Земли. В Советском Союзе работы по созданию атомных двигателей проводились без ограничений, и если испытания заканчивались неудачно, суда и оборудование просто выбрасывали на Новую Землю, чтобы они «остыли». Новая Земля стала «Островом смерти»: в апреле 1993 года, всего за несколько месяцев до визита нидерландских археологов, российское правительство опубликовало доклад комиссии Алексея Яблокова (Белая книга, 1993), в котором перечислялись источники радиоактивности в Российской Арктике. В своем комментарии к этому докладу специалисты Национального института общественного здравоохранения и окружающей среды (RIVM) заявили, что фоновая радиация в Нидерландах в шесть раз выше, чем на Новой Земле (в терминах содержания радионуклидов в окружающей среде: 1800 Бк по ¹³⁷Cs в Нидерландах против 300 Бк на Новой Земле). Это связано в первую очередь с последствиями Чернобыльской катастрофы, случившейся 26 апреля 1986 года, когда радиоактивное облако, образовавшееся от горящего реактора, разнесло загрязнение по большей части Северо-Западной Европы. (Я был в школе, когда услышал это известие.) Весь урожай овощей пришлось уничтожить, поскольку уровень радиации был существенно превышен. Продукты деления, попавшие в атмосферу в результате выбросов на Новой Земле, были обнаружены в Швеции в 1987 и 1990 годах, и, согласно оценкам, около 70 % подземных ядерных взрывов в проливе Маточкин Шар привели к выбросам в атмосферу радиоактивных веществ, а в некоторых случаях пришлось даже проводить экстренную эвакуацию персонала [Matzko 1993].

Радиоактивное загрязнение на Новой Земле зафиксировано лишь в районе полигонов и в местах захоронения радиоактивных отходов. Ближайшее к мысу Спорый Наволок место захоронения ядерных отходов – это залив Течений, который находится в 60 километрах к юго-западу на 75°58’ N, где на глубине от 35 до 40 метров было затоплено два реактора атомных подводных лодок [OTA 1995]. Вода – наилучший изолятор и полностью блокирует радиацию, но у нас нет никаких сведений о подводных течениях и распределении радиоактивного загрязнения вдоль побережья Новой Земли. Так что погружения с аквалангом и подводные поиски обломков корабля Баренца были отменены, хотя Ержи, как опытный морской археолог, был готов спуститься под воду.

2 августа 1995 года, среда

Который день стоит изнуряющая жара, и поневоле задумаешься, куда делось прохладное, дождливое голландское лето. Все жалюзи у нас в комнате опущены, и окна оставлены в режиме проветривания, чтобы был хоть какой-то сквозняк. Было приятно смотреть на слаженную работу всех участников экспедиции в эти последние месяцы и особенно недели, когда участники проекта сплотились, втянулись в работу и всё завертелось. Мы были так заняты решением множества мелких проблем, что время отъезда наступило почти что неожиданно. Каждое утро мы с Питером составляли списки того, что нам надо сделать за день. Приехал компьютер «Хаски», который я предполагал использовать для составления карты местности. Он разработан специально для арктических условий, но нам так и не удалось заставить его работать. После телефонных переговоров с производителем в Англии они обещали выслать нам инструкции по факсу. В 11 утра представители японской компании Sokkia, занимающейся производством геодезического оборудования, доставили электронный теодолит, который я буду использовать на Новой Земле. Всю прошедшую неделю я провел за обучением топографической съемке, излазив с геодезистами вдоль и поперек близлежащий терп – большой искусственный холм, насыпанный в свое время для защиты от наводнений. Теодолит оснащен небольшой, но мощной зрительной трубой, которая может вращаться вокруг как вертикальной, так и горизонтальной оси. Наклон этой трубы указывает азимутальные и вертикальные углы, которые, если измерять их вместе с расстояниями, позволяют составить модель рельефа земной поверхности. Для измерения расстояний электронный теодолит направляет инфракрасный сигнал на отражатель, закрепленный на шесте. У него очень высокая точность измерений, и он напрямую подсоединяется к компьютеру и экспортирует данные в картографические программы. Вся эта система, называемая тотальной станцией, работает быстро и точно, но стоит недешево. На наше счастье, компания-производитель любезно согласилась адаптировать ее под наши требования. Техническая служба [35]Sokkia покрыла корпус прибора силиконовой резиной, чтобы сделать его водонепроницаемым. Кроме того, они переформатировали жесткий диск и установили на него более старую – испытанную и надежную – версию программного обеспечения. Под любопытным взглядом плавающего на канале баклана мы установили тяжелую желтую треногу на траве под деревом прямо перед нашим офисом. Наша то и дело попискивающая тотальная станция и классический теодолит экспедиционной шхуны «Виллем Баренц», выставленный в Морском музее в Амстердаме, отличаются друг от друга, как небо и земля.

