В Москве полночь

3

До Ташкента Акопов летел на военном грузовозе — вместе с вездеходами, ящиками и тюками. В крохотном пассажирском отсеке путешествовал в гордом одиночестве. Перед рейсом командир экипажа, мальчишка-капитан, сказал, косясь на остальных летунов:

— Слушай, прапор, только не кури, я тебя умиляю! Захочешь подымить — стукни в кабину. Мы остановимся. Выйдешь и покуришь. Лады?

— Хорошо, — довольно глупо заулыбался Акопов. — Только я не курю, товарищ капитан.

Летуны заржали… Акопов и вправду не курил, а вот от кофе придется отвыкать. На чай переходить. Но чего не вытерпишь ради дела. Даже издевательства этого пацана с капитанскими звездочками. Форма на Акопове была ношеной, обмятой, на размер больше. Выглядел он, конечно, чучелом гороховым. Потому и хохмили летчики. Да на здоровье! Вот прилетят в Ташкент — и исчезнет складская крыса, прапорщик-связист с латунными «мандавошками» в черных петлицах.

В самолете он ощутимо продрог, а когда вышел на горячий бетон военного аэродрома — пот прошиб. Такая жизнь: то в жар бросает, то в холод.

С аэродрома в город шла машина с армейским снабженцем. Акопов немного поунижался, и сжалился над ним майор, разрешил «коллеге» пристроиться на заднем сидении среди картонок и узлов. Опять, значит, повезли Акопова малоценным грузом. И выбросили у первой станции метро.

Вечерело. Спадала жара. Окна в вагонах были открыты, приятный сквознячок сушил кожу. Поневоле припомнилась мокрая и холодная Москва, по которой в конце апреля нельзя было гулять без свитера и плаща.

Но в Ташкенте в конце апреля было замечательно. На центральных улицах вовсю торговали мороженым и газводой, в скверах серебрились струи фонтанчиков, сверкали на розовых бутонах капли влаги, отражая огни первых фонарей. В шумной южной толпе темнолицый и чернобровый прапорщик в мешковатой форме выглядел земляком.

Поздним вечером он оказался на набережной древнего арыка Калькауз, в старом районе, полном зелени. В мешанине одноэтажных домов сориентировался по темной громаде ансамбля Хазрети Имама. На улице Хамзы уверенно подошел к железным воротам в высоком глинобитном заборе — дувале, нажал звонок.

— Кто там? — спросил через минуту по-узбекски старческий голос.

— Это я, дядя Рахматжан, ваш племянник Сабир, — ответил Акопов. — Извините, что задержался — поезд опоздал.

В воротах открылась калитка, и вскоре Акопов уже разувался на пороге просторного дома, окруженного шпалерами винограда и розовыми кустами.

— Проходи, проходи, Сабиржан! — старик в бекасамовом халате и пестрых штанах легонько подтолкнул его между лопаток. — А я уж заждался, признаться… Телеграмму еще вчера получил. Как мама, как сестры?

Так он болтал, пока не закрыл дверь. И сразу же преобразился — собранный и серьезный человек стоял перед прапорщиком.

— По коридору — последняя дверь, — сказал по-русски. — В шкафу — одежда. Документы и деньги в столе. Умывальная рядом. Через час ужинаем. Подойдут остальные.

— Одна просьба, — сказал Акопов. — Пока мы здесь, хочу говорить только по-узбекски. Давно не было разговорной практики. Хорошо?

— Хоп, майли, — усмехнулся хозяин. — Ладно, договорились.

В небольшой комнате с белеными стенами стояла узкая деревянная кровать, шкаф и низкий столик с радиоприемником. Лишь сложенные в углу тонкие ватные одеяла — курпачи, да яркий сурханский ковер на полу подчеркивали азиатский колорит жилья. Акопов раскрыл шкаф, вынул светлый гражданский костюм. Невесомый, с большими накладными карманами, шелковистый на ощупь. В таких костюмах любят щеголять летом туркестанские чиновники средней руки. Костюм на кровать бросил, а сумку спортивную, с которой из Москвы летел, задвинул в угол шкафа. Тяжелая была сумка — с ТОЗовкой ручной сборки и комплектом оптики.

Из открытого окна долетал теплый ветерок и шевелил бежевую занавеску. На пределе слуха шумел за арыком город. Считай, отпуск получил, подумал Акопов, стаскивая грубую мятую форму, отчетливо пахнущую чужим потом, дешевым одеколоном и табаком. Ничего дешевого Акопов сроду не употреблял. Он достал махровое китайское полотенце, расписанное павлинами, и кусочек розового мыла, еще в Ливане купленного.

Вышел в коридор — услышал неторопливое гудение нескольких голосов в прихожей. Значит, прибыли очередные племянники дядюшки Рахмата…