ГЛАВА XXVI

Утром девятого октября дивизия Веригина, как и предписывал приказ командующего армией, вышла с приданными ей артиллерийскими полками и дивизионами усиления на реку Вязьма и заняла оборонительную полосу, возведенную ею в августе.

Попытка связаться с соседями слева кончилась тем, что возвратившиеся разведчики доложили: никаких признаков сосредоточения частей 20-й армии не обнаружили, хотя в приказе командарма, полученном накануне вечером, говорилось определенно: «Слева части 20-й армии занимают рубеж обороны Пролетарская, Семлево». К деревням Зюньково и Бараново только что начали подтягиваться головные колонны правого соседа — 91-й стрелковой дивизии, которая, согласно приказу командующего армией, должна занять рубеж Вяземской обороны к исходу дня восьмого октября.

И опять пришлось дивизии Веригина, как и на Днепре, удлинять свой левый фланг на пять километров южнее автомагистрали Москва — Минск.

Чтобы не тратить время на обживание блиндажей и окопов, Веригин отдал приказ: «Всем полкам и дивизионам прямо с марша занимать свои прежние, августовские позиции».

Бойцы от усталости валились с ног. После изнурительного ночного марша под промозглым осенним дождем в свои землянки они входили как в родной дом. Знакомо все: завитки окопов, пулеметные ячейки, боковые отводы и ходы сообщения в блиндажи и в орудийные окопы… Все сделано своими руками, добротно, просолено потом в августовскую жару.

Многое за эти два последних дня Вяземской обороны пришлось передумать Веригину. С левого фланга дивизии он сегодня утром пешком прошел по траншеям до правого фланга. Лично, с глазу на глаз, переговорил с командиром соседней дивизии, условился о взаимной поддержке, побеседовал с бойцами своих батальонов, зашел к матросам-черноморцам.

Заглянул Веригин и в полк к Северцеву. Все было как и в августе: те же окопы, те же блиндажи, те же люди… Москвичи, рабочие, добровольцы-ополченцы…

— А где отец и сын Богровы? — спросил Веригин у командира полка, когда проходили окопы второго стрелкового батальона. — Я не ошибся? Они во втором батальоне?

— Во втором, товарищ генерал.

— Зайдем к ним в роту.

Богровых Веригин и подполковник Северцев нашли в их пулеметной ячейке. Богров-старший, не видя остановившегося в траншее генерала, в сердцах отчитывал сына и Кедрина:

— Нет, так не пойдет!.. Всего один ночной переход — и у вас не винтовки, а ржавый утиль! — Богров-старший вытащил из винтовки Егора затвор, осмотрел канал ствола на свет. — Сейчас же как следует почистить и смазать сверху жирной смазкой. Сдается мне, что ночью тронемся.

Не видел генерала и Богров-младший.

— Брось, батя, придираться. Ты стал хуже старшины Приходько. Что мы, на смотр готовимся? В лоб фашисту я попаду и из нечищеной.

— Даю обоим двадцать минут! И проверю!.. — Повернувшись к Кедрину, который полой бушлата поспешно стирал легкий желтый налет ржавчины с приклада винтовки, Богров-старший хотел сказать еще что-то, но, заметив генерала, осекся.

Ни возраст, ни десятки лет мирно прожитой жизни, прошумевшей над головой уже изрядно поседевшего человека, не вытравили из души закваску старого солдата, прошедшего две войны. Еле уловимым движением Николай Егорович поправил усы, скользнул строгим взглядом по Кедрину и, приосанившись, доложил:

— Товарищ генерал-майор, вверенный мне пулеметный расчет занимается чисткой личного оружия!

— Ну и как они его содержат? — Веригин сделал вид, что только подошел к пулеметной ячейке и не слышал, как сержант учинял разнос своим подчиненным.

— Содержат хорошо, товарищ генерал! Сейчас как следует почистят — и будут содержать еще лучше!

Увидев в тупичке траншейного отвода капитана Дольникова, генерал махнул ему рукой:

— А вы, капитан, что делаете у пулеметчиков?

— А мы с самого первого дня на довольствии во втором батальоне, — ответил Дольников.

— А у моста на Днепре — совсем побратались, товарищ генерал, — вставил Богров-старший. — Только вот мост рванули рановато.

— Вы думаете? — Взрыва моста на Днепре Веригин не видел (в это время он разговаривал по телефону с командармом), но начальник разведки подполковник Лютов сказал, что с мостом подрывники погорячились, не выдержали у саперов нервы.

— Три санитарные машины были битком набиты ранеными. Видел своими глазами. Все пошли ко дну.

— Как же это так получилось, капитан? — Генерал бросил суровый взгляд на Дольникова.

Ответ Дольникова всем показался дерзким.

— Получилось то, товарищ генерал, за что кое-кому придется отвечать, если останемся живы.

— Что это значит?! Что вы хотите этим сказать?!

— То, что я хочу вам сказать, я уже написал в рапорте на ваше имя!

— Где этот рапорт?

— Он у меня в кармане.

Веригин посмотрел на часы.

— Через час зайдите ко мне на КП.