5 августа 1995 года, пятница

Сегодня в 14:00 вся наша команда из 13 человек собралась на совещание в офисе Ержи в подвале на улице Плантаж-Маудерграхт. В результате четырехчасового обсуждения мы решили, что не будем работать с корабля, а разобьем лагерь на берегу, поскольку из-за капризов погоды сообщение между судном и берегом может быть затруднено. Хенк ван Вейн обещает снабдить нас коротковолновой радиостанцией, чтобы поддерживать контакт с судном, когда оно будет стоять недалеко от берега. Были выделены средства на спасательный вертолет из Диксона на случай, если нам потребуется экстренная помощь. Затем мы получили наши путевые инструкции и обсудили, что из снаряжения надо взять с собой в качестве ручной клади, чтобы сразу начать работать, даже если багаж потеряется по дороге. Груз было решено выслать заранее в следующий вторник. К сожалению, мы не смогли убедить национального перевозчика KLM поддержать нашу экспедицию. Поэтому мы полетим в Москву с пересадкой в Швейцарии – это лучшие билеты в пределах нашего бюджета. Немного неудобно, конечно. Некоторые из нас получили новые паспорта – им придется выправлять российские визы. Хронику экспедиции будет снимать известный режиссер Антон ван Мюнстер, на счету которого работа в Антарктиде и в Африке, а также четырехчасовой документальный фильм о раскопках на острове Амстердам («Шпицберген 79° N», режиссеры Ян Босдрис и Антон ван Мюнстер, 1981). Он уверен, что необходимости писать сценарий нет; он и так знает, что делать, – в конце концов, Антон почти 30 лет проработал оператором у знаменитого нидерландского режиссера Берта Ханстры (1916–1997). Речь Антона похожа на голос за кадром в фильмах Ханстры – он вдумчиво и обстоятельно формулирует предложения, изобилующие архаичными выражениями в стиле 1950-х годов. Его огорчает неряшливость, которую он видит в сегодняшнем кинематографе. «Наша сила была в том количестве времени, что мы отдавали нашим фильмам. Мы всегда доводили их до ума. Когда мы делали фильм «На границе с животным миром» (Bert Haanstra, Bij de beesten af. 1972), одни только съемки длились два с половиной года. Нам с Бертом нужны были мраморные статуи, и мы бились над ними, пока не достигли желаемого результата. Молодые люди не представляют, как можно получать фантастические результаты с такими ограниченными средствами. Когда я начинал, у меня было всего три объектива. Трансфокаторов тогда не существовало; чтобы получить крупный план, мне надо было засунуть свой нос прямо в центр событий. Нам приходилось всё мастерить своими руками. Вот посмотрите, это фотография звукоизолирующей коробки, в которую я поместил свою камеру».

В предыдущий раз Джордж Маат видел ван Мюнстера на Шпицбергене 15 лет назад, и они обнялись, как старые знакомые. Выступая перед заинтересованными слушателями, Джордж рассказал нам о своих планах относительно «Господина Баренца» и о том, как работает его «система принятия правовых и логистических решений». Он предложил нам задавать вопросы или высказывать свои замечания. Он признал, что вскрытие могилы оказывает сильное эмоциональное воздействие, но в интересах науки это должно быть сделано. Сравнение останков Баренца и Класа Андриса, с одной стороны, и китобоев Шпицбергена – с другой должно лечь в основу серьезного исследования. Помимо инструментов для измерения размеров и определения заболеваний костей, в арсенал Маата входит небольшая пила для вскрытия и внутреннего изучения костей, позволяющего определить возраст человека, а также различные щетки для обнажения костей и магнитный компас для определения точной ориентации места захоронения. Более того, он взял с собой набор бланков для пошаговой регистрации анализа каждого скелета. Даже если на теле Баренца в мерзлом грунте сохранились мягкие ткани, всё, что мы будем в состоянии сделать, – это составить детальное описание. С точки зрения русских коллег, предпочтительно, чтобы при вскрытии могилы останки были не потревожены. Джордж решил ограничиться поверхностной идентификацией и взятием небольшого образца тканей для исследования ДНК, поскольку после возобновления контакта с внешним миром ДНК Баренца может быть загрязнена. Взятый образец будет сохранен до тех пор, пока стремительно развивающиеся аналитические технологии не обеспечат его оптимального исследования. Вопрос эксгумации и перезахоронения останков на сегодняшний день вообще не рассматривается. Русская православная церковь непременно выступит с возражениями, не говоря уже о российских властях. Человеческие останки, эксгумированные на Шпицбергене, были привезены в Нидерланды в картонных коробках, но теперь такое немыслимо. Напоследок Джордж посоветовал всем пройти медицинский осмотр и сделать укол гамма-глобулина против гепатита А.

Могилы китобоев XVII века на берегу пролива Бельзунд, Шпицберген. Август 1996 года. Фото автора

И в самом конце Хенк ван Вейн обратился к нам с проникновенной речью. Двадцать лет назад Хенк прославился изобретением мотоцикла Kreidler OCR1000, и с тех самых пор он был покровителем нидерландских исследований в Арктике. Он вспомнил, как Бас Кист сидел один на острове Амстердам, а затем коротко обрисовал организацию последующих экспедиций и успехи в сдерживании коммерческих интересов в 1980-х годах. После короткой паузы он закончил свою речь, заявив, что теперь, спустя 15 лет, ветераны передают свой опыт поколению «сердитых молодых людей». Мы все засмеялись. «Это хорошо, что мы говорим обо всех этих вещах», – закончил он немного взволнованно. Потом ван Вейну пришла в голову новая мысль, и он еще полчаса внушал нам, что все решения должны приниматься согласованно и, более того, наши заявления не должны противоречить друг другу. В заключение он перечислил правила поведения на борту морского судна и не преминул добавить, что в случае бедствия организаторы никакой ответственности не несут («как обычно» – добавил бы я). Мы вышли на улицу, и под аккомпанемент обезьяньих криков, которые доносились из находившегося по соседству зоопарка Артис, и скрежет трамвая № 7 Рене сделал групповой снимок на фоне канала. После этого члены экспедиции быстро разошлись, поскольку это был вечер пятницы и все спешили: одни хотели ненадолго уехать отдохнуть, другие – провести дома последние беззаботные предотъездные выходные. Через неделю мы будем паковать рюкзаки и прощаться с родными.

Мои мысли занимала одна женщина, которой я всё порывался позвонить и пригласить в бар. Если она не захочет пить, мы могли бы просто посидеть и поболтать. Однако я долго не мог собраться с духом, поскольку такие вещи с наскока не делаются. Когда, терзаемый сомнениями, я наконец решился набрать ее номер, ее не оказалось дома. Лишь на третий раз мне удалось дозвониться, и она согласилась встретиться со мною в Утрехте.

7 августа 1995 года, понедельник

– Куда нам, Бас?

– Сержант-майор ждет нас у ворот с четырьмя стволами. – Бас хмыкнул. Ержи подошел к охранникам с нашими паспортами, чтобы получить гостевые пропуска на авиабазу Гилзе-Райен. Стрелковая практика – это здорово. На сегодняшнем занятии мы будем получать инструктаж по обращению с оружием, а потом потренируемся в стрельбе по мишеням. Сначала чашечка кофе, потом краткая теоретическая часть и техника безопасности, а потом можно отправляться на стрельбище. Конструкция современной полуавтоматической винтовки – это нечто потрясающее! Пороховые газы, образующиеся при каждом выстреле, перенаправляются, чтобы уменьшить отдачу и автоматически выбросить стреляную гильзу. Один за другим мы брали бельгийскую винтовку FAL и делали по пять выстрелов с короткими интервалами по мишени, расположенной в 100 метрах от нас. После каждой серии меня бросало в дрожь от напряжения и выброса адреналина. Сложно представить себе более примитивное чувство: видеть и слышать сокрушительный результат твоего попадания в цель. Ты гордишься собой и своим выстрелом. Один раз я промазал – какая досада, не надо было так торопиться! И снова: встаешь на колено, заряжаешь, снимаешь с предохранителя, целишься, держишь локоть выше, медленно выдыхаешь – и даже не замечаешь, как из ствола вылетает пуля. И всё повторяется снова…

Наш охотничий Ремингтон с патронами «магнум», который мы, пользуясь случаем, принесли с собой, перетряхивает тебя целиком. Твой пульс ускоряется, ты дышишь глубже, потом задерживаешь вдох – всё сливается в одну убийственную линию, и ты чувствуешь, как высвобожденный тобой гром пронзает твой мозг, словно скользящий удар в голову.