…Было уже темно, когда Веригин и Реутов вернулись в блиндаж КП. Все в нем было так же, как и в августе: тот же стол из неструганых досок, под бетонными плитами потолка висели те же две «летучие мыши», свет от которых падал на стены и на стол неровно, ребристыми полосками; вместо дверей — те же брезентовые пологи, которые поглощали посторонние звуки надежнее, чем тонкие деревянные двери… На столе лежала оперативная карта района. Веригин склонился над ней. Его внимание сосредоточилось на дорогах, идущих к Гжатску, к Ново-Дугино, к Можайску… Временами взгляд останавливался на Москве…

После донесения разведчиков о том, что на обоих флангах дивизии продолжаются стычки разведывательных подразделений с немецкими разъездами и гарнизонами в занятых противником селах, Веригин связался по телефону с командиром стрелкового полка Ярошенко, занимающим левый фланг полосы обороны. Выслушав доклад полковника Ярошенко, он приказал следить за деревней Лаврове и за автомагистралью Москва — Минск, куда немцы подтягивают свежие силы.

В течение всего телефонного разговора с Ярошенко Веригин видел, что вошедший адъютант ждет, когда генерал освободится, чтобы доложить что-то важное.

— Что у тебя? — спросил Веригин, повернувшись к адъютанту, когда связист дал отбой.

— Двадцать минут назад, когда вы были в полках, звонили из штаба армии. В двадцать два тридцать командующий армией вызывает к себе всех командиров дивизий девятнадцатой армии и группы генерала Болдина.

— Где будет совещание?

— В деревне Шутово, в штабе армии.

— Дорогу туда хорошо знаешь?

— Дорога скверная, но доберемся.

— Что еще у тебя?

— Капитан Дольников по вашему вызову явился, товарищ генерал.

Эти слова заставили вздрогнуть полковника Реутова, который, склонившись над картой района, высчитывал расстояние до Гжатска и от Гжатска до Можайска. Если бы Реутов не вскинул голову при упоминании фамилии Дольникова и из руки его не выпал циркуль, Веригин, может быть, и не счел бы необходимым принять начальника подрывной команды РГК один на один, без начальника штаба, который, как сообщил ему Лютов, имел прямое отношение к взрыву моста через Днепр.

Веригин повернулся к склонившемуся над картой начальнику штаба, и взгляды их встретились.

— Нужно проверить посты. Я собирался это сделать сам, но видите… Скоро нужно выезжать в Шутово. А добраться по нашим дорогам до Шутово — не шутейное дело. Так что давайте пройдитесь по всем постам боевого охранения.

Реутов сделал вид, что не обратил внимания на доклад адъютанта о том, что к генералу явился по вызову капитан Дольников. И это его нарочитое, притворное старание казаться безразличным к приходу Дольникова бросилось в глаза Веригину и еще раз подтвердило догадку генерала, что преждевременный взрыв моста тревожит полковника Реутова.

Дольников чуть ли не в дверях столкнулся с Реутовым. И этот поспешный шаг Реутова в сторону — полковник уступает дорогу капитану — бросился в глаза Веригину. Генерал невольно подумал: «Чтобы Реутов уступил дорогу капитану?! При его-то амбиции!.. Нет, полковник, видно, совесть твоя нечиста…»

— Садитесь, капитан, — сказал Веригин, когда Дольников доложил о своем приходе.

— Позвольте мне стоять, товарищ генерал. — Дольников подошел к столу и положил перед Веригиным докладную записку.

Генерал стал читать листок, исписанный каллиграфическим почерком.

«Командиру 2-й дивизии генерал-майору Веригину от начальника саперной спецкоманды РГК капитана Дольникова.

ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА

Настоящим ставлю Вас в известность, что по приказанию начальника штаба вверенной Вам дивизии полковника Реутова утром 9.Х.41 г. был взорван мост автострады Москва — Минск через реку Днепр. В момент взрыва огневым способом на мосту находилась часть колонны армейского госпиталя, состоящая из трех санитарных машин, в которых находились сотрудники госпиталя и раненые. Число погибших при взрыве неизвестно, но, по свидетельству часовых, охранявших мост, санитарные машины были до отказа заполнены тяжелоранеными бойцами и командирами. Все три машины в результате мощного взрыва моста пошли ко дну.

В ответ на мои попытки предотвратить взрыв моста в момент, когда через него проходила автоколонна армейского госпиталя, полковник Реутов прибег к угрозе расправой за помеху в его действиях.

С моей точки зрения, совершено воинское преступление, виновный должен быть наказан по закону военного времени.

Как начальник саперной спецкоманды РГК, кому было поручено взорвать мост через Днепр в выгодной для наших отходящих войск ситуации, слагаю с себя всякую ответственность за совершенное воинское преступление и прошу Вас, как командира дивизии, коей придана спецкоманда РГК, выразить свое отношение к совершенному преступлению.

10. Х.41 г. капитан Дольников».

Веригин долго смотрел в глаза стоявшему у стола капитану.

— Документ вы написали грозный.

— Я обратился к вам, товарищ генерал, потому, что у меня нет возможности оперативно связаться со штабом резерва Главного Командования. Моя команда, как и ваша дивизия, находится в окружении.

— Ну что ж, капитан… Людей, погибших из-за Реутова, теперь уже не воскресишь. Но все в жизни вознаграждается своей ценой: и доблесть, и подлость… Полковник Реутов ответит за трусость. Для этого я сделаю все, что в моих силах.

Загрузка...