Сборы подходили к концу. Во время медицинского осмотра мне пришлось прикоснуться к кончику носа и рассказать врачу, какие чувства я при этом испытываю, – небольшое волнение, но не более того. Врач сказал, что это лечится и что у него есть таблетки на этот случай. Сегодня авиаперевозчик должен был забрать наш груз, но ящики так и остались стоять в подвале. Как оказалось, все грузовые рейсы забиты под завязку, и мест нет. Может быть, их заберут в следующую пятницу. Вчера «Тошиба» согласилась предоставить нам лэптоп, и это просто подарок судьбы, потому что компьютер «Хаски» в специальном арктическом исполнении по-прежнему не подает никаких признаков жизни. Я договорился, что отвезу лэптоп в представительство Sokkia в Алмере, где на него установят топографическое программное обеспечение. Увы, лэптоп так и не дошел, и надо отследить, где он застрял: возможно, мы получим его завтра, но для нас лишний день задержки – непозволительная роскошь. Зато доставлена бензопила с насадками производства фирмы «Андреас Штиль». Но до сих пор не хватает зарядного устройства для аккумуляторов и набора резисторов. Далее в моём списке идет аспирин и другие лекарства; йод, противогрибковые мази, активированный уголь, новый набор лейкопластыря в аптечку; свисток, пластиковая ложка, митенки, пряжка для ремня, веревка, скотч, изолента, большие пакеты из плотного полиэтилена, солнцезащитные очки, полевой журнал, литиевые батареи, молотки, нижнее белье, стельки и шнурки, ледоступы с шипами, алюминиевая фольга, термоизоляционные одеяла, ручки для черчения, дискеты и электрические удлинители. Для лэптопа явно нужны аккумуляторы на 9 вольт, которых у нас нет. Я позвонил в «Филипс», и они обещали прислать целую коробку экспресс-доставкой. Компания «Хавеко» отправила нам запас сигнальных ракет. И еще я съездил на велосипеде в одно место, где за закрытыми дверями спрятался оружейный магазин. Там я попросил ружейного масла OX-13 специально на холодную погоду: «Фастрол или баллистол, но без аэрозольного баллончика», – повторил я как попугай, следуя указаниям доктора Маата. Знать бы еще, что это значит.

Фрагмент обшивки корабля Виллема Баренца, сфотографированный на мысе Спорый Наволок Новой Земли перед отправкой в Москву. Фонд имени Оливера ван Норта

11 августа 1995 года, пятница

Последние несколько дней были суматошными, списки дел постоянно крутились у меня в голове. Теперь все змеи в ведре, и главное – не дать им оттуда выбраться. Радиостанции постоянно звонят и спрашивают, выехала ли экспедиция на Новую Землю. «Геррит де Вейр – он что, тоже там был? А у вас нет его телефона?» Никогда не знал, что у нас столько новостных программ. Крупные радиостанции ждут, что всё случится еще через несколько дней. Но к тому моменту нас здесь не будет.

Во вторник вечером я поехал в Утрехт на назначенное свидание. Это было 8 августа, и, пока я ехал между Амстердамом и Утрехтом на поезде, мне пришло в голову, что в это время ровно год назад я был в России – пересекая пешим маршрутом Полярный Урал…

…8 августа я и двое моих товарищей вышли на перевал горного хребта, и нашим взглядам открылась Сибирь: до самого горизонта расстилалась ровная, как море, даль. Просто удивительно, какие иногда бывают совпадения в нашей жизни.

За несколько дней перед тем в Москве мы сели на поезд дальнего следования, специально надев старую одежду и потертые кожаные куртки, чтобы не выделяться из толпы в Воркуте. Этот город всегда внушал страх и уважение, поскольку считался воротами ГУЛАГа, – под этим собирательным именем были известны тысячи лагерей принудительного труда, которыми когда-то было покрыто советское Заполярье. В поезде было невыносимо жарко. Деревянные окна не открывались в принципе – они были намертво приклеены зеленой краской к рамам, чтобы туда не задувал обжигающе холодный ветер, который дует здесь большую часть года. Каждому пассажиру полагалась койка с матрасом, который, как казалось, был набит соломой, и одеялом, напоминавшим конскую попону. Последние банды грабителей сошли с поезда в 300 километрах от Москвы, в Ярославле. Затем появились пижамы и тапочки, и вагон наполнился домашним шумом. Наши попутчики стали разносить кипяток, согретый на буром угле и газетах, заваривать чай и резать овощи. Два дня пассажиры обменивались сушеной рыбой, луком и кубиками соленого сала. Железнодорожникам раз в год полагался бесплатный билет на поезд, и они использовали его, чтобы навестить свой родной дом где-то в далеких деревнях и сразу же вернуться назад. Большинство пассажиров вышли в Печоре. Прощаясь, один мужчина предупредил нас: «Это очень опасно». До Воркуты оставалось еще полсуток пути. Древние Уральские горы заполняли собой горизонт. Город расположен посреди тундры – бескрайнего торфяного болота на вечной мерзлоте. Повсюду разбросаны низкие узловатые таежные сосны. Рядом с железной дорогой горел торфяник – видимо, кто-то выкинул непогашенную сигарету. Дым пожара, словно хвост кометы, тянулся по ветру на несколько десятков километров, и поезд вышел из него только через пару часов. Russlands Arsch – пояснил один из наших попутчиков, блеснув глубоким знанием немецкого. Он кивнул на окно и для наглядности похлопал себя сзади по тренировочным штанам: место, куда страна отправляла своих отверженных.

Уголь стали добывать в Воркуте с 1930-х годов, и каждая его тонна была оплачена потом и кровью подневольных рабочих. Когда в конце 1950-х на шахтах перешли от рабского труда заключенных к использованию вольнонаемной рабочей силы, население города выросло до 60 тысяч человек или около того. Теперь бывшие узники и их тюремщики были обречены на соседство друг с другом – ни тем, ни другим ехать было решительно некуда. И они оставались жить в Воркуте, работая всё на тех же шахтах. Лагеря, ранее стоявшие сплошной чередой по обеим сторонам железной дороги на протяжении всего 450-километрового участка от Печоры до Воркуты, были снесены. Их сровняли с землей, стараясь стереть из памяти воспоминания о прошлом. После 1991 года шахты и оставшиеся лагеря были брошены на произвол судьбы – тогда весь регион лишился поддержки из Москвы и оказался ввергнут в хаос. С нами согласился поехать наш русский коллега Михаил. После нескольких дней пути в жарком вагоне мы сошли с поезда, не доезжая до Воркуты, посреди тундры, вместе с группой местных жителей-оленеводов. Невдалеке от станции расположилось их стойбище. Проходя, мы видели их палатки, которые они называют «чумы». Несколько часов спустя мы оказались на открытой равнине у предгорий Урала. До долин, где мы сможем укрыться от посторонних глаз, было еще далеко. Каждые 50 шагов Михаил тревожно оглядывался, чтобы посмотреть, не идет ли кто за нами следом. Когда ближе к вечеру мы решили разбить лагерь, откуда-то издалека до нас донеслось гудение вездехода, заглушаемое порывами ветра. Наша палатка протекала, и, чтобы не промокнуть, Михаил сидел, завернувшись в прозрачный пластиковый дождевик. На следующий день мы наконец углубились в горы, предварительно уничтожив все следы, которые могли выдать наш маршрут. Через несколько часов Полярный Урал уже полностью поглотил нас. Мы карабкались по бесконечным, усыпанным булыжниками склонам и красноватым выступам песчаника, пока не достигли перевала. В бинокль мне были видны нефтяные вышки в огромной дельте Оби. Воздух был наполнен мириадами насекомых, висевших над заболоченными низинами и выветренными склонами гор. В конце дня, когда мы сидели перед нашей импровизированной палаткой, ели ягоды и наслаждались низким вечерним солнцем, Михаил вдруг нарушил молчание и заговорил. Он рассказал нам, как два года назад, в 1992 году, он участвовал в поездке на Новую Землю, туда, где когда-то было голландское зимовье…Только сейчас до меня доходит, что Михаил, сидевший два года назад передо мной в лучах предзакатного солнца на склоне Полярного Урала, и был, возможно, тем самым человеком, который доставил в Москву фрагменты корабля, опознанные в мае 1994 годы экспертами из Амстердама. И еще одну вещь пытался он объяснить тогда: там был образ – так он сказал, – крест 6-метровой высоты. Я видел его на фотографии: поставленный Кравченко поморский крест возвышался всеми своими 6 метрами над плоской, как стол, поверхностью острова. Всего через несколько недель я увижу всё это своими глазами.

«Ну, как оно прошло?» – спросил меня Питер на следующий день. Я пожал плечами: «Мы разговаривали о том, что она любит и над чем сейчас работает. А потом она спросила, что я об этом думаю. А еще она всё время спрашивала, знаю ли я то, знаю ли я это… Думаю, что всё неплохо». Питер кивнул, и мы принялись осматривать плоский деревянный ящик, в котором лежало нечто, более всего напоминавшее могильную плиту и весившее не менее 100 килограммов. Ящик сегодня утром доставила почта. Этот «монумент» прислала нам группа предпринимателей с острова Терсхеллинг, расположенного в 20 километрах к северу от континентального побережья Нидерландов. Виллем Баренц, по словам Яна Хёйгена ван Линсхотена, был уроженцем этого острова, и жители Терсхеллинга активно используют его имя для привлечения туристов. Могильный камень должен символизировать связь между Терсхеллингом и Новой Землей, а художник-камнерез не преминул воспользоваться случаем, увековечив заодно и себя, – его имя приписано внизу в стиле, который язык не поворачивается назвать неброским. Глядя на памятник, трудно понять, чью память он призван увековечить. Но точно не Баренца и не тех, кто зимовал в Благохранимом доме. Здесь нет даже намека на пятерых погибших участников экспедиции. Можно было бы изобразить, например, пять маленьких крестиков. Но Питер считает, что памятник – это замечательно. Его воображение рисует этот камень через каких-нибудь 100 лет, лежащий на берегу, изъеденный солью и поросший лишайником, в точности как памятный знак на Оранских островах к северу от Новой Земли, оставленный в 1881 году исследовательской шхуной «Виллем Баренц». Тому кораблю не удалось достичь Ледяной Гавани, и они оставили камень там, куда смогли доплыть. Теперь наша очередь.

В 1993 году Питер видел этот мемориал на вершине одного из Оранских островов. «Носилки, на которых доблестные моряки тащили тяжелый камень от берега, – рассказывал Питер, – лежат, перевернутые, неподалеку – на том самом месте, где их бросили больше 100 лет назад. Похоже, с тех пор там никто не появлялся». Группа археологов, с которой Питер попал на Оранские острова, добиралась туда на вертолете. «Пилот, который привез нас, растолковал нам, что под камнем похоронен Виллем Баренц. Это мы тут десятилетиями ломаем голову над загадкой, а там всякий точно знает, где могила нашего национального героя», – усмехнувшись, добавил Питер.

В пятницу вечером, когда я ехал по раскаленному Амстердаму на велосипеде, город уже превратился в одно бесконечное гульбище. Молодые люди со всей Европы, мечтающие посмотреть мир, решили собраться в Амстердаме; у Центрального вокзала толпились туристы с рюкзаками, очевидно, не зная, куда податься.

Хенк ван Вейн посоветовал нам взять в дополнение к бензиновому генератору «Хонда» еще и небольшой ветрогенератор. Хенк использует такую же модель на своей роскошной яхте в Средиземном море. С 20-килограммовым аккумулятором от ветрогенератора в рюкзаке я вернулся в офис и первым делом взял в автомате банку холодного пива, чтобы поддержать баланс жидкости в организме. К концу дня мы подвели итог – всё готово к отъезду. Я устал как собака, а город бурлил ночной жизнью. В последние насколько ночей мне как никогда нужен крепкий сон, чтобы восстановить резервы организма, и вот тут-то я вспоминаю о таблетках, выданных мне чудо-доктором. Я очень надеялся, что если и не лекарство, то хотя бы так называемый эффект плацебо поможет мне уснуть, однако уже спустя час после того, как я выпил эти таблетки и пропустил для верности стаканчик, я с трудом стою на ногах и на ощупь ищу кровать. Я пишу эти строки около полуночи. Мои глаза слипаются, и карандаш постоянно валится из рук.

12 августа 1995 года, суббота

Господи, как же жарко! Пот течет у меня по лицу, по груди, по ногам. Город раскален и перенасыщен людьми, звуками и запахами. Мимо со скрежетом едут трамваи, издалека доносится экзотическое пение. На противоположной стене узкого каньона, по дну которого течет улица, люди смотрят телевизор или читают газеты, девушка в трусах пылесосит и курит сигарету. Солнце светит мне в лицо через маленькое окошко, весь подоконник покрыт голубиным пометом. Кто-то свистит собаке, кто-то окатывает машину водой из ведра. Невысокая дама ухаживает за своими бегониями, невидимый музыкант красиво играет блюз на трубе. Я разглядываю швы на ботинке, который я только что достал из духовки, и мне горячо держать его в руках. Пока расплавленный водоотталкивающий воск впитывается в кожу, и я натираю ботинок до тускло-черного блеска… Интересно, думает она обо мне, или наше свидание оставило ее равнодушной… Наступает вечер, золотистые фонари, подвешенные посередине этих высоких и узких улиц, чуть заметно качаются на ветру.

14 августа 1995 года, понедельник

В 8 часов утра я пришел в муниципальную поликлинику на прививки. «Куда едете?» – спросила медсестра, размахивая иглой у меня перед носом. «В Россию», – запинаясь, ответил я. Нога у меня затекла, и весь день немного знобило. Ержи пошел домой, чтобы «прилечь на часок». Последние мелочи заняли больше времени, чем я думал. Я вернулся домой в 7 вечера, поел и позвонил родным и друзьям, чтобы попрощаться.

ДОПОЛНЕНИЕ

САМЫЙ ЗНАМЕНИТЫЙ КОРАБЛЬ

Фрагменты корабля Виллема Баренца были идентифицированы в Институте наследия в мае 1994 года Абом Ховингом, экспертом Рейксмузеума по голландским технологиям судостроения XVII века, совместно с Ержи Гавронским и Питером Флоре. «Трудно описать мои чувства, – писал Ховинг, – когда в просторном коридоре, где расположен институт Боярского, мы увидали часть одного из самых знаменитых кораблей в голландской истории. Из всех значимых кораблей, на которых совершались великие географические открытия, не уцелело ни единого кусочка: ни от «Санта-Марии» Колумба, ни от «Индевора» Кука, не говоря уже о бригах, на которых Васко да Гама или Магеллан исследовали Тихий океан. А тут, в Москве, мы увидали обломок судна, на котором плавал Баренц, размерами 1 × 4 метра, и меня потрясло, что никого это не волнует, ни власти Нидерландов, ни один из исследовательских институтов [Hoving & Emke 2004, p. 33]. Самый большой из обломков, размером 3,85 × 0,93 метра, – это, очевидно, фрагмент нижней части корпуса судна. Он представляет собой два слоя дубовых досок толщиной 4 сантиметра, скрепленных секциями шпангоутов толщиной 12 сантиметров и шириной 15 сантиметров. Тщательное исследование этого фрагмента позволило предположить, что корпус судна был 18 метров в длину и 6 метров в ширину.

«БОЛЕЗНЬ МОРЯКОВ»

Цинга – это болезнь, вызванная острым недостатком витамина С. Молекула аскорбиновой кислоты была открыта в 1913 году Казимежем Функом, а в чистом виде витамин С был выделен 1928 году Альбертом Сент-Дьёрди. Это органическое соединение участвует в образовании коллагена – белка, составляющего основу соединительной ткани. Отсутствие свежих овощей, фруктов и зелени – основного источника витамина С – во время длительных морских плаваний было главной причиной смертности на борту. Большинство животных могут синтезировать аскорбиновую кислоту в своем организме, поэтому их мясо может служить источником витамина С. В небольших порциях печени тюленя или северного оленя, китовой коже и птичьих яйцах содержится достаточно аскорбиновой кислоты, чтобы восполнить его нехватку в питании. Однако, чтобы получать суточную норму витамина С, нужно съедать почти 1,5 килограмма сырого или слабо прожаренного мяса. На Новой Земле благодаря мясу песца в рационе умерли только несколько человек.